Здавалка
Главная | Обратная связь

Гомер нарушил слово 4 страница



– Разве кто‑нибудь умер? – встревожился Уолли, но помощник уже скрылся в дверях больницы. И притаился в темном углу коридора, лихорадочно соображая, что делать дальше.

Совершенно очевидно, он нанес тяжкую обиду утонченной, легкоранимой душе водителя катафалка. Очень эта профессия деликатная, укорял он себя. Каких еще ошибок он наделает? В том месте, где он прятался рядом с провизорской, сильно пахло эфиром; помощник, конечно, не знал, что тело, которое он пришел лицезреть, находилось всего в десяти шагах от него. Ему чудился запах младенцев, один плакал где‑то совсем рядом. Когда родятся дети, думал он, женщины держат ноги вверх, так что пятки нацелены в потолок; эта картина пригвоздила его к полу. «Пахнет кровью», – прошептал он; чувствуя, как его одолевает панический страх, он вжался в стену, и Уолли, войдя следом, не заметил его. Скорей бы узнать, кто умер! Уолли бросился в провизорскую, в нос шибануло эфиром, и его опять стало мутить. Увидел на койке ноги, шепотом принес извинение и выбежал в коридор.

И тут услыхал обращенные к Кенди слова Анджелы, она уже могла сидеть, и Уолли без спроса влетел в операционную, но радость, написанная на его лице, была так велика – слава Богу, Кенди жива! – что сестра Анджела не рассердилась на него за бесцеремонное вторжение.

– Входите, пожалуйста. Мы себя чувствуем гораздо лучше, – заговорила она в задушевной больничной манере, употребляя множественное число вместо единственного. – Нам еще рано бегать и прыгать, но сидим мы уже прекрасно. Правда? – Сестра Анджела взглянула на Кенди и, заметив, что та просияла при виде Уолли, поняла, что их лучше оставить вдвоем.

В Сент‑Облаке не помнили ни одной трогательной истории о «его» присутствии в операционной; Анджела и радовалась, и не верила глазам своим – эти двое любят друг друга! «Уборку сделаю потом, – подумала она, – или попрошу Гомера».

А у Гомера с д‑ром Кедром шел свой разговор. Сестра Эдна увезла женщину из Дамарискотты в палату рожениц и уложила в постель; д‑р Кедр осматривал новорожденного, которого принимал Гомер, юного Стирфорта (Кедр уже успел раскритиковать имя – Стирфорт все‑таки был подловат, может, Гомер эту главу забыл? Да еще такая смерть! Одним словом, не имя, а каинова печать). Но сейчас речь шла уже не о Стирфорте.

– Уолли сказал, это займет не больше двух дней, – говорил Гомер. – Как я понял, надо погрузить саженцы на машину. Сорок деревьев. Мне бы очень хотелось увидеть океан.

– Конечно, тебе надо ехать, Гомер, – сказал д‑р Кедр. Он пощупал пальцем животик новорожденного; другим проверил хватательный рефлекс, затем направил слабый лучик света в один глаз младенца, потом в другой.

– Меня не будет всего два дня, – продолжал Гомер. Уилбур Кедр покачал головой, сначала Гомер подумал, что Кедр заметил у ребенка какой‑то дефект. Но Кедр вдруг сказал:

– Два так два. Но я тебе советую воспользоваться случаем, ухватиться за любую возможность. А для этого двух дней маловато, а?

Гомер уставился на д‑ра Кедра, но тот осматривал ушки Стирфорта.

– Если ты, Гомер, понравишься этой молодой паре и если они тебе понравятся, то, как знать… – Д‑р Кедр замолчал было, но тут же прибавил: – Ты, я думаю, познакомишься с их родителями, и если ты им понравишься… Полагаю, надо понравиться.

Говоря это, он не глядел на Гомера, у которого расширялись глаза, а проверял, как перевязана пуповина. Стирфорт все это время заливался, не умолкая.

– Мы, думаю, оба знаем, Гомер, – продолжал д‑р Кедр, – что тебе надо уехать дольше чем на два дня. Ты понимаешь, конечно, я говорю не об усыновлении. Хорошо бы для начала найти там на лето работу! Вдруг тебя пригласят погостить подольше, что я хотел сказать… Если, конечно, тебе там понравится.

С этими словами д‑р Кедр взглянул на Гомера, и взгляды их встретились.

– Я понял, – после небольшой паузы сказал Гомер.

– Может статься, конечно, что ты захочешь через два дня вернуться, – с чувством произнес д‑р Кедр, и оба как по команде отвернулись – жест, символизирующий их отношение к такой возможности. – Тогда возвращайся. Ты ведь знаешь, тебя здесь всегда ждут, – добавил Кедр, моя руки.

И поспешил уйти, передав младенца Гомеру. И Гомер опять не успел сказать, как он любит д‑ра Кедра. Помощник начальника станции видел из своего угла, как Уилбур Кедр повел в провизорскую сестер Эдну и Анджелу.

Наверное, эфирный дух провизорской подействовал успокаивающе на Кедра, и он смог отдать соответствующие распоряжения своим верным сподвижницам.

– Надо подсчитать наши возможности, – сказал он. – Мне бы хотелось, чтобы мальчик взял с собой все деньги, сколько мы сможем втроем наскрести. И подыщите ему мало‑мальски приличную одежду.

– На два дня? – спросила сестра Эдна.

– Сколько же денег ему нужно на два дня? – подхватила сестра Анджела.

– Для него это шанс. Вы что, не понимаете? – перешел в наступление д‑р Кедр. – Думаю, через два дня он не вернется. Надеюсь, что не вернется. Во всяком случае, «так скоро, – добавил он и почувствовал, что у него заныло сердце, напомнив то, что он совсем запамятовал, – „больное“ сердце Гомера. Как он скажет ему об этом? Где? Когда?

Д‑р Кедр пошел через коридор взглянуть, как чувствует себя Кенди. Он знал, они с Уолли хотят ехать как можно скорее, путь им предстоял неблизкий. И если Гомер действительно уезжает, пусть лучше уедет в спешке, без долгих сборов, хотя двадцать лет никто не назвал бы поспешными сборами. Пусть едет немедленно, д‑ру Кедру нужно скорее узнать, сможет ли он пережить разлуку.

«Думаю, что не смогу», – пронеслось у него в голове. Он проверил стерильным тампоном, нет ли у Кенди кровотечения; Уолли при этом смотрел в потолок, в пол, на свои руки.

– Все идет хорошо, – сказал д‑р Кедр.

Хотел было прибавить, что, если заболит низ живота или начнется кровотечение, можно всегда обратиться к Гомеру, но передумал, не надо взваливать на мальчика еще эти заботы. К тому же сейчас д‑р Кедр не смог бы произнести его имя.

– Они тебя берут? – спросил Гомера Кудри Дей, увидев, что тот складывает вещи.

– Но они не усыновляют меня, – успокаивал его Гомер. – Я вернусь через два дня.

– Они берут тебя, – сказал Кудри, и лицо его так жалобно сморщилось, что Гомер отвернулся.

Д‑р Кедр был доморощенный историк, но знал силу воздействия полученной когда‑то информации. И он поведал Кенди и Уолли о слабом сердце своего питомца. Не только потому, что боялся сказать Гомеру: зароненное сегодня зерно, предвидел Кедр, с течением времени даст всходы.

– Я никогда ни с кем не отпускал его, даже на два дня, не предупредив хотя бы в нескольких словах о его состоянии, – сказал д‑р Кедр. Чудесное слово «состояние»! Если слышишь его из уст врача, оно производит магическое действие.

Кенди, казалось, забыла, что только что перенесла аборт, а к щекам Уолли опять прилила кровь.

– У него слабое сердце, – продолжал Уилбур Кедр. – Я не говорю ему об этом, потому что не хочу волновать. От этого его сердцу будет только хуже, – поверял д‑р Кедр свою «тайну» двум чистым душам, доверчиво и горячо внимавшим ему. – До нынешнего дня он не подвергался никаким опасным воздействиям. Не знал никаких травм, ни душевных, ни физических, никаких упражнений, превышающих его силы, – говорил д‑р Кедр, сочинивший идеальную жизненную историю для человека, которому следует соблюдать осторожность и держаться подальше от опасных ситуаций. Этой истории предстоит стать якорем спасения для Гомера. Такую историю, понимал д‑р Кедр, мог сочинить только отец. Дело оставалось за малым – заставить сына поверить в нее.

А Гомер в эти минуты, сколько ни старался, не мог выдумать никакой истории, чтобы смягчить горе Кудри Дея, который спрятался под несколько подушек и одеяло и безутешно рыдал.

– Зачем, ну зачем тебя усыновлять? – причитал он сквозь рыдания. – Ты уже совсем большой, уже врач.

– Я уезжаю всего на два дня, – заладил Гомер, но с каждым разом его слова звучали все менее убедительно.

– Они выбрали тебя! Я не могу в это поверить! – выкрикивал Кудри Дей.

Подошла сестра Анджела и села на кровать Кудри рядом с Гомером. Вдвоем они сокрушенно глядели на рыдающий холмик, укрытый одеялом.

– Это всего на два дня, – беспомощно произнесла сестра Анджела.

– Доктор Кедр говорит, что Гомер живет с нами, чтобы нас защищать! Разве так защищают? – доносилось из‑под одеяла.

Сестра Анджела шепнула Гомеру, если он пойдет уберет операционную, она посидит с Кудри, пока тот успокоится. Ей не хотелось заниматься уборкой в присутствии милой молодой пары, в эти минуты лучше побыть наедине.

– Твои друзья сейчас наслаждаются обществом друг друга, – шепнула она Гомеру.

«Мои друзья! – подумал Гомер. – Неужели это возможно – друзья?!»

– Ты не самый лучший! – плакал под одеялом Кудри.

– Конечно, нет, – сказал Гомер, ласково похлопал его по одеялу, но Кудри сжался в комок и затаил дыхание. – Пока, – попрощался Гомер.

– Предатель! – выкрикнул из‑под одеяла Кудри и почувствовал легкое прикосновение руки сестры Анджелы. Тело его расслабилось, и он заплакал еще горше.

Сестре Эдне удалось наконец остановить плач юного Стирфорта, вернее сказать, она просто дождалась, когда он утихнет сам; выкупала его, одела, завернула, и он заснул у нее на руках, выпив, по ее мнению, вполне достаточно смеси. После чего сестра Эдна положила его в кроватку и закончила уборку комнаты, в которой он появился на свет. Накрыла свежей простыней стол, протерла сияющие подколенники и как раз в это время в комнату, шатаясь, вошел д‑р Кедр с закоченевшим телом начальника станции через плечо, слегка изогнувшимся на манер длинного листа фанеры.

– Уилбур! – укоризненно воскликнула сестра Эдна. – Почему вы не попросили Гомера помочь?

– Надо привыкать обходиться без Гомера, – резко заметил д‑р Кедр, бросая тело на стол.

«О Господи, – подумала сестра Эдна, – теперь будет на всех срывать сердце».

– Полагаю, вы не видели мои анатомические щипцы? – спросил ее д‑р Кедр.

– Кусачки?

– Они называются щипцы, – сказал Кедр. – Если бы вы могли раздеть его… Ладно, пойду спрошу у Гомера.

Гомер постучал в дверь операционной, где Кенди только что оделась с помощью Уолли, у которого все выпадало из рук. Кенди стояла прильнув к Уолли – странная поза, показалось Гомеру, как будто они участники конкурса на лучших танцоров и ждут аплодисментов судей.

– Отдохните немного, – сказал Гомер, не поднимая на Кенди глаз. – Самое лучшее выйти на свежий воздух, я скоро освобожусь, вот только уберу этот стол. – И добавил неловко, обратившись к девушке: – Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, конечно, – ответила Кенди, взглянула мельком на Гомера и ободряюще на Уолли.

В эту минуту вошел д‑р Кедр и спросил Гомера, не знает ли он, где его анатомические щипцы.

– У Клары, – ответил виновато Гомер, – я взял их, думал понадобятся при вскрытии плода.

– Анатомические щипцы при вскрытии плода не применяют.

– Знаю, я пользовался ножницами, – ответил Гомер, чувствуя, что слова «вскрытие», «плод» действуют на Уолли и Кенди как вид кровоточащей раны. – Я сейчас их принесу.

– Не надо, – остановил его Кедр. – Заканчивай уборку, а вы двое ступайте подышите воздухом, – сказал д‑р Кедр молодой паре, принявшей его совет за приказ, чем он и был.

Они двинулись по коридору к выходу, вышли из операционной и, приближаясь к входной двери, могли бы обнаружить прятавшегося в углу помощника станционного начальника, но того так потряс вид д‑ра Кедра, выходящего из провизорской с трупом через плечо, что он покинул свое укрытие и крадучись последовал за устрашающим видением. В панике свернул не туда и очутился в провизорской, где уставился на глину, оставленную туфлями его начальника на чистой простыне. Тем временем Уолли и Кенди, миновав двери провизорской, вышли наружу.

– Если вы уверены, что это инфаркт, зачем так спешить со вскрытием? – спросил д‑ра Кедра Гомер.

– Не люблю сидеть без дела, – ответил Кедр и сам удивился, услыхав в своем голосе едва сдерживаемый гнев. Надо бы сказать Гомеру, что он очень его любит и хочет занять себя чем‑то особенно трудным в последние минуты перед разлукой. Признаться, что ему так хотелось лечь на койку в провизорской и подышать эфиром, да койку занял этот бедняга – начальник станции.

Притянуть бы к себе Гомера, обнять, поцеловать… Он уповал только на то, что Гомер знает, до какой степени самоуважение у д‑ра Кедра зиждется на его способности владеть собой. И он ничего не сказал; оставил Гомера одного в операционной, а сам пошел искать анатомические щипцы.

Гомер протер дезинфицирующим раствором стол. Завязывая мешок с побочными продуктами, заметил у себя на колене завиток волос с лобка почти прозрачной белокурости – чистейшие, тончайшие волоски Кенди, приставшие к его колену. Он поднес их к свету и опустил к себе в карман.

Сестра Эдна раздевала начальника станции и плакала: д‑р Кедр сказал им с Анджелой, что никаких проводов с охами и ахами не будет. Кенди и Уолли должны быть уверены, что у Гомера и в мыслях нет остаться у них дольше, чем на два дня. Чтобы ничего такого не было, сказал д‑р Кедр. Ни обнять, ни поцеловать, хлюпала сестра Эдна, ни поплакать. Ее слезы не действовали на станционного начальника, с чьего лица так и не сошел страх. И она не замечала его, вся отдалась своему горю, оплакивая запрет, наложенный Кедром на проявление чувств в минуты прощания. «Мы все сделаем вид, будто ничего особенного не происходит, – сказал д‑р Кедр. – И точка».

«Ничего особенного не происходит!» – думала сестра Эдна. Когда д‑р Кедр вошел с щипцами в руках, начальник станции был уже раздет до носков.

– Никаких слез, – сказал он сурово. – Хотите все испортить?

Сестра Эдна сдернула с трупа носки, швырнула в Кедра и оставила его наедине с трупом.

Гомер Бур тщательно осмотрел операционный стол, окинул его последним прощальным взглядом. Вынул из кармана завиток с лобка Кенди и опустил в бумажник. Еще раз пересчитал деньги, которые ему дал д‑р Кедр. Почти пятьдесят долларов.

Он вернулся в спальню мальчиков; сестра Анджела все еще сидела на кровати Кудри Дея, который все еще плакал. Она поцеловала Гомера, не переставая гладить Кудри поверх одеяла; Гомер тоже поцеловал ее и вышел из спальни, не сказав ни слова.

– Они выбрали его, я не могу в это поверить, – повторял сквозь рыдания Кудри.

– Он вернется, – шептала, утешая его, сестра Анджела. «Наш Гомер! – думала она. – Я знаю, что он вернется! Он ведь знает, где его дом!»

А сестра Эдна, чтобы успокоиться, пошла в провизорскую и обнаружила там дрожащего помощника начальника станции.

– Вам помочь? – спросила сестра Эдна, справившись со слезами.

– Я пришел лицезреть тело, – прошептал помощник.

В провизорскую через коридор донесся характерный щелк – д‑р Кедр рассек начальнику станции грудную клетку. «Вряд ли, – подумала сестра Эдна, – он захочет лицезреть тело в теперешнем состоянии».

– Д‑р Кедр еще не закончил вскрытие, – сказала она.

– Я принес каталоги для д‑ра Кедра. – Помощник начальника станции протянул ей тяжеленный пакет.

– Спасибо, – взяла пакет сестра Эдна, но юный недотепа в траурном одеянии, как видно, не думал уходить. Наверное, пары эфира в провизорской немного оглушили его. – Вы хотели бы подождать? – спросила сестра Эдна.

Помощник благодарно кивнул.

– Последняя дверь направо, – махнула сестра Эдна в сторону коридора. – Посидите там, подождите.

Освободившись от каталогов, помощник начальника станции налегке устремился в кабинет сестры Анджелы, где к вящему удовольствию обнаружил несколько кресел. Естественно, в кресло за письменным столом он не сел; но напротив было еще два разномастных кресла, на вид более удобных. В них обычно сидели приглашенные для беседы супруги, пожелавшие взять на воспитание сироту. Это были низкие, очень мягкие кресла, помощник выбрал более пухлое. Сел и тотчас пожалел о выборе, оказавшись чуть ли не на полу; все в кабинете сразу как бы выросло и нависло над ним. А сиди сейчас за столом д‑р Кедр, помощник начальника оказался бы буквально у него под ногами.

В глаза помощнику бросился белый эмалированный не то поднос, не то кювет, стоявший на пишущей машинке. Но он сидел так низко, что не мог разглядеть его содержимое. Над бортиками подноса парили две крошечные ручки, помощник начальника видел, однако, только кончики пальцев мертвого младенца из Порогов‑на‑третьей‑миле. Ему никогда не доводилось «лицезреть» не только недоношенного плода, но и новорожденного младенца; и он понятия не имел, какими малюсенькими могут быть человеческие пальцы. Со своего места – сидеть ему становилось все более неудобно – он продолжал оглядывать темные углы кабинета, но взгляд его то и дело возвращался к торчащим из подноса пальчикам. Он не верил глазам своим: неужели это пальцы? Что бы это ни было, оно очень‑очень похоже на настоящие пальцы. Постепенно он забыл обо всем остальном, взгляд его не отрывался от этой диковины. Один внутренний голос подначивал: «Встань и взгляни, что это!» Другой – глубже вдавливал его в кресло. «Нет, это, конечно, не пальцы!» – убеждал он себя, продолжая сидеть и смотреть.

Сестра Эдна хотела посоветовать д‑ру Кедру хоть раз в жизни дать волю чувствам, сказать Гомеру, что любит его, но не решалась. Она стояла у двери родильной и слушала. Грудная клетка начальника станции еще несколько раз хрустнула. Сестра Эдна даже не поморщилась, она была настоящий профессионал. Четкие, решительные звуки щипцов говорили о том, что д‑р Кедр принял решение работой заглушить боль сердца. Что ж, чужое решение надо уважать, сказала она себе. И вышла наружу посмотреть, что делает молодая пара.

Юноша делал то, чем так любят заниматься мужчины, – подняв капот, копался в машине; девушка полулежала на просторном заднем сиденье. Верх кадиллака был все еще спущен. Сестра Эдна нагнулась к Кенди.

– Вы так красивы, – шепнула она.

Кенди тепло ей улыбнулась.

Сестра Эдна видела, что девушке неможется.

– Следите за кровотечением, – сказала она, – если что, обратитесь к Гомеру. Особенно если будет болезненно сокращаться матка или, не дай Бог, поднимется температура. Обещайте, милая, что не будете стесняться.

– Обещаю, – покраснев, отвечала Кенди.

Мелони тем временем, стараясь изо всех сил, выводила посвящение на «Крошке Доррит», которую украла для Гомера. Из уборной донеслись малоприятные звуки – Мэри Агнес Корк рвало.

– Прекрати! – крикнула Мелони, но Мэри Агнес выворачивало наизнанку. Она съела три банки желе и одну меда. Это все мед, думала она.

Дымку Филдза уже кончило рвать. Он съел все свои банки да еще одного из Уолшей. И теперь, страдая, лежал на кровати и слушал, как рыдает Кудри Дей, а сестра Анджела успокаивает его.

Гомеру «Солнышке» Буру.

На память

О данном слове, –

написала наконец Мелони и выглянула в свое любимое окно: во дворе ничего интересного. Еще не смеркалось, две женщины, приехавшие утренним поездом, не скоро еще пойдут вниз по склону холма, спеша к обратному поезду, который увезет их в неизвестность.

И Мелони приписала еще одну строчку:

С любовью, Мелони.

Мэри Агнес в уборной опять захрипела, и ее опять вырвало.

– Чертова сучка, кретинка, – выругалась Мелони.

Гомер вошел в родильную, когда д‑р Кедр успешно выпростал из грудной клетки сердце станционного начальника. Никаких признаков сердечного заболевания, никаких омертвевших тканей. («Инфаркта не было», – сказал он Гомеру, не глядя на него.) Словом, сердце целехонько.

– У начальника станции сердце было здоровое, – продолжал д‑р Кедр.

Беднягу убил не «обширный инфаркт», как он подозревал. Причина смерти – резкая смена сердечного ритма.

– Думаю, что аритмия! – сказал д‑р Кедр Гомеру.

– Сердце просто остановилось, и все? – спросил Гомер.

– Скорее всего, он пережил какой‑то испуг, шок, – заметил д‑р Кедр.

В это можно было поверить, глядя на искаженное страхом лицо начальника станции.

– Точно, – сказал Гомер.

– Возможен еще тромб в сосудах мозга, – предположил Уилбур Кедр и спросил: – Где надо искать?

– У основания ствола мозга, – ответил Гомер.

– Молодец, – сказал Уилбур Кедр.

Увидев основание ствола, Гомер решил, самое время сказать д‑ру Кедру одну очень важную вещь, пока тот поглощен делом и обе руки заняты.

– Я очень люблю вас… – А теперь скорее прочь, пока глаза различают дверь.

– И я тебя люблю, – ответил Уилбур Кедр, после чего минуту‑другую не смог бы разглядеть тромб, если бы таковой и оказался. Услыхал краткое «точно» и звук хлопнувшей двери.

Наконец основание ствола стало опять отчетливо видно – никакого тромба, конечно, не было.

– Аритмия, – повторил д‑р Кедр для себя и прибавил, как будто еще говорил с Гомером: – Точно. – Потом отложил инструмент в сторону и долго стоял, держась за операционный стол.

Выйдя наружу, Гомер бросил сумку с вещами в багажник, улыбнулся Кенди, помог Уолли поднять верх кабриолета; скоро стемнеет, и Кенди на заднем сиденье будет холодно ехать с открытым верхом.

– Через два дня увидимся! – слишком громко воскликнула сестра Эдна.

– Через два дня, – слишком спокойно проговорил Гомер. Она чмокнула его в щеку, он ласково потрепал ее по руке.

И сестра Эдна почти бегом бросилась к двери в больницу. Так что Кенди и Уолли даже восхитились замечательной резвостью этой немолодой женщины. А сестра Эдна, вбежав в провизорскую, упала как подкошенная на койку д‑ра Кедра; может, сердце у нее и было слишком мягкое, зато желудок крепкий; она и думать забыла, что на этой койке почти весь день лежало мертвое тело, грязь его туфель еще темнела на белой простыне, служащей покрывалом.

Д‑р Кедр все еще держался за операционный стол, когда больничную тишину взорвал вопль помощника начальника станции. Вопль был однократный, после чего послышались частые громкие повизгивания. Кенди и Уолли не слыхали вопля, Уолли успел завести мотор.

Помощник долго не мог расстаться с теплыми объятиями кресла.

Он не хотел видеть, что в этом белом эмалированном подносе, но крошечные пальчики манили его; какая‑то сила тянула к подносу; повинуясь ей, он встал и подошел к столу – глазам его предстал на расстоянии вытянутой руки вскрытый человеческий плод в натуральную величину; и помощник начальника станции (как недавно Кудри Дей) описался. Он хотел бежать, но, к ужасу своему, не мог оторвать ноги от пола, вот тут он и издал вопль, опустился на четвереньки и, скуля, как нашкодивший пес, пополз к выходу. У двери в родильную путь ему преградил д‑р Кедр.

– Что с вами? – строго спросил д‑р Кедр.

– Я вам принес его каталоги, – прохрипел помощник, глядя на д‑ра Кедра с пола.

– Каталоги? – с явным отвращением произнес д‑р Кедр. – Встаньте. Так нельзя!

Схватил под мышки хлюпающего, дрожащего помощника и поставил на ноги.

– Я хотел лицезреть тело, – жалобно протестовал тот.

Д‑р Кедр только пожал плечами. «Почему это человечество окружает смерть таким пиететом?» – подумал он и толкнул несчастного юнца в родильную, где тот с порога лицезрел не только тело, но сердце и мозг своего шефа.

– Внезапное резкое изменение пульса, – объяснил д‑р Кедр. – Что‑то испугало его до смерти.

Это несчастный помощник мог понять, хотя, скорее, поверил бы, что начальник станции не то попал под колеса поезда, не то пал жертвой некой кровожадной силы, повинной и в смерти неописуемого младенца в подносе на пишущей машинке Кедра.

– Спасибо, – прошептал помощник и, стуча ботинками, как метеор, промчался по коридору, отчего сестра Эдна, поперхнувшись рыданиями, смолкла; рыдая, она не слышала ни его вопля, ни взвизгиваний.

Сестра Анджела, видя безутешность Кудри Дея, устроилась поудобнее на его кровати, приготовившись провести возле него весь долгий вечер, а может, и ночь.

Д‑р Кедр сидел на своем обычном месте за машинкой; мертвый младенец, препарированный Гомером, не мешал ему. Он был даже рад, что Гомер не успел закончить работу, требующую сосредоточенного внимания; ему очень была нужна сейчас такая работа, очень‑очень нужна. За окном быстро темнело, он зашевелился в кресле, протянул руку и включил свет. Затем уселся поудобнее – сколько вечеров он провел в этом кресле! Казалось, он ожидает кого‑то. Ночь еще не опустилась на землю, но за окном явственно слышалось уханье совы. Ветер с океана, должно быть, уже стих.

Едва стало смеркаться, Мелони опять подошла к окну и увидела отъезжающий кадиллак. Правый его бок был обращен к ней, и она сразу узнала в человеке на переднем сиденье Гомера Бура. Он сидел к ней в профиль, не двигаясь, не смея вздохнуть. Если бы они увиделись перед отъездом, если бы, хуже того, ему пришлось объяснять свой отъезд, он не мог бы сказать ей, что вернется через два дня: Мелони умела отличить правду от лжи. Она мельком увидела красивую девушку с длинными ногами на заднем сиденье и подумала, что за рулем, наверное, тот молодой красавчик. Она успела долгим взглядом проводить Гомера, запечатлеть в памяти его профиль. Потом в сердцах захлопнула «Крошку Доррит», размазав еще не высохшие чернила посвящения, и швырнула ее об стену; только миссис Гроган услыхала этот резкий звук – Мэри Агнес продолжала опорожнять в туалете желудок.

Мелони, вытянувшись, лежала на кровати, отказавшись от ужина.

Обеспокоенная миссис Гроган подошла к ней, пощупала лоб. У девочки явно жар, но миссис Гроган не стала докучать ей лекарствами.

– Он нарушил данное слово, – единственно что произнесла Мелони, и немного погодя прибавила: – Гомер Бур покинул Сент‑Облако.

– У тебя небольшой жар, – сказала миссис Гроган; но когда вечером Гомер не пришел читать «Джейн Эйр», миссис Гроган задумалась. И позволила Мелони почитать девочкам вместо него.

Голос девушки звучал до странности монотонно. Чтение Мелони еще сильнее расстроило миссис Гроган. «Лелеять в сердце тайную любовь – безумие, а если эта любовь безответна и скрыта ото всех, она может разрушить жизнь», – прочитала Мелони на одной ноте, без точек и запятых.

Столь же безуспешной оказалась попытка сестры Анджелы почитать мальчикам Диккенса. Описания были для нее слишком длинны и запутанны, дойдя до середины, она теряла мысль и возвращалась назад, так что мальчишки скоро стали зевать.

А сестре Эдне предстояло в тот вечер произнести вечернее благословение. Д‑р Кедр так и не вышел из кабинета сестры Анджелы, сказал, что слушает, как кричит сова, и хочет еще послушать.

Сестра Эдна очень мучилась, ни за что у нее не получится это благословение. Главное, что она сама толком его не понимала, считая чем‑то вроде шутливого контракта между д‑ром Кедром и Вселенной.

– Спокойной ночи, принцы Мэна! Короли Новой Англии! – пронзительно прокричала она, сунув голову в дверь.

Дымка Филдз, долго страдавший животом, в испуге проснулся, разбуженный ее голосом, а Кудри Дей особенно громко взвыл, но вскоре опять перешел на умеренный плач. «Где Гомер?» – прошептало несколько голосов, а сестра Анджела все гладила Кудри Дея по спине в темноте спальни.

Сестра Эдна, очень встревоженная поведением д‑ра Кедра, набралась храбрости и пошла в кабинет сестры Анджелы. Она скажет ему сейчас, пусть идет в провизорскую, примет добрую понюшку эфира и погрузится в счастливые сновидения. Но, подходя к полосе света, одиноко падающей в коридор из кабинета сестры Анджелы, сестра Эдна все больше и больше робела. Она ничего не знала о вскрытии плода и, осторожно заглянув в кабинет, испытала легкий шок, увидев распотрошенного младенца. Решимость поговорить с д‑ром Кедром мгновенно улетучилась. А Уилбур Кедр, сидя за машинкой, сочинял первое из многих писем, которые он напишет Гомеру. Он пытался упорядочить свои мысли, смягчить тревоги. «Пожалуйста, береги себя, не болей, будь счастлив», – думал Уилбур Кедр; темнота вокруг него потихоньку сгущалась; воздетые ручки убиенного младенца из Порогов‑на‑третьей‑миле как бы с мольбой тянулись к нему.

 

Глава шестая

«Океанские дали»

 

Первые две недели после отъезда Гомера Уилбур Кедр не прикасался к почте, уйдя с головой в нескончаемые приютские заботы. Сестра Анджела самоотверженно боролась с длинными запутанными предложениями Чарльза Диккенса, что странным образом развлекало мальчишек. Затаив дыхание, они внимали каждому слову романа, предвкушая очередную схватку сестры Анджелы с синтаксисом великого романиста. А в спальне девочек миссис Гроган безропотно страдала, слушая невыносимую интерпретацию Мелони романа Шарлотты Бронте: все абзацы читались на одной ноте, без точек и запятых. И только в конце двадцать седьмой главы миссис Гроган уловила в голосе Мелони легчайшее присутствие несокрушимого духа Джейн Эйр.

– «Я сама о себе позабочусь, – читала Мелони. – Да, я одинока, у меня нет друзей, нет никакой опоры, но я с тем большим уважением отношусь к самой себе».

«Пожалуйста, ради Бога, будь умницей», – думала миссис Гроган и на другой день сказала д‑ру Кедру, что, хотя голос Мелони удручает ее, девочку надо поощрить, доверить ей еще какую‑нибудь обязанность.







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.