Главная | Обратная связь

ГЛАВА ПЯТАЯ. ДРЕМЛЮЩИЙ ВОЛК

Приблизительно в это же время в газетах появились сообщения о смеломпобеге из сан-квентинской тюрьмы одного заключенного, славившегося своейсвирепостью. Это была натура, исковерканная с самого рождения и неполучившая ни малейшей помощи от окружающей среды, натура, являвшая собойпоразительный пример того, во что может обратиться человеческий материал,когда он попадает в безжалостные руки общества. Это было животное, --правда, животное в образе человека, но тем не менее иначе как хищником егонельзя было назвать. В сан-квентинской тюрьме он считался неисправимым. Никакое наказание немогло сломить его упорство. Он был способен бунтовать до последнегоиздыхания, не помня себя от ярости, но не мог жить побитым, покоренным. Чемяростнее бунтовал он, тем суровее общество обходилось с ним, и эта суровостьтолько разжигала его злобу. Смирительная рубашка, голод, побои не достигалисвоей цели, а ничего другого Джим Холл не получал от жизни. Так обращались сДжимом Холлом с самого раннего детства, проведенного им в трущобахСан-Франциско, когда он был мягкой глиной, готовой принять любую форму вруках общества. В третий раз отбывая срок заключения в тюрьме, Джим Холл встретил тамсторожа, который был почти таким же зверем, как и он сам. Сторож всяческипреследовал его, оклеветал перед смотрителем, и Джима лишили последнихтюремных поблажек. Вся разница между Джимом и сторожем заключалась лишь втом, что сторож носил при себе связку ключей и револьвер, а у Джима Холлабыли только голые руки да зубы. Но однажды он бросился на сторожа и вцепилсязубами ему в горло, как дикий зверь в джунглях. После этого Джима Холла перевели в одиночную камеру. Он прожил в нейтри года. Пол, стены и потолок камеры были обиты железом. За все это времяон ни разу не вышел из нее, ни разу не увидел неба и солнца. Вместо дня вкамере стояли сумерки, вместо ночи -- черное безмолвие. Джим Холл был заживопогребен в железной могиле. Он не видел человеческого лица, не обменялся нис кем ни словом. Когда ему просовывали пищу, он рычал, как дикий зверь. Онненавидел весь мир. Он мог выть от ярости день за днем, ночь за ночью, потомзамолкал на недели и месяцы, не издавая ни звука в этом черном безмолвии,проникавшем ему в самую душу. А потом как-то ночью он убежал. Смотритель уверял, что это немыслимо,но тем не менее камера была пуста, а на пороге ее лежал убитый сторож. Ещедва трупа отмечали путь преступника через тюрьму к наружной стене, -- всехтроих Джим Холл убил голыми руками, чтобы ничего не было слышно. Сняв с убитых сторожей оружие, Джим Холл скрылся в горы. Голову егооценили в крупную сумму золотом. Алчные фермеры гонялись за ним с ружьями.Ценой его крови можно было выкупить закладную или послать сына в колледж.Граждане, воодушевившиеся чувством долга, вышли на Холла с ружьями в руках.Свора ищеек мчалась по его кровавым следам. А ищейки закона, состоявшие нажалованье у общества, звонили по телефону, слали телеграммы, заказывалиспециальные поезда, ни днем, ни ночью не прекращая своих розысков. Время от времени Джим Холл попадался на глаза своим преследователям, итогда люди геройски шли ему навстречу или кидались от него врассыпную, квеликому удовольствию всей страны, читавшей об этом в газетах за завтраком.После таких стычек убитых и раненых развозили по больницам, а их местазанимали другие любители охоты на человека. А затем Джим Холл исчез. Ищейки тщетно рыскали по его следам.Вооруженные люди задерживали ни в чем не повинных фермеров и требовали,чтобы те удостоверили свою личность. А жаждавшие получить выкуп за головуХолла десятки раз находили в горах его труп. Все это время газеты читались и в Сиерра-Висте, но не столько синтересом, сколько с беспокойством. Женщины были перепуганы. Судья Скоттхорохорился и подшучивал над ними, -- впрочем, без всяких оснований, так какнезадолго до того, как он вышел в отставку, Джим Холл предстал перед ним всуде и выслушал от него свой приговор. И там же, в зале суда, перед всейпубликой Джим Холл заявил, что настанет день, когда он отомстит судье,вынесшему этот приговор. На этот раз Джим Холл был невиновен. Его осудили неправильно. Вворовском мире и среди полицейских это называлось "закатать в тюрьму". Джима Холла "закатали" за преступление, которого он не совершал. Принявво внимание две прежние судимости Джима Холла, судья Скотт дал ему пятьдесятлет тюрьмы. Судья Скотт не знал многих обстоятельств дела, не подозревал он и того,что стал невольным соучастником сговора полицейских, что показания былиподстроены и извращены, что Джим Холл не был причастен к преступлению. АДжим Холл со своей стороны не знал, что судья Скотт действовал по неведению.Джим Холл был уверен, что судья Скотт прекрасно обо всем осведомлен и,вынося этот чудовищный по своей несправедливости приговор, действует рука обруку с полицией. И поэтому, когда судья Скотт огласил приговор, осуждающийДжима Холла на пятьдесят лет жизни, мало чем отличающейся от смерти, ДжимХолл, ненавидевший мир, который так круто обошелся с ним, вскочил со своегоместа и бесновался от ярости до тех пор, пока его враги, одетые в синиемундиры, не повалили его на пол. Он считал судью Скотта краеугольным камнемобрушившейся на него твердыни несправедливости и грозил ему местью. А потомДжима Холла заживо погребли в тюремной камере... и он убежал оттуда. Обо всем этом Белый Клык ничего не знал. Но между ним и женой хозяина,Элис, существовала тайна. Каждую ночь, после того как вся Сиерра-Вистаотходила ко сну, Элис вставала с постели и впускала Белого Клыка на всю ночьв холл. А так как Белый Клык не был комнатной собакой и ему не полагалосьспать в доме, то рано утром, до того как все встанут, Элис тихонько сходилавниз и выпускала его во двор. В одну такую ночь, когда весь дом покоился во сне, Белый Клыкпроснулся, но продолжал лежать тихо. И так же тихо он повел носом и сразупоймал несшуюся к нему по воздуху весть о присутствии в доме незнакомогобога. До его слуха доносились звуки шагов. Белый Клык не залаял. Это было нев его обычае. Незнакомый бог ступал очень тихо, но еще тише ступал БелыйКлык, потому что на нем не было одежды, которая шуршит, прикасаясь к телу.Он двигался бесшумно. В Северной глуши ему приходилось охотиться за пугливойдичью, и он знал, как важно застать ее врасплох. Незнакомый бог остановился у лестницы и стал прислушиваться. Белый Клыкзамер. Он стоял, не шевелясь, и ждал, что будет дальше. Лестница вела вкоридор, где были комнаты хозяина и самых дорогих для него существ. БелыйКлык ощетинился, но продолжал ждать молча. Незнакомый бог поставил ногу нанижнюю ступеньку; он стал подниматься вверх по лестнице... И в эту минуту Белый Клык кинулся. Он сделал это без всякогопредупреждения, даже не зарычал. Тело его взвилось в воздух и опустилосьпрямо на спину незнакомому богу. Белый Клык повис у него на плечах и впилсязубами ему в шею. Он повис на незнакомом боге всей своей тяжестью и в одномгновение опрокинул его навзничь. Оба рухнули на пол. Белый Клык отскочил всторону, но как только человек попытался встать на ноги, он снова кинулся нанего и снова запустил зубы ему в шею. Обитатели Сиерра-Висты в страхе проснулись. По шуму, доносившемуся слестницы, можно было подумать, что там сражаются полчища дьяволов. Раздалсяревольверный выстрел, за ним второй, третий. Кто-то пронзительно вскрикнулот ужаса и боли. Потом послышалось громкое рычание. И все эти звукисопровождал звон стекла и грохот опрокидываемой мебели. Но шум замер так же внезапно, как и возник. Все это длилось не большетрех минут. Перепуганные обитатели дома столпились на верхней площадкелестницы. Снизу, из темноты, доносились булькающие звуки, будто воздухвыходил пузырьками на поверхность воды. По временам бульканье переходило вшипение, чуть ли не в свист. Но и эти звуки быстро замерли, и во мракеслышалось только тяжелое дыхание, словно кто-то мучительно ловил ртомвоздух. Уидон Скотт повернул выключатель, и потоки света залили лестницу ихолл. Потом он и судья Скотт осторожно спустились вниз, держа наготоверевольверы. Впрочем, осторожность их оказалась излишней: Белый Клык ужесделал свое дело. Посреди опрокинутой и переломанной мебели лежал на бокучеловек, лицо его было прикрыто рукой. Уидон Скотт нагнулся, убрал руку иповернул человека лицом вверх. Зияющая на горле рана не оставляла никакихсомнений относительно причины его смерти. -- Джим Холл! -- сказал судья Скотт. Отец и сын многозначительно переглянулись, затем перевели взгляд наБелого Клыка. Он тоже лежал на боку. Глаза у него были закрыты, но, когдалюди наклонились над ним, он приподнял веки, силясь взглянуть вверх, и чутьшевельнул хвостом. Уидон Скотт погладил его, и в ответ на эту ласку онтихонько зарычал. Но рычание прозвучало чуть слышно и сейчас же оборвалось.Веки у Белого Клыка дрогнули и закрылись, все тело как-то сразу обмякло, ион вытянулся на полу. -- Кончено твое дело, бедняга, -- пробормотал хозяин. -- Ну, это мы еще посмотрим, -- заявил судья и пошел к телефону. -- Откровенно говоря, у него один шанс на тысячу, -- сказал хирург,полтора часа провозившись около Белого Клыка. Первые солнечные лучи, глянувшие в окна, побороли электрический свет.Вся семья, кроме детей, собралась около хирурга, чтобы послушать, что онскажет о Белом Клыке. -- Перелом задней ноги, -- продолжал тот. -- Три сломанных ребра и покрайней мере одно из них прошло в легкое. Большая потеря крови. Возможно,что имеются и другие внутренние повреждения, так как, повидимому, еготоптали ногами. Я уже не говорю о том, что все три пули прошли навылет. Данет, один шанс на тысячу -- это, пожалуй, слишком оптимистично. У него нет иодного на десять тысяч. -- Но нельзя терять и этого шанса! -- воскликнул судья Скотт. -- Язаплачу любые деньги! Надо сделать просвечивание -- все, что понадобится...Уидон, телеграфируй сейчас же в Сан-Франциско доктору Никольсу. Вы необижайтесь, доктор, мы вам верим, но для этой собаки надо сделать все, чтоможно. -- Ну, разумеется, разумеется! Я понимаю, собака этого заслуживает. Заней надо ухаживать, как за человеком, как за больным ребенком, И следите затемпературой. Я загляну в десять часов. И за Белым Клыком ухаживали действительно как за человеком. Дочерисудьи с негодованием отвергли предложение вызвать сиделку и взялись за этодело сами. И Белый Клык вырвал у жизни тот единственный шанс, в котором емуотказал хирург. Но не следует осуждать хирурга за его ошибку. До сих пор емуприходилось лечить и оперировать изнеженных цивилизацией людей, потомковмногих изнеженных поколений. По сравнению с Белым Клыком все они казалисьхрупкими и слабыми и не умели цепляться за жизнь. Белый Клык был выходцем изСеверной глуши, которая никому не позволяет изнежиться и быстро уничтожаетслабых. Ни у его матери, ни у его отца, ни у многих поколений их предков небыло и признаков изнеженности. Северная глушь наградила Белого Клыкажелезным организмом и живучестью, и он цеплялся за жизнь и духом и телом стем упорством, которое в былые времена было свойственно каждому живомусуществу. Прикованный к месту, лишенный возможности даже шевельнуться из-за тугихповязок и гипса. Белый Клык долгие недели боролся со смертью. Он подолгуспал, видел множество снов, и в мозгу его нескончаемой вереницей проносилисьвидения Севера. Прошлое ожило и обступило Белого Клыка со всех сторон. Онснова жил в логовище с Кичи; дрожа всем телом, подползал к ногам СерогоБобра, выражая ему свою покорность; спасался бегством от Лип-Липа изавывающей своры щенков. Белый Клык снова бегал по безмолвному лесу, охотясь за дичью в дниголода; снова видел себя во главе упряжки; слышал, как Мит-Са и Серый Бобрщелкают бичами и кричат: "Раа! Раа! ", когда сани въезжают в ущелье иупряжка сжимается, как веер, на узкой дороге. День за днем прошла перед нимжизнь у Красавчика Смита и бои, в которых он участвовал. В эти минуты онскулил и рычал, и люди, сидевшие около него, говорили, что Белому Клыкуснится дурной сон. Но мучительнее всего был один повторяющийся кошмар: Белому Клыкуснились трамваи, которые с грохотом и дребезгом мчались на него, точногромадные, пронзительно воющие рыси. Вот Белый Клык, притаившись, лежит вкустах, поджидая той минуты, когда белка решится наконец спуститься с деревана землю. Вот он прыгает на свою добычу... Но белка мгновенно превращается встрашный трамвай, который громоздится над ним, как гора, угрожающе визжит,грохочет и плюет на него огнем. Так же было и с ястребом. Ястреб камнемпадал на него с неба и превращался на лету все в тот же трамвай. Белый Клыквидел себя в загородке у Красавчика Смита. Кругом собирается толпа, и онзнает, что скоро начнется бой. Он смотрит на дверь, поджидая своегопротивника. Дверь распахивается, и страшный трамвай летит на него. Такойкошмар повторялся день за днем, ночь за ночью, и каждый раз Белый Клыкиспытывал ужас во сне. Наконец в одно прекрасное утро с него сняли последнюю гипсовую повязку,последний бинт. Какое это было торжество! Вся Сиерра-Виста собралась околоБелого Клыка. Хозяин почесывал ему за ухом, а он пел свою ворчливо-ласковуюпесенку. "Бесценный Волк" -- назвала его жена хозяина. Это новое прозвищебыло встречено восторженными криками, и все женщины стали повторять:"Бесценный Волк! Бесценный Волк!" Он попробовал было подняться на ноги, сделал несколько безуспешныхпопыток и упал. Выздоровление так затянулось, что мускулы его потерялиупругость и силу. Ему было стыдно своей слабости, как будто он провинился вчем-то перед богами. И, сделав героическое усилие, он встал на все четырелапы, пошатываясь из стороны в сторону. -- Бесценный Волк! -- хором воскликнули женщины. Судья Скотт бросил на них торжествующий взгляд. -- Вашими устами глаголет истина! -- сказал он. -- Я твердил об этомвсе время. Ни одна собака не могла бы сделать того, что сделал Белый Клык.Он -- волк. -- Бесценный Волк, -- поправила его миссис Скотт. -- Да, Бесценный Волк, -- согласился судья. -- И отныне я только так ибуду называть его. -- Ему придется сызнова учиться ходить, -- сказал врач. -- Пусть сейчаси начинает. Теперь уже можно. Выведите его во двор. И Белый Клык вышел во двор, а за ним, словно за августейшей особой,почтительно шли все обитатели Сиерра-Висты. Он был очень слаб и, дойдя долужайки, лег на траву и несколько минут отдыхал. Затем процессия двинулась дальше, и мало-помалу с каждым шагом мускулыБелого Клыка наливались силой, кровь быстрее и быстрее бежала по жилам.Дошли до конюшни, и там около ворот лежала Колли, а вокруг нее резвились насолнце шестеро упитанных щенков. Белый Клык посмотрел на них с недоумением. Колли угрожающе зарычала, ион предпочел держаться от нее подальше. Хозяин подтолкнул к нему ногойползавшего по траве щенка. Белый Клык ощетинился, но хозяин успокоил его.Колли, которую сдерживала Бэт, не спускала с Белого Клыка настороженных глази рычанием предупреждала, что успокаиваться еще рано. Щенок подполз к Белому Клыку. Тот навострил уши и с любопытствомоглядел его. Потом они коснулись друг друга носами, и Белый Клыкпочувствовал, как теплый язычок щенка лизнул его в щеку. Сам не зная, почемутак получилось, он тоже высунул язык и облизал щенку мордочку. Боги встретили это рукоплесканиями и криками восторга. Белый Клыкудивился и недоуменно посмотрел на них. Потом его снова охватила слабость;он опустился на землю и, поглядывая на щенка, нагнул голову набок. Остальныещенки тоже подползли к нему, к великому неудовольствию Колли, и Белый Клык сважным видом позволял им карабкаться себе на спину и скатываться на траву. Рукоплескания смутили его и заставили почувствовать былую неловкость.Но вскоре это прошло. Щенки продолжали свою возню, а Белый Клык лежал насолнышке и, полузакрыв глаза, медленно погружался в дремоту.