Главная | Обратная связь

Краткий исторический обзор православия

Православие начинается не с учения Апостолов. Апостольский век заканчивается со смертью последнего из них, Иоанна Бого­слова. Самое великое открытие, которое сделал Иоанн это то, что «Слово было Бог» (Иоан. 1, 1). Поэтому он и назван Богословом. «Слово стало плотню» (Иоан. 1, 14) — это сказано о воплощении Иисуса Христа (1 Тим. 3, 16).

«Словом Господа сотворены небеса и духом уст Его - все воинство их»,— читаем мы в 6-м стихе 32-го псалма. Иисус Хрис­тос — Творец. «Ибо Им создано все, что на небесах и что на зем­ле, видимое и невидимое» (Кол. 1,16; Откр. 3,14). Все учение Иисуса Христа, изложенное Евангелистами и Апостолами в двадцати семи книгах Нового Завета — это незыблемая и единственная основа христианской догматики.

Первый период христианства — это век Апостолов и их учени­ков. Учениками Апостолов считаются Климент, Поликарп, Игна­тий, Варнава. Со II и до начала IV века, когда при императоре Константине гонимые христианские церкви были официально при­знаны, простирается второй период церкви. Этим двум периодам соответствуют два послания из Откровения Иоанна (Ефесской и Смирнской церквам). Смирнской церкви нет нареканий. Ефесской церкви сделано серьезное нарекание, что оставлена первая любовь. В чем это выражалось?

Историки христианства полагают, что главной причиной этого замечания было отступление от первоапостольской простоты и равенства христиан (Д. Ап. 4, 34—35). В церкви появляются бо­гатые, а также начинается возвышение роли епископа. Особенно это видно из писем Игнатия, епископа Антиохийского, который не­однократно называл себя «богоносцем». (Позднее родилась леген­да, что он был тем самым ребенком, которого Иисус призвал и поставил в пример среди учеников). В 107 году Игнатий был при­говорен к смертной казни.

Три столетия в десяти гонениях, санкционированных римски­ми императорами, Церковь страдала, но оставалась верной Иисусу Христу. В этот период было много мучеников за истину. Оста­лись свидетельства некоторых очевидцев (или выдававших себя за таковых) смерти Апостолов и их учеников. Сохранились труды писателей: Цельса, Юстина, Аристида, Маркиона, Тертуллиана, Иринея Лионского, Климента Александрийского, Оригена, Киприана. Для нашего исследования очень важно знать, что все эти авторы были разных убеждений. Цельс был противником хри­стианства; Маркион — еретиком, пытавшимся отвергнуть Ветхий Завет; Тертуллиан — апологетом церкви.

Очень ценны поучения Иринея Лионского. Одно их них хочет­ся привести: «Ошибка никогда не предстает в обманном виде, дабы не быть раскрытой. Наоборот, она облачается в элегантные одеж­ды, чтобы опрометчивый человек верил, что она заслуживает боль­шего доверия, чем сама истина».

Много полезного у Климента Александрийского и у его после­дователя Оригена. Ориген внес огромный литературный вклад в христианское богословие. Большую ценность представляет его апология «Против Цельса», но он пытался связать христианскую веру с философией (неоплатонизм). Во многих вопросах Ориген был скорее последователем Платона, чем христианином. Отвергая теорию Маркиона и гностиков, он все же расходится с Иринеем и делает неправильный вывод, что физический мир и история возникли и существуют в результате греха.

Более подробно мы познакомимся с жизнью и деятельностью Тертуллиана, написавшего несколько трудов в защиту христианской веры против язычников и против ересей; наиболее ценными являются «О душе» и «Опровержение еретиков».

Тертуллиан не только стремится показать, что еретики заблуждаются, но отрицает за ними право вступать в спор с церковью.

Он заявляет, что Писание принадлежит церкви. Церковь поль­зовалась Библией на протяжении нескольких поколений, и ерети­ки не оспаривали ее права владеть Писанием. Если изначально Церкви принадлежало не все Писание, теперь оно принадлежит ей полностью. Следовательно, у еретиков нет права на Библию. «Пра­вом истолкования Писания обладает только церковь, которой оно принадлежит по закону». (Хусто Л. Гонсалес. История христиан­ства, т. 1, с. 76).

Этот вывод Тертуллиана католики применяли против проте­стантов в XVI веке. Его пытался использовать и С. Кобзарь, но это бесполезно. Церковь — вечное создание Иисуса. Она суще­ствовала не только в первые века, она будет существовать до пришествия Иисуса Христа. Из высказываний Тертуллиана мож­но сделать ценный вывод: Священное Писание принадлежало Церкви всегда, и в первые века она устояла лишь потому, что не отступила от него.

Упомянув о писателях разных направлений первых трех веков, хочется убедить читателя, что без Библии ориентация на церков­ное предание абсолютно невозможна. Труды ни одного из писа­телей, даже самые положительные, нельзя принимать целиком, как мы поступаем с Библией. Еще раз повторяем наше неизменное правило: из преданий можно принимать лишь то, что не проти­воречит Священному Писанию. Кто-то возразит, что труды Тер­туллиана можно бы принять целиком. Но даже здесь кроется опасность. А почему? Да потому, что даже такой его вывод — «у еретиков нет права на Библию,., правом истолкования Писания об­ладает только церковь» опровергнут им самим и всей христиан­ской историей. Дело в том, что еретиками часто называли истин­ных последователей Иисуса Христа. А кто называл? Большие отступившие от истины деноминации. А что случилось с самим Тертуллианом?

Сделаем еще выписку из «Истории христианства» Хусто Л. Гонсалес:

вот примерно в 207 году этот стойкий противник ереси вступил в ряды монтанистов. (Бывший языческий жрец Монтан требовал неоправданной Священным Писанием строгости жизни. Монпюнисты увлекались пророчествами, которые выражались в сильном возбуждении. Всех, не впадавших в такое состояние считали плотскими. Из членов церкви Монтан был исключен, уми­рал душевнобольным.) Причина этого шага Тертуллиана остается одной из многих загадок истории церкви, ибо в его собственных сочинениях и в других документах этой эпохи очень мало прямых указаний на мотивы этого шага. На вопрос, почему Тертуллиан стал монтанистом, нет однозначного ответа» (т. I, с. 77).

Время царствования императора Константина православные историки считают расцветом христианства, но, на самом деле, это было отступлением от Христовой истины. Церковь смешалась с миром, стала государственной. Отступление следовало одно за дру­гим: молитвы за умерших, почитание Ангелов и святых, крещение младенцев, литургия-месса, обожествление Марии, священниче­ские одежды, миропомазание вместо возложения рук, освящение воды, чистилище, всемирный патриарх, храм всех святых вме­сто римского «Пантеона» (храма всех богов), поклонение кресту, обожествление мощей, целование ног папе, поклонение иконам, кре­стное знамение, индульгенции, разделение церкви на католиче­скую и православную в 1054 году.

Теперь православные хотели бы отказаться от многих отступ­лений и приписать их католикам во главе с римским папой, но факты истории опровергнуть невозможно. Даже индульгенции были выдуманы папой Иоанном XVIII в 1016 году, до разделения церк­ви. Остаться невиновными православным просто невозможно, так как это было время Семи Вселенских соборов, которые православ­ные безоговорочно принимают.

В 326 году Константин повелел на месте древнегреческой ко­лонии Византии заложить город Константинополь, куда в 330 году перенес из Рима свою столицу. Между архиереями началась борьба за первенство, длившаяся вплоть до раскола церкви. В Восточной церкви в IV веке особо почитаемыми были: Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов (Назианзин), Иоанн Златоуст; на Западе больше чтили Амвросия Медиоланского и Августина Блаженного, умершего в V веке (430 год).

Августин разработал учение о Троице и о предопределении. Учение о предопределении Августин унаследовал еще от манихеев, где он находился до двадцати восьми лет.

В нашем исследовании нас больше будет интересовать Вос­точная церковь, которую православные считают своим оплотом. Византийские императоры имели большую власть над церковью. Политические интриги порождали богословские споры.

В раннем средневековье богословские распри стали одной из отличительных черт восточного христианства. Труды великих каппадокийцев (Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Богослов [Назианзин]) и Иоанна Златоуста не смогли предотвра­тить богословских споров о Троице, а потом об истинной и чело­веческой природе Иисуса.

Вселенский собор в Ефесе в 431 году объявил Нестория, учив­шего, что в Иисусе соединились «две природы и две личности», еретиком. Сторонник Нестория Иоанн Антиохийский созвал соб­ственный собор и объявил еретиком Кирилла, епископа Александ­рийского, осудившего Нестория.

Споры не умолкали до IV Вселенского собора (Халкидон, 451 год), который выносит новое решение, приняв выдвинутую еще Тертуллианом формулировку о существовании во Христе «двух природ в одной личности». Были осуждены по этому вопросу епис­коп Александрийский Диоскор и монах Евтихий. Но споры не прекратились, пока не произошло деления на «монофизитов» и «монофелитов», которые между собой так и не примирились. Спо­ры продолжились до VI Вселенского собора в Константинополе (680—681 гг.) Монофелитство было осуждено. Римский папа Го-норий был объявлен еретиком.

Возникает закономерный вопрос: как же, по православной дог­матике, без дискуссий воспринимать решения соборов, когда они были диаметрально противоположными?

Еще более острым был спор между иконоборцами и иконопочитателями. Их вопрос решался на нескольких местных и на VII Вселенском соборе (Никея, 787 год). В 842 году было вос­становлено иконопочитание. Около ста тысяч иконоборцев были преданы смерти. 842 год до сих пор отмечается как «праздник пра­вославия». Да помыслит непредвзятый искатель истины, на какой жертве утвержден этот «праздник»!

В дальнейшем несторианские взгляды приняла церковь в Пер­сии; армяне и эфиопские христиане до сих пор остаются монофизитами. Завоевания арабов-магометан пошатнули основы Визан­тийской империи. Многие христианские центры — Иерусалим, Антиохия, Дамаск, Александрия и Карфаген — оказались в руках мусульман. В Карфагене и вокруг него христианство вообще было искоренено.

Вот таким было христианство в Византии: внешне — единое, внутри — противоречия и разделения. Все же для языческой Руси принятие и такого христианства в 988 году было действием весь­ма положительным. После раскола церкви на католическую и ортодоксальную (православную) в 1054 году связи России с Ви­зантией стали еще более прочными. Но в 1240 году Россию захва­тили монголы и управляли в ней более двух веков. В 1453 году Константинополь был захвачен турками. Почему же Бог допус­тил, что Византия, оплот православия, пала? В XVI веке Русь объя­вила Москву «Третьим Римом». Ее правители стали называться царями, а митрополит Московский — патриархом. «Святая Русь» берет на себя мировую роль спасительницы православия. Но что осталось от «Святой Руси» при Петре I, каково было ее духовное состояние, к"ак с отменой патриаршества был учрежден Синод — об этом уже было сказано.

В заключительной части обзора православия необходимо еще поразмыслить о православной России. Некоторые выдержки мы будем приводить из уже известной нам книги игумена Иоанна Экономцева «Православие. Византия. Россия» (М., 1992).

Какой же была «Святая Русь» объявившая себя «Третьим Ри­мом»? В XVI веке на Руси есть и патриарх, и «вселенский защит­ник православия» — царь Иван Грозный. Всем известно, что он в гневе убил даже своего сына, но мало кто знает, что он семь раз венчался в православном храме (конечно же, не с одной женой). Где же она — святость и справедливость? Если по православному закону возможно только одно венчание, то царя, конечно, можно и семь раз повенчать: во-первых, он — царь, а во-вторых, царь за православие подвизающийся. Народная мудрость гласит: рыба гниет с головы. Но какой общий духовный уровень православной Рос­сии тех времен?

Иоанн Экономцев пишет:

«Любопытным документом, раскрывающим отношение проте стантов к православной России, являются записи Матвея Шаума, немца лютеранского вероисповедания, служившего до 1613 года в шведском войске. „Русские,— пишет он,— всех на свете грешнее по своему закоснелому неверию и безбожию, несмотря на то, что только себя называют святым народом, а всех прочих сквер­ными басурманами... (они) под именем христиан остаются прямыми варварскими язычниками. Я не думаю, чтобы они удержали свою веру".

Сообщая о захвате Новгорода и других городов, Шаум про­должает: „Таким образом, Господь Бог и здесь, в сем варварском идолопоклонническом народе, показал доброе начало к зачатию евангельского учения и к распространению христианской церк­ви... С мольбою да совершит Он Благое начатое дело... то есть с помощью сих народов отныне посрамит врагов любезного Своего христианства, особливо же папу, который в сем месте думает ворваться в стадо Господа... Отныне мы не как прежде, уж не против москвитян, но за москвитян должны молить Бога (так как их могущество, которым нас устрашали, уже миновало), да спа­сет их от глубочайшего и всепотопляющего суеверия и идоло­поклонства и наставит на путь совершенного познания Существа Своего и воли и да присоединит сии души овец Своих до конца света к Своей пастве"* (с. 68).

Все же нам отрадно отметить, что при таком низком духовном уровне в православном богословии делались и добрые выводы из Священного Писания. Сейчас, когда многие западные протестан­ты, принявшие учение Кальвина о предопределении (некоторые частично), пытаются насадить его в бывшем СССР, что нас очень беспокоит, мы отвечаем, что кальвинизм для нас неприемлем, ни по Слову Божьему, ни по традиции. У нас не было почвы для каль­винизма.

По этому поводу И. Экономцев пишет:

«В церковно-историческом и богословском отношении особый интерес представляет написанное Лихудами (греческие просве­тители России, братья по плоти, основавшие в 1684 году в Мо­скве Славяно-греко-латинскую Академию) в 1701 году полемиче­ское произведение „Слово о предопределении". В нем впервые на Руси был поставлен вопрос о предопределении и условиях оправдания человека. Сочинение написано в форме проповеди. Цель труда — доказать, что предопределение не безусловно и не независимо от добрых дел. Говоря, что Бог от века предназна­чил одних к блаженству, а других к погибели, Лихуды заявляют, что это предопределение основывается на предвидении Им, кто воспользуется спасительной благодатью и кто отвергнет ее Предопределение в их интерпретации, по существу, и есть Бо­жественное предвидение.

Безусловно, детерминизм, по мысли Лихудов, несовместим с абсолютной благодатью Бога, даровавшего человеку свободу воли и право выбора между добром и злом. Подчиняя жизнь лю­дей господству необходимости, детерминизм лишает человека не только свободы воли, но и самой индивидуальности, уничтожает человеческую личность. В конечном счете он приводит к пан­теизму, к пониманию образования мира не как акта свободной Всемогущей воли, а как следствие неизбежного развития Боже­ства и Его эманации» (с. 103).

История православия требует глубокого анализа и сравнения его догматики со Словом Божьим. Приведенный выше вывод Лихудов мы можем только приветствовать. Добрые совпадения в догматике с Библией будут уже не православными, а общехри­стианскими, а к выводам, несоответствующим Слову Божьему, отношение должно быть однозначным — не принимать!

Хотя С. Кобзарь пытался представить православие как доско­нально разработанную доктрину, согласованную со Священным Писанием и преданием, но серьезный историк Иоанн Экономцев делает противоположный вывод. Он пишет:

«Как это ни кажется теперь странным и парадоксальным, но церковно-исторической науки у нас до XIX века не существо­вало. Целое столетие действовала в Москве высшая Богослов­ская школа, но лекции по церковной истории там не читались. Из стен Академии выходили богословы, философы, поэты и пе­реводчики, церковные и государственные деятели, доктора ме­дицины, но только не церковные историки» (с. 126).

И далее:

«Сама логика развития церковно-исторической науки ве­ла ее от изучения фактов и их систематизации к осмыслению исторического процесса. Все более настоятельной ощущалась не­обходимость создания особой науки — православной философии истории. Эту задачу наше богословие до сих пор не решило, несмотря на работу в данной области А. С. Хомякова, А. В. Горского, Вл. Соловьева, И. Бердяева, О. Сергия Бугакова и дру­гих русских мыслителей. В начале века (XX) в московской Ака­демии, пожалуй, больше всех других проявил интерес к фило­софскому осмысливанию церковно-исторических событий профес­сор нравственного богословия М. М. Тареев (1866—1934).

Исходная посылка философского взгляда М. М. Тареева на историю безупречна. Он говорит, что „осветить всемирную исто­рию с христианской точки зрения — значит поставить в ее центр Лицо Христа, идею евангельской истории, указать место христи­анской идеи во всемирной эволюции" * (с. 139).

Поставить в центр Христа!!! Как хорошо сказано, и как необ­ходимо всю историю человечества увидеть в лучезарном свете Евангелия!

Почему всем русским властителям нужно было (нужно и сей­час) православие? Ответ мы, наверное, найдем, обратившись к эпохе Петра I.

И. Экономцев пишет:

«Разве не удивительно то, что Петр, насаждавший в России западные обычаи и окружавший себя иностранцами, вводит смерт­ную казнь за совращение православных в иную веру? В постанов­лении Синода, принятом в 1723 году, говорилось: „Во всех государствах твердое узаконение и обычай своим природным жи­телям от своей природной госидарственной, хотя и худшей. веры отступления не допускать и отступивших смертью каз­нить». Этот законодательный акт был издан не в интересах церкви, занимавшей в данном вопросе более терпимую позицию, а в интересах государственного режима, боровшегося против ина­комыслия и рассматривавшего последнее как вызов государствен­ной власти. Само государство следило за регулярным посещени­ем гражданами храмов, за соблюдением исповеди и так далее, и нарушения в этой области влекли за собой наказание штрафами. Более серьезные нарушения наказывались с беспощадной же­стокостью: за богохульства, например, по воинскому регламен­ту надлежало „язык прожечь и голову отсечь". Молох тотали­таризма требует жертв» (с. 163).

Вот на чем держалось православие! Мы уже говорили о вве­дении Петром I указа, обязывающего священников докладывать о Содержании тайной исповеди особому Преображенскому приказу, об учреждении в 1718 году «Тайной Розыскных дел Канцеля­рии». В этом свете по-особому хочется взглянуть на раскольни­ков-старообрядцев. Конечно, они более искренне верили в Бога, будучи готовы за свои убеждения и на смерть пойти, чем офици­альное духовенство, трусливо соглашавшееся со всеми действия­ми главы государственной церкви, царя Петра I. А ему правосла­вие нужно было только для осуществления своих замыслов (мы говорили о «Третьем Риме»), на исполнение которых благословляли воинов красиво звучащим призывом: «За Русь святую, за веру православную!». Православие и сейчас нужно тем, кому дорог пан­славизм. Оно пробуждает патриотические чувства, но при этом совершенно забывается евангельский Христос, кротко научающий: «Вы слышали, что сказано: „Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А Я говорю вам: „Любите врагов ваших, благослов­ляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и моли­тесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного"» (Матф. 5, 43—45).

Очевидно, современному исповеднику православия не избежать дилеммы: или быть православным патриотом, или стать евангель­ским христианином в полном смысле этого слова.

На этом можно было бы и закончить краткий обзор правосла­вия, но перед моими глазами - во весь газетный лист фотография одного из Московских патриархов XX века в своем величествен­ном облачении. Не буду называть имя патриарха, потому что под портретом написано: патриарх - агент Лубянки. На другой сторо­не листа — подробное описание, как он был еще в молодости за­вербован. Эта фотография и статья — результат нового раскола в русском православии, раскольников назвали «филаретовцы». Они желают быть независимыми от Московской патриархии.

Я не хочу говорить что-то в пользу филаретовцев, но по всему видно, что у диакона С. Кобзаря не получилось идеального порт­рета православия. Да и не получится. Пусть сейчас, после петровских времен, опять появились патриархи, но многие православные согласны, что лучше бы не вспоминать историю с патриархом Тихоном и течением ИПХ (истинно православных христиан). И это даже не история, а наша современная реальность.

И тем не менее, нам нужно любить наш простой, добрый, но бесконечное число раз обманутый несчастный народ. Ему нужны не обряды, хоть и названные «таинствами», а живой, спасающий Христос. Спасающий от греха и ужаса бесцельности жизни, ли­шенной Идеала, которым может быть только Иисус. Многое в православии, как мы видели, еще не изучено. Пусть бы осталось все славящее единого Бога, пусть бы проникновенно звучали хоры, но если бы упразднили все, что оскорбляет величие Творца! Были же и есть те, кто желает обновления православия. Но любое об­новление, а лучше сказать, освящение, надо совершать только по Слову Божьему.

Заключение

В заключение хочется сказать, что все хорошее останется хо­рошим; золото останется золотом, если даже его забросали гря­зью; и истинно прекрасно лишь то, что прекрасно в очах Божьих, а не с человеческой точки зрения. Бог Свой критерий истины дав­но открыл людям в Своем Слове.

. Много рассуждений и дебатов у ученых и представителей твор­ческой элиты в искусстве и литературе, а также у богословов вызвало сейчас «открытие исихазма». Исихазм — это желание личной уединенной встречи с Творцом, стремление уподобиться Ему, познавая вдохновенные тайны творчества. Еще в XIV веке Григорий Палама в Византии на диспуте монахом Варлаамом отстоял правоту этого учения вопреки агностикам (учение о невозможности познания вещи самой в себе).

Да, Бог познаваем, познаваем сердцем, но не греховным, а чистым (Матф. 5, 8). А ведь это учение было совсем забыто в православии.

И. Экономцев пишет:

«Русская церковно-историческая наука „открыла" исихазм во второй половине XIX века. Это, конечно, звучит парадоксально. Ведь исихазм. проник на Русь задолго до споров архиепископа Солунского Григория Паламы и калабрийского монаха Варлаама, и вместе с тем... в официальном издании „православнейшего государства Российского" /удивительно, но — факт/ сторонники св. Григория Паламы именовались не иначе, как „сектой исихастов" или „сектой паламитов"» (с. 168).

А ведь сторонниками Григория Паламы были почитаемые те­перь Сергий Радонежский (XIV в.). Нил Сорский (XV в.), Паисий Величковский (XVIII в.), Тихон Задонский (XVIII в.), Серафим Саровский (XIX в.). Когда-то их называли сектантами, а теперь почитают. Свои действия Бог совершает не через официальных архиереев государственной церкви, через которых якобы осуще­ствляется преемственность священства, а через сосуды, избира­емые Им на определенное время. Все в свое время будет переосмыслено и переоценено. Истинно прекрасное и ценное должно принадлежать всему человечеству. Правильно пишет И. Экономцев:

Исихазм — это феномен не только русской и общеправо­славной духовности и культуры. Это достояние всего христи­анского мира, всего человечества, и пора подойти к нему без конфессиональной и идеологической предвзятости, не столько, может быть, оглядываясь назад, сколько устремляя взор в буду­щее» (с. 192).

Точно так же надо относиться и к трудам великих каппадокийцев, Иоанна Златоуста и западных церковных мыслите­лей, с благоговением памятуя о том, что ценой многих страданий верные сподвижники Христовы донесли до нас Евангелие, добрую весть - спасение дается по вере.

«Да не смущается сердце ваше,— сказал Иисус,— веруйте в Бога и в Меня веруйте» (Иоан. 14, 1).

Всех, кого, быть может, смутили кажущиеся правильными доводы С. Кобзаря, хочется ободрить надеждой на Господа.

«Не смущайся,— говорит Господь,— ибо не будешь в пору­гании» (Ис. 54, 4).

И ты не смущайся, Сергей, что впал в искушение. У тебя еще есть время поправить свой светильник и запастись маслом, есть время вспомнить о первой любви к Господу и покаяться, чтобы твой светильник не был сдвинут с места его (Откр. 2, 4-5).

Да благословит Господь уповающих на Него и да поможет ищущим Его встретиться с Ним!

Хочется закончить этот труд словами Иоанна Златоуста: «Слава Богу за все! Аминь».