Здавалка
Главная | Обратная связь

Родимое пятно Библейской доктрины



Так же вредоносно обстоит дело и с формулировкой закона отрицания отрицания. Можно название «закон отрицания отрицания» снабдить обширными комментариями на тему, что под отрицанием первого отрицания вторым отрицанием понимается выход на качественно новый уровень развития и т.п., как это трактуется в цитированной словарной статье.

Но отрицание — как первое, так и второе, а также и любое последующее — может состояться и в форме краха. И это тоже укладывается в формулировку закона; причём безо всяких комментариев ясно, что крах — отрицание прежнего состояния, которому предшествовало некое другое состояние.

Кроме того, как явствует из приводимых философами “диа­лекти­ками”-материалис­тами комментариев, «действие закона пол­ностью обнаруживается лишь в целостном, относительно завершённом процессе развития; на каждой отдельной стадии закон выступает обычно как тенденция». Это означает, что формулировка закона «отрицания отрицания» выпячивает обрывок процесса, название которому «череда преображений», и затмевает фрагментом процесса весь процесс, возможно многовариантный.

По сути формулировка закона «отри­цания отрицания» подменяет целое частью, открывая возможность к извращённому и ограниченному пониманию объективных возможностей течения процесса и возможностей управления им.

Так, за вторым отрицанием подразумевается третье отрицание, за ним ещё одно и т.д. в череде отрицаний. Что такое череда отрицаний? — маета и суета беспросветная, хождение по кругу, что становится в конце концов адом, поскольку развитие — это череда преображений на основе внутренней и внешней алгоритмики во взаимодействии разнокачественностей, а не череда отрицаний отрицаний, хотя отрицание чего-то может быть частью, основой или предпосылкой преображения.

Но формулировка закона «отрицания отрицания» порождает в психике алгоритмику отрицания всего и вся, уводя от путей к преображению, поскольку на фоне множества саморазрушительных отрицаний теряются немногие пути к истинному преображению в лучшее качество:

По сути своей закон «отрицания отрицания» — это программирование индивидуальной и коллективной психики людей на подавление их творческого потенциала и созидания: зачем созидать, если за этим последует отрицание как никчёмного всего того, что ныне предлагается созидать, прилагая к тому большие усилия?

Однако закон марксистской диалектики «отрицания отрицания» не изобретение XIX века, не итог развития европейской философии к тому времени, а всего лишь наукообразно выраженное обобщение ветхонаветного наваждения:

«5. время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; 6. время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; 7. время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; 8. вре­мя любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру. 9. Что пользы работающему от того, над чем он трудится? 10. Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том» (Екклесиаст, гл. 3).

«14. Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа!» (Екклесиаст, гл. 1).

Иными словами, закон «отрицания отрицания» в марксизме — родимое пятно Библейской доктрины порабощения всех. Он предназначен для употребления исключительно членами порабощаемого общества, поскольку среди всех отрицаний есть и такое:

Зачем бороться за счастье народное и каждодневно побеждать поработителей? — всё равно настанет отрицание победы. И в соответствии с этой алгоритмикой, навеваемой марксизмом, рухнул Советский Союз, не выполнив завет И.В.Сталина: избавиться от марксизма[24] и, заменив его иной мировоззренческой системой, на основе нового миропонимания освободиться от власти над жизнью общества и государства его хозяев и заправил.

Но в истории России саморазрушительная алгоритмика отрицания отрицаний работала на протяжении истории всего последнего тысячелетия после крещения Руси: сначала на основе библейской “муд­рости” мира сего, в том числе цитируемого к месту и не к месту Екклесиаста[25] — до 1917 г.; после 1917 г. — на основе философии “диа­лек­тического” материализма. И если посмотреть в прошлое, то история России — история череды катастрофических отрицаний отрицаний, что является прямым подтверждением зловредности философского закона отрицания отрицания, будь он внедрён в психику в форме поучений Екклесиаста либо в форме закона «научной философии».

И если кто-то не согласен с этим утверждением, не утрудив себя тем, чтобы подумать над смыслом формулировки «закона отрицания отрицания»; над тем, как он формирует поведение людей; как люди строят под его влиянием свою жизни, — то одна из причин этого в том, что сам он — раб и невольник навязанного ему закона череды катастрофических отрицаний, препятствующих созидательному преображению.

Если же жизнелюбивая философия — мудрость Жизни — учит, что развитие есть череда преображений на основе внутренней и внешней алгоритмики во взаимодействии разнокачественностей, то в обществе будет господствовать иное отношение к Жизни и иная алгоритмика поведения.

И если в этой философии предлагается созидать для осуществления преображения в высшее качество, то это — другое дело, а не суета сует и не томленье духа в безысходности агрессивного или пессимистичного нигилизма, представляющего собой отрицание всего и вся, кроме личного сиюминутного своекорыстия. Для того, чтобы свершилось преображение, — можно и дулжно работать с радостью.

И только при нравственно-психологической ориентации на осуществление череды преображений труд станет свободным творчеством и будет первой жизненной потребностью людей как средство личностного развития каждого из них.

Последнее необходимо пояснить. В коммунистическом обществе труд не станет первейшей жизненной потребностью, как то утверждала марксистская пропаганда, подразумевая, что труд всегда подчинён задаче удовлетворения потребностей людей в еде, одежде, и т.п. продукции и услугах. Первейшей потребностью станет личностное и общественное развитие и деятельность в русле Божиего Промысла, а необходимый труд в этом процессе займёт своё органичное место.

Для осуществления же череды отрицаний — желания работать не возникает, да и не дулжно для этого работать.

[ВП СССР5] Также не соответствует действительности и широко известное марксистское положение о том, что «общественное бытие определяет общественное сознание». Да, действительно общественное бытие налагает свою печать на сознание каждого из множества людей это общество составляющих. Совокупность их сознаний можно назвать «общественным сознанием». Однако то, что западная психология в конце XIX в. назвала термином «подсознание» существовало и до этого “откры­тия” науки, хотя именовалось иначе: «глубины души», «внутрен­нее сознание, которое гораздо шире логического» и т.п.

Но в марксизме о психологии человека и коллективов, включая и то, что обусловлено бессознательными уровнями психики — глубинами души, по существу ничего не говорится, что свидетельствует как минимум о невнимательности основоположников к самим себе[26], прежде всего. Соответственно в марксистских умолчаниях остаётся и то, что общественное бытие будущих поколений формируется под воздействием волевых или безвольных сознательных, а равно и бессознательных (всегда безвольных либо чужевольных) действий, обусловленных нравственностью каждого из людей, составляющих живущие поколения, чье «общес­т­венное сознание» точно также было отчасти сформировано деятельностью предшествующих поколений. При этом сам марксистский термин «об­ще­ственное сознание» неоднозначно понимаем: его можно понимать и как совокупность осознаваемого всеми членами общества, но также он допускает и иные трактовки.

А неопределённость в марксизме «общественного сознания» как термина, связанного с неким жизненным явлением, и неопределённость взаимоотношений психики личности (в которой есть место как сознательным, так и бессознательным, причём разнородным явлениям) с этим не определённо понимаемым «общес­т­венным сознанием» ведёт большей частью к тому, что человек отказывается от каких-то объективно открытых ему возможностей лично воздействовать на жизнь общества.[ВП СССР6]

Вредоносен и марксистский термин «общественное разделение труда». В обществе, в его производственно-распределительной де­я­тельности, имеет место объединение труда множества индивидов, но никак не разделение труда среди них. Процесс объединения труда действительно имеет составляющую, которую можно назвать профессиональной специализацией и обособлением профессий (разделением и обособлением ремесёл), обусловленную разделением единого технологического процесса производства чего-либо на взаимно обособленные составляющие, каждая из которых выполняется разными людьми или которые разделены промежутками времени. При этом под про­фес­сионализмом понимается систематическое, а не от случая к слу­чаю, выполнение определённых видов работ с уровнем качества, признаваемым достаточным непосредственными потребителями — другими участниками общественного объединения труда и потребителями конечного продукта.

Это так, если называть вещи их именами. Если же согласиться с термином «общественное разделение труда», то оно породит в обществе разобщение людей.

И именно вследствие такого рода программирования психики множества людей на тему «один в поле не воин» МИЛЛИОНЫ в преддверии и в годину общественных бедствий чуть ли не хором скулят:

“А что я — один — могу поделать?”

— бессмысленно ожидая, что придёт кто-то «великий, мудрый и могучий» и сделает один за всех них то, что они все вместе могут и обязаны сделать сами, если они человеки, а не человекообразные.

— Ты сам и всякий другой, кто того пожелает, — можете объединить свои целенаправленные усилия и свой труд на благо всех и каждого с усилиями и трудом других людей, которых на Земле уже более шести миллиардов.

Утверждение марксизма о наличии «общественного разделения труда» — это разновидность подхода к управлению жизнью порабощаемого общества, известного как «разделяй и властвуй».[ВП СССР7]

* *
*

Тем самым в совокупности ограниченных и извращённых формулировок законов марксистской “диалектики”, высказанных мнений и сопутствующих им умолчаний по вопросам биологии человека и истории общества:

«Исторический материализм» марксизма закрывает от осознания людей управляемый характер тщательно взращиваемых социальных катастроф, имевших место на протяжении всей истории нынешней глобальной цивилизации.

В русле этого сокрытия знаний об управлении лежит и то, что спустя столетие после появления “Манифеста коммунистической партии” марксисты повсеместно ополчились против кибернетики, которая попыталась описать процессы управления как таковые. Ещё спустя пятьдесят лет именно руководители марксистских партий оказались противниками работ ВП СССР, не приемля достаточно общую теорию управления[27] и освещение глобального исторического процесса с её позиций как процесса управляемого, причём конфликтно управляемого, поскольку это противоречит доктрине «истори­ческого материализма» неизбежности смены общественно-экономическими формациями друг друга по мере изменения производственных отношений людей в обществе.

Невнятность марксизма в вопросе о процессах управления, позволяет скрывать от осознания обществами управляемый характер глобального исторического процесса, управляемый характер большинства войн и социальных катастроф, что в сочетании с формулировками в нём законов диалектики, вносящими разрушительность во всякую деятельность, и вздорностью его политэкономии исключает возможность созидания на основе марксизма.

Это необратимо обнажает разрушительный агрессивно-пара­зи­ти­чес­кий характер марксизма и устремлённость его хозяев и заправил к порабощению всего человечества в изощрённых формах под лозунгами борьбы за освобождение труда и жизни большинства от эксплуатации меньшинством.

И если бы марксизм был порождением повредившегося умом любителя порассуждать на досуге о жизни, профессионально занятого какой-то общественно полезной работой, а в свободное от неё время пишущего философские трактаты, то эти и многие несуразности марксизма были бы отчасти простительны: ну занимается человек самообразованием, как умеет…

В культуре толпо-“элитарных” обществ человек имеет право ошибаться, поскольку господствующая культура с младенчества извращает и ограничивает его развитие. И искренние ошибки могут быть очень тяжелыми и губительными по своим последствиям.

Однако к К.Марксу следует предъявлять строгие требования: К.Маркс был профессионалом “философом”[28], т.е. профессиональ­ным осмыслителем Жизни и учителем других людей — по окончании университета он намеревался стать профессором в Боннском университете, но отказался от этого по политическим соображениям[29]. Однако и отказавшись от этого намерения, он в течение всей своей жизни делал вид, что занят разрешением проблем общественного развития всего человечества, а произведения его и Ф.Энгельса ещё при их жизни стали учебными пособиями по истории, социологии и экономике обществ для многих и многих людей в разных странах.

К.Маркс именно «делал вид», а не был занят разрешением про­б­лем всего человечества, поскольку в противном случае он не посмел бы ограничиться развитием того учения, которое ныне известно как «марксизм», исключительно на основе публичной философии Европейской региональной цивилизации, упорно игнорируя при этом необходимость анализа публичных философских воззрений мусульманского, ведического и буддистского Востока и эзотерических философских традиций как Востока, так и Запада.

Так на протяжении десятилетий мог вести себя либо одержимый графоман, место которому в лечебнице для душевнобольных, но которого «раскрутили» и возвели в ранг «ге­ния всех времён и народов» злонамеренные “умники”-провока­то­ры, либо один из числа самих злонамеренных “умников”.

Философия марксизма — так называемый «диалектический материализм» — упражнение её основоположников в логике без аксиом и правил, построенной на умолчаниях, смысл которых не соответствует Объективной реальности. Вследствие этого она калечит интеллект тех, кто относится к ней как целостному, научному мировоззрению, и служит целям защиты от ревизии свободным разумением содержащегося в марксизме вздора, в частности, сугубо прикладного вздора его политэкономии. Хотя в ней есть и истинные положения, но в общей системе марксизма они выполняют функцию наживки, а не фундамента для дальнейшего развития.

В XIX веке в Европе уже было достаточно переводной литературы, которая позволяла понять если и не всё, то очень многое в существе неевропейский культурных традиций, и заявляя о своих претензиях на разрешение проблем развития всего человечества, основоположники марксизма не имели права ограничиться наследием лишь европейской, большей частью германской, публичной философской традиции, которая по существу впала в глубочайший кризис (вследствие “раз­ви­тия” в тупиковом направлении) ещё до того, как К.Маркс в 1841 г. окончил университет: т.е. ещё в эпоху Г.Гегеля (1770 — 1831), чьи работы в области диалектики марксизм рассматривает как наилучшее выражение диалектики в домарксистскую эпоху, европейская философия зашла в тупик.


 

3. Кризис русской научной философии
в XIX веке

Хотя сами западные философы, имея за плечами многие неоспоримые достижения в развитии культуры миропонимания, не осознавали тупиковости пути развития философской традиции библейской культуры в целом, но это было видно со стороны ещё в эпоху, предшествующую становлению марксизма.

Жил в России в XIX веке Алексей Степанович Хомяков (1804 — 1860) — один из идеологов так называемых «славя­нофилов», поэт, а кроме того и профессиональный философ (член-коррес­пон­дент Императорской академии наук), но русский[30], а не подражатель-«западник». Однако цитированный ранее “Фило­соф­ский словарь”, упомянув «западника» П.Я.Чаадаева (1794 — 1856), А.С.Хомяко­ва не упоминает среди философов, предавая забвению его имя и его работы. Причиной предания забвению А.С.Хомя­кова и его работ являются как боязнь марксистами действительно Русской философии, так и их невежество и самонадеянность, вследствие чего — с их точки зрения — в философской традиции России, и в частности в Русской, нет ничего своего и значимого[31].

Но вопреки такого рода мнениям в связи с рассматриваемой нами проблематикой полезно обратиться к работам А.С.Хомя­ко­ва. Воззрение на западную философию и, в частности, на философию Г.Гегеля он выразил так:

«В самой идее коммунизма (по контексту имеются в виду западные учения тех лет: — наше пояснение при цитировании) проявляется односторонность, которая лежит не столько в разуме мыслителей, сколько в односторонности понятий, завещанных прежнею историею западных народов. Наука старается только дать ответ на вопрос, заданный жизнию, и ответ находит односторонний и неудовлетворительный, потому что односторонность лежала уже в вопросе, заданном тому 13 веков назад германскою дружиною, завоевавшей римский мир. Мыслители запада вертятся в безвыходном круге <отрицаний отрицаний: наше уточнение при цитировании> потому только, что идея общины им недоступна. Они не могут идти никак дальше ассоциации (дружины). Таков окончательный результат, более или менее высказанный ими и, может быть, всех яснее выраженный английским писателем, который называет теперешнее общественное состояние стадообразием (gregariousness) и смотрит на дружину (association), как на золотую, лучшую и едва ли достижимую цель человечества[32]. Наконец, в той науке, которая наименее (разуме­ет­ся, кроме точных наук) зависит от жизни, в том народе, который наименее имеет дело с жизнию, — в философии и в немце-философе любопытно проследить явление жизненной привычки. Гегель в своей гениальной «Феноменологии» дошел до крайнего предела, которого могла достигнуть философия по избранному ею пути: ОН ДОСТИГ ДО ЕЁ САМОУНИЧТОЖЕНИЯ (выделено нами при цитировании: т.е. до самоотрицания, как начальной фазе «от­ри­цания отрицания», если употреблять терминологию “диалек­ти­чес­кого” материализма). Вывод был прост и ясен, заслуга бессмертна. И за всем тем его строгий логический ум не понял собственного вывода <Потому, что этот вывод лежит вне путей развертывания логических процедур: наше уточнение при цитировании>. Быть без философии! отказаться от завета стольких веков! оставить свою, т.е. новонемецкую, жизнь без всякого содержания! Это было невозможностью. Гегель в невольном самообмане создал колоссальный призрак своей Логики[33], свидетельствуя о великости своего гения великостью своей ошибки» (“Мнение русских об иностранцах”, цитировано по сбор­нику: А.С.Хомя­ков, “О старом и новом”, Статьи и очерки, Москва, 1988 г., стр. 119, 120, сноски в цитате — наши).

Эта статья впервые была опубликована в 1846 г. “Манифест коммунистической партии” К.Маркса и Ф.Энгельса — «первый программный документ научного коммунизма»[ВП СССР8] — был опубликован спустя два года в 1848 г. То есть в России оценка марксизму и тем самым — последствиям его применения — была дана даже раньше, чем марксизм обрёл своеобразие, отличающие его от других философских систем и вероучений.

Но это обстоятельство приводит к вопросу, почему же в России не была выработана альтернатива, которая смогла бы воспрепятствовать вторжению марксизма в Россию и тем самым защитить человечество и от марксизма, и от гитлеризма?

Чтобы правильно понять это и понять мнение А.С.Хомякова о «коммунизме», следует обратить внимание на то, что под «дру­жи­ной», «ассоциацией» А.С.Хомяков понимал принудительное объединение индивидов в коллектив волей вождя и его сподвижников (как минимум добровольно-принудительное вследствие того, что просто некуда деться), а под общиной — добровольное объединение людей, которые ощущают и понимают, что объединением своих знаний, навыков и возможностей, они могут создать в целом для общины и для каждого из её членов иное качество жизни, недостижимое никем из них в одиночку, ни всеми ими вместе под диктатом вождя с железной волей.

В этой связи необходимо также упомянуть, что А.С.Хомяков не видел смысла жизни человека, и соответственно общины вне религии и ввёл в русскую философию и богословие русской православной церкви термин «соборность», объемлющий понятие «общинности».

«СОБОРНОСТЬ (кафоличность) (греч. Katholikos — всеобщий), один из основных признаков христианской церкви, фиксирующий её самопонимание как всеобщей, универсальной («еди­ная, святая, соборная и апостольская церковь» — Никейско-Кон­стан­тинопольский символ веры, IV в.). Рассматривая соборность как специфическое достояние православной традиции (со­бор­ность как совокупный разум «церковного народа» в отличие от религиозного индивидуализма протестантизма и авторитаризма папы в римско-католической церкви), А.С.Хомяков истолковывал её как общий принцип устроения бытия, характеризующий множество, собранное силой любви в «свободное и органическое единство» (в социальной философии наибольшее приближение к этому принципу усматривалось в крестьянской общине). Понятие соборности было воспринято русской религиозной философией кон. XIX — XX вв.» (“Большой энциклопедический словарь”, электронная версия на компакт-диске, 2000 г.).

И как показала последующая история, марксистский «комму­низм» во всех странах, предпринявших попытку его строительства, лежал в русле порицаемой А.С.Хомяковым философской традиции и практики её применения к разрешению проблем общества. Разница между всеми странами, где марксизм приходил к власти, только в характере, продолжительности и тяжести общественных бедствий, которые пришлось перетерпеть их народам вследствие антижизненности философии марксизма.

Но кроме того А.С.Хомяков пояснил и причины кризиса всей западной философской науки, который наиболее ярко выразился в трудах Г.Гегеля[34]. В той же статье “Мнение русских об иностранцах” А.С.Хомяков, говоря от лица российской “элиты”, взращиваемой со времён Петра I на западной культуре, с горечью заметил:

«То ВНУТРЕННЕЕ СОЗНАНИЕ, КОТОРОЕ ГОРАЗ­ДО ШИРЕ ЛОГИЧЕСКОГО (выделено нами при цитировании: «логическое сознание» в переводе на русский — словесно выражающееся осознанное мышление, внутренний монолог человека на уровне сознания в его психике) и которое составляет личность всякого человека так же, как и всякого народа, — утрачено нами. Но и тесное логическое сознание нашей народной жизни недоступно нам по многим причинам: по нашему гордому презрению к этой жизни, по неспособности чисто рассудочной образованности понимать живые явления и даже по отсутствию данных, которые могли бы подвергнуться аналитическому разложению. Не говорю, чтобы этих данных не было, но они все таковы, что не могут быть поняты умом, воспитанным иноземной мыслию и закованным в иноземные системы, не имеющие ничего общего с началами нашей древней духовной жизни и нашего древнего просвещения <на которые во времена после крещения Руси наслоились, извратив их, древнеегипетско-библейская духовность и способ осмысления Жизни: наше уточнение при цитировании>» (цитированный сборник, стр. 121).

То, что А.С.Хомяков прав в своём сожалении об утрате образованной правящей “элитой” России культуры образного мышления, развитие которой необходимо для преодоления кризиса словесной абстрактно-логической философии и возвращения её к реальности Жизни, было показано нами конкретно на примере символически-образного представления в образе [ диалектичности Жизни как таковой.

Это же высказывание А.С.Хомякова о внутреннем внелексическом (несловесном) сознании во многом объясняет, почему в России не могла появиться, упреждая марксизм, более дееспособная и созидательная культура праведного миропонимания. Бесплодие философской науки российской “элиты”, которая более, чем за 50 лет[35] не смогла ни отразить, ни преодолеть вторжение марксизма в Россию, было только частично вызвано причинами, названными А.С.Хо­мя­ковым. Кроме них, были и не названные им причины:

Поскольку библейские и марксистские тексты — два лика одной и той же доктрины порабощения всех хозяевами иудейского расизма, то для того, чтобы подняться над марксизмом, необходимо было переосмыслить и Библию (чего не смог сделать и сам А.С.Хомя­ков): невозможно защититься и освободиться от марксизма, заодно не защитившись от Библии и не освободившись от её концептуальной власти[36].

Это единство марксизма и Библейской доктрины было показано на взаимном соответствии ветхозаветных текстов Екклесиаста и «закона отрицания отрицания» “диалек­ти­ческого” материализма, а также и в других работах ВП СССР, в которых было показано, что на основе “знаний”, которые предоставляют марксистская философия и политэкономия, невозможно овладение властью над процессами организации самоуправления общества.

В период господства марксизма в СССР марксизм тщательно охранял и господство Библии. И представители библейских культов подвергались репрессиям не за суть культивируемых ими вероучений, а за несвоевременность их усилий.

Социологическая же доктрина Библии и выраженная в ней философия были в СССР вне критики по их существу: они замалчивались (работы богословов были заперты в спецхраны светских библиотек, а иерархии церкви не было позволено широко пропагандировать их в обществе) или попусту осмеивались[37].

Осмеянное же не может быть предметом серьезного рассмотрения, обсуждения и критики и пребывает в неприкосновенности до “лучших” времён. Кроме того, «запретный плод манит», и потому к моменту официального обрушения идеологической власти марксизма в 1991 г., многие партийцы-марксисты сами созрели для того, чтобы вернуться в лоно библейских церквей: кто в качестве паствы, а некоторые и в качестве пастырей.

После 1991 г. — с точки зрения общих хозяев Библии и марксизма — на территории СССР настали эти “лучшие” времена, и лидеры КПРФ если и не торчат в храмах в качестве «под­свеч­ников» во все двунадесятые церковные праздники, то заявляют о своей готовности к сотрудничеству с библейской церковью[38] в деле возрождения России, а из партийных документов изъяли требование атеистической убежденности для своих приверженцев, тем самым способствуя сотрудничеству церквей материалистического и идеалистического атеизма[39] в загоне общей им стратегии порабощения всех хозяевами и заправилами Библейско-марксист­ского проекта.

Преодоление же кризиса научной философии требовало условий, в которых философией займётся и будет заниматься ею каждодневно и непрестанно (т.е. возлюбит мудрость Жизни, если избегать греческого слова «филосо­фия» и не подразумевать под «фило­со­фией» ныне существующее наукоподобное пустословие, иссушающее души и калечащее разум людей) сам народ региональной цивилизации России, выходцы из его простонародья, а не отдельные мыслители, сопричастные возомнившей о себе “эли­те”, чуждые и непонятные простонародью. Такие условия возникли только в СССР в сталинскую и последующие эпохи, и одним из результатов этого является настоящая работа.

Но ещё А.С.Хомяков писал:

«Наука продвигается у нас довольно далеко. Она начинает отрешаться от местных иноземных начал[40], с которыми она была смешана в своём первом возрасте. Мужаясь и укрепляясь, она должна стремиться к соединению с русским просвещением; она должна черпать из этого родного источника, которого прозрачная глубина (создание чистого и раннего христианства[41]) одна может исцелить глубокую рану нашего внутреннего раздвоения. Нам уже позволительно надеяться на свою живую науку, на своё свободное художество, на своё крепкое просвещение, соединяющее в одно жизнь и знание; и точно так же просвещение родное проявится в образах и, так сказать, в наряде русской жизни. Видимость есть всегда только оболочка внутренней мысли. (…)

Тогда будет и у нас то жизненное сознание, которое необходимо всякому народу и которое обширнее и сильнее сознания формального и логического. (…)» (А.С.Хомяков, “Мнение иностранцев о России”, в ранее цитированном сборнике, стр. 103).


 

4. Диалектичность Жизни
и роль «научной философии» в обществе

Совершив этот экскурс в некоторые немарксистские традиции миропонимания, можно иначе взглянуть и на саму диалектичность Жизни, и на выражение её как в «научной философии», так и в житейской мудрости. После того, как показана ущербность марксистского «закона единства и борьбы противоположнос­тей», кем-то, как-то и для чего-то назначенных на эти роли (что при назначении остаётся в умолчаниях); после того как показано, что «закон отрицания отрицания» по своей сути есть закон, предписывающий, программирующий череду катастроф, необходимых его владельцам во избежание преображения культуры порабощаемых и самих порабощаемых людей, — возникает вопрос о формулировке, лучшей, нежели культивируемая более полутора столетий материалистами-“диалек­ти­ками” с упорством, достойным лучшего применения. Что можно сказать об этом?

* * *

Действительно:

В Жизни[42] происходит взаимодействие объективных разнокачественностей, имеющих общим свойством их принадлежность к Объективной реальности[43]. Такого рода взаимодействие разнокачественностей выражается как процессы развития структур Мироздания, а так же и как процессы их деградации и разрушения. В этом взаимодействии разнокачественностей имеет место взаимная обусловленность качества количеством и порядком: количественные и порядковые изменения влекут за собой качественные изменения; а качественные изменения выражаются в количественных и в порядковых изменениях в череде преображений[44], свершающихся на основе внутренней и внешней алгоритмики во взаимодействии разнокачественностей. Во взаимодействии разнокачественностей[45] всегда может быть выявлено управление[46]: либо в форме самоуправления, в процессе осуществления которого никто из выявленных субъектов участия не принимает; либо в форме непосредственного управления со стороны кого-то из вы­явленных субъектов (од­но­го или множества); либо самоуп­равление и управление как-то взаимно дополняют друг друга.[47]

* *
*

Вот в общем-то и всё, что можно сказать о наиболее общих закономерностях бытия, не вдаваясь в детали самого бытия и характер каждой из множества объективных разнокачественностей, во взаимодействии образующих в Жизни совокупность текущих событий.

Описание же, отделённое от основного текста в начале и в конце звёздочками, можно попытаться[48] назвать «выдающимся достижением философской науки» — «интегральным законом диалектики» и начать раздувать его культ в обществе, дабы поработить общество очередной мертвящей догмой; можно никак не называть и заявить, что это более или менее очевидно, «само собой» разумеется, и потому значимости для науки, — а тем более для высокой философии, — не представляет, предоставив всех и каждого их «само собой разумению», либо сложившемуся «сти­хий­но», либо целенаправленно отштампованному под прессом господствующей культуры или авторитета одной из традиционных школ «научной» или «церковной» философии.

Но вне зависимости от этих двух крайних случаев либо каких-то иных вариантов отношения к этому или иному «всеобъем­лю­щему закону бытия» — Жизни объективно свойственно то, что в современной европейской философии, пользующейся греко-латин­ской терминологией, выражается в понятии «диалек­ти­ка». Однако, как учил ещё в древности дзэн-буддистский мудрец Дайэ:

Слово «луна» — только «палец», указующий на луну: горе тому, кто примет «палец» за луну[49].

То есть слово «диалектика» — это ещё не сама диалектика, а только указатель на нечто, чему есть место в Объективной реальности, в том числе и во внутреннем мире субъектов, представляющих собой части этой общей всем Объективной реальности.

Но после того, как к человеку приходит пусть даже не чёткая формулировка, а всего лишь его собственное некое ощущение «все­объемлющего закона бытия», то он, если он — выразитель философии (т.е. потенциальный «основоположник» философской школы или продолжатель-«классик» одной из уже существующих школ), оказывается на распутье, за которым лежат два взаимоисключающих друг друга пути, по прохождении каждого из которых на выходе в сознании выразителей философии оказывается:

· либо библиотечно-кабинетная нежить — чудовищный монстр — призрак философии, составленный из множества специфических тер­минов и соединяющих их конструкций логических процедур (которые обособляют философов-сло­вес­ников от остального общества[50]), но с помощью которого невозможно разрешать реальные жизненные проблемыни самим философам-основополож­ни­кам, ни последователям начатой ими философской традиции[51];

· либо инструмент, с ОПОСРЕДОВАННОЙ помощью которого объективно разрешимы мелкие и большие проблемы, с коими людей сводит Жизнь,

Ø и этот инструмент может быть передан другим людям,

Ø и освоить его может всякий более или менее физически и психически здоровый человек, если посчитает это для себя полезным.

«Философские» традиции первого рода, — если они не умирают сразу «в тиши кабинетов» (или в палатах психбольниц) вместе с породившими их подчас много знающими и разносторонне начитанными графоманами, а становятся культовыми в обществе, то — создают множество проблем, которые разрешать приходится на основе иной мудрости, действительно жизнелюбящей.

В создании такого библиотечно-кабинетного монстра оторванных от Жизни логики (абстрактной словесности) и пустого формализма А.С.Хомяков упрекнул в лице Г.Гегеля всю западную (библейскую) философскую традицию: грандиозно, интеллектуально изощрённо; создать такое под силу только великим умам, изолировавшимся от проблем окружающего их общества, но… в реальной жизни никем не может быть применено созидательно и потому — никчёмно, и даже вредно по своей обольстительности.

И не только А.С.Хомяков подметил эту неспособность разрешать проблемы в реальной жизни, свойственную победившей на Западе традиции «на­уч­ной философии»:

«Философ легко торжествует над будущею и минувшею скорбями, но он же легко побеждается настоящею[52]» (К.Прут­ков, “Плоды раздумья. Мысли и афоризмы”, № 112).

А.С.Хомяков ошибся в одном: он думал и надеялся, что в философии Г.Гегеля монстр оторванной от Жизни логики и пустого формализма достиг предела своего развития[53], но вопреки его мнению К.Маркс и Ф.Энгельс вскорости доказали, что «гегельянство» — это ещё не предел. Но в отличие от многих других философов, основоположники марксизма выпустили этого монстра из тиши университетских библиотек и узкого мирка философов-профес­сио­налов «на выпас», и он пришёлся по вкусу «мыслящему тростнику», которым была и есть «интел­лигенция» всех толпо-“элитар­ных” обществ. В результате неспособный к созиданию монстр оторванного от реальной жизни обольстительного «научно философского» интеллектуализма оставил за собой множество бед и проблем.

Но всякая научная философия, вне зависимости от того, принадлежит она к первому роду либо ко второму, будь она цитатно-догматической или методологической, представляет собой инструмент. Однако, прежде чем говорить о научной философии второго рода, с ОПОСРЕДОВАННОЙ помощью которой объективно возможно разрешать личные и общественные мелкие и большие проблемы в повседневной настоящей жизни, необходимо правильно определить функциональное предназначение этого инструмента, а также границы области деятельности, за пределами которых обращение к нему неуместно.

Этот инструмент создаётся в мире человеческой психики всяким выразителем философии. Но если искать ему аналог среди предметов овеществлённой культуры, то это — камертон.

Стандартный камертон в исторически сложившейся культуре человечества задаёт базу для настройки высоты звучания музыкальных инструментов, а также задаёт общий строй в пении: это нота «ля» первой октавы[54].

Но в камертоне нет потребности для тех, у кого — абсолютный музыкальный слух. То же касается и «научной философии»: в ней нет потребности у тех, у кого развито чувство мhры и другие чувства, личностная культура мышления и навыки осмысленного пользования разнородными языками общества.

Камертон нужен тем, у кого музыкальный слух «относи­тель­ный»: т.е. ноты различимы попарно в смысле «выше — ниже — одна и та же», но способность к соотнесению с абсолютной шкалой высоты звуков — отсутствует. Эту способность замещает стандартный камертон, задавая эталонную высоту звука «ля» первой октавы, что позволяет настроить для совместной игры в оркестре различные инструменты, а участникам хора, обладающим относительным слухом, — петь в лад на несколько голосов, в том числе и «а капелла»[55].

Однако камертон не может подменить собой ни один инструмент, хотя в качестве камертона иногда используют фортепиано или другие инструменты, которые, будучи настроенными, способны сохранять настройку длительное время в меняющихся условиях воздействия на них окружающей среды.

Но тот, кто изготавливает камертон, не имея под руками эталонного экземпляра, — обязан нести в себе самом эталонное звучание чистого «ля».

Также и всякая научная философия — вне зависимости от намерений её основоположников и осознания философами-про­фессионалами и приверженцами-любителя­ми этого объективного факта — берёт на себя роль камертона (точнее — системы камер­то­нов), на соответствие с которым её приверженцы могут настроить алгоритмику своей психики (а могут только декларировать настройку, не произведя её по неумению или нежеланию).

В результате такого рода настройки, обусловленной качеством философии, алгоритмика психики индивидов и обществ, в которых та или иная философия достаточно широко распространена, оказывается способной или не способной выявлять и решать в жизни те или иные проблемы или создавать новые и усугублять старые. Сама же философия, решив задачу настройки алгоритмики психики на разрешение проблем повседневной жизни, после этого перетекает в деятельность человека, утрачивая свои специфические формы. В частности, перетекает в прикладную науку и выражается в ней, в результате чего исчезает граница между прикладной наукой и “чистой”[56] «научной философией». А в общем, перетекая в повседневную жизнедеятельность людей, философия выражается во всём, стирая тем самым границы между “чистой” «научной философией» и жизнью общества и индивидов.

Поэтому первый вопрос действительной житейской мудрости состоит в том, чувствует ли устремившийся в будущее человек в себе самом истинную мhру бытия, чтобы указать на фальшь всех научно-философских «камертонов», включая и тот его собственный «камертон», что он унаследовал в прошлом из культуры общества?

Тем более правомерно этот вопрос адресуется к выразителям философий, создающим на основе свойственного каждому из них чувства мhры «камертоны» для других людей, а как максимум — для всего человечества.

Но «чувство мhры» — это пустые слова в марксизме, «фигу­раль­ный оборот» речи, за которым не стоит ничего… кроме разве что абстрактной “меры” как «философской категории», яко­бы «выражающей диалектическое единство качества и количества объекта», которая «указывает предел, за которым изменение количества влечёт за собой изменение качества объекта и наоборот».

И поскольку представления о диалектике в марксизме ущербны и извращены, что было показано ранее, то не диалектическому материализму толковать о мhре, о «диалектическом» единстве качества и количества, о форме и содержании: и как об объективных данностях в жизни, и как о философских категориях, эти объективные данности выражающих и вводящих их в миропонимание людей.


 

5. Диалектичность Жизни
и субъективная рассудочность людей

Для понимания многих особенностей психопатологии марксизма также необходимо вспомнить и определение понятия «жизнь» в “диалектическом” материализме:

«ЖИЗНЬ — форма движения материи, качественно более высокая, чем физическая и химическая формы, но включающая их в «снятом» виде. Реализуется в индивидуальных биоло­ги­чес­ких организмах и их совокупностях (популяциях, видах и т.п.). Каждый организм является открытой самоорганизующейся[57] системой, для которой является характерным наличие процессов обмена веществ, управление роста[58], развития и размножения. (…) Решение вопроса о том, является ли существующая на Земле жизнь уникальной, требует экспериментального исследования и не может быть получено умозрительным путём» (цитированный ранее “Философский словарь”, стр. 113).

«ЖИЗНЬ, одна из форм существования материи, закономерно возникающая при определённых условиях в процессе её развития. Организмы отличаются от неживых объектов обме­ном веществ, раздражимостью, способностью к размножению, росту, развитию, активной регуляции своего состава и функций, к различным формам движения, приспособляемостью к среде и т.п. Полагают, что жизнь возникла путём абиогенеза» (“Советский энциклопедический словарь”, 1986 г., стр. 438).

«АБИОГЕНЕЗ (от а — отрицательная частица[59], био[60]и …генез[61]), образование органических соединений, распространённых в живой природе, вне организма без участия ферментов. В широком смысле абиогенез — возникновение жизни из неживого, т.е. исходная гипотеза современной теории происхождения жизни. В середине 20 века экспериментально осуществлён абиогенный синтез белковоподобных и других органических веществ в условиях, воспроизводящих условия первобытной Земли» (“Со­вет­ский энциклопедический словарь”, 1986 г., стр. 9).

Но эти выдержки из словарей выражают воззрения “диалекти­ческих” материалистов, принадлежащих к поколениям, отделённым продолжительным временем от поколения основоположников. К тому же они скрывают в умолчаниях порочную узость тех воззрений, которые пропагандировали сами основоположники “ди­а­лек­ти­ческого” материализма по вопросу о том, что есть жизнь в предельно широком смысле этого слова.

И эта узость воззрений основоположников просто разоблача­юще неприлична в нынешние времена для звания «гениев, указавших светлый путь человечеству».

Перечисление свойств «живых организмов», отличающих их от «неживых» объектов, в данном случае не столько раскрывает существо этой темы, сколько навязывает сценарий её рассмотрения, построенный на основе принципа, чтобы «за деревьями леса было не видать»[62]. В результате рассмотрения вопроса в беспросветно тёмном тоннеле этого сценария качество понимания существа объективного явления Жизни утрачивается.

Такой подход философии “диалектического” материализма к пониманию Жизни заставляет вспомнить анекдот из истории философии. Один из древнегреческих философов дал определение человека как «существа, ходящего на двух ногах». На следующий день оппонент выпустил перед ним из мешка живого петуха… Но до первого философа глубокомысленность бессловесного возражения не дошла, и он, сохранив само первоначальное определение, прибавил к нему уточнение: «и без перьев». На следующий день оппонент выпустил перед ним из мешка того же петуха, но уже ощипанного…[63] И оба «любителя мудрости» достойны порицания: один за издевательство над птицей, другой за то, что довёл своего оппонента до этого.

Хотя этот анекдот пережил не одно поколение философов словесников-абстрак­сионистов[64], но, к сожалению, он по-преж­не­му актуален, так как не отучил философскую науку от абстракционизма пустой формальной логики, вырывающего частности из целостности Жизни, и подменяющего этими обрывками (подчас формально логически безупречными) Жизнь в полноте и целостности её разнообразия.

И действуя в русле порочной традиции, показанной в этом анекдоте, “диалектичес­кие” материалисты реагировали на научно-технический прогресс, свершавшийся на протяжении всей эпо­хи после выхода в свет произведений основоположников, и подгоняли под достижения прогресса определения своих философских категорий, помещаемые ими в диссертации, в учебники, в словари и в энциклопедии, однако остерегаясь при этом развалить сам «диамат», от торговли которым они кормились[65], и потому боялись и не выходили за пределы догм, унаследованных от основоположников и легитимных классиков.

В 1980 — 1986 гг., когда были изданы цитированные словари, саморазмножающиеся компьютерные вирусы были единичными курьёзами; гибкие автоматизированные производства на основе промышленных роботов ещё не образовали самодостаточную систему, способную воспроизводить свои эле­менты автоматически без участия человека на основе компьютерных программ, написанных программистами-людьми и искусственным интеллектом машин; генной инженерии и промышленных «био­тех­нологий» ещё не было и т.п.

Техносфера, которой люди дали начало, но способная к дальнейшему самовоспроизведению и развитию (на основе искусственного интеллекта) без участия человека, существовала только в фантастической литературе.

Философы-профессионалы “диалектики”-материалисты, если и читали такого рода фантастику (например, сказки польского писателя-фантаста Станислава Лема из серии “Кибериада”[66]), то никак не соотносили прочитанные ими прозрения писателей со своей наукой. Возможно, поэтому они не заметили, что в фабрикуемые ими определения понятия «жизнь» укладывается и техносфера, измышленных писателями-фантастами миров. В наши дни (2001 г.) уже можно ожидать, что в скором времени[67] реальная техносфера глобальной цивилизации впишется в определения понятия «жизнь», которые были даны “диалек­ти­ка­ми”-материа­лис­тами в 1960‑е — 1980‑е гг., тем более, что генная инженерия и биотехнологии также развиваются.

А в предельном случае — случае разрушения нынешней высокоорганизованной биосферы Земли людьми — философы-маши­ны будут рассуждать об «абиогенезе»[68] = «атех­ногенезе»[69] вообще и о зарождении первых микрочипов из песка океанических пляжей силами самой природы в «условиях первобытной земли» по причине действия законов диалектического материализма без участия в этом процессе какого-либо немашинного разума? Спустя же ещё некоторое время философы-машины будут спорить и о возможностях существования высокоорганизованных, разумных белковых форм жизни, доказывая её невозможность ссылками на природные условия Земли, Луны и т.п.?..

Иначе говоря, суть анекдота про ощипанного петуха как представителя человечества «диалектико-материалистически» вос­про­изводится философской наукой на новом историческом этапе в новых — «снятых» (если выражаться в её терми­но­логии) — формах.

Сама же классическая литература марксистской философии содержит куда более значимые высказывания по вопросу о том, что есть жизнь, нежели те, которые ныне включаются в словари:

«Жизнь и смерть. Уже теперь не считают научной ту физиологию, которая не рассматривает смерть как существенный момент жизни (примечание: Гегель, “Энциклопедия”, ч. I, стр. 152 — 153)[70], которая не понимает, что отрицание жизни[71] по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, — смертью. Диалектическое понимание жизни именно к этому и сводится. Но кто однажды понял это, для того покончены всякие разговоры о бессмертии души. Смерть есть либо разложение органического тела, ничего не оставляющего после себя, кроме химических составных частей, образующих его субстанцию, либо умершее тело оставляет после себя некий жизненный принцип, нечто более или менее тождественное с душой, принцип, который переживает все живые организмы, а не только человека. Таким образом, здесь достаточно просто уяснения себе, при помощи диалектики, природы жизни и смерти, чтобы устранить древнее суеверие. Жить значит умирать» (Ф.Энгельс “Диалектика природы”[72], отдельное издание, Москва, «Политиздат», 1987 г., стр. 258; раздел [Биология], абзац 2).

Одного этого абзаца с завершающей его фразой: «жить значит умирать», в смысле сгинуть в необратимом небытии (а именно так понимает суть смерти “диалектический” материализм),— вполне достаточно для того, чтобы охарактеризовать “диалектический” материализм в целом как программирование коллективного самоубийства человечества[73] в течение срока «смерти-жизни» нескольких поколений, способом осуществления которого является извращение культуры, и как следствие — природы (сути) человека и общества и их взаимоотношений с Жизнью — Объективной реальностью.

Но Ф.Энгельсу были известны и иные взгляды по вопросу о жизни и смерти:

«Мнение Либиха[74], высказанное им Вагнеру[75] в последние годы своей жизни (в 1868 г.):

«Стоит нам только допустить, что жизнь так же стара, так же вечна, как сама материя, и весь спор о происхождении жизни кажется мне решённым при этом простом допущении. Действительно, почему нельзя представить себе, что органическая жизнь также изначальна, как углерод и его соединения[76]» (!) «или вообще как вся несотворимая и неуничтожимая материя и как силы, вечно связанные с движением вещества в мировом пространстве?»

Далее Либих сказал (Вагнер полагает, что в ноябре 1868 г.):

и он тоже считает «приемлемой» гипотезу, что органическая жизнь могла быть «занесена» на нашу планету из мирового пространства» (Ф.Энгельс, “Диалектика природы”, цитированное издание, стр. 260).

После ещё ряда выдержек из работ биологов XIX века в “Диалектике природы” следует раздел, начинающийся так:

«Критические замечания. Вышеприведённая гипотеза о «веч­но­сти жизни» и о занесении извне её зародышей предполагает:

1) вечность белка,

2) вечность первичных форм, из которых может развиться органическое. И то, и другое недопустимо[77].

К пункту 1‑му. — Утверждение Либиха, будто соединения углерода столь же вечны, как и сам углерод, сомнительно, если не ложно.

a) Является ли углерод чем-то простым? Если нет, то он как таковой не вечен[78].

b) Соединения углерода вечны в том смысле, что при одинаковых условиях смешения, температуры, давления, электрического напряжения и т.д. они постоянно воспроизводятся. Но до сих пор ещё никому не приходило в голову утверждать, что, например, хотя бы только простейшие соединения углерода CO2 или CH4, вечны в том смысле, будто они существуют во все времена и более или менее повсеместно, а не порождают себя постоянно заново из своих элементов и не разлагаются постоянно на те же элементы. Если живой белок вечен в том смысле, в каком вечны остальные соединения углерода, то он не только должен постоянно разлагаться на свои элементы, что, как известно, и происходит фактически, но должен порождать себя из этих элементов заново и без содействия уже готового белка, а это прямо противоположно тому результату, к которому приходит Либих» (Ф.Энгельс, “Диалектика природы”, цитированное издание, стр. 262).

«Жизнь есть способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причём с прекращением это­го обмена веществ прекращается и жизнь, что приводит к разло­жению белка»[79] (“Диалектика природы”, цитированное издание, стр. 263, 264).

И тут же Ф.Энгельс даёт сноску:

«И у неорганических тел может происходить подобный обмен веществ, который и происходит с течением времени повсюду, так как повсюду происходят, хотя бы очень медленно, химические действия. Но разница заключается в том, что в случае неорганических тел обмен веществ разрушает их, в случае же органических тел он является необходимым условием их существования» (“Диалек­ти­ка природы”, цитированное издание, стр. 264).

Практически дословно совпадающее определение понятия «жизнь» в “диалектичес­ком” материализме приводится и в “Анти-Дюринге”, авторство Ф.Энгельса в отношении которого никогда не оспаривалось:

«Жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования состоит по своему существу в постоянном самообновлении химических составных частей этих тел» (“Анти-Дюринг”, отдельное издание, Москва, «Политиздат», 1988 г., стр. 78).

И этому определению в “Анти-Дюринге” предшествуют рассуждения об отличии обмена веществ в живом белковом организме от обмена веществ в остальной природе, аналогичные по смыслу примечанию в “Диалектике природы”, приведённому нами ранее.

Иного рода высказываний, определяющих понятие «жизнь», в произведениях основоположников “диалектического” матери­а­лизма нет. То есть именно эти взгляды изначально характеризуют “диалектический” материализм в его понимании Жизни в предельно широком смысле этого слова и явлений жизни и смерти организмов и их сообществ. При этом ещё раз обратим внимание на то, что понимание смерти в диалектическом материализме проистекает из отрицания преображения и соответственно его «закону отрицания отрицания» означает уни­чтожение сознания, души[80], тождественное небытию, наступа­ю­щее с прекращением обмена веществ в теле.

Словарные же статьи, с цитирования которых мы начали настоящий раздел, — позднейшие наслоения. Они представляют собой сдачу позиций “диалектическим” материализмом под давлением внешних факторов, не вписывающихся в изначальные определения его «философских категорий», и потому не являются творческим развитием “диалектико”-материалистической философии, сообразным течению Жизни.

Если соотносить “Диалектику природы” и “Анти-Дюринг” (на­пи­сан Ф.Энгельсом в 1876 — 78 гг.) с философскими статьями в словарях 1980‑х гг., то:

· Для Ф.Энгельса Жизнь — только химические реакции, протекающие в «высоко­орга­низованной материи», и процессы обмена веществом этой «высокооргани­зованной материи» с внешней средой, представляющей собой большей частью не столь «вы­сокоорганизованную» материю. И соответственно: объективного смысла и целей Жизнь не несёт никому — что-то «отражённое» в сознание «высо­ко­органи­зо­ван­ной мыслящей материи» мельтешит, обслуживая физиологию обмена веществ (исключительно), — и всё, но главное — физиология, обмен веществ, хотя с точки зрения мало-мальски здраво мыслящего человека физиология — одно из средств, необходимых для жизни, а не сама жизнь; кроме того физиология — это не только обмен веществ, но и полевые процессы, этот обмен веществ сопровождающие.

· Для авторов словарных статей, спустя столетие после Ф.Эн­гельса, жизнь характеризуется уже определённым набором признаков-свойств, носителями жизненной совокупности которых могут быть и не обязательно белковые структуры, но могут быть и структуры, создаваемые людьми в ходе развития научно-технической базы цивилизации.

Этот результат — выражение попыток приспособить изначально нежизненную рассудочно-логическую схему “диалекти­ческого” материализма к изменившимся жизненным обстоятельствам, а не результат осмысленного разрешения внутренних противоречий и несообразностей в изначальном миропонимании Жизни[81] выразителями “диа­лек­тико”-материалистической философии путём применения диалектического метода к постижению истины.

Но это же сопоставление определений понятия «жизнь» в “ди­а­лек­тическом” материализме в начале его исторического пути и на грани его искоренения, ставит всякого человека, не слепого к этому качественному различию, перед выбором:

· следует ли признать предельно широкое определение понятия «жизнь», включающее в себя набор таких свойств как обменные процессы живых объектов с окружающей средой, размножение, развитие, разумность и обусловленная ею осмысленность бытия на высших ступенях развития, способность к порождению другой жизни в каких-то иных «материальных формах», т.е. на основе иных материальных носителей и т.п.?

· либо отвергнуть такой подход, выходящий за пределы традиции “диалектического” материализма, после чего:

Ø упёршись рогами, изощряясь в мысле- и словоблудии, настаивать на неувядаемом совершенстве определения Ф.Эн­гель­сом понятия «жизнь»?

Ø либо, не отказываясь от чистоты догматов «диамата» и не выдвигая никаких альтернатив, начать буйствовать в истерике по причине очевидного — антидиалектичного — возведения Ф.Энгельсом единичного — пусть и великого («крупномас­штабного») — явле­ния (белковой разновидности жизни, распространённой по всей Земле) в ранг всеобщего понятия (Жизни вообще) и его неспособности выдвинуть какое-то иное определение понятию «жизнь»?

«ЕДИНИЧНОЕ, ОСОБЕННОЕ И ВСЕОБЩЕЕ — философские категории, выражающие объективные связи мира, а также ступени их познания. Эти категории формируются в ходе развития практически-познавательной деятельности. Каждый объект предстаёт перед человеком сначала как нечто единичное. Однако уже элементарная практика обнаруживает повторяющие признаки ряда объектов, позволяет объединить их в определённые классы. Общие черты, присущие некоторым объектам, относящимся к определённому классу, выступают как особенное. Другие, обнаруживающиеся у всех без исключения представителей этого класса, рассматриваются как всеобщее. Решение вопроса о соотношении единичного, особенного и всеобщего в сознании и в объективном мире, особенно проблема соотношения общих понятий и единичных реальных объектов, которые обозначаются такими понятиями, вызывало большие трудности в истории философии» (цитиро­ванный ранее “Философский словарь”, стр. 109).

Если вернуться к приводимому Ф.Энгельсом высказыванию Ю.Либиха, то из него следует только вычеркнуть кое-что и кое-что уточнить, чтобы получить определение понятия «Жизнь» в близком к предельно общему смыслу этого слова:

«Стоит нам только допустить, что жизнь так же стара, так же вечна, как сама материя <т.е. Мироздание>, и весь спор о происхождении жизни кажется мне решённым при этом простом допущении. Действительно, почему нельзя представить себе, что [органическая] жизнь также изначальна, [как углерод и его соединения или вообще] как вся [несотворимая и неуничтожимая] материя и как силы, вечно связанные с движением [вещества] <материи> в [ми­ро­вом пространстве] Мироздании?»

В приведённой цитате некоторые вычеркивания[82] представляют собой удаление «еди­ни­ч­ного» и «особен­но­го», а другие — выражают несогласие с атеистичностью предположения Ю.Либиха, которое не стало определением понятия «жизнь». В <угловые скобки> помещены наши дополняющие уточнения.

Проще и по существу говоря:

Мироздание — живой организм, но тварный, а Бог — Живой, не сотворённый и не рождённый, предвечный, сам творец жизни Мироздания. Названная совокупность — Бог и тварное Мироздание — и определяет понятие «Жизнь» в предельно общем смысле, т.е. понятие в ранге «все­об­щее», причём истинность которого подтверждается самою Жизнью практически, а не кабинетной логикой или как-то иначе интеллектуально-рассу­дочно.

Но в результате вычёркиваний и некоторых уточнений даже на основе высказывания Ю.Либиха, известного Ф.Энгельсу, получается если и не определение явления жизни как «все­об­щего», то определение, непосредственно граничащее с определением в ранге «всеоб­щего», переход к которому требует только разрешения неопределённостей в вопросах: есть ли Бог, Творец и Вседержитель? и в каких отношениях Он, — если Он есть, — с Мирозданием и субъектами, обретающимися в Мироздании и представляющими собой части этого Мироздания?

После этого остаётся только вспомнить слова выдающегося марксиста Л.Д.Брон­штей­на (Троцкого): «Диалектике нечего делать с тов. Лениным»[83], но уже по отношению к Ф.Энгельсу и ко всей философии “диалектического” материализма и к её приверженцам, включая и самого Л.Д.Бронштейна.

В связи с последними вопросами о бытии Бога, возникшими при определении явления жизни в ранге «всеобщего» понятия, мы приведём выдержку из известного многим художественного произведения:

«— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?

— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.

— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила Канта по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством» (М.А.Бул­гаков, “Мастер и Маргарита”).

Большинство наших современников ни Канта, ни Шиллера не читали, тем более на языке оригиналов, и вследствие незнания истории философии способны подумать, что в романе М.А.Бул­га­кова имеется в виду Штраус-композитор (один из двух), а не Давид Фридрих Штраус (1808 — 1874) — немецкий богослов[84] и философ-младоге­гель­янец. Но Ф.Энгельс и К.Маркс читали их произведения и знали мнение И.Канта о том, что все интеллек­туально-рассудочные доказательства бытия Божиего вздорны.

Но также вздорны и все интеллектуально-рассудочные опровержения бытия Божия, принадлежащие той же области, что и такого рода доказательства Его бытия.

И об этом основоположники были обязаны догадаться сами, если не нашли у философов-предшествен­ников такого рода готового мнения.Вопреки этому основоположники “диалектичес­кого” мате­риа­лизма позволили себе проповедать в качестве объективной истины атеизм без каких бы то ни было к тому объективных оснований. Следствием их атеизма явился и материализм, воззрения которого по их существу мало чего общего имеют с реальным бытием так называемой «материи».

Самое же неприятное для философов-материалистов в данном случае то, что объективное явление жизни (во всяком более узком смысле, чем ранее данное определение Жизни вообще), характеризуемое каким-либо определённым набором свойств (приво­ди­мом в словарях либо более широким, приведённым нами, либо каким-то иным) предстаёт как явление нематериальное, по отношению к которому материя (фрагментарно) выступает только как носитель жизни, если уровень организации материи достаточно высок, а её количество при имеющемся уровне организации оказывается достаточным для того, чтобы вместить в себя целостный процесс жизни и нести его в окружающей среде; либо материя Мироздания предстаёт как своего рода проявитель Жизни Бога — Творца и Вседержителя; при этом являясь составной частью Жизни вообще. Физиология же материального носителя (во фрагментах Мироздания), в каких бы процессах она ни выражалась, — только средство несения жизни, а не сама жизнь.

В этой же связи необходимо привести и взгляды основоположников “диалектического” материализма по вопросу о том, что такое материя. Ленинское определение “материи”:

«Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощу­щениями, существуя независимо от них» (“Материализм и эмпириокритицизм”[85], отдельное издание, Москва, «Политиздат», 1986 г., стр. 140).

Это “определение” эквивалентно следующему тождеству: «ма­те­рия» º «Объективная реальность», т.е. материя в её ленинском понимании — сама Жизнь в предельно широком смысле слова с учётом необходимости поправки на безбожие В.И.Ленина.

По сути ленинское “определение” — замена одной языковой конструкции другой, а не определение обобщающего всеобщего понятия на основе синтеза некоторого множества единичных и особенных понятий. Но ленинское “определение” только продолжает традицию бесплодных попыток определения понятия «мате­рия» в “диалекти­ческом” материализме:

«Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под п







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.