 |
|
Возлюбленный Бхагаван,
Когда Вы говорили о западных и индийских санньясинах, я почувствовал, что то, что Вы говорили, верно — иногда у индийцев бывает слишком много сердечности. Им трудно сказать «нет», и вместе с тем нельзя сказать «да» их ожиданиям и теориям. Они глухи. Не объясните ли Вы, почему это происходит?
В этом вопросе много частей.
Первая часть — то, что иногда у индийцев бывает слишком много сердечности... это утверждение ошибочно. Нельзя иметь слишком много сердечности; это экзистенциально невозможно.
Сердце и его качества таковы, что вы всегда можете иметь их еще больше. И нет никакого предела — даже небо не предел.
Но я понимаю твою проблему. Ты говоришь, что в определенные моменты тебе приходится нелегко: люди Востока слишком любящие, ты не можешь сказать им «нет» и ты не можешь сказать «да» тоже.
Я вспоминаю, что когда я впервые приехал в Бомбей, меня пригласили на ленч... Я никого не знал в Бомбее, и люди, пригласившие меня, тоже приехали в Бомбей недавно. Мы не знали друг друга.
Глава семьи был одним из самых прекрасных людей, которых мне доводилось встречать в моей жизни. Вместе со мной он пригласил еще, по меньшей мере, двадцать человек. Еда была прекрасной, но то, как они заставляли всех есть, было просто невообразимым.
Их было три брата; двое братьев держали гостя, а третий пичкал его: «Еще одну ладду».
А гость пытался сказать: «Я умру! Оставьте меня в покое!»
Они говорили: «Еще одну...» И конца этому не было.
Помогали даже женщины этого семейства. Люди пытались выбежать из комнаты, а женщины стояли в дверях и преграждали им путь.
Я сказал старшему брату: «Ваша любовь прекрасна, и ваши сласти хороши, но есть же и предел. Тот человек говорит, что он умрет, — а вам и дела нет до его смерти, вас заботит только то, как заставить его съесть еще что-нибудь».
Его ответ я не забыл. Он сказал: «Если мы не будем делать этого, душа нашего отца будет очень несчастна».
Я сказал: «Боже мой! Душа вашего отца тоже присутствует, здесь?»
Он сказал: «Нет, дело не в этом. Это наша традиция. Когда наш отец был жив, у нас был заведен такой порядок: пока гость не начнет драться, его нельзя оставить в покое. Дело должно быть доведено именно до такого конца».
Я сказал: «Послушайте, не проделывайте этого со мной - потому что я не хочу драться».
Они сказали: «Но душа нашего отца...»
Я сказал: «Вы — идиоты! Душа вашего отца, должно быть, уже снова родилась. Когда умер ваш отец?»
Старший брат сказал: «Лет двадцать назад».
Я сказал: «Должно быть, он теперь учится где-нибудь в колледже. Забудьте о нем, он не имеет к этому никакого отношения».
Он сказал: «Если вы так говорите... Но мы будем чувствовать на себе большую вину».
Я сказал: «Если вы будете принуждать меня съесть что-нибудь, я никогда больше не приеду в Бомбей».
Со слезами на глазах он ухватился за мои ноги. Он сказал: «Хорошо. Мы не будем принуждать вас. Только одну ладду, никакой драки, но, пожалуйста, продолжайте приезжать. И пообещайте, что каждый раз, когда вы будете приезжать, вы, по крайней мере, один раз будете приходить на ленч в наш дом, а мы никогда не будем принуждать вас. Вот только съешьте еще одну ладду».
Я сказал: «Но вы же принуждаете меня. Это просто другая стратегия — слезы, хватание меня за ноги, а это ничем не лучше, чем держать меня за горло. Это даже хуже, потому что я чувствую, что хотя мне придется туго — вы уже заставили меня съесть так много сластей, — но глядя на ваши слезы...»
Он сказал: «Что я могу поделать? Как только я подумаю о душе нашего отца...»
Я сказал: «Оставьте душу вашего отца в покое! Вы обещаете мне, что если я съем эту ладду, вы не будете ничего больше просить?»
Он сказал: «Конечно, я обещаю».
Но я не осознавал всей стратегии. Это было обещание одного брата, — а братьев было трое, и еще три жены...
Я сказал: «Боже мой, кажется, скоро моя душа встретиться с душой вашего отца! Если у вас есть какое-то послание для него, я передам. И я никогда больше не приду».
А они все сидели на полу, держа меня за ноги: «Вы должны прийти».
Любовь — это одно... здесь же любви не было.
Любовь бы позаботилась обо мне, проследила бы за тем, чтобы мне не стало худо. Они же заботились о душе своего отца, до меня же им не было дела.
Поэтому я могу понять твой вопрос: да, иногда их любовь чрезмерна, их сердечность чрезмерна. Им нельзя сказать «нет» и нельзя сказать «да».
Но с восточными людьми вам надо вести себя очень четко. Принимайте их любовь, будьте благодарны за их любовь, но когда она противоречит здравому смыслу, почему бы и не сказать «нет»? Это «нет» вовсе не обязательно против любви. Вы просто защищаете себя, и у вас есть право защищать себя. Если вы не можете сказать «да», не говорите «да».
И запомните: то, что они делают, — это не любовь, а некая формальность, некая традиция, некий обычай. Это не часть любви. Они придерживаются своих собственных традиционных, ортодоксальных взглядов.
Если бы это была любовь, тогда бы еда не навязывалась, тогда бы гостю подавали бы еду и позволяли ему есть то, что ему хочется, и столько, сколько ему хочется. Любовь предоставляет такую свободу.
Это не сердечность. Разделяющая линия очень тонка — вот почему вы не можете понять, как сказать «нет» такому человеку. Он такой любящий, что, кажется, лучше немного пострадать, но не сказать «нет». Но это не его любовь.
Любовь никогда никому ничего не навязывает.
Любовь никогда не пытается доминировать, диктовать.
Разве это можно назвать любовью? Два человека держат гостя за руки, а третий запихивает ему в рот ладду, и гость говорит: «Я умру! Что вы делаете? Если бы я знал, что здесь будет происходить, я бы никогда не пришел».
Но у них есть определенная идея. Это происходило у них в семье на протяжении столетий — пока гость не начнет отбиваться от вас, вы недостойны называться хозяином. Странная идея!
Вы должны сказать «нет». А если им необходимо, чтобы их побили, тогда лучше начать их бить, прежде чем они запихнут в вас еду. Если это единственное, что остановит их и удовлетворит их и душу их отца, тогда бейте их, пока они не довели вас до приступа тошноты.
Будьте бдительны, и ясно понимайте идею любви. Это невмешательство. Это непринуждение — ни в чем.
Любовь подлинна только тогда, когда она предоставляет вам свободу.
Я вспомнил одну странную восточную историю, которая покажет вам, что такое любовь.
Некий мужчина полюбил одну женщину. Женщина сказала: «Я готова выйти за тебя замуж, но есть одно условие».
Если бы этот человек осознавал тот простой факт, что любовь никогда не ставит условий, он тут же бы сказал этой женщине «прощай». Но он сходил с ума от любви, любовь сделала его слепым. Он был готов сделать что угодно. Он сказал: «Любое условие, я готов его выполнить».
Женщина сказала: «Мое условие трудное».
Мужчина сказал: «Каким бы ни было условие, не беспокойся. Только назови его».
Женщина сказала: «Иди домой и убей свою мать. Принеси на блюде ее сердце и подари его мне. Только при таком условии я выйду за тебя замуж, поскольку только это даст мне доказательство того, что ты действительно любишь меня».
Ослепленные любовью люди могут сделать что угодно. Таких людей можно найти во всем мире, не только в этой истории.
Он бросился домой, убил свою мать, положил ее сердце на блюдо... и поспешил назад. Он так торопился встретиться с женщиной, что споткнулся и упал. Блюдо раскололось, а сердце разлетелось по дороге мелкими осколками.
И из этих осколков раздался голос: «Сынок, ты не ушибся? Мне очень жаль, но это не моя вина. Попытайся собрать осколки; иди домой и возьми другое блюдо, а затем отправляйся к своей возлюбленной».
Услышав это, он внезапно как бы пробудился ото сна. Что он делает? Что он натворил? А мать даже не жалуется, даже не сердится. Наоборот, она спросила: «Тебе не больно — ведь ты упал? Я всегда говорила тебе, ходить не спеша, но ты никогда не слушал меня. Теперь собери все осколки и иди домой».
Он собрал осколки, пошел домой и выбросил эту женщину из головы.
А женщина ждала и ждала. Прошел один день, за ним другой. Она сказала себе: «Что случилось?» Она пришла к этому человеку домой и обнаружила, что он убил свою мать. Она сказала: «В чем же дело? Где сердце?»
Оно было на блюде, разбитое на осколки.
Он сказал: «Вот сердце, но по пути со мной случилось нечто, заставившее меня повернуть назад. Впервые я узнал, что такое любовь. Я благодарен тебе; если бы не ты, я бы никогда не понял, что моя мать заботилась о моем благополучии с такой любовью. И я никогда не прощу себя за то, что убил ее своими собственными руками. А ты, поставившая такое условие!..»
Любовь не ставит никаких условий.
Любовь предоставляет вам свободу быть самим собой, помогает вам быть самим собой. Даже если это идет вразрез с его собственными интересами, все же любящий человек скорее будет страдать сам, чем заставит страдать того, кого он любит.
Еще одна древняя история...
Одна женщина любила своего мужа, но муж никогда не обращал на нее никакого внимания. Он любил одну проститутку, прекрасно зная, что проститутки не любят — ведь у них так много клиентов. Он был всего лишь клиентом, проститутка не любила его. И в своей жизни он видел, что в тот день, когда у клиента кончаются деньги, двери проститутки перед ним закрываются.
Он подорвал свое здоровье, он растратил свои деньги, теперь он умирал. И когда он оказался при смерти, его жена спросила у него: «Есть ли у тебя какое-нибудь последнее желание, чтобы ты мог умереть удовлетворенным...»
Он сказал: «Да, у меня есть одно желание, но мне стыдно сказать тебе о нем».
Она сказала: «Забудь про стыд. Сейчас не время стыдиться. Я люблю тебя таким, какой ты есть, — тебе нечего стыдиться».
Он сказал: «Мое единственное желание — еще раз увидеть ту проститутку, прежде чем я умру».
Жена сказала: «Никаких проблем».
Он растратил все их деньги, в доме совсем не было денег. Ей пришлось нести умирающего мужа на своих плечах к дому проститутки. Она постучалась в дверь.
Проститутка открыла дверь и не могла поверить своим глазам. Она сказала: «Не галлюцинирую ли я? Это просто невероятно! Ты — жена этого человека...»
Жена сказала: «Да, я его жена, и при этом я люблю его».
Проститутка сказала: «Тогда почему же ты принесла его сюда? Он разрушил твою жизнь, он растратил все твои деньги, и он сходил по мне с ума. А для меня, раз деньги кончились, конец и всем отношениям. Для меня он был только клиентом. Это — рынок, и он знает это. Ты — странная женщина!»
Она сказала: «Но таково было его предсмертное желание. Он захотел увидеть тебя, а я люблю его так сильно, что не могла сказать "нет". Его счастье — мое счастье, и если он сможет умереть удовлетворенным, я буду чувствовать, что я исполнила мой долг любви».
Никакой жалобы на мужа, на все его поведение. Никакой ревности к проститутке.
Любовь не знает ревности, любовь не знает жалоб.
Любовь — это глубокое понимание.
Вы любите кого-то — это не значит, что тот, кого вы любите, тоже должен вас любить. Это не деловое соглашение.
Попытайтесь понять смысл любви.
И вы не сможете понять смысл любви, исходя из ваших так называемых любовных связей.
Как ни странно, вы сможете понять смысл любви, глубоко погружаясь в медитацию, становясь более безмолвными, более едиными, более непринужденными. Вы начнете излучать некую энергию. Вы станете любящими, и вы познаете прекрасные качества любви. Она знает, когда сказать «да»; и она знает, когда сказать «нет». Она не слепа.
Но она должна появиться из вашей медитации — только тогда у любви есть глаза, в противном случае она слепа.
А если у любви нет глаз, она никчемна. Она будет причинять вам все больше и больше неприятностей — ибо два слепых человека со слепыми ожиданиями не просто удвоят, а многократно умножат жизненные неприятности.
Поэтому будьте безмолвными и будьте бдительными. Будьте любящими.
И вы можете сказать «нет» с огромной любовью. «Нет» не означает, что вы не любите; «да» не означает, что вы любите. Иногда «да» может означать, что вы просто боитесь; вы говорите «да» от страха. Поэтому вовсе не обязательно, что любовь означает «да» и вам нельзя сказать «нет».
Любовь, имеющая глаза, знает, когда сказать «нет» и когда сказать «да».
Любовь не вмешивается в чью-либо жизнь и не позволяет кому-либо другому вмешиваться в свою собственную жизнь.
Любовь признает за другими право на индивидуальность, но не теряет своей собственной индивидуальности.
И дело здесь не в Западе или Востоке — то, что я говорю, относится ко всем. Только потому, что ты задал вопрос так, как будто проблема возникает из-за того, что ты прибыл с Запада...
Это надо хорошо понять: дело не в том, что ты прибыл с Запада; проблема заключается в том, что рассудок и сердце всегда находятся в конфликте. И Запад более рассудочен, но Запад распространился на весь мир посредством своих империй и образовательных систем. Сейчас очень трудно найти чисто восточного человека. Запад отравил всех.
Рассудок стал главенствующим.
Поэтому попытайтесь понять это в терминах рассудка и сердца, а не в терминах Запада и Востока. Ибо даже на Востоке для людей, которые живут рассудком, — а рассудком живут все культурные и образованные люди, — проблема та же.
У сердца есть свой собственный язык, у рассудка есть свой собственный язык, и они далеко не всегда бывают в согласии. Большей частью они бывают в разногласии, ибо рассудок мыслит в ином измерении.
Это напомнило мне об Альберте Эйнштейне и его жене, фрау Эйнштейн. Его жена была поэтессой. И он был для нее неподходящим мужем — математик, физик. В математике один плюс один - всегда равно двум. В любви один плюс один - всегда равно одному. Языки такие разные.
И фрау Эйнштейн была талантливой женщиной; естественно, ей захотелось показать несколько своих стихотворений Альберту Эйнштейну, и ей было бы приятно получить высокую оценку от самого знаменитого в мире ученого. Но на лице Альберта Эйнштейна она не могла увидеть никаких эмоций, никаких изменений в его глазах. Он слушал ее стихи с таким видом, как будто был каменной статуей.
Она написала прекрасное стихотворение, в котором говорила о своем любимом и сравнивала лицо любимого с луной.
Как раз на этом месте Эйнштейн сказал: «Достаточно! Остановись! Это уж слишком! Ты же ничего не знаешь о луне. Тебе известны ее размеры? Если бы твоему любимому на плечи вместо головы поставили луну, от него бы и мокрого места не осталось. И кто тебе сказал, что луна прекрасна? Это мертвая скала, на которой нет ни воды, ни растительности, ни цветов, ни деревьев, ни птиц. Кто сказал тебе, что луна прекрасна? Что ты имеешь в виду под красотой?»
Его жена была потрясена, она не могла поверить, что такой великий ученый может говорить такое. Но он не шутил — именно так мыслит рассудок.
Рассудок не может понять поэзию, это не его путь.
Он — сама прозаичность.
Фрау Эйнштейн написала в своих мемуарах: «То был первый и последний раз, когда я заговорила с ним о поэзии. Лучше уж говорить о поэзии со скалой, скала и то скорее откликнется, чем этот человек».
Дело не в Востоке и Западе. Дело в отношении между сердцем и рассудком.
На Востоке доминировало сердце, но это создало проблему, которую никто не обсуждал.
Я просматривал древние писания, литературу, комментарии — задумывался кто-нибудь когда-либо над этой проблемой или нет? Ведь она настолько важна, что ее нельзя игнорировать. Поскольку Восток слишком сильно берет в сторону сердца, он не развил рациональность в полной мере, — но, тем не менее, он продолжает говорить о теориях, перевоплощении, рае и аде. Если бы говорилось, что это все мифология, то никаких проблем бы не было, но люди настаивают на том, что это рациональные гипотезы.
И твой вопрос уместен: с восточным человеком очень трудно разговаривать, так как он продолжает говорить о теориях, которые выглядят абсурдными, глупыми, нелогичными. Но ему они кажутся абсолютно обоснованными, поскольку его никогда не учили здравомыслию. Их обоснование он находит в своем сердце.
Я приведу вам несколько примеров, чтобы вы могли понять.
Джайны говорят, что однажды Махавиру ужалила в ногу змея, и вместо крови из ранки выступило молоко. Если вы скажете, что это миф, притча, поэзия, то никаких проблем нет...
Когда я в первый раз публично выступал в Бомбее, передо мной выступал один джайнский монах, Читрабхану. Он упомянул этот случай и дал объяснение, почему из ранки выступило молоко; это произошло потому, что Махавира так полон любви, что даже когда его укусила змея, именно вследствие его любви и сострадания из ранки выступило молоко, просто небольшой завтрак для змеи. Никакого гнева, никакого насилия...
И на протяжении двух с половиной тысяч лет джайны писали в своих книгах, что все так и было на самом деле.
Я должен был выступать после Читрабхану.
Я сказал: «Если все так и было, тогда многое надо объяснить: это означает, что тело Махавиры было наполнено молоком, а не кровью. И змея укусила его, когда ему было около пятидесяти лет, а за пятьдесят лет... все молоко непременно превратилось бы в творог. И он всегда ходил обнаженным, всегда пешком... за пятьдесят лет творог бы превратился в масло! И в такую жару, в такой жаркой стране, масло стало бы топленым».
Следовательно, если бы из ранки на его ноге вместо крови выступило топленое масло, то в этом был бы какой-то здравый смысл — но молоко? И это такая глупость — человек, полный творога... от него бы несло сывороткой! Пятьдесят лет быть наполненным молоком, творогом и маслом — только представьте себе этого беднягу! И в жару он обливался бы не потом, а топленым маслом!
Итак, я сказал: «Это абсурд. Единственная возможность такова: молоко выделяется из тела женщины, у нее в груди есть некий механизм, превращающий кровь в молоко. Рассудительный ум мог бы допустить, что у Махавиры такой же механизм был в ногах. Его ноги представляли собой не что иное, как груди. И странно... он что, ожидал, что змея укусит его именно в ногу? Вероятнее всего, у него были груди по всему телу, так что куда бы змея ни ужалила его, появилось бы молоко».
И даже женская грудь не будет давать молока, пока женщина не родит ребенка. Поэтому я сказал: «Дело все больше и больше усложняется. Лучше просто признать, что это — поэзия. Не делайте из этого исторический факт. Не пытайтесь построить на этом теорию. Просто скажите, что это поэтический способ поведать о том, что он был таким любящим... как это выразить поэтически? Вот мы и выразили это, сказав, что из ранки выступило молоко — точно так же, как молоко выделяется из груди любящей матери».
Молоко имеет определенную связь с любовью, ибо ребенок получает молоко и любовь от одной и той же груди — это его первое переживание в этом мире. И вот почему человечество так одержимо женской грудью. Художники продолжают писать груди и груди, скульпторы продолжают ваять груди и груди.
Поэты, писатели, все категории творческих людей одержимы только одним объектом, и это — женская грудь. Причина ясна: это первое детское переживание любви, тепла, человеческого тела, другого человека, мира. Она заключает в себе так много. Поэтому просто для того, чтобы выразить чувство любви и тепла, молоко было использовано как символ.
Но ни один джайн не согласится со мной, ибо тогда пропадет чудо. Поэзия для них не чудо. Чудо в историчности факта.
Поэтому ты прав, спрашивая, как вести себя с этими людьми. Они такие любящие, они такие сердечные, но они все время несут такую чепуху... эзотерическую, оккультную.
И каждый на Востоке знает так много, что кажется, что все они реализованные души! Где останавливать этих людей и где говорить им «нет»?
Ты должен выражать свои мысли ясно, с любовью, но не идти ни на какие компромиссы. Как только ты видишь, что эти люди погружаются в фикции и начинают развивать дурацкие теории, — а в их писаниях полно таких теорий, — ты должен останавливать их.
Это одно из несчастий Востока: люди совершенно забыли, что поэзия не история, что поэзия гораздо более значительна, чем история. Их теоретические построения и рационалистические объяснения бессмысленны, а попытки представить их как научные истины делают из всего Востока посмешище.
Мой собственный подход очень прост.
Надо быть бдительным и не позволять сердцу брать верх над рассудком; точно так же, как надо быть бдительным и не позволять рассудку брать верх над сердцем. У них различные функции. Рассудок должен функционировать в мире объектов, а сердце должно функционировать в мире человеческого сознания. И как только их функции перекрывают друг друга, непременно начинается путаница.
И всегда, когда вы чувствуете, что какой-то человек является таким любящим, что вы не можете сказать ему «нет», сохраняйте спокойствие. Я сталкиваюсь с этой проблемой всю свою жизнь — ибо все в Индии напичканы знанием, а все это знание — просто навоз священной коровы, и больше ничего.
Но это хорошие люди — и в этом-то и проблема. Это хорошие люди: очень щедрые, очень любящие, всегда готовые помочь. Просто их сердца перевешивают их головы, поэтому все, что они говорят... надо быть бдительным.
И когда вы говорите им «нет», они обижаются; они думают, что их любовь отвергнута. Поэтому надо быть очень осторожным и очень ясно выражать свои мысли.
Это трудная задача — она была трудной и для меня, ибо с родителями, школьными учителями, университетскими преподавателями... со всеми у меня бывали неприятности. Я не мог понять, как хорошо образованный преподаватель может нести такую чушь, даже не осознавая, что то, что он говорит, абсурдно. И он — хороший человек, нет никаких сомнений в его искренности. Просто его рассудок отстал в развитии. Росло только его сердце, и оно приобрело свою красоту. Но сердце ведет за собой рассудок, поэтому они несут всякую ерунду.
Мне приходилось прерывать их: «Погодите минутку! Вы не можете разумно обосновать это. Либо признайте, что это - поэзия, либо откажитесь от этого».
И в результате меня исключали то из одного учебного заведения, то из другого, — а у них не было никаких законных оснований.
Ректор говорил: «У нас нет никаких оснований, исключать тебя; ты не совершил ничего такого, что требует подобного наказания. Но ты должен понять наши затруднения: ты доставляешь такие неприятности всем преподавателям, что они угрожают подать в отставку, если ты не покинешь этот университет. А мы не можем допустить этого, ведь они — очень уважаемые профессора».
И я говорил: «Сперва вам нужно вызвать их и спросить, почему они так сердятся на меня, в чем проблема».
А профессора говорили: «Дело не в том, что мы сердимся на тебя. Просто ты задаешь такие вопросы, которые ставят нас в дурацкое положение перед всеми студентами. Мы не можем ответить на них, и над нами смеются. Ты отнимаешь у нас то уважение, которого мы добились за тридцать или сорок лет, - за полчаса ты лишаешь нас всего уважения. Студенты меняют к нам все уважение».
И я говорил: «Я когда-либо проявлял неуважение к вам?»
Они говорили: «Ты никогда не проявлял к нам неуважения. Но дело не в этом; дело в том, что мы уже не можем измениться. Всю свою жизнь мы прожили с определенными теориями. И мы всегда считали их научными, у нас не было никаких сомнений. Вдруг появляешься ты и по каждому пункту задаешь такой вопрос, что мы оказываемся в тупике».
Один из профессоров соблюдал безбрачие, целибат, и он постоянно проповедовал целибат как единственную духовную Ценность.
Я спросил у него: «Я бывал у вас дома и видел там Раму с Ситой — индуистского бога Раму, стоящего рядом со своей женой Ситой. Что за целибат соблюдает этот парень? И из этого Целибата родились двое детей — вам следует выбросить этого парня из вашего дома! Но вы поклоняетесь ему, а в университете вы разглагольствуете о целибате. Вы видите противоречие или нет? Все ваши провидцы из Вед были женатыми людьми, все ваши провидцы из Упанишад были женатыми людьми. Вы каждый день читаете Шримад Бхагавадгиту, а у этого парня, Шри Кришны, было шестнадцать тысяч жен — что это за целибат?»
Этот человек взял меня за руку и сказал: «Пойдем к ректору. Это уж слишком. Кто-то из нас двоих должен покинуть университет».
Но я сказал: «Я же просто задал вопрос. Вы не можете дать мне удовлетворительный ответ. Или, может быть, вы скажете, что вы более великий, чем все эти люди, так как вы соблюдаете обет безбрачия, а они нет. Но тогда почему вы поклоняетесь им? Они должны поклоняться вам».
По пути к кабинету ректора он сказал: «Так мы идем к ректору или нет?»
Я сказал: «Вам решать. Ведь будет обсуждаться весь вопросу и я буду настаивать на том, чтобы ректор осмотрел ваш дом. Вы устроили у себя храм, где Рама стоит рядом с Ситой, а Кришна стоит рядом с Рукмани — что является абсолютным лицемерием; он был женат на этой женщине, Рукмани, но он никогда не жил с ней. Да и как он мог? Шестнадцать тысяч жен похищено из домов других людей... он был женат только на одной женщине; все остальные были похищены, взяты силой. Всякий раз, когда он видел красивую женщину, его солдаты хватали ее — не обращая внимания на мужа, детей или престарелых родителей — никакого внимания. И лицемерие заключается в том, что вы поставили бедную Рукмани рядом с Кришной. Я отведу ректора к вам домой, чтобы он мог все осмотреть и принять решение на месте».
Я сказал: «Вам нет нужды подавать в отставку. Просто откажитесь от целибата, женитесь! Проблема будет решена - не надо будет ни меня исключать из университета, ни вам подавать в отставку. А если вы стесняетесь, я сам найду вам хорошую жену».
Он сказал: «Прекрати! Не смей говорить такое, ты почти убедил меня. Это обольщение!»
Я сказал: «Тогда надо идти к ректору».
И мы пошли; ректор выслушал все и сказал мне: «Я не могу сказать, что ты неправ, но что мы можем сделать? Что касается индийской логики, то этот человек является наилучшим специалистом во всей Индии. Мы не можем...»
Я сказал: «Вы только подумайте — этот человек абсолютно нелогичен. Как он может быть специалистом по индийской логике? Его поведение столь нелогично... человек, соблюдающий целибат, поклоняется женатым людям».
Но ректор сказал: «Тебе бы лучше подыскать какой-нибудь другой университет. Я дам тебе рекомендацию. Я не буду исключать тебя, я дам тебе самую положительную рекомендацию». Но ни один университет не был готов принять меня, ибо моя слава уже бежала впереди меня — все знали, что за тип собирается поступить в их университет.
В Индии это проблема — люди не рациональны. Даже у тех, кто претендует на рациональность, поведение весьма иррационально.
Они будут очень любящими, но не позволяйте им посягать на ваш рассудок. Сердце должно расти, рассудок должен стать острым — ибо как сердце, так и рассудок должны осуществлять свои функции в тотальности вашего роста.
Человек с великим сердцем и с великим разумом, без всякого конфликта между ними — вот подлинный гений.
И у каждого есть возможность стать им, но у всех доминируют или логика, или сердце. Все живут перекошенной жизнью.
Видели ли вы когда-нибудь цирковых зазывал? Когда цирк приезжает в какой-нибудь город — я видел это во многих городах, — они едут на велосипедах, у которых одно колесо маленькое, а другое — большое. И у большого колеса центр смещен.
Поэтому человек, едущий на таком велосипеде, то поднимается, то опускается — естественно, он привлекает всеобщее внимание: «Что происходит?» Человек все время то поднимается, то опускается... и он отпускает шутки, на нем клоунская одежда... и рекламный плакат, на котором можно прочитать название цирка, время начала представлений, цену билетов и прочее...
Один-единственный человек привлекает всеобщее внимание — простой трюк.
Но, столкнувшись с такого рода рекламой, я увидел, что в такой ситуации находится почти каждый человек.
У вас есть два колеса — рассудок и сердце.
У кого-то сердце большое, а рассудок маленький, тогда он то поднимается, то опускается.
У кого-то рассудок большой, а сердце маленькое, тогда он то поднимается, то опускается.
Все то поднимаются, то опускаются — и что вы рекламируете?
И удержаться на таком велосипеде нелегко, я пробовал. Это очень трудное дело.
Но люди живут таким образом — несбалансированно.
Вам нужна сбалансированная жизнь, в которой рассудок и сердце развиваются в гармонии, поддерживая друг друга, помогая друг другу. Поэтому каждый раз, когда вы видите, что кто-то — будь он с Востока или с Запада — нарушает вашу гармонию, останавливайте его.
Останавливайте его с любовью, нет нужды быть грубым.
Но не молчите, ибо в таком случае промолчать — значит стать грубым. Если вы промолчали, вы позволили человеку двигаться по неверному пути, вам не хватило сострадания.
Беседа 14
НЕ БУДЬТЕ МИССИОНЕРОМ,
БУДЬТЕ ОТКРОВЕНИЕМ
16 октября 1986 г., Бомбей