Главная | Обратная связь

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 7 страница

Кристиан многозначительно смотрит на Кэгни и тихо говорит:

– Глуп как пробка.

Кэгни согласно кивает.

– Итак, могу я поинтересоваться причиной столь бесцеремонного вторжения? Вы же видите, что сегод­ня у нас особый вечер, а этот бешеный бобик, – Крис­тиан показывает глазами на Говарда, который делает вид, что тискает Долли за грудь, – уже пробегал здесь сегодня утром.

– Прости, успокоительное ему давно не помогает, – говорит Кэгни. – Придется испробовать мышьяк. В лю­бом случае ты сам виноват – возле моей двери припар­кован огромный грузовик. Оттуда никак не выйти.

Кристиан нажимает кнопку на пульте дистанцион­ного управления, и Барбра наконец-то замолкает. Кэг­ни вздыхает с облегчением.

– Настоящий мужчина всегда найдет и вход, и вы­ход Кэгни. Я так, к слову.

Кристиан подмигивает, а Кэгни в ответ еще раз вздыхает и смотрит на часы.

– Ну ладно, – кивает Кристиан. – Извини. Я ду­мал, что грузовик к этому времени уже уедет. Он при­вез Будд из Болгарии, по спецзаказу. Водитель отошел всего на минуточку, перекусить. Даю честное слово, к тому времени, как ты вернешься, его здесь не будет.

– Поклянись на картонке, – требует Кэгни, мах­нув головой в сторону двухмерной Долли.

Кристиан потрясенно хватает ртом воздух.

– Не называй ее так! Она все слышит!

Кэгни выразительно поднимает глаза к потолку, а Кристиан улыбается.

– Ладно-ладно. Клянусь Долли Партон, Барброй Стрейзанд и Сандрой Буллок, вместе взятыми, что че­рез полчаса грузовик исчезнет без следа.

– Спасибо.

Кэгни оглядывается по сторонам и кивает на раз­бросанные вокруг вещи:

– Что у тебя на этой неделе?

Кристиан хлопает в ладоши и подпрыгивает на ме­сте.

– «Долли Болливуд»! Придумал, лежа в ванне, пред­ставляешь?! После «Однажды в Индии» у меня был «Гуру», а после «Гуру» – «С девяти до пяти». Знаешь, Кэгни, по-моему, я зря трачу здесь свой талант. Не будь у меня магазина... Ладно, ничего не поделать. Нам всем приходится вертеться.

Кристиан улыбается и замолкает, внимательно гля­дя на Кэгни.

– Как ты себя чувствуешь?

– Чудесно, – хмуро отвечает Кэгни.

– Правда? Я слышал про... ну, знаешь... про тот не­характерно храбрый поступок, который ты совершил вчера утром. Хотя, что ты делал в воскресенье в восемь часов утра на своем рабочем месте, я не понимаю, хоть убей. Происшедшее наверняка как-то подействовало на твою психику. Если ты еще не плакал, то поплачь. Стресс надо снять, иначе будут неприятные послед­ствия.

– Если я разревусь прямо сейчас, ты успокоишься?

– Перестань. Хватит этих дурацких шуточек вмес­то ответа. Надо уметь разговаривать с людьми серьез­но. В книжных магазинах продается куча пособий по психологической самопомощи, и на каждом из них долж­но стоять твое имя!

– Если бы я стал разговаривать с тобой о своих чув­ствах, ты бы узнал, что они у меня есть.

– Не будь дураком, Кэгни. Мир не стоит на месте. Он меняется, и ты должен меняться вместе с ним. Роль крутого парня давно не в моде. Ты никого не убедишь своей игрой, это тебе не восьмидесятые.

– Если меня номинируют на премию за лучшую мужскую роль третьего плана, я обязательно дам тебе знать.

– Поговори с кем-нибудь, очень полезно. Раньше ты по крайней мере ходил в паб. Изредка и только в одиночку, черт побери, но это тоже своего рода обще­ние. А что сейчас? Я уже многие месяцы, если не годы, не видел тебя ни с кем, кроме этого бестолкового Го­варда или Айана. Так нельзя жить, понимаешь?! Нельзя! Надо выходить в люди, отрываться хоть время от времени. Как у тебя насчет фемины?

– Это что? Новая венерическая болезнь?

– Женщина, Кэгни! Я имею в виду женщину.

– Кристиан, я встречаюсь с женщинами каждый день. Мне достаточно. Они все какие-то странные.

– Согласен, странные. Но я в отличие от тебя жен­щинами вообще не интересуюсь. Тебе грозит остаться в полном одиночестве, Кэгни. Если ты решительно отказываешься встречаться с парнями, придется найти общий язык с противоположным полом. Роль рассер­женного молодого человека подходит только для юн­цов. Ты выглядишь не рассерженным, а просто угрю­мым, а круги у тебя под глазами такие же черные, как твое настроение. Есть люди, которым ты небезразли­чен, Кэгни. Твои дурацкие шуточки не убедят их в том, что ты счастлив.

– Ну извини, что дурацкие. Читать длинные юмо­ристические диалоги я не умею.

– Ты не умеешь вовремя остановиться, вот в чем проблема.

Кэгни хмурится и снова смотрит на часы.

– Слушай, я просто был очень занят в последнее время. Ну, а ты как? Встречаешься с кем-нибудь?

– Нет, пока я никого не осчастливил, хотя несколь­ко симпатичных парней уже есть на примете. Спаси­бо, что поинтересовался. Ты ведь меня знаешь, Кэгни, я вольная птичка. А вот тебе надо попробовать найти себе постоянную пару. Вдруг понравится.

– Як парням равнодушен, Кристиан.

– Я говорю не о парнях. Ни один уважающий себя гомосексуалист с тобой не свяжется. У тебя отвратитель­ный характер. Я говорю о женщинах. Или о девушках. Не знаю, как тебе больше нравится. Кстати сказать, я слышал, что вчера у Супермена была помощница.

– Санни Уэстон.

– Точно! Я ее знаю! Она приходила несколько раз ко мне в магазин, брала напрокат пару чудесных филь­мов. Я называю эту девушку отчаянно усохшей Сью­зен – за прошлый год она сбросила черт знает сколь­ко килограммов. Можно сказать, почти исчезла! Конеч­но, ей давно стоило сбросить вес, но чтобы так! Подобная твердость характера не может не вызывать уважения.

– Ты имеешь в виду, она была толстой?

– He то слово! Размером с автобус!

– Странно. Она совсем не показалась мне... пол­ной.

– Говорю тебе, Кэгни, она не сейчас толстая! Го­лову даю на отсечение, сидела на какой-то совершен­но фашистской диете. Это тебе не теледоктор с бан­кой тушеной фасоли! Только подумай, Кэгни, она за один год стала стройнее в два раза! В два раза, пред­ставляешь?!

Кристиан зачем-то пародирует итальянский акцент, и у Кэгни вдруг страшно портится настроение.

– На диетах сидят одни дураки, – говорит он.

– Ну, знаешь ли, это несправедливо. Лично я по­стоянно сижу на диете. Тебе просто повезло, что вы­питое виски не откладывается у тебя на бедрах. По крайней мере пока не откладывается... Значит, ребен­ка у похитителя отобрала Санни Уэстон?

– Ну, в общем-то да. Когда я подбежал, она лежала на земле, а ребенок был уже с ней. Ты с ней знаком? Она местная?

– Да. Живет недалеко от парка. Очень улыбчивая. Глаза, как у Джуди Гарланд. По-моему, у нее на сердце какой-то камень, какая-то скрытая боль, понимаешь? Мне такие женщины нравятся больше всего. Такие, как Опра, например. Или все эти алкоголички – Мэрилин Монро и другие.

– Женщины все одинаковые. Среди них нет луч­ших или худших.

– Упиваешься горечью, Кэгни?

– Просто жизненный опыт, Кристиан.

– Ну а мне Санни все равно нравится. Ее так и хо­чется обнять.

– Обнять? Лично мне хотелось заткнуть ей рот кляпом – она орала на меня возле полицейского участ­ка целых минут десять. Может, раньше она и была доб­рой, а сейчас это натуральный черт в юбке.

– Ты несправедлив к бедной девочке. Если она на тебя и кричала, то ты наверняка сам же ее и спровоци­ровал. Если так, то она поступила очень правильно. Обожаю дерзких женщин!

– Да тебе ведь женщины совсем не нравятся!

– Нравятся, Кэгни. В том-то и заключается вся иро­ния – мне нравятся женщины, просто я никогда с ними не сплю. Ну а ты их терпеть не можешь за то, что они такие колючие и очаровательные. Тем не менее как мужчину тебя интересуют только женщины. Вот такая сволочная жизнь!.. Кстати, Кэгни, ты не думал, что если эта Санни так завела тебя, то виноват в этом твой член? Нельзя долго воздерживаться. И учти, между ненави­стью и любовью очень тонкая грань. Может, ты нашел свою судьбу?

– Какая там судьба? Погода была жаркая, а эта де­вица меня раздражала, вот и все.

Кристиан закатывает глаза и цокает языком.

– Ладно, Кристиан, сеанс психоанализа закончен. Мне нужна твоя помощь.

Кристиан охает и прижимает ладонь ко рту. Кэгни терпеливо ждет, пока он перестанет кривляться.

– Что тебе нужно?

– Меня пригласили на одну... Короче, я должен идти на одну встречу, и мне надо взять кого-нибудь с собой. За компанию. Ну вот я и подумал... может, ты согласишься пойти? Боюсь, трудный будет вечер. Мне понадобится поддержка.

– Кэгни, ты что, приглашаешь меня на свидание?

Кристиан несколько секунд смотрит на Кэгни со­вершенно серьезно, а затем не выдерживает, и на его лице расплывается улыбка.

– Что ты несешь? – огрызается Кэгни. – Какое еще свидание? Если ты собираешься меня подкалы­вать, то просто забудь, что я сказал, и дело с концом.

– Ну уж нет! Так просто от меня не отделаешься! Я обязательно пойду на это твое... Кстати, что это будет?

– Ну, что-то вроде ужина. Или званый обед.

– Отлично! Обожаю такие мероприятия! Где, у кого и по какому поводу? Случайно, не маскарад? У меня есть замечательное платье в стиле Кармен!

– Господи, обычный ужин. У родителей того малыша.

– Какого малыша? Не понимаю.

– Ну, того самого. Того самого, которого... которо­го пытались... ну, ты знаешь... которого пытались по­хитить.

У Кристиана вытягивается лицо. Теперь он выгля­дит в точности на свой возраст – то есть на год стар­ше, чем Кэгни. У Кристиана вообще очень выразитель­ное лицо. Кроме того, он все время двигается и поэто­му выглядит гораздо моложе своего возраста. Кэгни не обладал такими качествами, но особенно об этом не жалел. Во всяком случае, он не собирался носить мат­роски и обтягивающие джинсы, чтобы снова выглядеть на тридцать пять лет.

– Черт, Кэгни, так нельзя. Пожалуйста, скажи, что ты пошутил.

– Боюсь, это не шутка.

– Не ходи туда.

– Я пообещал.

– Зачем, Кэгни?! Как ты вообще мог согласиться на такое приглашение? Столько лет никуда не ходил, и вдруг на тебе! Не мог придумать ничего другого? Тебе что, так нравятся мучения?

– Сам не знаю, зачем согласился. Санни Уэстон первая сказала, что придет, ну и мне тоже пришлось поддакнуть. Не хотел показаться грубым.

– Ты все время кажешься грубым! Тебе ничто не удается так хорошо, как казаться грубым! Не понимаю, зачем что-то менять?

– Ну, не знаю я, черт побери! Не знаю! Сам не ус­пел опомниться, как сказал «да». И потом, я боялся, что мать мальчика опять разревется.

– Серьезно тебе говорю, Кэгни, это плохая идея. Очень плохая. Тебе известно, что такое посттравматиче­ский синдром? Ты в петлю после этого ужина полезешь.

– Я дал слово, что приду. Санни Уэстон тоже при­дет и наверняка притащит с собой какого-нибудь ту­пого дружка-регбиста...

– Ну нет! Никакого дружка у нее нет!

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, и все. Она никогда не приходила сюда с мужчиной. Кроме того, всего год назад она была огром­ной, как дом. Нет, она у нас девушка одинокая. Кэгни, мне в голову пришла мысль...

– Только не это.

– Санни Уэстон придет одна...

– Нет.

– И ты тоже придешь один...

– Нет.

Скрестив руки на груди, Кристиан отступает назад и окидывает Кэгни лукавым взглядом.

– Я считаю, что мне не стоит с тобой идти. По-мое­му, тебе нравится эта девушка.

– С ума сошел? Она гораздо младше меня!

– Господи, Кэгни! Ей, наверное, лет тридцать, а тебе нет еще и сорока, хотя, насколько я знаю, скоро исполнится. Прекрасная разница в возрасте. Я сам не­давно встречался с тридцатилетним парнем, Брайаном, и он оказался довольно забавным для своих лет. Обо­жаю это поколение. Такие... милые и беззаботные.

– Меня не интересуют ни Санни Уэстон, ни этот чертов ужин, ни то и другое, вместе взятое! Я просто должен туда пойти, а ты должен составить мне компа­нию! Чтобы я потом не полез в петлю.

– Дай мне время подумать.

– Ладно, думай. Встречаемся в пятницу, в шесть сорок пять. Я сам за тобой зайду. Ну все. Нам пора. Го­вард!

Они поворачиваются и видят, что Говард осторож­но облизывает цветочную гирлянду. Кэгни и Кристиан одновременно выдыхают:

– Господи Боже.

– Пошли, Говард, – добавляет Кэгни.

– Классная футболка, – говорит Говард, остано­вившись перед Кристианом и показывая на его жел­тую майку с надписью «Будь со мной нежен». – Я тоже такую хочу.

– Меня беспокоит этот мальчик, – отвечает Кри­стиан и, покачав головой, скрывается в море из бумаж­ных гирлянд.

Кэгни уже сидит в машине и заводит мотор. Говард запрыгивает на пассажирское сиденье. Ему не терпит­ся о чем-нибудь поболтать.

– Кристиан такой классный, правда?

– Он тоже о тебе самого высокого мнения.

– Конечно, он старый и голубой, но все равно класс­ный.

– Странно, не правда ли?

– Я хочу сказать, что нечасто встретишь педика, который не мечтает залезть тебе в трусы.

– Что тут удивительного? Ты у нас очень привле­кательный юноша, Говард.

– А вы, босс, когда-нибудь пробовали? – Говард с любопытством смотрит на Кэгни, явно ожидая серьез­ного ответа.

– Пробовал что?

– Ну, знаете. Крутить с парнями. Я серьезно спра­шиваю. Пробовали или нет? Лично я даже не пытался.

– Говард, ты ведь учился в закрытой школе.

– Нет-нет. Все, что болтают про закрытые школы, неправда. Я ничего подобного не замечал, никаких го­лубков. Мой брат тоже там учился и тоже клянется, что ничего в этом роде не видел. Правда, он как-то волну­ется, когда его спрашиваешь... Ну, Кэгни, скажете? Пробовали или нет?

– Нет.

– Нет, не скажете или нет, не пробовали? Я в том смысле спрашиваю, что вы никогда не встречаетесь с женщинами, только по работе. И по-моему, они вам совсем не нравятся. Если вы голубой, тогда ясно. Вы в отличной форме – по крайней мере для своего возра­ста. И похоже на то, что Кристиан – ваш единствен­ный друг, кроме меня и Айана.

– Говард, вы с Айаном на меня работаете. Мы с вами не друзья.

– Пускай так. Значит, один Кристиан. Вы же, ре­бята, знаете друг друга чертову уйму лет. Наверное, случалось задерживать друг на дружке взгляды, а? Вас никогда не тянуло к Кристиану после парочки коктей­лей? Можете признаться. Обещаю, что из-за этого не уволюсь. Я очень терпимый.

– Тебе больше подходит определение «озабочен­ный».

Говард делает неприличный жест рукой, а Кэгни вздыхает – уже в двадцатый раз за последний час. Пока Кэгни, не торопясь, обгоняет на своей «БМВ» женщин на внедорожниках, в салоне автомобиля ца­рит молчание. Вырвавшись вперед, он прибавляет газу.

– Кстати, Кэг, за проезд по автобусной полосе бе­рут штраф. Восемьдесят фунтов. Глядите, придется пла­тить.

– Надо было сказать до того, как я перестроился. Придется вычесть эти деньги из твоего гонорара.

– Что, опять?!

Пять минут проходят в благословенном молчании, а затем Говард вспоминает о незаконченном разговоре:

– Ну так как?

– Что как? Как я отношусь к тому, что ты собира­ешься молчать до конца поездки?

– Ну уж нет. Даже не надейтесь. Так спали вы с парнями или нет?

Кэгни тяжело вздыхает и смотрит в окно–они нена­долго застряли в пробке перед светофором. Потом пово­рачивается к Говарду, который с нетерпением ждет от­вете!.

– Нет, – говорит Кэгни. – И, немного подумав, добавляет: – Хотя так было бы гораздо проще.

– Сомневаюсь!

Говард корчит рожу, но его внимание тут же отвле­кают две девочки-подростка, которые стоят у дороги, прислонившись к ограждению. Говард высовывается из открытого окна и кричит:

– У калиток есть трава? Поиграть в крикет пора?

– Мазила! – кричит одна из девушек, а другая по­казывает ему кулак.

На светофоре загорается зеленый свет, и Кэгни вдавливает педаль газа в пол. Говард задорно хохочет и поворачивается.

– Босс, о чем мы говорили? – слегка растерянно спрашивает он.

– Ты объяснял мне законы метафизики.

Кэгни открывает бардачок и достает оттуда пап­ку.

– Бросьте, шеф, мы очень мило разговаривали. Вы сказали, что не спите с мужиками, хотя считаете, что так было бы гораздо проще. Господи, какой ужас! Толь­ко представьте себя верхом на каком-нибудь голубке... Фу, мне сейчас плохо будет.

– Говард, тебе через десять минут выполнять зада­ние, а ты понятия не имеешь, в чем оно заключается. Держи папку.

Кэгни бросает папку Говарду на колени.

– Ладно-ладно. Последний вопрос, и я замолкаю. Значит, парни вам не нравятся. Девчонки вам тоже не нравятся. Тогда кто вам нравится?.. Господи, прости! Получается, что мне нельзя приводить Дженсона в кон­тору?

Дженсоном зовут пса Говарда, и это самое воню­чее, надоедливое и шумное животное из всех, что встречались Кэгни, к тому же размером с крупного пони.

– Испытываю ли я сексуальное влечение к женщи­нам? Да, испытываю. Нравятся ли они мне? Нет, не нравятся. Доверяю ли я им? Нет, не доверяю. Есть ли в их поведении хотя бы капля логики и здравого смыс­ла? Нет, нету. Приносят ли они своим тщеславием и эгоизмом что-нибудь, кроме страданий? Нет. Хотят ли они чего-нибудь, кроме как морочить мужчинам голо­вы и разрушать их судьбы? Снова нет.

Кэгни поворачивается и смотрит на глупо улыбаю­щегося Говарда.

– Ты что, снова объелся шоколадных конфет?

– Как интересно, – едва слышно бормочет Говард.

– Тебе до сих пор нравится кататься на машине? Если хочешь, высунь голову из окна. Вон как раз гру­зовик приближается.

– Нет-нет, я имею в виду вас и ту толстую девуш­ку, которая стала худой. Вы вместе пойдете на ужин! Я уверен, что вы обязательно влюбитесь друг в друга!

– Ты совсем спятил?

– Ничего подобного. Все идеально сходится! Част­ный детектив, грубый и циничный, встречает гадкого утенка, который превратился в прекрасного лебедя. Из вас выйдет отличная пара, вот увидите!

– Я не частный детектив.

– В кино были бы.

– Знаешь, если никому не рассказывать о своих снах, они становятся только интереснее. Во всяком слу­чае, для окружающих.

– Вот увидите, босс, что я окажусь прав. Так оно всегда и происходит. Судьба – странная штука. Когда вашему первенцу понадобится крестный отец, не за­будьте, пожалуйста, про меня.

– Говард, прочти, что написано в папке, посмотри фотографию и запомни имя.

– Ладно, босс. Боритесь против собственной судь­бы, если хотите. Все равно у вас ничего не получится. Юное очаровательное существо, непонятое окружаю­щими, чистое и невинное, она растопит ваше сердце, босс. Запомните, что именно я первым сказал вам об этом, чтобы потом поднять мне зарплату.

– Как ее зовут?

Говард открывает рот, но ничего не может ответить.

– Наш новый заказ... как ее зовут?

– Дьявол!

Говард открывает папку и начинает читать, а Кэг­ни чуть заметно ухмыляется. Он отлично знает, что его ждет впереди. Он изучил в этом жизненном лабирин­те все входы и выходы. Ни одна юная и невинная де­вушка больше не привлечет его внимания. Больше ни­каких нежных созданий с грудью, колышущейся как будто под взмахами его личной дирижерской палочки. Для него игра окончена раз и навсегда.

Кэгни сидит в салоне своей «БМВ» и не сводит глаз с зеркала заднего вида. Объект может появиться в лю­бую секунду. Автомобиль стоит всего футах в десяти от дома ценой около двух миллионов фунтов. Наконец красная входная дверь открывается. Из дома выходит создание лет двадцати с небольшим, упакованное в наряд от лучших модельеров, с дорогими солнцезащит­ными очками на носу и сумочкой, до отказа набитой кредитными карточками. Единственная проблема за­ключается в том, что супруг этой юной особы вдруг стал подозрительнее, чем обычно, и, следовательно, гораз­до умнее.

У нее белокурые волосы. Такая блондинка способ­на отвлечь католического священника от мальчиков- служек. Девица идет к автомобилю с открытым верхом и на ходу так крутит тощими бедрами, что Кэгни ка­жется, будто он отчетливо слышит скрип трущихся друг о друга костей. Внезапно перед девицей появляется парень лет двадцати с небольшим, который идет ей на­встречу, высоко подняв газету и не глядя перед собой. Кэгни берет сотовый телефон и быстро набирает но­мер. Из сумочки у блондинки раздается звонок. Она опускает руку за телефоном, но Кэгни нажимает кла­вишу сброса, и звонки тут же прекращаются. В следу­ющую секунду происходит столкновение. Блондинка и молодой человек смеются. Парень присаживается на корточки, чтобы собрать с тротуара вещи, высыпавши­еся из дамской сумочки. Кэгни наблюдает в зеркало заднего вида за тем, как Джессика отряхивается. Мо­лодой человек вытирает кофе, который он нес в руке и во время столкновения пролил себе на футболку. Те­перь сквозь мокрую ткань просвечивает его грудь. Джессика показывает рукой на дверь своего дома и ведет парня туда. Когда дверь за ними закрывается, Кэгни приступает к действиям. Не только Говард уме­ет быть нескромной.

Захлопнув дверцу автомобиля, Кэгни с фотоаппа­ратом в кармане направляется к красной двери. Ветер заметно усилился, и Кэгни поднимает воротник шер­стяного угольно-черного пальто, чтобы хоть немного прикрыть уши, – за ночь температура упала на пят­надцать градусов. Итак, обычный человек идет из пун­кта А в пункт Б в последний день сентября. В общем, ничего интересного. Кэгни ныряет за угол дома, никем не замеченный.

Двадцать минут спустя он уже сидит на водитель­ском сиденье своего автомобиля и наблюдает в зерка­ло заднего вида за красной дверью. Наконец она откры­вается и на крыльцо выходит Говард. Кэгни видит, как он сбегает по ступенькам и оборачивается, чтобы по­махать на прощание голой руке и плечу, мелькнувше­му из-за закрывающейся двери. Затем Говард сбегает вниз по пешеходной дорожке, пропав на несколько секунд из обзора, и садится в машину Кэгни. Через от­крытую дверцу в салон автомобиля врывается порыв холодного ветра.

– Это было круто!

– Не надо подробностей.

– По-моему, она настоящая профессионалка, босс. Наверняка эта дамочка имела кое-какой опыт оказа­ния платных услуг, если вы понимаете, о чем я. Госпо­ди правый!

Говард восхищенно присвистывает, устраиваясь по­удобнее на пассажирском месте, а Кэгни заводит дви­гатель и трогается с места.

– Босс, можно я включу радио?

– Я когда-нибудь раньше разрешал тебе включать радио?

– Но...

– Вот тебе и ответ.

– Мне надо расслабиться! У меня все тело ноет. У вас есть сигареты?

– Есть.

– Дадите одну штучку?

– Разве я когда-нибудь давал тебе сигареты?

– Честное слово, Кэг, вы бы хоть таблетки какие- нибудь успокоительные принимали.

Кэгни притормаживает возле перекрестка, пропус­кая автобус, битком набитый ребятишками.

– А ведь и правда, босс, неплохая мысль. Я мог бы купить вам таблетки за свой счет. Не то чтобы у меня много лишних денег, но ради вас я готов пойти на та­кую жертву. При условии, что это окажется не слиш­ком дорого.

Кэгни, сосредоточенный на дороге, не обращает на болтовню Говарда ни малейшего внимания, и тот в кон­це концов сдается. На какое-то время в салоне автомобиля воцаряется молчание, нарушаемое только посто­янным гулом лондонского дорожного движения. В тот момент, когда Кэгни сворачивает на запад и направля­ет «БМВ» по Чизвик-Хай-стрит, из-за туч неожиданно выглядывает солнце. Желтые листья срываются с ве­ток у людей над головами и плавно, будто танцуя, летят к земле. Кэгни они напоминают двадцати фунтовые банкноты.

– Босс, мы сейчас едем сразу в офис?

– Если хочешь, отправляйся пешком. Я не против.

– Нет, спасибо. Может, притормозите у какого-нибудь магазина? Я заскочу на минутку.

– Я когда-нибудь останавливался ради тебя возле магазинов?

– Нет.

– Тогда зачем спрашивать? Хочешь снова получить отказ?

Говард тяжело вздыхает и принимается чуть слыш­но начитывать рэп. Кэгни едва заметно морщится. Го­варда нужно как-то заткнуть, и Кэгни в голову прихо­дит идея.

– Ты ведь знаешь, Говард, что не имеешь права за­ниматься с ними сексом. Меня за это дело могут ли­шить лицензии.

– Кэгни, я не занимался никаким сексом!

– Не ври. Я снимал вас на фотокамеру. Или ты счи­таешь, что я скромно отвел глаза в сторону, чтобы, не дай Бог, не увидеть ничего плохого? Я прекрасно ви­дел, чем вы там занимались.

– То, что вы видели, босс, было невинной фелляцией. Она взяла в рот до того, как я успел ее остано­вить, а прерывать побоялся. Полагаю, мои страхи со­вершенно обоснованны. Представляете, что было бы, если бы она стиснула зубы? Кстати, хорошо мы полу­чились?

 

– Где?

– На снимках.

– Неплохо.

–А вы не отпечатаете снимки в двух экземплярах? Хочу пополнить свою коллекцию.

– Запомни – больше никакого секса. Все, что нам нужно, это поцелуй. Один-единственный. Так что кон­чай валять дурака. Я тебе не сутенер.

Кэгни сворачивает с южной кольцевой дороги и едет вдоль стены, окружающей городские сады.

– Айан сегодня придет в контору?

– Если нет, у него будут неприятности. Надеюсь, грузовик уже освободил вход.

Кэгни сворачивает налево и подъезжает к дому. Грузовика возле конторы действительно нет. Что же до Кристиана, то он стоит у своего магазинчика под названием «Королева экрана» и любуется на проде­ланную работу. В центре витрины стоит картонная Долли Партон, вокруг нее – пластмассовые Будды и гирлянды из бумажных цветов. Кэгни проезжает дальше по переулку, сворачивает на обочину и глу­шит мотор.

– Ладно вам ворчать, босс, – говорит Говард. – Признайте по крайней мере, что работа была выпол­нена безупречно. Газета, пролитый кофе – комар носа не подточит.

Говард легко выбирается из машины. Кэгни идет по переулку навстречу городской суете позднего утра. Говард, не торопясь, шагает следом.

– Какая еще безупречность? Сработано грубо и прямолинейно. За последний месяц ты использовал прием с кофе и газетой не меньше шести раз. Ты по­стоянно задаешь мне один и тот же вопрос и получа­ешь один и тот же ответ. Если бы у девицы имелась хоть капля мозгов, она сразу раскусила бы тебя. К счастью для нас, Джессика оказалась такой же тупой, как сле­довало предполагать по ее внешнему виду.

Кэгни говорит, не оглядываясь. Ветер дует ему в спину, поэтому Говарду приходится напрягать слух, чтобы разобрать сказанное.

– Я использую этот прием, потому что он работа­ет, а вы, босс, просто старый, вечно недовольный вор­чун. Кроме того, вы сами не придумали ни одного хо­рошего приема. Только очень тупые.

– Подобное притягивает подобное. Я никогда не ставлю под сомнение это золотое правило.

– Да, Кэгни, вам она не понравилась бы. На ваш дурной старомодный вкус, Джессика слишком совре­менная. Для девятнадцатилетней она довольно неглу­пая, если вы понимаете, о чем я. Даже не знаю, какой должна быть женщина, чтобы вам понравиться. Навер­ное, абсолютно идеальной.

– Я же сказал – подобное притягивает подобное.

Говард открывает дверь, ведущую в агентство, а

Кэгни проходит мимо и направляется к Кристиану, который стоит перед витриной своего видеосалона с двумя очень пожилыми джентльменами. Джентльмены одеты в костюмы, сшитые не позднее сороковых годов. Кэлш останавливается в нескольких футах от компа­нии.

– Понимаете, – объясняет Кристиан, – это сим­волизирует столкновение востока и запада. Будда – восточный идол, Долли Партон – идол западный. Если вы берете в прокат вторую кассету, то получаете скид­ку в пятьдесят процентов. Искусство встречается с ком­мерцией. В духе нашего времени, не правда ли? – Ожидая ответа, Кристиан поворачивается к двум уса­тым восьмидесятилетним старцам в твидовых пиджа­ках.

– Я двигался в духе времени году этак в сорок тре­тьем, – говорит один из них. – Знаете, сейчас запра­вить полный бак моего «даймлера» стоит сорок фун­тов. Ужас какой-то. Куда катится мир, спрашиваю я вас!

Некоторое время вся троица стоит молча, согласно кивая головами. Внезапно один из стариков заходится кашлем. Его товарищ не обращает на это никакого вни­мания. По всей видимости, он давно привык слушать, как задыхается приятель, и морально готов к тому, что тот в любую секунду может упасть замертво.

– Вы женаты? – интересуется у Кристиана тот из стариков, который не кашляет.

– Нет. – Кристиан так поглощен созерцанием вит­рины, что отвечает рассеянно, едва покачав головой.

– А собираетесь?

Кристиан поворачивается к собеседнику, не сразу поняв, о чем его спрашивают.

– Я гомосексуалист, – отвечает он наконец, мед­ленно и отчетливо выговаривая каждую гласную.

– Ах да, вы говорили. У меня в последнее время голова стала, как сито. Теперь вспомнил.

Второй старичок прекращает кашлять и обращает­ся к приятелю:

– Господи, Альберт, молодой человек говорил тебе, что он голубой. Ты совсем потерял память.

– Знаю-знаю.

– Наверное, это нелегко, – замечает Кристиан и со­чувственно качает головой. – Ну что ж, приятно было поболтать, а сейчас мне пора. Альберт, Уильям... – Крис­тиан любезно раскланивается с двумя стариками.

– Очень приятно, очень. Счастливо оставаться.

Пара стариков медленно поворачивается. Не успев

отойти даже на несколько сантиметров, Альберт бур­чит себе под нос:

– Стыдоба какая...

– Я купил хлеба или нет? – откликается Уильям.

Кэгни подходит к Кристиану, по дороге придумы­вая, что бы хорошего сказать об оформлении витри­ны. Впервые за несколько лет Говард изрек истину: Кристиан действительно единственный друг Кэгни. Ни в коем случае нельзя отталкивать его. Кэгни нужен хотя бы один друг.