Главная | Обратная связь

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 13 страница

– Вы не должны стыдиться своего бизнеса, – го­ворит Кэгни.

Бросив носовой платок на стол, он смотрит прямо на меня. Я раскрываю глаза пошире, чтобы они не за­крывались.

– А я и не стыжусь. Я ничего не стыжусь. Особен­но своего бизнеса, Джеймс. То есть, Кэгни. Скажите- ка лучше, чем занимаетесь вы? Ой, простите! У вас же «агентство»!

Я насмешливо фыркаю и оглядываю присутствую­щих в надежде, что они присоединятся ко мне и мы посмеемся все вместе. Увы, на мое безмолвное пред­ложение никто не откликается, и я вынуждена смеять­ся в полном одиночестве.

Кэгни лишь молча вздыхает.

– Значит, это никак не связано с проституцией? – любезно спрашивает Кристина. – Вы не притон содер­жите?

Кристиан выплевывает вино, которое только что глотнул из бокала, и восторженно восклицает:

– Браво!

Мобильный телефон Эдриана издает дурацкую ме­лодию. Я знаю, что он загрузил ее с сайта, где продают комиксы и японскую порнографическую анимацию. Эдриан смотрит на дисплей телефона и говорит:

– Извините, мне нужно ответить на звонок.

Он поднимается и выходит из гостиной. Я слышу, как, выйдя в коридор, Эдриан тихо произносит: «Алло». Его голос звучит так, словно он разговаривает с кем-то очень близким. Во всяком случае, непохоже, что зво­нок деловой. Лично я разговариваю совсем по-друго­му, когда мне звонят клиенты или поставщики. Навер­ное, это его невеста. Или Эдриан просто не понимает, как нужно вести себя с деловыми партнерами. Или это звонит какая-нибудь другая девица. Может, Эдриан трахает половину своего офиса. Так или иначе, я ре­шаю, что буду его ненавидеть. Закрываю глаза и ста­раюсь подогреть в себе ненависть.

–Дорогой, ты слишком много выпил, – неожидан­но говорит Кристина своему мужу.

Не понимаю, как она догадалась, ведь Питер ниче­го не говорил.

– Не так уж много, дорогая, – возражает Питер.

– Мы все немного пьяны, милая, – говорит Крис­тиан.

Он кладет ладони на скатерть и расставляет в сто­роны длинные сухощавые пальцы. Руки у Кристиана выглядят старыми.

– Конечно, – со вздохом отвечает Кристина, – но Питер в отличие от остальных не в состоянии поддер­живать беседу, когда выпьет лишнего. Я права, милый?

– Сократ мог перепить любого, с кем садился за стол, – неожиданно громко заявляет Питер.

Я быстро моргаю пять раз подряд, чтобы голос Пи­тера перестал отзываться у меня в голове.

– А после трапезы, – продолжает Питер, – он мог уговорить гостей спать с ним. Причем всех гос­тей сразу...

– Ты ведь не грек, милый, – возражает Кристи­на таким тоном, будто разговаривает с неразумным ребенком.

– Черт побери! Какое это имеет значение? – тре­бовательно спрашивает Питер у жены.

Услышав, как муж чертыхается, Кристина нервно моргает.

– Греки умеют пить вино, – продолжает Питер. – Они же на нем буквально вырастают.

– Как вырастают? – удивленно спрашивает Кри­стиан. – В Греции что, детей вином поят?

Я отрицательно качаю головой в том направлении, где, как мне кажется, сидит Кристиан. «Нет, нет, нет», – го­ворю я одними губами, надеясь, что Кристиан поймет – греки не поят детей вином. Затем я медленно осматри­ваюсь по сторонам, чтобы проверить, вернулся ли Эдриан. В гостиной его нет. Я слышу, что он все еще раз­говаривает по телефону, но уже не в коридоре, а в со­седней комнате.

– Значит, вы торгуете сексом, – произносит Кэгни.

Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, к кому он обра­щается, и с небольшим опозданием понимаю, что ко мне.

– Прошу прощения? – переспрашиваю я.

– Вы торгуете сексом, – повторяет Кэгни.

– Нет! Я торгую не сексом, а секс-игрушками. Между прочим, это две большие разницы. Я бы даже сказала две огромные разницы! Хотя я и не ожидала, что вы поймете.

Мне приходит в голову, что пора бы идти домой, и я тяжело вздыхаю.

– Я все отлично понимаю, – отвечает Кэгни. – Вы продаете пластмассовые члены, чтобы они заменяли женщинам мужчин.

– Да вы просто сумасшедший!

Я оглядываюсь по сторонам в поисках поддержки, однако присутствующие хранят молчание. Приходит­ся защищаться самой:

– У вас чересчур старомодные взгляды. Я имею в виду, что современное общество...

Я хочу показать жестом знак «скобки», но пальцы почему-то не слушаются. Может, я начинаю трезветь? На всякий пожарный случай отодвигаю свой бокал по­дальше.

– Наше общество гораздо более открытое, чем раньше. Современные женщины и девушки хотят по­нять, что им нравится. Они исследуют собственную сексуальность. Я никого ничем не заменяю.

– Извините, вы разве не видите, что я ем?

– Вижу, конечно. Мы здесь все едим.

Я оглядываюсь с растерянной улыбкой в надежде, «то хоть кто-нибудь меня поддержит. Питер, Кристина, Кристиан, любезные и ужасные Тернболлы – все молчат. И тут я понимаю, что Кэгни просто съязвил.

– Ах вот оно что, – говорю я. – Ну, и что вам не нравится в моих словах? Вас тошнит от разговоров о женской сексуальности?

Я подпираю подбородок кулаком. Я чувствую, что в любую секунду могу заснуть от усталости и одновре­менно готова ринуться в бой и показать на мистере Кэгни Джеймсе парочку эффектных приемов карате.

– От чего меня тошнит, дорогая наша мисс Санни, так это от того, что если бы я, мужчина, в пятницу ве­чером остался дома исследовать собственную сексуаль­ность, меня назвали бы несчастным идиотом и неудач­ником.

– Зачем же все принимать на свой счет? – спра­шиваю я.

Кристиан издает сдавленный смешок. Кэгни не обращает никакого внимания на мои слова и продол­жает:

– А когда тем же самым занимаются женщины, им готовы дать Нобелевскую премию! Это называется двойной стандарт. Уму непостижимо! Целое поколение женщин лежит по ночам в полном одиночестве и убла­жает себя при помощи собственных пальцев. В поис­ках иллюзорного оргазма вы забываете о реальной жизни, и все ради чего? Ради того, чтобы по-быстрому получить сексуальное удовлетворение!

– Ну, это вы, конечно, грубовато объяснили, мис­тер Джеймс. Грубовато, ничего не скажешь... Хотя в общем вы правы. Женский оргазм в целом вещь иллю­зорная. Вам, мужчинам, требуется совсем немного, что­бы получить удовольствие от секса, а женщины хотят общения. Мы хотим лучше понять себя и партнера. Мы изучаем свою сексуальность. Мы учимся быть сексу­альными. Короче говоря, как я уже сказала, женщины таким способом познают самих себя.

Произнеся длинную речь, я совсем выбилась из сил. Я уже не помнила, что, собственно, хотела сказать. Че­стно говоря, я даже не помнила, о чем говорила в нача­ле беседы. Надеюсь, мистер Джеймс не собирается за­давать мне вопросы.

– Что же вам непонятно? – спокойно спрашивает Кэгни.

В каком смысле? Разве я говорила что-то о понима­нии?

– Что вы имеете в виду? – переспрашиваю я вы­зывающе, стараясь скрыть тот факт, что в голове у меня стоит густой туман.

Все аргументы, которые я минуту назад выдавала с такой уверенностью, куда-то испарились, по всей видимости, вымытые алкоголем, бурлящим у меня в крови.

– Что вам, женщинам, непонятно в самих себе? – уточняет Кэгни. – Лично мне все в себе понятно.

Он вызывающе выставляет подбородок. Я собира­юсь передразнить его жест, но в последнюю секунду прихожу в себя – получится не очень вежливо. Решаю просто ответить, надеясь, что правильно уловила суть вопроса.

– А вы уверены? Вы уверены, что вам все в себе понятно?

Кристиан делает попытку прервать наш спор и раз­рядить обстановку.

– Женщины более сложные создания, – говорит он, глядя на меня с мягкой улыбкой.

Кэгни переводит взгляд на Кристиана и тоже улы­бается. Не понимаю: они надо мной смеются или нет? В любом случае довольно! Я устала от того, как эти го­лубки весь вечер надо мной издеваются! В конце кон­цов я не виновата, что им не приглянулась. Я не соби­раюсь больше терпеть ни грубости мистера Кэгни Джеймса, ни его пренебрежительного отношения ко всем, у кого нет члена. Я не позволю обращаться со мной, как с человеком второго сорта!

– Если вам не нравятся женщины, мистер Джеймс, это еще не значит, что вы имеете право называть их примитивными! Как бы вам...

Мне приходится оборвать предложение на полусло­ве, потому что чувствую себя вдрызг пьяной и едва сижу на месте от сильнейшего головокружения.

К счастью, Кэгни не дает мне развить свою мысль.

– Потому что мне не нравятся женщины? – изум­ленно переспрашивает он.

– Именно из-за таких, как вы, мистер Кэгни Джеймс, в обществе плохо относятся к гомосексуали­стам! – кричу я неожиданно, бью кулаком по столу и пытаюсь встать со стула.

Встать мне удается, но ненадолго. Снова начинает кружиться голова, а ноги просто ватные. Я грузно опус­каюсь на стул. Как хорошо чувствовать под собой твер­дую опору!

– Эй! – обиженно восклицает Кристиан, выпря­мив спину. – Кто это тут плохо относится к гомосек­суалистам?

– Нет-нет, Кристиан! Я не вас имела в виду. Вы пре­лесть. Самый чудесный человек из всех, кого я знаю.

Я улыбаюсь Кристиану и подмигиваю ему с заго­ворщическим видом. Такое чувство, будто я провали­лась в глубокую яму и лечу вниз, а подол юбки поло­щется у меня возле самых ушей. Я уже не в состоянии контролировать речь, не могу избежать неловких оши­бок и бестактностей, но и остановиться тоже никак не получается.

– Я имела в виду... в смысле... я хотела сказать, что плохо отношусь к гомосексуалистам, которые плохо относятся к женщинам.

– Плохо относятся к женщинам? – спрашивает Кристиан, как будто не веря собственным ушам.

– Я не вас имела в виду, Кристиан! Не вас!

Мне приходится немного повысить голос, чтобы Кристиан понял наконец, что я хочу сказать. Крохот­ная часть сознания, которая еще остается трезвой, бьется в недрах одурманенного алкоголем мозга, безу­спешно стараясь вырваться из плена и взять под конт­роль то, что я говорю.

– Нет-нет, Кристиан. – Кэгни смотрит на меня спокойно и с ощутимой долей презрения. – Она пра­ва. Именно из-за таких, как я, люди плохо относятся к гомосексуалистам. Даже несмотря на то что я предпо­читаю спать с женщинами.

В гостиной воцаряется гробовая тишина. Я мыслен­но повторяю сказанные Кэгни слова и делаю все воз­можное и невозможное, чтобы их понять. Когда до меня наконец доходит смысл сказанного, я открываю рот и, не сдержавшись, выпаливаю:

– Господи, неужели вы бисексуал?

– Черт возьми, кто вам вообще сказал, что я голу­бой?! – бросает Кэгни возмущенным тоном мне в лицо.

Я открываю рот, но что ответить, не знаю. Как же так? Выходит, он не гомосексуалист? Тогда почему явился в гости с мужчиной? И почему на нем такой сви­тер, какие носят гомосексуалисты? И зачем, интерес­но, я так напилась? Точнее, кто позволил мне так на­питься?

Я тщетно оглядываюсь по сторонам в поисках ви­новника. Ну что ж, придется приносить извинения.

– Я просто подумала... Вы же вместе с Кристианом, правильно? Я подумала, что вы, ребята, оба голубые...

Кристиан возмущенно фыркает.

– Значит, вы считаете, – говорит Кэгни, – что мужчина гетеросексуальной ориентации не может дружить с гомосексуалистом? Вы думаете, что тако­го не бывает? Вы думаете, что если я пришел на вечеринку с другом, то мы непременно должны быть любовниками? Просто мракобесие какое-то! И меж­ду прочим, это довольно неуважительно по отноше­нию к Кристиану.

Кристиан, услышав свое имя, взмахивает руками:

– Не надо так, Кэгни, я уверен, что Санни не име­ла в виду ничего плохого. Произошло недоразумение. Я не в обиде.

Он улыбается мне, а я беззвучно шепчу: «Прости­те, пожалуйста». Господи, угораздило же так глупо по­пасть впросак!

– Кристиан, вообще-то она обвинила тебя в том, что ты спишь со мной, – говорит Кэгни.

Кристиан открывает рот, чтобы ответить ему, но, передумав, поворачивается ко мне:

– Знаете, Санни, сказать по правде, такое предпо­ложение действительно ранило мои чувства.

– Простите, Кристиан, – бормочу я, чувствуя, как щеки заливаются краской.

–А как же я? – требовательно вопрошает Кэгни. – Разве передо мной вы не должны извиниться? Как-ни­как я тоже стал жертвой ваших бестактных инсинуаций. Вы обвинили меня в том, что из-за таких, как я, люди пло­хо относятся к гомосексуалистам. По-вашему, это очень вежливо?

Я чувствую, что он просто смеется надо мной. Часы в коридоре бьют полночь. Мои ноги, втиснутые в туфли на высоких каблуках, начинают ныть все сильнее. Опьяне­ние мало-помалу сменяется обычной усталостью. Мне ужасно тягостно спорить с этим типом, но сдаваться я не собираюсь. Пускай мистер Кэгни Джеймс не надеется на легкую победу.

– Знаете, Кэгни, ваша сексуальная ориентация во­обще особого значения не имеет. Сразу видно, что вы никогда в жизни не понимали женщин, а женщины больше всего на свете хотят именно понимания. Поэто­му нет ничего удивительного в том, что вы так выгля­дите – как унылый холостяк среднего возраста.

– Значит, вы считаете, что я не понимаю женщин? Очень любопытно. И очень странно, учитывая тот факт, что вас я понимаю отлично. Можно сказать, что я вас просто насквозь вижу.

– Да ничего вы не видите и не понимаете.

Я отмахиваюсь от собеседника небрежным жестом руки и оглядываю стол в поисках бутылки минераль­ной воды, которую можно было бы прихватить с собой. Кэгни Джеймс сверлит мой лоб разъяренными взгля­дами, но я не обращаю на него никакого внимания. За столом снова воцаряется тишина.

– Кто-то надушился «Аква ди Джио»? – спраши­вает Кристиан после паузы.

– У меня «Анаис Анаис», – отвечает Кристина.

– А от меня пахнет моющим средством, – призна­ется Дайдре.

– Ясно, – кивает Кристиан.

Кэгни бормочет себе что-то под нос, и я замираю от ужаса. Неужели он действительно сказал то, что мне послышалось? Как можно вести себя так гнусно в при­личной компании?! Ну может, я тоже вела себя не очень прилично...

– Что вы сказали? – переспрашиваю я, глядя Кэг­ни прямо в глаза.

– Вы очень прожорливая, – громко повторяет Кэгни.

Кристиан судорожно вздыхает, а я так же судорож­но сглатываю. Из глаз вот-вот хлынут слезы. Ну вот вам и насмешка над моим весом. Все как всегда.

– Какая? – переспрашиваю я снова, понимая, что мой голос звучит не возмущенно и не разгневанно, как мне хотелось бы, а просто жалобно. Я выгляжу, как де­вушка, которая выпила в компании незнакомых людей чересчур много красного вина и, обидевшись на бестактное замечание, собирается расплакаться. Эдриан все еще разговаривает по телефону в другой комнате. Я снова одна. Все как всегда.

– Между прочим, я почти ничего не съела...

– Вы хотите все и сразу, – говорит Кэгни одно­временно со мной.

Я изумленно замолкаю, а он продолжает:

– Вы хотите зарабатывать много денег, иметь тро­их детей, покупать туфли по пятьсот фунтов за пару, ездить в отпуск три раза в год, не терять душевного равновесия и вести сексуальную жизнь молодоженов, а когда не получаете все и сразу, начинаете беситься и срываете злость на первом попавшемся неудачнике.

Я смотрю на него растерянно. А где обвинения в об­жорстве? С какой стати он вдруг заговорил про туфли и молодоженов?

– А я больше всего люблю запах бензина, – не­ожиданно заявляет Питер.

– Да, – с улыбкой соглашается Кристина. – Мне запах бензина тоже нравится. Особенно по утрам.

– Вам кажется, что он пахнет победой? – спраши­вает Кристиан.

Я перевожу взгляд с вазы над самым плечом Кэгни на Кристину. Интересно, она трезвая или тоже напи­лась?

– Нет, – отвечает Кристина. – Запах бензина по утрам напоминает мне, что я уже отвезла девочек в школу. По пути в школу мы никогда не заправляемся. Не хватает времени...

Она смущенно переводит взгляд с Кристиана на меня и обратно. Да, напилась.

– Ясно, – произносит Кристиан.

Кто-то за столом тяжело вздыхает. Что-то с гром­ким стуком падает на пол. Мне вдруг очень сильно за­хотелось домой. Эдриан по-прежнему разговаривает по телефону в другой комнате.

– Знаете, мистер Джеймс, – говорю я на удивле­ние трезвым голосом, – по-моему, единственная вещь, которая вам понятна в женщинах, – это то, что вы их ужасно боитесь. Правда, еще больше вы боитесь при­знаться себе в собственных страхах.

– Может быть, вы и правы, – отвечает Кэгни, кив­нув головой. – Хотя я боюсь не всех женщин. Я боюсь только тех женщин, которые существенно крупнее меня.

Кристиан бросает ложку, которую вертел в руках, и разгневанно смотрит на Кэгни. Я чувствую себя так, словно из меня выпустили воздух.

– Помните семьдесят шестой год? – спрашивает Теренс.

– А что? – интересуется Дайдре.

Теренс не отвечает. Я, Кэгни и Кристиан по оче­реди смотрим друг на друга, но взглядами не встре­чаемся.

– Кэгни... – мягко начинает Кристиан.

– Современные женщины хотят весь мир получить в собственное распоряжение! – Кэгни будто с цепи сорвался.

– А почему бы и нет? – спрашиваю я не менее разгневанно. – Почему вы можете этого хотеть, а я нет? – Я с видом обвинителя тыкаю пальцем в его сторону.

– А зачем вам нужен весь мир, интересно? Что вы будете с ним делать? Покрасите в розовый цвет? По­кроете шоколадной глазурью? – Щеки Кэгни пылают румянцем, в голосе слышна едва сдерживаемая ярость.

– А может, я хочу получить весь мир только для того, чтобы его иметь, что тут плохого? И какая разни­ца? Разве история человечества не строится именно на желании обладать целым миром? Мужчины всегда хо­тели обладать им не ради чего-то, а ради самого обла­дания.

– Это совсем другое дело. Мужчины хотели созда­вать что-то лучшее, строить великие цивилизации. А вы?! Вы бы не знали, что делать с миром, даже если бы получили его на блюдечке! Вам бы пришлось совето­ваться с адвокатом или инструктором по йоге.

Кэгни издает короткий презрительный смешок и бросает свой носовой платок на стол.

– Чем все-таки занимается ваше агентство? – спрашиваю я требовательно, как будто мне немедлен­но нужно знать ответ.

– Мы выслеживаем обманщиков, – отвечает Кэгни.

Эдриан до сих пор разговаривает по телефону в другой комнате.

– В каком смысле обманщиков? Тех, кто обманы­вает своих деловых партнеров? Или друзей?

– Тех, кто обманывает своих супругов и любовни­ков.

– Вы ловите мужчин и женщин, которые заводят романы на стороне? То есть вы фотографируете их похождения? Какая гадость!

– Вы правы, дорогая Санни, это настоящая гадость. Вы первый раз за весь вечер сказали что-то разумное. Склонность женщин к частым изменам просто удиви­тельна. Она позволяет мне и моим сотрудникам чуть ли не купаться в шампанском...

– Представляю, какие у вас расходы на прачеч­ную – с такими-то привычками, – отрезаю я, обра­щаясь скорее к себе, чем к кому-то из присутствую­щих. – Постойте... Вы имели в виду склонность муж­чин и женщин к изменам? А сказали только о женщинах.

– Да, я сказал только о женщинах, – подтвержда­ет Кэгни.

– По-вашему, мужчины всегда верны своим же­нам? – Я смеюсь, широко раскрыв глаза. Да этот па­рень из прошлого столетия!

– Нет, мужчины не всегда верны своим женам.

– Тогда почему вы говорите только о женщинах? – растерянно спрашиваю я.

– Потому что я работаю только на мужчин.

Я просто ошарашена. Кристиан смотрит на меня с сочувственной и озабоченной улыбкой и беззвучно спрашивает: «Вы в порядке?»

– То есть на женщин вы не работаете? – спраши­ваю я напрямик.

– Не работаю, не работал и работать не буду.

– Давайте оставим этот разговор! – предлагает Кристиан и примирительно вскидывает руки.

Мы с Кэгни смотрим на него и снова поворачива­емся друг к другу.

– Это отвратительно, мистер Джеймс. Гадко и от­вратительно. Вы очень злой человек! Очень злой!

Я хочу встать, чтобы подчеркнуть серьезность сво­их обвинений, но вдруг понимаю, что одна из моих ту­фель слетела с ноги, когда я качала ею на самом носке, и теперь валяется где-то на полу. И хотя я почти про­трезвела, если резко поднимусь, непременно потеряю равновесие и упаду.

– То, что делаете вы, ничуть не лучше! – Кэгни в ярости раздувает раскрасневшиеся щеки. Сейчас он похож на капризного ребенка.

– Черт побери, я всего-навсего продаю нижнее белье! – кричу я в ответ.

Кристина морщится, услышав, как я чертыхаюсь. Я не вижу, как она это делает, а просто чувствую ка­ким-то шестым чувством.

– И чертовы фаллоимитаторы! – орет Кэгни мне в лицо.

Я краем глаза вижу, что Кристина опять морщится.

– А что плохого в вибраторах?! – восклицаю я, вскочив на ноги.

Стул с громким скрипом царапает ножками пол.

– Вы заменяете ими мужчин, вот что! – кричит Кэгни в ответ; похоже, он тоже вот-вот вскочит на ноги.

– О Господи, мистер Джеймс! Что с вами такое?! Мужчина – это не только совокупность органов, от­вечающих за репродуктивную функцию, мужчина – это не только секс. Верьте или нет, некоторые из них способны даже разговаривать с женщинами!

– А мы с вами что сейчас делаем? Не разговари­ваем?

Кэгни вскакивает со стула и упирается руками в стол.

– Это не разговор, – отвечаю я, делаю шаг вперед и тоже упираюсь ладонями в стол. – Это просто кош­мар какой-то!

– Почему, интересно? Потому что нам до сих пор не подали десерта?

Кэгни смотрит на меня, не отрываясь. Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

– Простите? – спрашиваю я тихо.

– Срочно захотелось шоколада? – сухо интересу­ется Кэгни.

У меня начинает дрожать нижняя губа, и я судорож­но сглатываю.

– Что вы хотите сказать? – спрашиваю я трясу­щимися губами.

Мои руки тоже дрожат, а из глаза выкатывается огромная слеза, оставляя на правой щеке влажную до­рожку.

У Кэгни по лицу проходит какая-то тень. Он видит, что я плачу, и его руки, сжатые в кулаки, расслабляют­ся. Тут громко кашляет Питер Глоуминг; Кэгни вспо­минает о зрителях, присутствующих на этом отврати­тельном спектакле, и опять принимается играть свою роль.

– Успокойтесь, мисс Санни, не нервничайте. Куда делось ваше чувство юмора? Неужели вы потеряли его вместе с лишними килограммами?

Я быстро вытираю слезы со щек.

– Мне пора идти.

– Не беспокойтесь. Я сам уйду.

Кэгни торопливо и раздраженно выходит из-за стола.

– Нет! – кричу я ему. – Я первая сказала, что ухожу.

Кэгни замирает на месте, а я поворачиваюсь к Теренсу и Дайдре.

– Простите, мне действительно пора. Большое вам спасибо за ужин и...

Я уже нахожусь на полпути к дверям гостиной, од­нако внезапно останавливаюсь, поворачиваюсь к сто­лу и обращаюсь к родителям Дутала таким серьезным тоном, каким только могу:

– Я хочу, чтобы вы знали: я очень счастлива, что с Дугалом все в порядке, но думаю, мне больше не стоит с ним встречаться. Боюсь, я могу напомнить ребенку о том, о чем ему лучше забыть раз и навсегда. В общем... спасибо вам огромное за ужин и до свидания.

Я несколько секунд смотрю на Теренса и Дайдре, затем, поддавшись внезапному порыву, возвращаюсь и расцеловываю их обоих в щеки. Кристина и Питер молча сидят друг напротив друга, из последних сил ста­раясь не заснуть.

– Питер, Кристина, – обращаюсь я к ним, – было очень приятно с вами познакомиться.

Питер, совершенно пьяный, поднимается со стула, чтобы поцеловать меня на прощание. Я быстро целую его в щеку. Или, точнее, не в щеку, а в воздух возле его щеки. Затем так же быстро обхожу вокруг стола и це­лую Кристину, чтобы она не подумала, будто я заигры­ваю с ее мужем.

– Кристиан! – говорю я. – Приятно было снова с вами встретиться. Мы еще обязательно увидимся.

Я протягиваю Кристиану руку, но он встает с места и наклоняется ко мне. Мы обмениваемся прощальны­ми поцелуями. Отвернувшись от Кристиана, я смотрю на единственного, кого я еще не поцеловала. Кэгни сто­ит у противоположного конца стола и смотрит на меня молча.

– Мне пора идти, – говорю я и выхожу из гостиной.

Взяв со столика в коридоре сумку, я заглядываю в

соседнюю комнату. Эдриан по-прежнему болтает по телефону. Он несколько секунд смотрит на меня с ви­новатым видом и одними губами произносит: «Про­сти». Затем прикладывает палец к губам: «Тсс!»

Я разворачиваюсь и иду к входной двери, слыша за спиной голос Кристины:

– А как называется ее сайт? По-моему, отличная идея!

Я выхожу из дома. Прохожу через садик и, открыв калитку, оказываюсь на улице. Домой я решаю идти не по тротуару, а прямо посреди проезжей части – так ни­кто не сможет схватить меня за руку из кустов или какой- нибудь подворотни и затащить в тень. Этот урок я усвои­ла, глядя по телевизору «Криминальный обзор» – самую страшную передачу в истории телевидения. Я успеваю сделать всего несколько шагов, когда у меня за спиной раздается голос:

– Простите меня.

Я оборачиваюсь и вижу Кэгни Джеймса, стоящего посреди дороги.

– Это вас Кристиан послал извиниться? – спра­шиваю я спокойно.

– Я не хотел вас прогонять. Пожалуйста, вернитесь. Я сам ухожу.

Кэгни смотрит не на меня, а на свои ладони. Не­сколько раз сжав и разжав кулаки, он опускает руки, и те безвольно повисают вдоль туловища.

– Нет, – отвечаю я решительно. – У меня нет на­строения. Я пойду домой.

Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов.

– Ну по крайней мере подождите своего... друга, – говорит Кэгни.

Я грустно улыбаюсь.

– Я не знаю, сколько еще он проговорит по теле­фону, а спросить не могу, потому что его подружка ус­лышит мой голос.

Как жалко звучат мои объяснения!.. Кэгни молча смотрит на придорожный куст, усеянный мелкими го­лубыми цветами. Готова поспорить, что мы оба не от­гадаем название этого кустарника даже с пятидесятой попытки.

– Вам нельзя идти одной, – произносит Кэгни, гля­дя на голубые цветы.

– Ничего со мной не случится, – отвечаю я гру­стно.

Я привыкла возвращаться домой в одиночку. Мне вообще не нужна ничья защита.

– Все так говорят, – хмуро отвечает Кэгни.

– Ну и что вы предлагаете? – спрашиваю я не­ожиданно для самой себя и мысленно удивляюсь, с чего мне вообще пришло в голову задать такой вопрос.

Кэгни переводит взгляд на почтовый ящик возле дороги. Я тоже смотрю на ящик, чтобы выяснить, что в нем такого интересного.

Кэгни откашливается и переводит взгляд на меня. Я выразительно молчу, ожидая ответа на вопрос. Со стороны дома доносится звук открывающейся двери и голос Кристиана. «Пока-пока!» – кричит он кому-то.

Взгляд Кэгни снова обращается к почтовому ящику.

– Кристиан мог бы вас проводить, – говорит он тихо.

Я открываю рот, но не могу выдавить ни звука.

– Кристиан, ты ведь проводишь ее домой, правда?

Кристиан останавливается возле друга и смотрит на него, будто не веря собственным ушам. Я чувствую, как вместе со стекающей капелькой пота по моей спине проходит волна разочарования. Не понимаю, что со мной такое?

Кристиан переводит взгляд с Кэгни на меня. Заме­тив написанную на моем лице растерянность, он реши­тельно заявляет:

– Ну конечно, Санни, я тебя провожу. Идем, до­рогая.

Пока Кристиан подходит ко мне, я стараюсь сосре­доточиться на его лице, однако в последний момент все- таки перевожу взгляд на Кэгни. Тот стоит, не двигаясь, и смотрит на цветы. Кристиан берет меня под руку и уводит.

Раньше мы с Кристианом были едва знакомы, но сейчас мне почему-то очень комфортно идти вместе с ним под руку посреди тихой улочки. Мы молча шагаем по направлению к моему дому, размахивая руками. Наконец я решаю прервать молчание.

– Какой он смешной, – говорю я, имея в виду Кэг­ни Джеймса.

– Честно говоря, – отвечает Кристиан, – слово «смешной» нечасто используется людьми, для того чтобы описать Кэгни. – Он подмигивает мне и улы­бается.

– Нет, я имела в виду не «ха-ха», какой смешной. Просто он очень странный и поэтому смешной.

– Да не такой уж он странный, Санни. Просто его жизнь здорово потрепала, вот и все.

– Ну, наверное, не больше остальных! Подумать только, Кристиан, он постоянно на что-то злится! Я ведь ничего плохого ему не делала. За что он меня так нена­видит?

Кристиан тянет меня за руку, чтобы остановить, и говорит, глядя в глаза:

– Дело не в тебе, милая. Он просто... он не очень хорошо ладит с женщинами... во всяком случае, в по­следнее время.

– А раньше что, ладил? – спрашиваю я недовер­чиво.

– О да. – Кристиан с мудрым видом кивает.

– Значит, он... разведен? – спрашиваю я с любо­пытством.

—Да.

На этот раз Кристиан кивает очень многозначитель­но. Я понимаю, что должна о чем-то догадаться по вы­ражению его лица, и поэтому говорю:

– Ясно.

Хотя на самом деле мне ничего не ясно.

– Трижды разведен, – добавляет Кристиан. Я громко кашляю от неожиданности. Мимо, не об­ращая на нас ни малейшего внимания, вразвалочку проходит толстый кот.

– Теперь понимаешь, в чем дело? – спрашивает Кристиан.

– Господи Боже! Прямо Элизабет Тейлор местно­го розлива!.. Поэтому он тебе так нравится? Потому что напоминает Лиз Тейлор?

– Ну, не только поэтому, – серьезно отвечает Кри­стиан. – Он всегда готов помочь, если мне требуется помощь.

– Понятно. Господи, но три раза!.. Он что, бил сво­их жен?

– Святые угодники! Конечно, нет! Санни, ты все неправильно поняла. Он просто... он просто всегда вы­бирал не тех женщин. У него отвратительный вкус. И не только на свитера, между прочим. В нем есть какая- то искорка, хотя за последнее время она и поблекла, понимаешь? В нем есть свое очарование, пускай и не­много странное. Просто он не всегда его показывает. Ну а проблема заключается в том, что каждый раз он выбирал в жены глупых красивых кукол.