МИССИЯ. ПУТЬ НА ГОЛГОФУ.

Валентина БОЛЬШЕВА

А тогда, в конце страшного лета 1941, обескровленные в упорных боях с войсками группы армий «Север», все три армии Северо-Западного фронта (11-я, 34-я и 28-я) отступали. Отступали, оставляя солдатам вермахта населенные пункты Южного Приильменья. Мирное население, еще полностью не понимая, ЧТО происходит, и почему происходит именно ТАК, принимало разные решения: кто-то пытался уйти с отступающими нашими частями или эвакуироваться, кто-то уходил в леса, кто-то, исчерпав все возможные и невозможные попытки покинуть Старую Руссу, был вынужден принять неизбежное как должное, и остаться жить на оккупированной территории.

Тогда с трудом верилось, что мы, которые были готовы воевать малой кровью, могучим ударом, вдруг так быстро окажемся под врагом. Люди отказывались понимать то, что, их родной дом вдруг в одночасье оказался чужим миром, где правят чужой язык и чужые законы, где не живут, а выживают, и каждый день может стать последним днем жизни.

Жизнь стариков, женщин и детей под пятой оккупантов попыталась сгладить Псковская Православная Миссия, которую возглавлял митрополит Сергий (Воскресенский) экзарх Латвии и Эстонии, и, которая, к осени 1941 года, уже охватила практически весь Северо-Запад, в том числе и наш район.

В тяжелейших условиях оккупации и неутешительных известий с фронтов, у людей как никогда обострился духовный голод. Они требовали церкви, священников, богослужений. Советский режим «воинствующего безбожия» за четверть века безжалостно расправился с религией на древней Новгородской земле, и постарался превратить некогда православный край в «церковную пустыню».

Так, по оперативному приказу наркома внутренних дел Николая Ежова, за один только год – с 1937 по 1938, древнейшая в России Новгородская епархия была полностью уничтожена. Большинство церквей разрушены, или превращены в склады, овощехранилища, мастерские, танцевальные клубы, кинотеатры. По данным председателя Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР Г. Карпова (доклад от 14.02.47), накануне Великой Отечественной войны в Новгородской епархии, не имеющей уже к тому времени своей епископской кафедры, насчитывалось всего 3 храма. Это Михайло-Архангельская церковь на Прусской улице в Новгороде и две церкви в Лычковском районе – Успенская в селе Сосино и Троицкая в Кетежах. В Старой Руссе на тот момент не было ни одного действующего храма!

Что касаемо священства, то большинство пастырей были либо сосланы в лагеря ГУЛАГа, либо, как старорусский священник отец Владимир (Пылаев), расстреляны особой тройкой НКВД.

Так вот, разрешая организацию Псковской православной Миссии, немецкие власти рассчитывали именно её сделать своей главной опорой в утверждении «нового порядка». Они оказывали содействие миссионерам – по восстановлению храмов, «возвращению» из музеев икон и богослужебных книг, если, конечно же, эти иконы и книги не представляли интереса для экспертов штаба «Рейсхляйтер Розенберг», занимавшихся изъятием культурных ценностей, а попросту – грабежом, и вывозом их на территорию Германии.

Нацистская пропаганда неустанно подчеркивала, что германская армия ведет войну не с русским народом, а с «большевистским еврейским» правительством, и потому борется за интересы простого населения, в том числе и церковное возрождение. Конечно же, руководство Рейха не скрывало, что после победы над большевизмом оно предпримет соответствующие меры против церкви. Но тогда, в июле 1941года, шеф РСХА Генрих Гейдрих подписывает документ, адресованный оперативным группам и командам полиции безопасности СД, в котором говорится: «Против стремления Православной Церкви утвердить свое влияние в массах ничего предпринимать не следует».

И уже в сентябре 1941 года в Старой Руссе открывается, сначала Георгиевский храм, который до войны использовали как женское общежитие, а чуть позже – Знаменская церковь (находилась рядом с Троицкой церковью, не сохранилась до нашего времени). Окормляли эти два прихода игумен Корнилий (Кузьмин) и протоиерей Сергий (Василевский). Позже отец Сергий будет назначен настоятелем церкви Михаила Архангела в Дно. Станет благочинным Дновского округа, и будет сопровождать чудотворную Старорусскую икону Божией Матери во время эвакуации ее из Старой Руссы в Дно и позже, при возвращении в родной город.

К концу 1941 –го Миссией южнее озера Ильмень были открыты и действовали: Покровская церковь – в Борисово (священник Михаил Зверев), Успенская и Владимирская – в Коростыне (иеромонах Варсонофий Кузьмин, священники Константин Травин и Константин Иванов), Спасо-Преображенская – в Леохново (священник Михаил Зверев), Свято-Троицкая в Подгощах (священник Петр Кононов), а также – храмы в Шимске, Мшаге, Марково, Холме, Сольцах, Дно, Крестовоздвиженская церковь и Богоявленский собор в Демянске. Всего – 30 церквей.

Начиная с лета 1942 года, Экзархом Сергием (Воскресенским) были официально утверждены 8 округов, окормляемых Миссией. Новгородский округ, куда входил и Старорусский, возглавлял протоиерей Василий Николаевский. Также в июне 42-го учреждаются и благочинные округа. Старорусское благочиние возглавил тогда протоиерей Сергий (Василевский).

Миссионеры, с одной стороны, вынуждены были в своих проповедях призывать народ к смирению. С другой стороны, они же, рискуя жизнью, прятали у себя партизан, людей, разыскиваемых гестапо, в том числе и евреев. Они постоянно находилась «между молотом и наковальней», между двух огней, под двойным контролем. С одной стороны – СД, с другой – партизаны.

Но евангельская истина о том, что «вера без дел мертва», а любовь к Богу невозможна без любви и милосердия к ближнему, превращала священников Миссии в настоящих стоиков. Поэтому, уже в первую зиму 1941-1942 годов, главным их делом становится окормление советских военнопленных, находящихся в концлагерях Дно, Полы, Тулебли, Старой Руссы, Подберезья, Демянска. Это были так называемые «Фронтшталаги» – фронтовые лагеря, которые предназначались для кратковременного содержания солдат противника вблизи фронтовой линии, и являлись, по сути, «сортировочными» лагерями.

Дело в том, что Советский Союз еще в 1929 году отказался подписать Женевскую конвенцию «Соглашение об обращении с военнопленными», которая включала в себя и регистрацию пленных, и возможность жалоб, и питание, равное питанию тыловых частей армии того государства, в котором содержались военнопленные, и помощь международного Красного Креста. А в 41-м советское правительство напрочь отвергло обращение немецкого командования к международной организации Красный Крест, с намерением договориться об условиях содержания пленных обеих сторон (русской и немецкой). «У нас пленных нет, - заявлял товарищ Сталин. – Если русский сдался в плен – он уже не русский». Всех военнопленных верховный главнокомандующий считал предателями и запрещал оказывать им любую помощь.

Поэтому, как обращались в «шталагах» с пленными солдатами и офицерами страны, не подписавшей конвенцию, страшно даже представить. Их морили голодом, избивали, отправляли на самые тяжелые работы: погрузку камней, на лесоповал, сбор трупов с поля боя, расчистку линии фронта (передовой). Истощенных и падавших от усталости – расстреливали. Заболевших – отправляли в лазареты Старой Руссы, где практически не оказывали медицинского лечения. Выживет – хорошо, даровая рабочая сила для вермахта. Нет – значит, не судьба.

И, памятуя призыв Патриаршего местоблюстителя Сергия (Старгородского) в первый день войны о помощи своему Отечеству «…общим народным подвигом, общей народной готовностью в тяжкий час испытания всем, чем каждый может», пастыри Миссии заботились, прежде всего, об облегчении участи советских военнопленных. По приходам собирали теплую одежду для тех, кто попал в плен летом, обувь, белье, одеяла, медикаменты, продукты. Два раза в неделю готовили обеды и отвозили в лагеря. Сами страждущие, прихожане помогали своим несчастным, измученным, голодным и бесконечно усталым братьям. Правда, большую часть продуктов и медикаментов немцы конфисковывали и отправляли на фронт для своих солдат.

До февраля 1942 года на территории «шталагов» немецкие власти разрешали и богослужения, которые проводили миссионеры прямо под открытым небом, невзирая ни на дождь, ни на снег. «Люди плакали, не стесняясь. Голодные они подходили к причастию по нескольку раз. Некоторые из них вообще не знали, что такое Причастие. Это были самые страшные литургии в жизни», - вспоминали потом священники-миссионеры.

Зимой 1942 богослужения для военнопленных были запрещены. Не помогли и прошения Экзарха. За связь с военнопленными священников и мирян ждал расстрел. Но сколько могли, миссионеры на деле воплощали слова Христа: «…ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне».(Мф. 25:35)

Кроме этого, участники Миссии и их прихожане по всему Южному Приильменью собирали средства в фонд Обороны (на строительство колонны танков имени Дмитрия Донского, которую всем миром изготавливали в далеком Челябинске), а также – на помощь семьям и детям погибших красноармейцев и партизан. Естественно, такие сборы проходили без ведома оккупационных властей.

Надо сказать, что с осени 1943 года, не без участия Псковской православной миссии, у нас, в Южном Приильменье, на оккупированной территории, развернулось воистину всенародная борьба. И причиной тому стали не только поражения немецких войск на фронтах, но и насильственный вывоз населения за линию «Пантера», то есть в Прибалтику, где позиции немцев были еще крепки.

В связи с этим, пастыри-миссионеры обращались за помощью к партизанам с тем, чтобы те помогли людям укрыться в лесах. Конечно, удавалось помочь не всем, но все-таки – удавалось. Кроме этого, благодаря многим миссионерам, на сотрудничество с партизанами шли, как ни странно, старосты и полицаи, которым партизанская пропаганда обещала, что после изгнания оккупантов больше не будет ненавистных колхозов, не будут закрывать церкви и запрещать религию, и вообще – страна будет совершенно иной. В 1943 году командование партизанскими бригадами в Ленинградской области, а Старая Русса и район в то время входили в нее, даже формирует из полицаев своеобразные «штрафные» отдельные партизанские отряды, которые должны были своей кровью, а в большей степени – кровью немцев – искупить свою вину.

Со временем лояльное отношение «нового режима» к Миссии меняется. Немцы напуганы размахом миссионерской работы и ее результатом – сплочением русских людей под покровом Церкви, их мужеством и стойкостью. На это оккупационные власти, скажем прямо, не рассчитывали. Они думали, что игра на религиозных чувствах только укрепит их режим, но Псковская православная Миссия, разрушив все их планы, не стала пособницей немецких спецслужб и орудием контроля над русским населением.

Закончила свою деятельность Псковская православная Миссия 18 февраля 1944года. К этому времени все Южное Приильменье было полностью освобождено от немецких оккупантов. Все сотрудники Миссии, кроме тех, кому удалось переправиться за границу, были арестованы органами НКВД. Для сравнения нужно сказать, что уже к концу 1944 года НА ВСЕЙ территории Новгородской области из 82-х храмов, открытых в 1941-43 годах осталось лишь 10. Остальные были либо разрушены наступающими советскими войсками, либо тотчас, по приходу наших войск в освобожденные город или деревню – закрыты. И хотя, Сталин отметил роль Православной Церкви (не Миссии!) в годы войны, как «прекрасно проявившую себя на передовой борьбы с фашизмом не только на нашей территории, но и на оккупированной», все же именно с его «отцовского благословления» пастырям Миссии инкриминировалось сотрудничество с оккупационными властями.

По окончании работы Псковской Миссии в связи с тотальной мобилизацией немцев и всех их учреждений, часть священников уехала за границу. Те, что остались, все были арестованы и приговорены к разным срокам: кто к десяти, кто к двадцати годам. Допросы велись с пытками и пристрастием. Понятно, что многие просто не выдерживали и подписывали написанное следователем, потому, что сил сопротивляться уже не было. Но все члены Псковской Миссии до конца верили в свое дело, зная, что спасение совершается на Голгофе. Однако плоды их деятельности стали видны только спустя семь десятилетий после той страшной войны.

Корнилий (Кузьмин), игумен. В 1942 – настоятель Георгиевской церкви в Старой Руссе. Скончался 12.08.42.

Варсонофий (Кузьмин Василий Степанович),иеромонах. В 1941-1943 служил в Успенской церкви сел Межнино и Коростынь Шимского района. В конце 1943 эвакуирован в Ригу.

Василевский Сергий Иванович, протоиерей. Осенью 1941 приглашен игуменом Корнилием (Кузьминым) для исполнения пастырских обязанностей в Георгиевский храм Старой Руссы. С июня 1942 – благочинный Старорусского округа. В апреле 1943 года Миссией назначен настоятелем церкви Михаила Архангела в Дно. С ноября 1943 – благочинный Дновского округа. Остался на родине. Скончался в 1955 году в Валдае.

Ерин Василий, протоиерей. В 1942-43 гг служил в церкви села Учно и церкви села Славитино Волотовского района. В 1943 эвакуирован в Латвию.

Георгиевский Алексий, священник. В 1942-43 гг служил в Доложинской, Северской, Верехновской и Волотовской церквах и в церкви села Порожки Волотовского района. В 1943 эвакуирован в Литву.

Никитин Михаил Иванович, священник. В 1942 рукоположен во священника экзархом Сергием. С 1942 служил в Дерглецкой, Городецкой, Порожской и Реченской церквах. С 1943 – заместитель благочинного Порховско-Дновского округа по Волотовскому району. Остался на родине.

Травин Константин Феодорович, диакон. С 1942 по 1944 служил в молитвенном доме поселка Антропшино (Царская Славянка). В сентябре 1944 рукоположен во священника. Остался на родине.

Иванов Константин, священник. С 1941 по 1944 служил в церкви Владимирской иконы Божией Матери села Горцы Шимского района. Остался на родине. Арестован в 1945.

Зверев Михаил Стефанович, священник. До ноября 1943 года служил в селе Борисово. С декабря 1943 по февраль 1944 служил в церкви села Леохново. Остался на родине.

Еринов Иоанн,священник. В 1942-1943 служил в церкви села Речки Солецкого района. Эвакуирован в Прибалтику.

Копылов Иоанн Стефанович,священник. С 1942 по 1943 – псаломщик Михайло-Архангельской церкви в Дно и секретарь Дновского благочиннического округа. В августе 1943 рукоположен в Риге во священника. С 1943 по 1944 – настоятель Спасо-Преображенской Доворецкой церкви Солецкого района. С сентября 1944 по сентябрь 1950 – благочинный Старорусского округа. С 1950- протоиерей. Скончался после 1953 года.

Кононов Петр Иоаннович, священник. С 1942 – настоятель церкви села Углы. С августа 1943 по 1944 – настоятель церкви в селе Подгощи Шимского района. Остался на родине. В мае 1945 арестован, осужден.

Лилиев Иоанн, священник. В 1942-1943 служил в церкви поселка Шимск и в Знаменской церкви села Любыни Шимского района. Остался на родине. Арестован. Дальнейшая судьба неизвестна.

« Что немцы – зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по вере и по крови, — вот что наполняло наши сердца». (Протопресвитер Алексий Ионов, миссионер Псковской православной миссии).