Главная | Обратная связь

ГЛАВА ПЕРВАЯ. В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ

Лето носилось в воздухе. Белый Клык почувствовал беду еще задолго дотого, как она дала знать о своем приближении. Весть о грядущей переменекакими-то неведомыми путями дошла до него. Предчувствие зародилось в нем повине богов, хотя он и не отдавал себе отчета в том, как и почему этослучилось. Сами того не подозревая, боги выдали свои намерения собаке, и онауже не покидала крыльца хижины и, не входя в комнату, знала, что люди что-тозатевают. -- Послушайте-ка! -- сказал как-то за ужином погонщик. Уидон Скотт прислушался. Из-за двери доносилось тихое тревожноепоскуливание, похожее скорее на сдерживаемый плач. Потом стало слышно, какБелый Клык обнюхивает дверь, желая убедиться в том, что бог его все еще тут,а не исчез таинственным образом, как в прошлый раз. -- Чует, в чем дело, -- сказал погонщик. Уидон Скотт почти умоляюще взглянул на Мэтта, но слова его несоответствовали выражению глаз. -- На кой черт мне волк в Калифорнии? -- спросил он. -- Вот и я то же самое говорю, -- ответил Мэтт. -- На кой черт вам волкв Калифорнии? Но эти слова не удовлетворили Уидона Скотта; ему показалось, что Мэттосуждает его. -- Наши собаки с ним не справятся, -- продолжал Скотт. -- Он их всехперегрызет. И если даже я не разорюсь окончательно на одни штрафы, полициявсе равно отберет его у меня и разделается с ним по-своему. -- Настоящий бандит, что и говорить! -- подтвердил погонщик. Уидон Скотт недоверчиво взглянул на него. -- Нет, это невозможно, -- сказал он решительно. -- Конечно, невозможно, -- согласился Мэтт. -- Да вам придетсяспециального человека к нему приставить. Все колебания Скотта исчезли. Он радостно кивнул. В наступившей тишинестало слышно, как Белый Клык тихо поскуливает, словно сдерживая плач, иобнюхивает дверь. -- А все-таки здорово он к вам привязался, -- сказал Мэтт. Хозяин вдруг вскипел: -- Да ну вас к черту, Мэтт! Я сам знаю, что делать. -- Я не спорю, только... -- Что "только"? -- оборвал его Скотт. -- Только... -- тихо начал погонщик, но вдруг осмелел и не сталскрывать, что сердится: -- Чего вы так взъерошились? Глядя на вас, можноподумать, что вы так-таки и не знаете, что делать. Минуту Уидон Скотт боролся с самим собой, а потом сказал уже гораздоболее мягким тоном: -- Вы правы, Мэтт. Я сам не знаю, что делать. В том-то вся и беда... --И, помолчав, добавил: -- Да нет, было бы чистейшим безумием взять собаку ссобой. -- Я с вами совершенно согласен, -- ответил Мэтт, но его слова и наэтот раз не удовлетворили хозяина. -- Каким образом он догадывается, что вы уезжаете, вот чего я не могупонять! -- как ни в чем не бывало продолжал Мэтт. -- Я и сам этого не понимаю, -- ответил Скотт, грустно покачав головой. А потом наступил день, когда в открытую дверь хижины Белый Клык увидел,как хозяин укладывает вещи в тот самый проклятый чемодан. Хозяин и Мэтт то идело уходили и приходили, и мирная жизнь хижины была нарушена. У БелогоКлыка не осталось никаких сомнений. Он уже давно чуял беду, а теперь понял,что ему грозит: бог снова готовится к бегству. Уж если он не взял его ссобой в первый раз, то, очевидно, не возьмет и теперь. Этой ночью Белый Клык поднял вой -- протяжный волчий вой. Белый Клыквыл, подняв морду к безучастным звездам, и изливал им свое горе так же, какв детстве, когда, прибежав из Северной глуши, он не нашел поселка и увиделтолько кучку мусора на том месте, где стоял прежде вигвам Серого Бобра. В хижине только что легли спать. -- Он опять перестал есть, -- сказал со своей койки Мэтт. Уидон Скотт пробормотал что-то и заворочался под одеялом. -- В тот раз тосковал, а уж теперь, наверное, сдохнет. Одеяло на другой койке опять пришло в движение. -- Да замолчите вы! -- крикнул в темноте Скотт. -- Заладили одно, какстарая баба! -- Совершенно справедливо, -- ответил погонщик, и у Скотта не былотвердой уверенности, что тот не подсмеивается над ним втихомолку. На следующий день беспокойство и страх Белого Клыка только усилились.Он следовал за хозяином по пятам, а когда Скотт заходил в хижину, торчал накрыльце. В открытую дверь ему были видны вещи, разложенные на полу. Кчемодану прибавились два больших саквояжа и ящик. Мэтт складывал одеяла имеховую одежду хозяина в брезентовый мешок. Белый Клык заскулил, глядя наэти приготовления. Вскоре у хижины появились два индейца. Белый Клык внимательно следил,как они взвалили вещи на плечи и спустились с холма вслед за Мэттом, которыйнес чемодан и брезентовый мешок. Вскоре Мэтт вернулся. Хозяин вышел накрыльцо и позвал Белого Клыка в хижину. -- Эх ты, бедняга! -- ласково сказал он, почесывая ему за ухом и гладяпо спине. -- Уезжаю, старина. Тебя в такую даль с собой не возьмешь. Ну,порычи на прощанье, порычи, порычи как следует. Но Белый Клык отказывался рычать. Вместо этого он бросил на хозяинагрустный, пытливый взгляд и спрятал голову у него под мышкой. -- Гудок! -- крикнул Мэтт. С Юкона донесся резкий вой пароходной сирены. -- Кончайте прощаться! Да не забудьте захлопнуть переднюю дверь! Явыйду через заднюю. Поторапливайтесь! Обе двери захлопнулись одновременно, и Скотт подождал на крыльце, покаМэтт выйдет из-за угла хижины. За дверью слышалось тихое повизгиванье,похожее на плач. Потом Белый Клык стал глубоко, всей грудью втягиватьвоздух, уткнувшись носом в порог. -- Берегите его, Мэтт, -- говорил Скотт, когда они спускались с холма.-- Напишите мне, как ему тут живется. -- Обязательно, -- ответил погонщик. -- Стойте!.. Слышите? Он остановился. Белый Клык выл, как воют собаки над трупом хозяина.Глубокое горе звучало в этом вое, переходившем то в душераздирающий плач, тов жалобные стоны, то опять взлетавшем вверх в новом порыве отчаяния. Пароход "Аврора" первый в этом году отправлялся из Клондайка, и палубыего были забиты пассажирами. Тут толпились люди, которым повезло в погоне зазолотом, люди, которых золотая лихорадка разорила, -- и все они стремилисьуехать из этой страны, так же как в свое время стремились попасть сюда. Стоя около сходней. Скотт прощался с Мэттом. Погонщик уже хотел сойтина берег, как вдруг глаза его уставились на что-то в глубине палубы, и он неответил на рукопожатие Скотта. Тот обернулся: Белый Клык сидел в несколькихшагах от них и тоскливо смотрел на своего хозяина. Мэтт чертыхнулся вполголоса. Скотт смотрел на собаку в полномнедоумении. -- Вы заперли переднюю дверь? Скотт кивнул головой и спросил: -- А вы заднюю? -- Конечно, запер! -- горячо ответил Мэтт. Белый Клык с заискивающим видом прижал уши, но продолжал сидеть всторонке, не пытаясь подойти к ним. -- Придется увести его с собой. Мэтт сделал два шага по направлению к Белому Клыку; тот метнулся всторону. Погонщик бросился за ним, но Белый Клык проскользнул между ногамипассажиров. Увертываясь, шныряя из стороны в сторону, он бегал по палубе ине давался Мэтту. Но стоило хозяину заговорить, как Белый Клык покорно подошел к нему. -- Сколько времени кормил его, а он меня теперь и близко не подпускает!-- обиженно пробормотал погонщик. -- А вы хоть бы раз покормили с тогопервого дня! Убейте меня -- не знаю, как он догадался, что хозяин -- вы. Скотт, гладивший Белого Клыка, вдруг нагнулся и показал на свежиепорезы на его морде и глубокую рану между глазами. Мэтт провел рукой ему по брюху. -- А про окно-то мы с вами забыли! Глядите, все брюхо изрезано. Должнобыть, разбил стекло и выскочил. Но Уидон Скотт не слушал, он быстро обдумывал что-то. "Аврора" далапоследний гудок. Провожающие торопливо сходили на берег. Мэтт снял платок сшеи и хотел взять Белого Клыка на привязь. Скотт схватил его за руку. -- Прощайте, Мэтт! Прощайте, дружище! Вам, пожалуй, не придется писатьмне про волка... Я... я... -- Что? -- вскрикнул погонщик. -- Неужели вы... -- Вот именно. Спрячьте свой платок. Я вам сам про него напишу. Мэтт задержался на сходнях. -- Он не перенесет климата! Вам придется стричь его в жару! Сходни втащили на палубу, и "Аврора" отвалила от берега. Уидон Скоттпомахал Мэтту на прощанье и повернулся к Белому Клыку, стоявшему рядом сним. -- Ну, теперь рычи, негодяй, рычи, -- сказал он, глядя "на доверчивоприльнувшего к его ногам Белого Клыка и почесывая ему за ушами.