Главная | Обратная связь

Об этических аспектах философствования

Философствование, как вид человеческой деятельности, подчиняется определенным морально-этическим нормам. Этика и мораль, будучи структурно включенными в философское сознание, изнутри задают этим нормам определенные ориентиры, имеющие ценностный характер.

В понимании отдельных видных представителей философской мысли современности (Ортега-и-Гассет, М. К. Ма-мардашвили и др.), философия появляется в ответ на возникновение в человеческом обществе неразрешимых проблем, в ответ на гигантское отчуждение в духовной жизни. Несомненно, прав Ортега-и-Гассет, когда утвержает, что философия не наука, она выше науки. Дополнив философское изречение античности, что философия есть наука наук, испанский философ привнес в нее нечто собственное, возвысив философию до уровня некоего наднаучного явления. Но это не есть мистификация философии, а видение в ней того скрытого смысла, который не всегда может заметить обыденное сознание, хотя оно и не совсем безразлично к философии.

Здесь речь идет о ценностном аспекте философского сознания, называемого отечественными философами аксиологической функцией философии.

Античная философия в лице Сократа уже обратила на эту проблему внимание тем, что отождествила нравственность и знания. Этим Сократ хотел показать, что полное знание возможно лишь тогда, когда познавательный процесс не изолирован от оценочного отношения к действительности, а дополняется им. Поэтому никто из античных философов не сомневался в формуле «философия есть наука наук».

Античная философия сделала человека основным объектом философского осмысления. Не случайно Протагор изрек: «Человек есть мера всех вещей». Мораль как сущностная сила человека, органически включенная в философское сознание, через феномен свободы человека внедрена в его деятельность, присутствует в акте оценки как долженствование. Долженствование,регулирующее взаимоотношения человека и социума, уже этим обстоятельством ориентирует человека на нравственные ценности. То есть философ никак не может быть ориентирован на безнравственность. В то же время в добровольности человеческого поведения (поступать по доброй воле) как основе морального регулирования, заключен огромный потенциал, направленный против любого насилия.

Таким образом, долженствование и ориентация на добро выступают важнейшими факторами философского мышления. Философское мышление образует сердцевину философской культуры, является сутью философствования. Само философствование, занимая особое место в духовной культуре, служит ее квинтэссенцией, на что указывал еще К. Маркс. Но даже при этой роли философия не может претендовать на универсальное предназначение — преобразовать мир. Такое понимание роли философии, высказанное Марксом в «Тезисах о Фейербахе»: «Философы лишь различным образом объясняли мир, а дело заключается в том, чтобы изменить его», стало в советской философии основной ее парадигмой и превратило философию в идеологию. По словам М. Мамардашвили, превращение философии в идеологию практически означает ее конец¹, ибо, становясь идеологией, философия выступает как господствующая система идей в обществе, она приобретает черты обязательной для всех догмы. Поэтому духовность и философия, превращенная в идеологию, несовместимы.

Что же может спасти философию от превращения ее в идеологию, в догматизированные постулаты? Нам представляется, что самопознание философии должно развиваться в направлении расширения аксиологической функции; сказанное в большей мере относится к проблемам этическим и эстетическим, без которых аксиологическая функция не мыслима.

¹ Мамардашвили М. К. О философии II Вопросы философии. 1992. №5. С. 115.

Во-вторых, в силу имманентной включенности морали в процесс философствования, парадигмы этического мышления одновременно выступают и этическими моделями философствования. Это — упоминавшиеся уже выше парадигмы этического мышления: добро сильнее зла; человек есть мера всех вещей; принцип толерантности; «Поступай всегда так, чтобы мера твоего поведения могла бы стать всеобщим законом»; «Поступай всегда так, чтобы ты относился к человеку не как к средству, а как к цели»; «добро спасет мир»; мир может погибнуть не только от ядерной войны или экологической катастрофы, но и от глобального нравственного кризиса человечества; не делай другому того, чего не желаешь себе; всегда помни, что есть люди лучше, чем ты; поступай так, чтобы производить гармоничные, а не противоречивые желания; мораль есть там, где есть духовность...

Приведенные этические модели филофского мышления одновременно могут играть роль как мировоззренческих ориентиров, так и своеобразных методологических критериев в различных сферах человеческой деятельности. Перечисленные модели поведения соответствуют принципам гуманизма, общечеловеческим ориентирам права и морали, закрепленным во Всеобщей декларации прав человека и других документах международного права. Они соответствуют также сути философии как мудрости, не сводимой только к знаниям, а представляющей синтез добра и истины, определяемой высказыванием Гераклита «Мно-гознание уму не научает», которое с полным на то основанием названо формулой мудрости.

о

 

Глава VIII.

РЕЛИГИОЗНАЯ МОРАЛЬ

Бытующая и весьма распространенная точка зрения о том, что подлинная нравственность обязательно связана с религией, с верой в бога, выражает не совсем точное представление о религиозной морали как сумме запретов, ибо в древнейших кодексах морали встречаются нормы, призывающие и к активности. О своих сомнениях по тому поводу, что первые нравственные нормы могли быть только запретами, нам уже приходилось писать¹. Об этом уже шла речь выше в разделе «Генезис морали» данного издания.

Ставя задачей описать наше видение религиозной морали, мы рассчитываем в своем анализе реализовать три подхода, совмещение которых, по нашему мнению, поможет выявить малоизвестные аспекты взаимовлияния религии и морали в их генезисе.

В первом случае речь пойдет об общих универсальных причинах возникновения религии. Второй подход предполагает нахождение специфических причин, породивших ту или иную религию. Третий подход охватывает анализ места запретов в той или иной религиозной морали. Характер запретов, а также соотношение запретов с нормами, призывающими к поведенческой активности, к инициативе, должно лечь в основу осмысления любой религиозной морали. Так, если преобладание запретов в системе норм служит сдерживающим фактором развития культуры, то наличие в религиозной морали призывов к активному

¹ Валеев Д. Ж. Происхождение морали. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 1981. 168 с.

поведению служит неким катализатором развития общества, фактором преодоления кризисов.

Касаясь зарождения религиозного сознания, рассмотрим характерное для первобытного сознания явление антропоморфизма, возникшего в результате экстраполяции формирующимся человеком своих качеств на окружающие предметы и явления, что было обусловлено желанием объяснить мир и ответить на возникающие вопросы. Но лучше всего человек знал себя и себе подобных, и первоначальной формой самосознания человека была нравственность. Первичные нравственные представления были той призмой, через которую формирующиеся люди определяли свое отношение к миру. Экстраполяция человеком самого себя на явления и вещи порождала антропоморфическое мировоззрение, генетической основой которого явились нравственные представления. Позднее на базе антропоморфического мировоззрения возникло мифотворчество. Тот факт, что в любой мифологии нравственная проблематика является центральной, свидетельствует о генетической первичности нравственного сознания по отношению к мифам. Здесь также необходимо учитывать, что нравственность исторически, по мнению ряда исследователей, возникла раньше религии и других форм сознания¹.

Но, возникнув раньше других форм сознания, нравственность не могла не быть в той или иной мере их предпосылкой. Являясь первой формой осознанного приспособления человека к условиям среды (в смысле консолидации людей в целях лучшей организации), а также изначальным средством самопознания человека, нравственность выявляла и трансформировала потребности людей в сознательные интересы и цели, а также регулировала их удовлетворение. Во-вторых, нравственная норма как мера взаимозависимости социальных объектов (человек, коллектив, общество) была необходимой исходной формой общения людей как примеры оптимальных путей (взаимопомощь, совместный труд, общая забота о детях, больных и стариках) удовлетворения потребностей. Была использована нормативность нравственности в качестве формы, стереотипа поведения для других социальных регуляторов. Можно утверждать, что

' Тэйлор Э. Ф. Первобытная религия. М., 1939. С. 472—473; Плеханов Г. В. Избр. филос. пр. Т. 3. М, 1957. С. 310; Шишкин А. Ф. Основы марксистской этики. М, 1961. С. 59; Семенов Ю. И. Как возникло человечество. М., 1966. С. 274.

происхождение религии, политических и правовых норм в конечном счете так или иначе было связано с их отношением к возникшим еще до них нравственным нормам.

Возникнув на основе нравственных представлений, антропоморфизм выполнял роль источника религиозно-мифического сознания. Попытка объяснить непонятные явления природы (наводнения, ураганы, землетрясения, затмения и др.) породила у людей представления о сверхъестественном. Но сверхъестественное интерпретировалось через призму антропоморфизма, ибо само мировоззрение было антропоморфическим. Человеческие качества приписывались природным явлениям в гипертрофированных масштабах. Поэтому антропоморфизм закономерно породил религиозное мировоззрение. Таким образом, не религия явилась генетической основой нравственности, а, наоборот, нравственное сознание, возникнув раньше религии, было одной из предпосылок религии.

Весьма близкое к нашему суждению мнение высказывал французский ученый Пьер Шаррон (1541—1603). Доказывая естественное происхождение нравственности, Шаррон критиковал распространенный тезис о том, что религия предшествует нравственности. «Нравственность есть первое, религия же, — второе, — писал он, — ибо религия есть нечто заученное, извне к нам приходящее, усвоенное из учения и откровения и не может поэтому создать нравственность. Она скорее есть порождение этой последней, ибо нравственность первична, стало быть, старее и естественней, и ставить ее после религии — значит извращать всякий порядок»¹. К сожалению, Шаррон не стал дальше развивать свои взгляды. Вполне возможно, что он сумел бы преодолеть излишне прямолинейный вывод о том, что «религия есть порождение нравственности». Из факта более раннего возникновения нравственности по сравнению с религией с необходимостью не следует, что религия порождена нравственностью.

Зачаточные нравственные представления, обеспечивавшие спаянность стада, служили лишь стимулом развития отвлеченно-абстрактного мышления. На определенной ступени развития абстрактного мышления мировоззрение становится этиологическим, когда человека все больше начинают интересовать причинно-следственные зависимости. Эти потребности обслуживаются религиозно-мифическим

¹ Иодль ф. История этики в новой философии. Т. 1. М., 1896. С. 70. 116

сознанием, в рамках которого постепенно фирмируется религиозная мораль.

В формировании религиозных систем морали, особенно морали мировых религий, выдающуюся роль сыграли отдельные личности, которые одновременно выступили создателями этих религий — иудаизма, буддизма, христианства и ислама. К ним относятся Моисей, Будда, Иисус Христос, Мухаммед.

Остановимся кратко на названных мировых религиях на предмет выявления в них нравственно-этического содержания, попытаемся ответить на вопросы о причинах их зарождения и ценности для носителей той или иной религии, затронув в то же время и общечеловеческую роль конкретного вероисповедания.

Мораль иудаизма

В основу морали иудаизма положены десять заповедей Моисея, помещенные в Ветхом Завете. По мнению И. А. Крывелева, область этики начинается с пятой заповеди: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую господь, Бог твой, дает тебе» (Исход, 20:12). Остальные заповеди формулируются так: «Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не произности ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (Исход, 20:13—17)¹.

Исторически иудаизм считается самой древней монотеистической религией, возникшей, судя по некоторым источникам, где-то на рубеже I и II тысячелетий до н. э. Именно в это время и жил пророк Моисей. Основной причиной возникновения иудаизма, вероятно, является потребность в консолидации древнееврейских племен в единую этнополитическую общность. Это не могло не найти отражения в кодексе поведения древних иудеев — Десяти-словии Моисея.

Из шести заповедей Моисея пять являются запретами. Это объясняется спецификой периода, переживаемого древними иудеями. Этот период требовал единства народа,

¹ Крывелев И. А. Библия: историко-критический анализ. М., 1982. С. 186.

поэтому любые малейшие отклонения от общих принципов не допускались.

Особую роль в консолидации древних евреев в единый народ играли их взаимоотношения с соседями. Большую опасность представляли сильные соседи, создавшие государственные образования. Иудеям в борьбе за выживание приходилось нередко вести бескомпромиссные и кровопролитные войны. Отсюда и призывы, содержащиеся в Ветхом завете, не жалеть врагов, быть с ними жестокими и даже не останавливаться перед их массовым истреблением. Прав А. А. Гусейнов, когда пишет: «Деятельность Моисея представляет нам редкую возможность на конкретном примере наблюдать, как племена трансформируются в народ (нацию), входят в историю культуры. Замечательно, что при этом с наивной простотой показана противоречивость этого процесса, в ходе которого консолидация одного народа (в рассматриваемом случае евреев) происходит за счет его противостояния другим народам, доходящего в отдельных случаях до войны и истребления»¹. По велению Яхве, Моисей повел иудеев войной против мадианитян (за то, что они уговаривали израильтян поклоняться богу Ваал-Фегору вместо Яхве) и победил их. «И убили всех мужеского пола... А жен мадиамских и детей их сыны израилевы взяли в плен, и весь скот их, и все стада их и все имение их взяли в добычу» (Числа, 31:7-9). Желание сохранить незыблемость религиозных устоев, в чем они видели нравственный источник единения иудейских племен, порождало и жестокие акции. Нравственный мир людей был ограничен рамками проблем данного этноса. Нечто подобное было характерно и для других народов, переживавших периоды этнической консолидации. Так, викинги захваченным врагам рассекали спины, выворачивали ребра, вытаскивали легкие². В узбекском дастане «Рустамхан» говорится о том, как Рустам-хан, захватив врагов, одним отрезал уши, другим — носы, а одному — язык³.

Примеры жестокого обращения с врагами, свидетельствуя об этноконфессиональных границах морали в древнейшие периоды истории, не могут, однако, отрицать того, что даже в ту эпоху в нравственном арсенале культуры были общечеловеческие мотивы. Призывы «почитай отца твоего

¹ Гусейнов А. А. Великие моралисты. М.: Республика, 1995. С. 74.

² Гуревич А. Я. Походы викингов. М., 1956. С. 169.

³ Рустамхан. М„ 1972. С. 236.

и мать твою», «не убивай», «не кради» имеют общечеловеческое содержание. Эти нормы несомненно работали на нравственный прогресс.

Совершенно уникальным случаем в Этике Ветхого Завета является нравственная и одновременно правовая норма, провозглашающая: «Не произности ложного свидетельства на ближнего твоего» (Исход, 20:16). Это положение из Декалога предвосхитило время. Но идея, заложенная здесь, не была освоена даже уголовными кодексами союзных республик в условиях СССР; в них содержались статьи за недоносительство, причем, обязанность донести о готовящемся или совершенном преступлении возлагалась также на родных и близких тех, кто совершил преступление или обвинялся в этом. Только Конституция Российской Федерации, принятая в 1993 году (статья 51, часть 1), ограждает граждан от необходимости давать какие-либо показания против родных и близких.

Среди нравственных запретов Десятисловия есть немало таких, которые не лишены современного жизненного смысла. Вот одна из таких норм: «Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды» (Исход, 23:2). Хотя истинность этой нормы очевидна, но и среди наших современников найдутся такие, которые не задумываясь готовы пойти куда угодно, следуя за большинством. То есть запрет требует совершать обдуманные поступки и предостерегает от легкомыслия.

Не менее поучительно звучит и такой запрет: «Пришельца не притесняй и не угнетай его; ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской» (Исход, 23:21). В данном случае речь идет о беженцах, по той или иной причине покинувших родную землю. Ветхий Завет в данном случае напоминает израильтянам о тех временах их истории, когда они не по своей воле оказались в Египте (в «египетском плену») и влачили там тяжелую жизнь.

Исследователи ветхозаветной морали отмечают разделение людей в законах Моисея на «своих» и «чужих», вызванного стремлением создать политическое пространство для становления и развития народа¹. Надо отдать должное мудрости Моисея (если он существовал на самом деле) или, во всяком случае, создателям Ветхого Завета в том отношении, что идея богоизбранности евреев, внушенная Мои-

¹ Крывелев И. А. Библия: историко-критический анализ. М., 1982; Гусейнов А. А. Великие моралисты. М., 1995.

сеем и его последователями, сыграла выдающуюся роль как в консолидации всех 12 колен израилевых в один народ, так и в сохранении евреев в течение длительного нахождения в экстремальной ситуации гонений и притеснений. Немалую роль сыграл здесь и тот факт, что иудаизм стал национальной религией евреев.

Атмосфера многовековых несправедливых унижений, вероятно, породила у евреев утонченное восприятие всякой несправедливости, а также терпение, поскольку другой альтернативы, на первый взгляд, и не было. Между тем, если приглядеться внимательнее к историческому процесу, выбор всегда есть. Но этот выбор мог превратить народ в сообщество изгоев, преступников и деклассированных элементов, чему не суждено было случиться. Причиной тому — вера народа в справедливость, которую А. А. Гусейнов назвал «смысловым центром этики Моисея»¹.

Одной из проблем этики, звучащей всегда остро, выступает требование, содержащее запрет на создание ложных и надуманных авторитетов. В этом отношении пальма первенства принадлежит Кодексу Моисея, в котором сказано: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли» (Исход: 20-4). Норма эта не только защищает авторитет единого для иудеев бога Яхве, но и предупреждает от поступков, которые так или иначе оттеняют бога Яхве и могут нанести вред общееврейской нравственности. Во-вторых, за этим запретом проглядывает понимание авторами Ветхого Завета того, что любой авторитет — шаг к расширению масштабов авторитарного поведения, а значит и к деформации творческого потенциала сознания. Чем больше в обществе надуманных авторитетов, тем меньше в нем серьезного здравомыслия, тем больше должных и мнимых фетишей. В этом, на наш взгляд, состоит мудрость и общечеловеческий характер рассмотренного запрета из Ветхого Завета.

Скрытый нравственный смысл заложен и в другом запрете из Декалога: «Не произноси имени Господа, Бога твоего напрасно...» (Исход: 20-7). Смысл запрета состоитв том, что он призывает не употреблять имя бога по любому поводу. От частого употребления слова ветшают, становятся привычными, от чего теряется свежесть восприятия;

¹ Гусейнов А. А. Указ. соч. С. 84.

их глубокий смысл девальвируется. Авторы Ветхого Завета ясно осознавали, что демагогия рано или поздно приносит обратный эффект.