 |
|
Зимняя пессимистическая (прощание)
Зимою этот город непригоден для жизни.
Это только для тебя снег был очищением, ты просто не любил осень.
Для меня же снег мертв, и мертвы деревья, и абсолютно не годится для дыхания терпкий и насквозь пробензиненный воздух.
Мы хоронимся в своих квадратных квартирах, прижимаясь к батареям. Жизненное пространство - три метра вокруг источника тепла, остальное - тьма внешняя, холод и мрак.
А Остров сейчас особенно мертв - плоские деревья на фоне мутно-оранжевого зимнего неба - свет фонарей бьет в облака, блестящая река между стволов.
Ты мог смотреть на такие красоты часами, заворожено и отрешенно; мне же было скучно. Красота - летом: звуки и шорохи, плотный, пахучий ветер.
Колючий зимний воздух не может быть красив, пусть даже убивает микробов, пусть ты лечишься холодом от своих простуд, накинь же капюшон, даже смотреть на тебя - дрожь пробирает. Это у тебя не мерзнут руки...
Это ты на самом морозе раскидываешь в последний раз свою разноцветную колоду, желто-красное Таро, как осенние листья на первом снегу.
Осенью было серо и дождливо, осень была стальной и свинцовой, и свинцово лились бесконечные разговоры, серенькие и плоские. Но осень была наполнена - хоть серостью, хоть бесконечными разливами слов, хоть крестами и квадратами твоей колоды.
Для тебя этот снег был очищением от осенней свинцовости, торжеством брезгливости - идеальная чистота.
Для меня - смертью, хотя слова о смерти тогда еще ничего не значили, а потом стало ясно, что для смерти совершено неважно - снег на улице или листва.
Но декабрь, для тебя кипевший болью, раздираемый напополам, - для меня оказался адом.
Декабрь - самый темный месяц, день состоит из сплошного тускленького заката, и я прячусь в себе, словно в пещере, и никакая колода больше не вытащит меня на свет, даже твоя.
Карты не лгали - им просто нечего было нам сказать и поэтому они вежливо предсказывали стандартный казенный дом и разлуку, пока я стандартно-уверенно вытягивала пустую карту.
Но разговоры становились все жиже, как чай третьей заварки, безвкусны и тяжелы, и лексика несла нас в разные стороны, а фонетика закрепляла различия...
Зимой плохо курить - пальцы мерзнут и не могут удержать сигарету, ветер рвет пламя из зажигалки и несет к зимним звездам, а дым пополам с морозом только дерет легкие. Но как не курить, когда ты - уходишь, уходишь, вдруг найдя истину где-то там, между стволов, очистившись этим снегом ото всех нас - и от меня. Мороз выжигает сентиментальность, и руки немеют, и - было ли то рукопожатие? - даже и было - холод, не ощутить...
А все, что потом - это от холода, от спокойных черных стволов на фоне разноцветной реки.
Запах, твой запах, только раздражает - он слишком резок в промороженном парном воздухе. Тепло не греет, вот, выйди на улицу - там та же ночь и тот же ветер, ничего не изменилось, и зима переливается колокольчиками истерических телефонных звонков.
Тебе досталось все тепло этой зимы.
Весь мир - олицетворение логики - между рекой и шоссе узкая полоска, расчерченная аллеями, располосованная стволами, ленты черно-оранжевого неба, яркая тесьма речной глади под обрывом, бахрома костров и боевых выкриков, распоясавшаяся метафора.
Голоса звенят и зудят, как подвальные городские комары, как посторонние гудки в телефоне, как далекий всхлип ночной сигнализации, как телевизор у соседей - на грани сознания, на острие слуха, и как тебе, должно быть, тяжело теперь вдумываться в этот зуд, в эти правильные баховские ноты, откуда тебе знать, что партита завершится тихим плачем в подушку, что опус номер такой-то закончится красной кровью на сером асфальте, а каденция концерта - просто вариация на тему бездарно-традиционного "не уходи...".
Ты уже не слышишь светской музыки, семь нот растворились в осени и остались только восточные, мучающие непривычный слух созвучия флейты и кото. И когда наконец из-за стволов парка, от реки вяло поднимется весна, окажется, что все уже по-другому, и прошедшая зима просто застыла одной из статуй в музее, и строчки стихов от времени ощутимо тускнеют и теряют запах - даже твой сандал не выдерживает аромата талой воды и оттепели.
Ты всегда мог точно предсказывать... Неужели, ты предвидел и это? Почему тогда ты тянул? Ждал, пока я сама уйду? А я... Я не ушла, хотя и не была слепой.
Потому что... Я не знаю, что удержало меня тогда.
Как и никогда не узнаю, почему именно в тот день я должна была опоздать. Опоздать к тебе... Успеть в последний миг, чтобы попрощаться.
Почему здесь так пусто? Серые равнины, холодной ветер... Это - моя душа? Мой мир?
Возможно... Теперь возможно...
Есть только одна вещь, приносящая цвет в эту серость... Теперь - только одна.
Если бы твои карты служили и мне... Я бы спросила. Лишь одно...
Всегда ли то, что кажется правильным, действительно им является?
Я вновь и вновь кричу это во тьму, но эхо не приносит мне иного ответа, кроме последних слов... Жаль, что я не верю эху. Только живым человеческим голосам.
Наступило время прозы, и память стала плоский и бесцветной, как промасленная, шуршащая калька, и ясно, что этот диалог наш с самого начала не был никому нужен, даже мне...
Но пока весна еще не поднялась паром с сияющей реки, пока еще не прибавилось света в небе - я буду стоять между черных стволов и вести беседу, пытаясь понять, как можно было терпеть этот холод, а от костров будут нестись выкрики, но я не пойду к кострам, чтобы согреться... Их теплу все равно не согреть меня.
Круг времен
Зябкое, холодное, бескрайнее...
Одиночество.
Каждый человек одинок. Он рождается один и умирает один.
Один ищет свой смысл жизни...
Вечно один, вечно одинокий в такой же толпе индивидов. Вечно в поиске банального тепла... Вечно ищущий, и почти никогда не находящий.
Липучая, вязкая...
Тьма.
Пробивающаяся во всех поступках и взглядах. Подкрадывающаяся незаметно, но навсегда оставляющая свой след в опустошенной душе.
Думающая только о себе и о собственной выгоде тьма, нашептывающая в ухо: "Все равно. Главное, что тебе сейчас хорошо".
Гулкая, шепчущая...
Пустота.
Поглощающая все чувства, амбиции и желания. Выжигающая все, что когда-то создавало человека. Заменяя стремления безразличьем. Показным или истинным. Холодным, как Полярная Ночь...
Создающая маски, не желающие примиряться с мыслями и действиями других собственных масок...
Безлунное, морозящее...
Отчаяние.
Отрезвляющее лучше любых потрясений. Загоняющее в пучину еще глубже. С каждым мигом солнце становится все тусклее...
Самолюбию на растерзание отдается совесть и память.
А потом в игру вступает здравый смысл и самокритика, довершающие погружение.
Паническое, безумное...
Бегство.
От самого себя и от реальности.
Бегство, которому покровительствует собственный страх. Страх снова увидеть сияние звезд сквозь пустоту, потому что натолкнувшись на мираж падать вниз будет во сто крат больнее.
Нестойкий, боязливый...
Свет.
Хваленый "свет в конце туннеля", который виден, но неощутим. Робкая надежда, что в этот раз можно будет забыться в мерцающем сумраке иллюзорного мира, сидя у зажженного камина, глядя на вечерний осенний лес, раскинувшийся сразу за обрывом, наблюдая за звездопадом и игрой лунной дорожки на поверхности моря, рассматривая цветущую сакуру, освещенную молодым месяцем... Забыть о том, что в реальности ничего этого не существует, и не может существовать...
А за окном падает снег, потому что здесь - север... И через несколько часов возможно увидеть полярное сияние...
Умиротворение, вызванное победой иллюзии над реальностью, поддерживаемое извечной фразой: "Все будет хорошо... когда-нибудь".
Робкий, испуганный, неуверенный...
Шаг навстречу...
Боязнь ошибиться, причинить боль, испугать и насторожить своим странным поведением,.. Боязнь, что собственное ощущение нереального мира, не совпадет со степенью ощущений того человека, который находится рядом...
Короткий взлет вверх, и вновь вниз, лицом о камни, серый асфальт, острые пики утесов...
И фальшивая улыбка на лице, подтверждающая глупость фразы, сказанной немногим раньше.
В зависимости от удачности "встречи с землей", все начинается с начала.
Зябкое, холодное, бескрайнее
Одиночество...
Уход
- Не уходи!
Кричу. Снова и снова швыряю слова в безмолвие темноты.
- Не уходи...
Уже не крик - шепот. Шепот измученного горла, отказывающегося продолжать лингвистические эксперименты.
За окном начинается ночь. Обычная электрическая ночь серого города.
Ночь, ничем не отличающаяся от тысяч таких же ночей.
Ничем, кроме одного.
"Не уходи"
Тебе хоть иногда бывает больно?
Ты хоть иногда что-то чувствуешь?
Нет. Ты слишком хорошо знаешь, что все твои действия - только игра. Маска на твоем лице...
Она безжизненна. Только глаза еще живут, выражая все то, чего не написано на твоем лице. Не хватает темных очков.
Глаза выдают тебя. Ты еще не умеешь маскировать свой взгляд. Не зря говорят, что глаза - зеркало души. Они не врут. Чтобы скрыть правду, надо искренне верить в то, о чем говоришь.
А ты... Ты не веришь. Поэтому тебя можно читать по глазам...
Впрочем, это не важно.
Наверное.
Ветер из распахнутого окна. Зимний северный ветер, приводящий меня в чувство, выбивающий из души и разума всю дурь, в которую я верил, пока ты был рядом. Верил, чтобы ты не мог читать меня.
Твоя фигура исчезает в свете фонарей. Как обычно, не оборачиваясь.
И хвала небу! Потому что, обернувшись, ты можешь увидеть меня и услышать то, что донесет до тебя ветер.
"Уходи!"
Навсегда...
Улыбаюсь...
Ловлю себя на том, что моя улыбка становится похожей на твою. Улыбка хищника, готового к прыжку.
Такая же как у тебя. Хищная. Безразличная.
Это не только твоя игра.
Беги!
Беги, не оборачиваясь!
Исчезай в темноте зимних улиц!
У тебя нет власти надо мной...
Судьба
Они были совсем разные. Они отличались друг от друга внешностью и цветом глаз.
Непонятно, почему они встретились.
Они любили одно и тоже, но жили совсем по-разному.
Им было плохо вдвоем и, иногда, плохо друг без друга.
Непонятно, почему они сошлись.
Они могли понимать друг друга без слов, но все реже пользовались этим умением.
Они могли помочь друг другу, когда видели, что помощь нужна. Но почему-то не торопились вновь находить общий язык.
Они могли бы достичь всего, чего бы только пожелали.
Но они не могли найти компромисс именно в такие минуты.
Невероятно, как долго они смогли продержаться рядом.
Они искали самих себя.
Они хотели вновь верить в людей.
Они методично истребляли эту самую веру друг в друге, обвиняя ближнего в ее исчезновении.
У них была общая религия – вечность.
У них был один бог - смерть.
У них был один культ – игра.
Они жили во имя.
Они дышали для...
Они видели ангелов.
Они не верили в чудеса.
И умерли в один день.
Похоронив свои мечты и надежды. Не оставив окружающим ничего, кроме фотографий.
Наверное, этих людей просто не было.