Здавалка
Главная | Обратная связь

Письмо Кристиана. Неожиданная находка Аны.




Кристиан спал рядом. За окнами Эскалы занимался рассвет. Было примерно пол шестого утра. Еще достаточно рано, чтобы вставать, но мой ужасный кошмар толкал меня в библиотеку.
Во сне я видела, как сижу на диване, том самом, на котором рыдала вчера после стычки с Еленой и читаю какой то исписанный убористым почерком листок и я, как ни странно, отчетливо помнила, где я его нашла. Мой взгляд невольно зацепился за его край, когда в своем сне я бесцельно ходила вдоль рядов книг и перебирала корешки фолиантов, которые Кристиан так заботливо хранил. Библиотека была его гордостью.
И вот так, проводя пальцами вдоль очередного ряда книг во сне, я порезалась об острый край плотной бумаги и вытащив ее начала читать.
Но смысла текста я не помнила, лишь знала, что шок, который я испытала при его прочтении перерос в мой очередной ночной кошмар и от него сейчас я проснулась в холодном поту.
Тихонько убрав руку спящего Кристиана я накинула на себя халат и стараясь не шуметь, направилась в библиотеку. Мой мозг тут же выдал дорожную карту, как только я попала туда, и я начала свое движение так же, как двигалась во сне.
На очередном оригинале Уильяма Шекспира мои пальцы споткнулись о ребро плотного листа, чуть торчащего между книг.
"Черт подери, я и хочу и боюсь одновременно узнать, что там написано".
Мисс Подсознание неодобрительно качала головой, а внутренняя Богиня подначивала "Давай, Ана, если бы это был секрет, он бы хранился сейчас в сейфе твоего будущего мужа".
И ей удалось, мои пальцы осторожно потянули за край и лист бумаги оказался перед моими глазами.
На моем лице не осталось ни кровинки, когда я начала читать.
Это было похоже на воспоминания или на фантазию, но я читала как завороженная:
"Он стоял в железной клетке, с кляпом во рту, его руки и ноги были растянуты по углам на цепях. На глазах была повязка. Клетка, в которой находился узник, была пронизана сотней заостренных длинных прутьев и каждый из них касался его кожи. Малейшее движение доставляло мучения, когда ближайшее к нему острие вонзалось в кожу.
Это было его наказанием, за то, что подсмотрел, как его Госпожа принимает ванну. Не удержался от соблазна и вот теперь она наказала его.
В таком положении он был уже полночи, пока его Госпожа сладко потягиваясь во сне, лежала обнаженная на софе, под клеткой, которая была подвешена к потолку.
Он знал, его мучения будут длиться и длиться, пока прутья царапают и колют его кожу и, лишь если Госпожа сжалится, наутро его освободят, но лишь затем, чтобы поставить израненного коленями на рассыпанный горох в углу, в покоях Госпожи.
Он ее раб и она делает с ним все, что захочет.
Захочет - ударит, захочет изнасилует рукоядью своего стека, захочет - лишит его еды и воды, так, что он будет умирать от жажды.
Госпожа жестока, прекрасна, но справедлива и ни разу он не был наказан ею просто так.
Раб знал, что виноват и был готов терпеть все пытки Госпожи, лишь бы она не вышвырнула его на улицу, лишь бы не продала другому Хозяину.
Раб не смел желать Госпожу даже в своих мыслях, когда она зажав его шею между своих бедер хлестала его оголенный зад ремнем, заставляя его вздрагивать и сдерживая крики крепче стискивать зубы от каждого обжигающего удара. Это возбуждало Госпожу, его крики и стоны между ее ног. И обычно Госпожа кончала ему на загривок, бурно и со стонами, обрушивая удар за ударом на его горящий зад.
Сегодня днем он валялся в ногах у Госпожи, пытаясь вымолить ее прощение, целовал ее сапоги преданно глядя в глаза. Но Госпожа была непреклонна, настолько сильно он провинился.
Ему было строжайше запрещено смотреть на ее груди, на ее великолепные розовые, налитые груди с такими манящими его к себе сосками. Он грезил о них, но ни разу Госпожа не дала даже посмотреть на них, отчего он и решился на этот отчаянный поступок и сейчас горько расплачивался за это в ЕЕ клетке.
Рабу было известно, что после того, как он отстоит ночь на горохе его привяжут к выгнутой скамье и Госпожа снова будет пороть его и насиловать его зад своим блестящим черным страпоном, заставляя его возбуждаться и стонать под ее натиском. А потом она с отвращением влепит ему пощечину, увидев, как он непроизвольно кончил под собой без ее ведома.
Госпожа разозлится и ему придется лечь головой в специальные тиски, а Госпожа, зафиксировав его таким образом опустится своей плотью на его лицо и он будет долго и старательно лизать, сосать и всячески ублажать ЕЕ - он ничтожный, ничего не значащий для нее раб, раб которого можно подарить, продать, прогнать и даже убить. Он ее вещь, ее собственность и с ним она вольна делать все, что ее душе угодно.
Сколько раз ее тонкий и острый каблук был в его широко открытом рту, сколько раз он вылизывал его, стараясь ей угодить. Она ходила по нему, сильно вдавливая свои шпильки в его голую спину, оставляя глубокие синяки, которые он принимал с благодарностью, и, глядя на них потом вспоминал свою боль и свое наслаждение от ее стройных ног в туфлях на своей обнаженной спине.
Ему было больно спать, сидеть, ходить. Каждое его движение причиняло ему боль, напоминая о Госпоже. Но ни за что в своей никчемной жизни, он не хотел ее потерять. Раб трепетно любил свою Госпожу, она была его единственной, единовластной Хозяйкой, а он был идеальным рабом, ЕЕ рабом, ЕЕ вещью, вещью о которой она заботилась, когда он болел, когда был голоден, если это не являлось наказанием. Госпоже нравилось выгуливать его в своем саду на длинной серебряной цепи, нагишом, как свою собачонку. Она снабжала его одеждой. Она была для него ВСЕМ в этом мире.
Его благодарность Госпоже не знала границ. Несмотря на все унижения и боль, он ее боготворил.
Он отчетливо помнил, как попал к Госпоже, совершенно потерянный и никому не нужный, она подобрала его на улице, проезжая мимо на своем Мерседесе, когда он замерзал зимой, сидя в тонкой ветровке под окнами бывшего Хозяина, выгнавшего и повесившего на его шею табличку с надписью "Этот раб будет принадлежать любому, кто захочет его иметь своей вещью."
Госпожа взяла его в свой дом, вылечила от жесточайшего воспаления легких и возможно она даже любила его, по-своему, и тогда, когда ее рука, затянутая в черную лайковую перчатку, наказывала его, но об этом он не смел даже мечтать.
С такими мыслями раб томился в клетке, а капли его крови капали теплыми алыми пятнами на стройное тело Госпожи, спящей под ним на софе.
".

Я зажала себе рот, чтобы не закричать, снова...
"Мой Fifty, мой потерянный маленький мальчик" на мои глаза навернулись слезы.
Даже если это неправда и это лишь его фантазии, когда он был в руках Елены, тошнота все равно подкатила к моему горлу, заставляя согнувшись пополам и при этом аккуратно заправив злосчастный листок бумаги на его место между книг, рвануть к ванной, где меня вывернуло наизнанку от нахлынувших на меня и топящих в себе жутких эмоций.

 







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.