У попа была базука, он ее любилСтр 1 из 18Следующая ⇒
Юрий Бурнусов Точка падения
Аннотация
Для сталкеров наступили трудные времена. После заключения целого ряда международных соглашений Периметр полностью закрыт, военные регулярно защищают прилегающую территорию, что фактически делает невозможным контакты с Зоной. Одного из прозябающих в безделье сталкеров, Упыря, нанимает приезжий профессор – изобретатель уникального и весьма полезного прибора, – имеющий заказ от высокопоставленных покровителей, способных нелегально открыть проход в Зону. Упырь с товарищами берутся за работу, но не подозревают, что волей случая окажутся там, где им оказываться вовсе не следовало, и станут объектом охоты, ради которой военные – миротворцы объединятся с Темными…
На миру по смерть велел Бог отбывать каждому свой оброк – любовью и добрыми делами. Лев Толстой. Два старика В этой стране никто ни в чем не виноват. Бен Элтон. Попкорн
Глава первая Черный сталкер
Мы сидели у Аспирина и пили. Без повода – по поводу только на похоронах пьют, остальное все выдумки. Начали вчера с вполне приличных жидкостей типа двенадцатилетнего шотландского виски и аутентичного мескаля с червяком-утопленником, а заканчивали – или продолжали? – банальнейшим спиртом, который стоял у Аспирина под кроватью в трехлитровой банке. Спирт почему-то пах черной смородиной, и я поначалу опасался, что это техническая гадость, от которой можно ослепнуть. Но нет, после трех по сто мы не ослепли, а потом Аспирин сообщил, что с водой ему «плохо заходит», и научил меня делать «чпоки». Я съел червяка, вытряхнув его из мескальной бутылки, и принялся обучаться полезному. «Чпок», чтоб вы знали, представляет собой уже упомянутый выше спирт, смешанный в стакане с уже упомянутым пивом в пропорции один к одному. Вроде бы ничего сложного, обычный ерш, но фишка в том, что это еще не все. Налив в спирт пиво (а не наоборот!), стакан нужно прикрыть ладошкой, быстро перевернуть и хлопнуть о коленку, после чего вернуть в начальное положение и незамедлительно выпить вспенившееся чудо. Входило это куда легче спирта с водой, но и вставляло совершенно не по-молодежному. После того как очередной стакан в момент хлопка разорвался у Аспирина в руке, он решил, что надо притормозить. Я не спорил. Аспирин, залив порезанную ладонь коллоидной пленкой из пульверизатора, полез в радио слушать футбольные новости – он был дикий фанат и даже в повседневной практике иногда выражался фразами типа: «Ага, Семецкому опять красную карточку показали». Именно тут в дверь и постучали. – Ты кого-нибудь ждешь, чува-ак? – спросил несколько протрезвевший Аспирин. – Никого. К тому же это твоя хата. Может, ты кого-нибудь ждешь? Аспирин подумал, в дверь снова постучали. – Ни хрена, – не слишком уверенно сказал Аспирин. – Никого я не это… не жду… – Тогда посмотри, кто там пришел, – предложил я. Аспирин встал, покачался и достал из кухонного шкафчика здоровенный «глок». – Давай я пристрелю его прям через дверь, чува-ак, а потом и посмотрим, кто там приходил, – предложил он и уже собрался исполнить свою идею, как я услышал снаружи громкое дробное икание. Так виртуозно умел икать лишь один человек – старший прапорщик Петлюра из военных сталкеров. – Стоп! – заорал я. – Не стреляй! Аспирин пожал плечами, бросил пистолет на койку и вернулся к своим новостям футбольных полей, а я открыл дверь. Это действительно был Петлюра – он, видать, устал ждать, прислонился и буквально упал внутрь. Я предусмотрительно отодвинулся в сторону, и старший прапорщик обрушился на половичок. Он был пьян, как павиан, но достаточно резво встал на четвереньки и пополз в правильном направлении – к столу. Я закрыл дверь и некоторое время наблюдал за эволюциями прапорщика, который пытался сесть на табурет, но не попадал задницей. На самом деле звали его не Петлюра, а как-то еще, но кличка привязалась еще до моего тут появления, и я даже не интересовался, откуда она взялась. Петлюра был дядька в годах, предувольнительного возраста, и трудился у военных сталкеров каптерщиком. Полезен он был многим – покупал кое-что, притащенное из Зоны, продавал кое-что, украденное с армейских складов, а главное – знал разнообразные новости из комендатуры. А раз пришел сюда незваным гостем, да еще в таком состоянии, – уж точно что-то разнюхал. Дай бог, чтобы хорошее. Прапорщик тем временем утвердился на табуретке и потянулся к пиву. Последнее действовало на Петлюру оздоровительным образом; вот и теперь, выглотав полбутылки, он вздохнул и довольно внятно произнес: – А я тебя, Упырь, ищу-ищу… А тебя-то нету. – Вот же он, – заметил Аспирин и даже показал пальцем. – А я тебя в «Штях» искал… – продолжал прапорщик, – а тебя-то в «Штях» и нету. Рыжий этот, морда, говорит, был позавчера, да ушел… Хорошо, Зюзя там сидел, он и говорит: «А иди ты, дядя Петлюра, к этому… к Анальгину…» Я и пошел… Аспирин обиженно отобрал у прапорщика пиво, о котором тот, впрочем, сразу же и забыл. – Чего искал-то? – спросил я. – А искал вот чего. Тут приехал один мужичок. Пузатый такой, в костюме… ученый, сразу видать… В комендатуре зарегистрировался, все как положено: я у мужиков спросил, так у него бумаги подписаны… у-у, кем подписаны бумаги-то! Петлюра сделал значительное выражение лица и показал пальцем вверх. – Да их тут полно шастает, чува-ак, – сказал Аспирин. – Ученым больше, ученым меньше… – Цього добра я много бачив. Ось кабы ты мени показав сало, ковбасу чи вареники со сметаною… – на неуклюжей мове процитировал я старый фильм. – Полно шастает, – согласился прапорщик. – Но этот, сука, кого искал, ты думаешь?! А-а, черная морда!!! Вот то-то! Хемуля он искал, вот кого! – Нашел? – поинтересовался я. – Нашел. Да только Хемуль его… того… послал. Иди, говорит, мужик… И Петлюра с чувством поведал, куда конкретно Хемуль послал приезжего пузатого ученого. Выходило так, что ученый вернется из путешествия крайне не скоро, причем за время отсутствия как минимум сменит сексуальную ориентацию и приобретет хорошие связи в среде проктологов, а уж что случится с его близкими и дальними родственниками, и подумать было страшно. Хемуль знает пожить и умеет сказать, что уж тут. – Значит, мужик или дурак, или провокатор, – заключил я. – Раз Хемуль его послал… И к кому мужик пошел? – Да никуда он не пошел! Сидит в гостинице… И что бы вы, ребятки, без меня делали! Сказав это, прапорщик потянулся к банке, прикинув, что там вряд ли налита вода. Аспирин предвидел покушение и быстро банку отодвинул, а я поднялся и навис над Петлюрой. – Ты, дядя Петлюра, на что намекаешь?! Ты что, на меня его навел?! – Ну, не навел… Не навел. Но именно что намекнул! Тебе что, работа не нужна, Упырь? И этому… Панадолу… Сидите же без копья, спирт вон жрете… Петлюра был прав: где-то наверху в очередной раз решили покрутить гайки, кого-то из начальства посадили за злоупотребления, все это спедалировало вниз по инстанциям, и в результате те, кто остался, плюс вновь назначенные устроили сущий террор. Там, где раньше ходили, едва ли не насвистывая, усиленные патрули положили за последнюю неделю человек пять. Менее известные тропки кое-как функционировали, но военные взяли за моду обстреливать «по принципу случайности» Периметр из систем залпового огня. Просто так – вдруг там кто-то куда-то полз. Мутантов не жалко, сталкеров – тоже, а военные экспедиции ходят по условленным маршрутам, туда для профилактики не пальнут… В результате почти вся братва сидела по домам и по кабакам, распотрошив заначки, но беда была в том, что и торговлишка заглохла. Великая Депрессия, короче говоря. Была вроде такая в Америке. Или это у нас, а в Америке – Перестройка Гласности? Один черт, главное, что хреново. – А почему Хемуль в таком случае отказался? – Бог его знает, Хемуля-то. Он в последнее время дерганый. И тут не соврал старший прапорщик – Хемулю уж больно много приключений выпало в последнее время, неудивительно, что устал человек. Да и баба у него. – А если этот мужик – провокатор? – спросил Аспирин, пытаясь пальцами достать из консервной банки кильку в томате. Банка ускользнула и покатилась на ребре по столу, разбрызгивая красный соус и рыбьи трупики. – Да какой он провокатор. Провокаторов я не видал, что ли… – буркнул Петлюра. – Обыкновенный приезжий, чего-то ему понадобилось, аж пар из одного места, а тут такая невезуха. Короче, Упырь, ты вот что: поболтай с ним завтра в «Штях», что ли, а там хочешь – гони, хочешь – работай. Мне что главное, мне главное – процент. – Мог бы не говорить… Знаю, что не просто так приполз. – Бизнес. Мне на пенсию скоро. – Как ты только дожил такой до пенсии, чува-ак… – ехидно сказал Аспирин и высморкался, испачкав нос томатным соусом. Потом он вытер пальцы о старый плакат футбольного клуба с непонятным и труднопроизносимым названием «ЦСКА» и печально вздохнул. Прапорщик замечание Аспирина проигнорировал и встал, держась на удивление трезво. Видать, пиво его чуток взбодрило. Ничего, на улице снова накроет. – Ладно, дядя Петлюра, – сказал я миролюбиво. – Поболтаю с твоим ученым, но если что – имей в виду, парни будут знать, что это ты меня спалил. – Не маленький, – солидно ответил Петлюра и довольно сложным, но верным курсом заковылял к двери. Там он остановился и добавил: – Пока, Пирамидон! А ты в два, Упырь. Ага? – Ага, – кивнул я. Излишне говорить, что назавтра в два я сидел в самом темном уголке «Штей» и в силу некоторых особенностей организма был там совсем незаметен. Снаружи шел дождь, на столе стояла мясная острая жратва, в стакане – сто пятьдесят перцовой, в голове – пустота, изредка нарушаемая тупым постукиванием и побрякиванием где-то в самой ее глубине. Вот ведь, и не пил вчера больше… Хорошо, идти в Зону не надо – с похмелья туда волочься самое поганое дело, хотя некоторые ходят и даже возвращаются. Народ где-то шастал, несмотря на непогоду: в баре собрались человек восемь сталкеров из числа мелюзги, парочка приезжих журналистов, которым ближе к вечеру кто-нибудь из прибывших стариканов непременно начистит рыльца, да дремал над миской с уже растаявшим в кашу холодцом мертвецки пьяный Руль. Руль пил пятый, нет, шестой день: потерял в Зоне приятеля Дулю, попал Дуля под очередную ковровую бомбардировку, а Руль спасся. А может, Руль Дулю сам зачем-то прикончил. Его дело. Никто Руля не успокаивал, никто ему не мешал – пьет себе человек и пусть пьет. К тому же если другим наливает за упокой. Такие вещи у нас приветствовались. И в любом случае оба идиоты, раз полезли под РСЗО. Сейчас сидели бы вдвоем, квасили бы за милую душу. Я посмотрел на часы: два тринадцать. Тут входная дверь как раз отворилась, и в зал вошел пузатенький дядя в цивильном: дорогой коричневый плащ, в руке мокрая шляпа, кожаные туфли запачканы каким-то дерьмом; видать, кто-то из братвы на входе проблевался, а пузанчик не заметил и влез… А что ж, тут не Москва и не Киев, господин хороший. Пузан тем временем благоразумно обошел по дуге восставшего из холодца Руля, с сомнением посмотрев на журналюг, миновал и их, а вот одного из мелюзги подергал за рукав. Мелюзга снизошел. Пузан чего-то спросил, мелюзга покачал головой. Пузан мягко настаивал. Мелюзга пожал плечами и показал на меня. Вот тварь, подумал я, его, кажется, Семафором звать… потом надо будет провести беседу и объяснить, что если кого-то кто-то ищет, то вот так пальцем тыкать – не дело. Он-то не знает: мало ли, кто и зачем меня ищет… Пузанчик подошел и сел напротив, не спросив разрешения. С такими замашками он у нас долго целым не проходит. Бармен Рыжий понимающе посмотрел на меня из-за своей стойки, вопросительно поднял брови – мол, выставить дядю? Я легонько качнул головой. Выпереть всегда успеется, если надо, я и сам разомнусь. – Здравствуйте, – сказал пузанчик дружелюбно. От него пахло мокрой шерстью и сладковатым одеколоном. Я внимательно смотрел на гостя, постукивая вилкой о край тарелки. Он слегка смутился и пробормотал: – Простите… э-э… ведь это вы Упырь? – Допустим, – сказал я, потому что на самом деле был Упырем. – Значит, мне правильно указали… – обрадовался пузанчик. – Я – Алексей Иванович Петраков-Доброголовин, доктор наук, профессор. – Доктор каких именно наук? – лениво уточнил я, посыпая мясо молотым черным перцем. – Биологических. – И зачем вам понадобился Упырь, то есть я? – Видите ли, у меня есть определенный… как бы получше выразиться… заказ. И мне порекомендовали вас как человека, который этот заказ может выполнить. Здесь он оглушительно чихнул, и я поманил Рыжего, сделав незамысловатый знак. Тот принес еще сто пятьдесят перцовки. – Выпейте, доктор биологических наук, – велел я. – Для профилактики простудных заболеваний. И я с вами, чтобы опохмелиться. Голова, знаете, болит. Профессор чокнулся с моим стаканом, послушно выпил, крякнул и по-простецки занюхал сырой шляпой. За последнее действие я его немного зауважал. – Видите ли, вначале мне порекомендовали обратиться не к вам, а к человеку, которого зовут Хемуль, – начал пузанчик, шевеля руками. – Я здесь не сам по себе, я представляю довольно серьезных людей, которые, к сожалению, не могут по ряду причин действовать через официальные структуры… Меня снабдили информацией, я приехал и сразу же нашел этого Хемуля. – И как вам Хемуль? – Весьма приятный молодой человек, – сказал профессор, отчего-то покраснев. Видимо, от перцовки. Вспомнив о ней, я пригубил из своего стакана, весь не осилил – не шло. Бр-р… Не сблевать бы, уроню же достоинство. – Однако вы пришли ко мне, ибо Хемуль вас послал по матушке. Так? – спросил я, подавив рвотные позывы. – В общем, так, – грустно согласился профессор. Вот от чего он покраснел, бедолага: вспомнил Хемулевы устные упражнения. – Тогда быстренько рассказывайте, что вам нужно, а потом я вас тоже скорее всего пошлю, – честно сказал я. – Не так затейливо, но далеко. – Мне нужно, господин… э-э… Упырь… Мне нужно двух бюреров. Я удивился. Бить бюрера – заказ не слишком обычный, но и не сказать чтоб экстраординарный. Водили, били. Понятно, что Великая Депрессия и Перестройка Гласности, но… – А что так экстренно? Подождите с месяц, тут все уладится, приедете спокойненько и постреляете своих бюреров. – Что вы! Что вы! – всполошился Петраков-Доброголовин. – Вы меня не так поняли! Зачем же стрелять? Мне нужны живые бюреры, числом два. Мужского и женского, простите, пола. Вот тут я действительно охренел и даже заржал. На меня стали оглядываться представители мелюзги, и даже Руль, снова опочивший в холодце, заинтересованно зашевелился. Профессор внимательно на меня смотрел и все более тревожился. Я отсмеялся, махом хлопнул оставшуюся перцовку, которая пошла как по маслу, и принялся жевать мясо. Профессор стучал короткими пальчиками по столу, но молчал. Наконец не выдержал: – А что я сказал смешного, прошу прошения? – Бюреров вам… А Стронглав вам, часом, не нужен? – Кто такой господин Стронглав? – не понял Петраков-Доброголовин. – У Хемуля надо было спросить, он с ним близко знаком… Практически приятели. Весьма приятный кровосос, если вкратце. – Я покачал головой. – Вы что, профессор, охренели? Не знаете, что мутанты вне Зоны не живут? И на кой тогда тащить сюда четыре пуда тухлятины?! К тому же я с трудом представляю, как можно изловить живых бюреров да еще волочь в клетке бог весть откуда, учитывая их возможности. – То же самое сказал мне и господин Хемуль, только оперируя… э-э… иными терминами, – покивал профессор. Я нахмурился – вид у пузана был довольный, явно в рукаве припрятан некий козырь. Петраков-Доброголовин продолжал: – Однако, во-первых, бюрера из Зоны никто не выносил, а сами они – в отличие от многих других мутантов – оттуда не лезли. Насколько всем известно, бюреры представляют собой наиболее… мнэ-э… цивилизованную часть населения Зоны. Поэтому есть мнение, что они хотят своего рода независимости и самостоятельности, а вовсе не войны. – Положим, с этим можно поспорить, – заметил я. Слыхали такие рассуждения, да. С контролером можно подружиться, зомби можно приручить, с бюрерами легко помириться… Обычно те, кто так рассуждал, долго не жил. Исключение – Болотный Доктор, да только он и сам-то не пойми кто такой. Скорее не наш, чем наш. – Допустим, – согласился тем временем Петраков-Доброголовин. – Но что касается первого утверждения, то у меня есть даже научные обоснования, произведенные… не важно, кем произведенные. Но и в случае, если попытка закончится неудачей, вы все равно получите свои деньги. То есть если бюреры скончаются не по вашей вине. – А как быть с телекинезом? – Этот вопрос мы тоже решили. Существует прибор, подавляющий данную способность бюреров. Не до конца, но значительно. Он создан на базе… э-э… одного из так называемых артефактов, не важно, какого именно. Но прибор работает. – Его проверяли на бюрерах? – Разумеется, – расплылся в улыбке профессор. – Не важно, кто именно? Он расплылся еще шире. Я крепко задумался. Прибор… Получив такую вещь в руки, грех ее не украсть. А профессора, скажем, прикончить – если он тоже собирается в Зону, что вряд ли, а если не собирается – прикончить прямо здесь. Не он первый, не он последний, к тому же – чужак. Люди гибнут, а ему, видите ли, цацки нужны для очередного открытия. Которое притом не всегда можно запатентовать, тем более на Нобелевку замахнуться – не каждый артефакт разрешен к выносу из зоны, не говоря уже о конкретном данном случае с бюрерами. С другой стороны, за живых бюреров реально отгрести хорошие деньги, а прибор еще поди пристрой куда-нибудь – карликов все же не каждый день из Зоны таскают. Начнут таскать – быстро переполнят рынок, не тушенку же из них делать… Я поймал себя на мысли, что уже внутренне рассуждаю над предложением, хотя изначально планировал от него отказаться. А что делать? Сидеть вот так и ждать у моря погоды? Однако Хемуль-то не согласился… В чем подвох? – А почему Хемуль в итоге не взялся, несмотря на ваш волшебный прибор? – Он на отдыхе. Сказал, что деньги его в данный момент не интересуют. – А сколько вы ему предложили? Точнее, сколько это все стоит? – спросил я мрачно. Профессор огляделся по сторонам (надо же, опомнился наконец!), вынул блокнотик со спиралькой, дорогущую авторучку и быстро написал на листочке цифру. Показал мне. – Смеетесь?! – криво улыбнулся я, хотя сумма была приличная. Да что там, сумма была неприличная даже по нынешним временам. Профессор пожал плечами и дописал «x l,5». Увеличил, стало быть, в полтора раза. – На всех? – уточнил я. – А сколько… Сколько вас будет? – тихонько осведомился Петраков-Доброголовин. Глазки его горели – понял, видать, скотина, что Упырь клюнул. – Четверо минимум. Два носильщика, два охранника. В идеале – еще пара отмычек. – Кого? – не понял профессор. Я объяснил. Профессор про себя ужаснулся, но ничего больше не сказал. Заказчики, видимо, заблаговременно объяснили, что тут у нас не парк культуры и отдыха и не детская игровая площадка. – Хорошо, увеличу вдвое, – вздохнув, сказал Петраков-Доброголовин. – Вы идете с нами? – А это необходимо?! – вытаращил он глаза. – Вы умеете обращаться с прибором и знаете о бюрерах нечто, чего не знаю я. Конечно, вы можете провести инструктаж, но не факт, что в нужный момент я нажму ту самую кнопку или вставлю батарейки плюсом-минусом куда нужно. – Там нет батареек, – вяло пробормотал профессор. – …Значит, не идете. И слава богу, – сказал я. – Энд последний вопрос: что делать с регулярным усиленным патрулированием, артобстрелами и ковровыми бомбометаниями? – У меня будет график, – подавленным тоном сказал Петраков-Доброголовин. – Там указаны все паузы и точки поражения. График подлинный, не сомневайтесь. – Вот это в самом деле хорошо, – сказал я с дружеской улыбкой. – Принесите мне его как можно раньше – я должен продумать маршрут. А еще – продать сведения хорошим людям, которые меня за них отблагодарят. Видать, у пузатого в самом деле отличные связи наверху, раз он добыл такие сведения. – Разумеется, – кивнул профессор. – Значит, я так понимаю, что вы согласились? Я кивнул: – Завтра в это же время здесь же с графиком. Идет? – Да-да… Я видел, что профессор мнется и желает спросить что-то еще. – Если остались вопросы, я жду, – сказал я. – Простите… Так вы и есть тот самый Черный Сталкер, о котором так много говорят? Я вздохнул, неопределенно махнул рукой и пошел к стойке просить у Рыжего хорошую дозу перцовки. Не напиться сегодня явно не получилось…
Глава вторая Заговор обреченных
Из личного дела №3598-66СС OAK , Особый архив комендатуры «Пупырев Константин Михайлович («Упырь»). 36 лет, рост 186, вес 83, телосложение нормальное, глаза карие, нос прямой, с горбинкой, губы пухлые, мясистые, подбородок квадратный. Особые приметы: афроамериканец. (Вы совсем одичали тут! Афроамериканец - это в Америке, а значит, пишите просто - «негр»! – Прим. инсп. ГШ миротворческих сил). Отец – Принс Сувенир М'Бами, Малави, в настоящее время проживает на родине, род занятий неизвестен. Мать – Ирина Сергеевна Пупырева, в настоящее время проживает в г. Сумы, инженер-экономист строительной организации. Образование: Харьковский университет, факультет кинематографии (не кончил). Во время учебы неоднократно привлекался к административной ответственности за незаконные торговые операции с так называемыми артефактами. Подозревался в убийстве в Харькове гражданина Республики Азербайджан Мамедова Д.М. – О. (превышение необходимых пределов самообороны), однако на три года исчез из поля зрения правоохранительных органов МВД Украины. В дальнейшем обвинение снято заочно за недостаточностью улик. (Разобраться, при возможности – возобновить! - Прим. инсп. ГШ миротворческих сил). В зоне ведения комендатуры с 20… года. Двенадцать административных задержаний, три административных штрафа. Т.н. свободный сталкер, действующие кланы официально не поддерживает. Местные контакты (наиб. близк. и пост.): торговцы (клички по базе OAK) – Сидорович, Бубна, сталкеры (клички по базе OAK) – Хемуль, Патогеныч, Аспирин, Даун, Пауль, Гусь, Муха, Котейка, Повар, Гапон, Соболь, Теща, Джим, Змеевик, Матюха. Примечания (по данным источника «Плюх»): аномальное отсутствие реакции на «ржавые волосы» и «жгучий пух». Аномальная способность обнаруживать гравиконцентраты типа ГК-0754 (т.н. «жадинка») на значительном расстоянии. (Уточнить возможность использования в качестве военного сталкера. - Прим. инсп. ГШ миротворческих сил)».
Конечно же, этой бумаги я раньше не видел, хотя и представлял, что в комендатуре обо мне всё знают. Листок ксерокопии лежал передо мной на столе, а профессор наслаждался произведенным эффектом. – А зачем вы это вообще принесли? – спросил я, потому что и в самом деле не понимал, зачем он мне это принес. Я не просил. – Было в общем пакете документов, – сказал Петраков-Доброголовин. – Прицепилось, скажем так. Сегодня чокнутый профессор выглядел куда увереннее, чем в прошлый раз. Заказчики его, что ли, напрягали, вот он и обрадовался несказанно, раз дело выгорело. Хотя я бы не спешил так утверждать. Не нравилась мне вся эта история, и Аспирину не нравилась, а Аспирину я доверял. Не всегда – всегда тут никому доверять нельзя, – но часто. Чаще, чем кому-то. Даже ветеранам типа Хемуля доверять не стоит… да если честно, им как раз нужно меньше доверять, чем другим: у них совершенно иная мораль, которую со стороны не разобрать. Может, потому и живы до сих пор, пока другие моралисты или косточками в Зоне гниют, или совсем… не к ночи будет сказано… Я еще раз пробежал текст глазами, потом скомкал его и медленно сжег в пепельнице. Аспирин и Пауль смотрели на меня понимающе; я оценил то, что в листок они заглянуть не пытались. А вот график обстрелов и патрулей сразу же схватили и принялись совсем по-детски вырывать друг у друга их рук. – Ну, чё ты, чува-ак! – пыхтел Аспирин, хищно шевеля усами. – Я тока гляну и отдам! – Юра, нельзя так! Не мороси! – увещевал Пауль, возвышаясь над столом. Добрейшей души человек, он обладал огромным ростом и ужасающим телосложением – не толстый, нет, а попросту здоровенный. Человек-гора. Его и Аспирина я решил включить в команду сразу: Аспирин был мой постоянный напарник, а Пауль стоил двоих как грузопереносчик, да и Зону знал вполне на уровне. Главное – не давать ему много бухать. Иначе кранты. Профессор посмотрел на них с сомнением. – А кто остальные двое… то есть четверо? И эти… фомки? – Вы забыли посчитать меня, – поправил я. – А отмычек – отмычки, не фомки! – брать не будем. Меньше народу – больше кислороду, как в школе говорили… Так что нам нужен всего-то один чел. Ну или два. Для гарантии успеха. Я повернулся к напарникам. – Так, мужики. Потом будете бумагу драть, прикинем лучше, кого берем с собой. – Аут, аут… Из толковых предлагаю Соболя, – сказал Аспирин, возвращая график. – А Даун чем занят? – Ты что, не в курсах?! Даун на сафари сгинул, – со скорбным видом поведал Пауль. – На каком еще сафари?! – Я думал, ты знаешь, чува-ак… – развел руками Аспирин. – Слышал, в Пакистане год тому примерно выбух был? – Какой выбух? Вы мне голову морочите, что ли? – Он же газет не читает, – пояснил Аспирину Пауль (я и в самом деле не читал всю эту гадость, секрета не делая) и продолжил, обращаясь уже ко мне: – Короче, в Пакистане чего-то взорвалось лет пять тому. То ли атомную бомбу они там делали, чурбаны, то ли еще чего-то клепали, но какие-то проводки соединили неправильно – они ж там дикие все, – и так шарахнуло, что приличной части Пакистана теперь нету. А через несколько месяцев пошел слух, что там своя маленькая Зона образовалась в пустыне. То есть мутанты появились, артефакты какие-то, непонятно, короче, ни хрена. Вроде не как у нас. Народец туда потихоньку стал нос совать, несмотря на сильную радиацию… Кто-то пропал, кто-то вылез обратно, интересные штуки рассказывали, но поди пойми, чего они сбрехали, а что – правда… Фишка в том, что место в любом случае примечательное. Вот Даун и рванул туда типа на сафари – подстрелить кого, найти чего… – И не вернулся? – Не-а. Сгинул. Хотя ты его знаешь – вот вернемся, а он бухой в «Штях» веселится… – Дай-то бог, с Дауном я выпить никогда не отказывался. Сафари, блин… Ишь… Ладно, тогда кто вместо Дауна? А тогда Соболь, стало быть… Хорошо, ищем Соболя. А еще двое? – Да с этими проще. Только свистни – сами прибегут. Без работы народ, режутся со скуки. Вчера у речки Бошу красную карточку показали, двенадцать ножевых. Жесть, чува-ак, – поведал Аспирин. Профессор слушал с вытаращенными глазами, дикие местные нравы его, видать, напрягали. – Боша завалить не вопрос, – сказал Пауль. – Боша и я бы завалил. – Ты не констатируй, – попросил я. – Завалил бы он… Ты дело советуй. Вот Змей. Змея, может, взять? Аспирин со вкусом почесал усы. – Можно и взять, – согласился он. – Совершенно не вижу, почему нам не взять Змея. – А Гапона? Гапон был очень толковый сталкер, кстати, бывший мент-гаишник. – И Гапона можно. Он, правда, ребро сломал. – Это еще где?! – удивился я. – Да не в Зоне, то-то и фигня. На охоту пошел с мужиками, в обычный лес, и в колодец упал. Колодец там брошенный был. – В Зоне ему мало охоты?! – еще более удивился я. – Какая там охота, чува-ак: грязное все, активное… – пробурчал Аспирин. – Соболя я вчера видел, – неожиданно сказал Пауль. – Ружье он покупал. Новость удивительной не была. Ружей у Соболя имелось немерено: почему-то к такому типу оружия, а именно охотничьему, он был особенно неравнодушен. Он и за Периметр таскал с собой, помимо (а зачастую и вместо) обычного автомата, какую-нибудь «видал, какая вертикалка?!» или «а вот из этого слона завалить можно!». Слона, допустим, в Зоне не найти, а вот псевдогиганта он при мне однажды завалил. С первого выстрела. Потому я относился к его коллекции весьма серьезно, пусть даже остальные считали, что стрелять нужно чем больше и быстрее, тем лучше. – Вот. Стало быть, Соболь. Кто второй? Коллеги замолчали, Чокнутый профессор перебирал короткими волосатенькими пальчиками. – Так, – сказал я. – Заминка. Нужен мозговой штурм. Не успел я оглянуться в сторону стойки, как Рыжий приволок выпить и закушать. Закушать сегодня была селедка с лучком, картошкой и подливкой (горчица плюс соевый соус), а выпить – что-то белое. Перцовка, видать, кончилась, иначе как бы Рыжий не принес мне за столик перцовки? Непременно принес бы. Поступление приняли с радостью. Макая селедочный хвост в подливку, Аспирин тут же пораскинул мозгами и предложил: – А вот же про Змея мы говорили, чува-ак. – А где Змей? – В Ростове. Но можно позвонить. – Что же… как же?! – напугался профессор. – У нас сроки… график вот… – Отбой со Змеем, – развел я руками. – Черт, последнего найти сложнее всего. Может, Бармаглота? – Бармаглота… – скривился Пауль. – Уверен? Я не был уверен в Бармаглоте, и парни это знали. Для отмычки Бармаглот был слишком хорош, а для серьезного сталкера – странен. Отпустил раненую псевдоплоть. Чуть не завалил туриста, который хотел шпокнуть свежего зомби. А уж слепых собак так вообще любил, ну, не любил, но неравнодушен к ним был как минимум… Но это же и польза, разве нет? Собаки к Бармаглоту тоже относились уважительно, они же в башку смотрят, видят, что про них думают. А у нас как? У нас увидел собаку – стреляй, не думай. И собака к тебе так же. – Я «за», – сказал вдруг Аспирин. – Бармаглот толковый чувак. – Ну и порешим же на том, – сказал я, разливая белое. Профессор хотел было добавить нечто высокое, но смутился и просто выпил. Закашлялся, покраснел, болезный. Заел лучком. – Я забыл добавить, – сказал он наконец, прокашлявшись и прожевав. – Что еще? – спросил я, ожидая недоброго. – Я тут подумал… Я все же пойду с вами, – торжественно и в то же время виновато заявил Петраков-Доброголовин.
Что говорить, в Зону народ ходил по сотне различных причин. Хорошо, не по сотне – по дюжине. Ходили по делу – таких больше всего, вопрос только в том, у кого какое дело. Один-два контейнера «соплей» наберет или мешок того же «пуха», другой – попрется едва ли не к энергоблокам за невесть чем. В основном же что собирали, что попадется, потому что любая фигня – хабар, а хабар денег стоит. Ходили по работе. Это, само собой, военные сталкеры, которых, между нами, тоже никто не неволил. Стало быть, у людей была нужная жилка, да и много кого я знал из толковых парней, кто к военным перешел. Главная их беда – на технику слишком рассчитывали. А техника в Зоне это вовсе не то, что твой собственный нюх. Ты ведь как: ползешь через подлесок, а сам нюхом… да что там, яйцами, жопой чувствуешь – нельзя вот сюда ползти. Вон туда, между чахлыми березками, – можно, хотя вроде бы по правилам неписаным нельзя между такими близкими деревьями… А вот сюда – нельзя, пусть даже там травка зеленая, прогалинка и даже птичка какая-то сидит, клюет чего-то… Про птичку соврал, конечно, какие в Зоне птички, окромя ворон. А один раз видел, как человек в «карусель» поперся. В последний момент свернул – и проскочил. То ли обманка была, а не настоящая «карусель» – есть и такие, только кто ж их проверяет на работоспособность, – то ли везение какое сработало. Потому что нюхом чуял. Яйцами. И жопой. Ходили в Зону с группами. Группа – понятие весьма растяжимое, есть туристы, которым хочется страшненькое посмотреть, впечатлиться, обгадить кальсоны, а потом дома показывать всем дешевенький артефакт и рассказывать, как в жутких условиях он его добывал. Фотографий наделать: «Я и мертвая псевдоплоть». Есть люди, что идут за серьезными конкретными вещами, они много платят, но много и хотят. Могут сами сталкеров завалить, чтобы потом не рассчитываться. И сами потом выходят обратно, без проводника и отмычек, были такие прецеденты. Есть и те, кто вообще невесть что хочет в Зоне найти. Разное рассказывают, но не стоит сейчас об этом. Вон Хемуля спросите, если встретите. Он скорее всего в дыню впаяет, но может и рассказать. Еще в Зону ходят фанатики, которые ищут там Хозяев, инопланетян, Господа Бога, мертвых родственников, которых когда-то там похоронили и теперь надеются, что они в виде зомби побегут к ним в объятия… Есть те, кто уходит навсегда – живут там они вроде. В смысле, там много кто живет, те же сталкеры или ученые, но эти – на хуторах, в заброшенных поселках. С башкой у них, конечно, не в порядке. Да и у кого с башкой в порядке? У кого в порядке, тот в Зону не лезет. Сидит дома, жрет котлеты и смотрит реалити-шоу по телику, а жена ему пятки чешет. Так вот, живут такие в Зоне, и жители эти очень непростые. Помню, шли мы с Тещей и Матюхой, в очень нехорошем состоянии шли – четвертый наш, Уголь, спекся. Там на дороге стоит грузовичок, «уазик» такой, внедорожник старенький. Стоит себе и стоит, никто на него сроду внимания не обращал. А тут Уголь чуток спирта хлебнул на радостях, что назад идем целые (а нельзя, нельзя радоваться, вот вам и подтверждение!), и говорит: «Пацаны, чую я, там тайничок! Удобное какое место – у дороги, примелькалось, не полезет никто…» И не успели мы его придержать, как он скок на подножку и голову в кабину сует. Так назад и повалился – без головы. Словно стеклом отрезало, только не было там никакого стекла. Я даже болт кинул – упал внутрь кабины, стукнулся обо что-то железное. А на срезе шеи-то – словно огнем прижжено, кровь даже не пошла. Так вот, прикопали мы кое-как Угля безбашенного, а сами решили заночевать – не успевали засветло. В Зоне без надобности незачем на ночь оставаться, но устали, несли много… Мне как раз говорил не столь давно Бубен, что в лесу домик есть. Лесник жил, что ли, или какой метеоролог – мало ли, что у них там было при нормальной-то жизни. Подошли – домик как домик, целый с виду, в огороде зелень растет, лук там, петрушка, укроп-самосейка… Вошли – пусто. Но видно, что жил кто-то. Потому что постель из тряпок, посуда грязная довольно свежая на столе, а на полках – черепа. И что самое страшное – в основном маленькие, детские то есть. С полсотни, не меньше, некоторые еще с остатками кожи, волос… Кто там жил, где он их взял, зачем выставку устроил – не знаю. Только мы подожгли этот домик и шли в ночи, пока до дома не дошли. Кстати, вот зомби по Зоне почем зря ходят, а почему зомби-детей нету? А женщин? Впрочем, говорил кое-кто, что видел и тех, и других, но верить в это не хочется. Да ладно, в Зоне во многое верить не хочется, а оно – есть. Я внимательно посмотрел на Петракова-Доброголовина и сказал, постукивая в такт словам по столику стаканом: – Вы, уважаемый, никуда не пойдете. Я в прошлый раз вас спросил насчет этого именно с надеждой, что откажетесь. И был весьма рад, когда отказались. У вас, простите, комплекция не та. Ну посмотрите вы на себя… Физкультурой когда в последний раз занимались? – Простите, я каждое утро трусцой бегаю! – возмутился профессор. – Да хоть прыгай. Это же несерьезно, чува-ак! – поддержал меня Аспирин. – Вот прикинь, лежишь ты в траве, от мародеров хоронишься или там солдат. Так у тебя же задница холмиком торчит! Знай только целься. – Прошу мою… э-э… задницу оставить в покое! – покраснел Петраков-Доброголовин. Аспирин пожал плечами. – Твое дело. Только прикинь, вальнут тебя в Зоне, куда нам хабар девать? Хоть адресок оставь или там телефончик. Петраков-Доброголовин задумался. – Вы в самом деле считаете, что мне не стоит идти с вами? – спросил он наконец. – Конечно, не стоит, – сказал я. – А прибор? Вы говорили, можете не справиться с прибором… – Уж с приборами мы всегда справляемся, чува-ак! – заржал Аспирин, явно имея в виду совсем иные приборы. – Вы же сами сказали – там нет ничего сложного. А отремонтировать его в полевых условиях, если что-то случится, и вы не сумеете, – заметил я. – Тогда… тогда давайте завтра в самом деле проведем консультацию, – сказал печальный профессор. – Время поджимает, знаете ли. И решим все наши оставшиеся вопросы. – Знаем, – кивнул я. – Время всегда поджимает. – Вот именно, чува-ак!!! – заключил Аспирин, и с этого момента переговоры закончилась, и началась обычная пьянка.
Глава третья Пикник на обочине
Семецкий не умирал второй день, и это было дурной приметой. На что еще нужен Семецкий, в конце концов? Плюс к тому у меня сломалась почти совсем новая кофеварка, а прямо возле дома я встретил лейтенанта Альтобелли из комендатуры. – Привет, Упырь, – сказал Альтобелли. Он вылез из открытого армейского «хаммера», в котором сидели еще три рожи с автоматами. Почтил вниманием, специально машину остановил… – Кому Упырь, а кому Константин Михайлович, – сказал я. – Куда собрался? – Следую Конституции. – Не понял, – нахмурился лейтенант. – В Конституции сказано, что все граждане имеют право на свободу передвижения. Вот я им и пользуюсь. – Шутим, – покивал лейтенант. – Прямо покойный Петросян. Я не знал, что за веселого армянина имел в виду Альтобелли; может, и был такой сталкер, поэтому смолчал. Лейтенант тоже вроде бы не знал, как продолжить разговор. Некоторое количество времени провели в тишине. – Мент родился, – сказал я наконец. – Что?! – Мент родился, говорю. Есть такая примета, когда люди сидят и неловко молчат. – Ясно, – кивнул Альтобелли. – У вас что-то ко мне есть? – спросил я. – Да слух один нехороший, – сказал лейтенант, ковыряя носком ботинка асфальт. – Ты куда собрался, сталкер? Неприятности нужны? – Вы о чем, господин лейтенант? – осведомился я с мирным видом. Со стороны мы, наверное, напоминали парочку идиотов, и потому кто-то из уродов в «хаммере» коротко заржал. В принципе Альтобелли был вполне нормальный офицер, не фанатик и не мразь. Работал в меру сил, не усердствовал, попусту не приставал. Зону малость знал, не гнушался туда лазить, тогда как остальные на Периметре жопы грели. Короче, в комендатуре процентов восемьдесят офицерья было куда большими сволочами. – Ладно, сталкер, иди, – неопределенно пробормотал Альтобелли. Он залез в «хаммер», что-то сказал своим уродам, после чего они помрачнели. Видимо, посоветовал не хихикать над начальством. Правильно, так их. Ишь, рожи. Профессор не решился нести свой магический аппарат в «Шти». В принципе верно: вдруг какая облава, объясняй потом, что за штука, зачем она, где взял. Даже если у профессора все документы выправлены на уровне, до глубины души поразившем прапорщика Петлюру, еще не значит, что прибор не конфисковали бы. Человек – одно, непонятная машинка – совсем другое. Особенно неподалеку от Зоны. Ко всяким научным штучкам здесь относились подозрительно, а военные, к слову, могли просто перепродать потом хитроумную штуку «легальным» ученым. Я шел к условленному месту, где Петраков-Доброголовин в автомобиле должен был меня встретить. В другом месте нам следовало подцепить Бармаглота, а остальные прибывали своим ходом. Встречу мы решили оформить под пикник – на травке, благо погоды стояли замечательные. Опять же и смыться легко, место выбрали с хорошим кругозором, да и зачем смываться – спрятал нужное, сел сверху задницей и продолжай пить-хавать. Не запрещено. Собственно, там уже должен быть Аспирин, с шашлыками заморачиваться. Я выкатил Петракову-Доброголовину авансовый счет на предстоящее мероприятие. Мол. в ваших же интересах – конспирация и все такое. Профессор, не торгуясь, отвалил на пикник нужную сумму с запасом. Мне такой подход понравился. Значит, есть надежда, что и остальные суммы мы получим, как полагается. Хотя чего заранее загадывать. И на сегодня расклад неплохой. Профессор сидел в большом белом джипе. Арендовал, что ли? Нарядился же он при этом не в пример вчерашнему: никакого давешнего лоска, наоборот – защитного цвета кацавейка, из-под которой виднелся ворот простого свитера, неприметная кепочка… В общем, выглядел он не столько владельцем хорошей машины, сколько слегка разъевшимся шофером. Впрочем, такой его образ мне как-то больше импонировал. Я одобрительно хмыкнул про себя, влез на переднее сиденье, пожал теплую пухлую руку и сказал: – Давайте прямо по улице, потом возле парикмахерской направо и три квартала опять прямо. Там скажу. Петраков-Доброголовин послушно завел двигатель и включил радио. Я радио тут же выключил. Профессор покосился, но ничего не сказал. Потом не выдержал. – Любите тишину? – Не люблю радио, – сказал я. Ходили нехорошие слухи, что иногда Зона посылает радиосигналы. Обычно из нее редко что лезет за Периметр, а вот радиосигналы – опять же по слухам – проходят свободно. И далеко. Притом специально их поймать не получится: они сами переплетаются с вполне официальными частотами и тихонько проникают в мозг. А уж что они там нашептывают, на что намекают – этого никто не знал, хотя и говорили разное. Я как-то болтал с ученым, толковым дядькой-евреем, которого звали Иосиф Шумахер. Так этот Шумахер утверждал, что в принципе идея с радиоволнами вполне жизнеспособна. Хотя сам он лично ничего такого поймать не смог, пусть и старался. – Мы никогда не узнаем, что умеет Зона, – говорил Иосиф, кушая в «Штях» окрошку на простокваше. Ученая братия со сталкерами предпочитала общаться уже на территории Зоны либо очень приватно в потаенных местах. Шумахер болтался в «Штях», хлопал всех по плечу, встревал в чужие беседы. Его считали малость чокнутым и потому не трогали, да и дядька он был хороший, добрый. Пропал в свое время вместе с группой военных сталкеров где-то на Милитари. Никто не знает, что там случилось. И следов-то не нашли… – Зона показывает нам только то, что мы хотим видеть! – говорил Шумахер, отламывая кусочек хлеба. – Не исключено, что мы сами фабрикуем весь этот кошмар, а Зона просто услужливо нам предоставляет производственные мощности… С ним соглашались, с ним спорили, но Шумахеру на самом деле было наплевать – он не искал себе паству, он просто излагал. Так вот, добрый Иосиф Шумахер утверждал, что Зона постоянно изменяется и не факт, что она не ищет новые способы влияния на окружающий мир. То, что Периметр постоянно расширяется, а выбросы порождают новых мутантов, еще ни о чем не говорит. – Это мелочи, ерунда! – кричал Шумахер, брызгая изо рта простоквашей. – Вот когда Зона поймет, что есть радио, телевидение, спутники, компьютерные сети… Когда она научится в них входить… Представьте, что станет с планетой! В Хозяев Зоны Шумахер не верил, представляя Зону единым организмом наподобие амебы. – Зоне Хозяева не нужны. Она сама себе хозяин. Вот вы, Упырь, почему верите в Хозяев? Я угрюмо отмалчивался, хотя мог рассказать десятки историй и призвать очевидцев, но Шумахер, как уже было сказано выше, и не нуждался в ответах. Он приводил обширные цитаты из научных трудов каких-то неведомых исследователей, опубликованных в заповедных журналах, на пальцах пытался показывать кривые и графики, а напившись или обозлившись, предрекал всем скорую и мучительную смерть. За такое вполне могли побить и, случалось, били смертно, но Иосифа не трогали. А потом он пропал. Пауль даже выдвинул теорию, что Шумахера вместе с другими учеными из группы и военными сталкерами во время очередной вылазки забрали Хозяева в наказание за то, что не верил. Может, и так. Бес их ведает… Профессору я рассказывать про теории Шумахера и про радио не стал, чтобы не вступать в ненужную полемику. Тем более на ближайшем перекрестке нас остановил регулировщик. Я напрягся – неужто шмон? Однако регулировщик мирно отвернул свою рожу, и мимо нас поперла колонна гусеничных машин с тяжело покачивающимися коробами ракетных систем залпового огня. Меняли дислокацию, чтобы обстрелять очередной сектор и накрыть каких-нибудь бедолаг. Хотя, насколько я знал, уже даже самые распоследние идиоты вроде Руля в Зону не собирались. Расхристанного вида ракетчики сидели на своих смертоносных колымагах, как фермеры на возах; один жрал початок вареной кукурузы, другой читал спортивную газету, третий спал на броне, свесив ноги… На работу ребята едут. Нас обогнал давешний «хаммер» и проехал чуть вперед, затем сдал обратно и остановился рядом. Лейтенант Альтобелли хмуро смотрел на меня. Вернее, смотрел он на тонированное стекло и меня внутри джипа не видел. – Зачем они это делают? – тоскливо спросил профессор. – Что именно? – Обстреливают Периметр и Зону. Я понимаю, превентивные меры… – Очень идиотские превентивные меры, согласитесь, – перебил я. – По-моему, кто-то бабло отбивает на военных поставках. Представьте, сколько они бомб и ракет в землю всаживают ежедневно… Или просто списать нужно было устаревшее оружие со складов, вот и устроили карнавал на Периметре. Да сколько угодно вариантов можно придумать, кроме разумных. Хотя, в самом деле, и со сталкерством могут бороться такими методами. Военные и политики достаточно тупы, чтобы сочинить такой способ. – Но неужели нельзя бороться как-то цивилизованно? – Послушайте, – сказал я, – цивилизованно здесь можно было все устроить с самого начала. Если бы Зона появилась в Германии или там в Китае, черта с два народец таскал бы оттуда хабар. Оцепили бы, окружили, обставили автоматическими системами, которые любого зайца засекут и порвут в клочья крупным калибром. А у нас… Представляете, сколько людей кормится вокруг Зоны? И не только те, кто здесь живет. За тысячи километров. Вот вы – приехали, со связями, с нужными телефонными номерами, с деньгами, с уникальным прибором… По-хорошему, вас бы взять да расстрелять. Во-он у той стены, – я показал налево, на обшарпанный кирпичный забор, за которым торчали засохшие яблони. – Я ученый, – возразил профессор. – Меня нельзя. – Можно, – ласково сказал я. – Всех можно. А ученых так даже нужно. Меньше было бы разных бед. Вам же на месте не сидится, вам дай придумать что-то такое, от чего побольше народу подохнет. – Я никогда не занимался подобными разработками, – обиделся, кажется, Петраков-Доброголовин. – Бросьте. Вам – ну, не вам, а вашим боссам – нужны бюреры. Что интересного в бюрере? А в бюрере интересен телекинез. А зачем он нужен, к чему пригоден? – Я могу назвать вам массу областей народного хозяйства, в которых… – начал было профессор, но тут я заржал столь неприлично, что он даже не стал продолжать. Бюреры, перемещающие бетонные блоки на стройке… Бюреры, занимающиеся погрузкой в порту и лихо покрикивающие: «Вира помалу!..» Бюреры, дистанционно доящие коров… Установки РСЗО миновали перекресток, регулировщик отчаянно замахал своей палкой, и мы поехали дальше, обогнав комендатурский «хаммер» с лейтенантом на борту. Профессор что-то думал, пожевывая губами. – Тут во двор, – велел я. Бармаглот сидел на лавочке и листал цветной журнал с голыми бабами. В ногах у него стоял картонный ящик пива – вклад в дело пикника. – Забирайся! – крикнул я ему, опустив стекло. Бармаглот подхватил ящик и влез вместе с ним на заднее сиденье. Журнал оставил лежать на лавочке – видимо, бабы не впечатлили или закончились. – Это господин Петраков-Доброголовин, доктор биологических наук, – представил я профессора. – А это – господин Бармаглот, наш спутник и соратник. – Ты мне еще ничего не объяснил, чтобы спутником и соратником обзывать, – покачал головой Бармаглот. – Я не подписываюсь ни на что заочно, даже с тобой, Упырь. А этого доктора вообще в первый раз вижу. От докторей все несчастья, разве нет? – Затем мы и собираемся, чтобы все обсудить, – мягко сказал я. Профессор если и обиделся, виду не подал. Он частенько реагировал непредсказуемым образом, как я заметил. Бармаглот был прав: заочно подписываться я бы и сам не стал ни с кем. Разве что кроме случаев, когда реально нужно было вписаться за своих. Тут без вопросов. Но когда за бабки – не тот случай. За бабки всегда нужно обговорить детали, потому что человек, который тебе что-то платит, в ключевой момент может задуматься: а что, если списать наемника и забрать бабки себе? Экономика должна быть экономной – так говорил, кажется, Путин. Был такой генеральный президент у русских.
Пикник выглядел благостно. На мангале из кирпичей жарились шашлыки – отличные, на косточке, без всякого уксуса, пролежавшие ночь в кастрюле в компании с базиликом и прочими травами. В ящиках стояло пиво, обложенное сухим льдом, который приволок практичный Соболь. Чуть поодаль обретались бутылки с водкой, тоже во льду. Аспирин, хищно поводя усами, вскрывал консервные банки, на большом пластиковом блюде лежали стога зелени, вареные яички, малосольные огурцы, оранжевые сладкие помидорчики, в трехлитровых баллонах краснел клюквенный морс, который все тот же Соболь прикупил у неведомой бабки-умелицы. Аспирин ухватил яйцо, очистил, посолил и запихал в рот. – Помню, был я в Абхазии, – сказал он, жуя, – так зашли в один дом. Там народ гостеприимный, чува-ак! Дед говорит: о, солдатики! Садитесь! А сам тащит жратву всякую… Как расставил на столе – у-у! И винище! Мамалыга всякая, мясо… Короче, мы вышли оттуда с во-от такими пузами! Аспирин показал руками примерно девятый месяц беременности у женщины, собравшейся рожать как минимум четверню. Пауль же был мрачен, даже еда и выпивка его не радовали. – Ты чё, чува-ак? – спросил Аспирин, нацеливаясь на второе яйцо. – Прикинь, сидел вчера дома, пил чай для похудания, – уныло поведал Пауль. – На вкус обычный каркаде! Так что мне кажется, разводят так людей. Причем сделан в Польше! Какой там чай?! Откуда?! Она, конечно, страна сельскохозяйственная. Ну, там, шпикачки всякие знаю, водку «Гросовку» и «Краковскую» пил. Но, блин, чай для похудания?! Жесть какая-то! Пауль в сердцах схватил бутылку пива, зубами сорвал крышечку и выпил залпом. Рыгнул и лег на спину, уставившись в небо и злясь на поляков, которые его развели с чаем. Даже на месте дуболомов из комендатуры я не заподозрил бы неладное – уж слишком все было пасторально, несмотря на наши гадкие рожи. Выйди из-за кустов бузины пастушок с дудочкой и белоснежными козочками, я бы не удивился. Но вот профессор выглядел беспокойно, я никак не мог понять, что ему не по душе. Вокруг никого, водка-закуска, наливай да пей. Но и на водку профессор посматривал как-то с опаской. Я уж было подумал, что, может, у нас профессор сверхчувствительный, и Зона его аж тут достает. Потом отогнал эту мысль, как глупого комара, и решил Петракова-Доброголовина как-нибудь расслабить. – Выпьем? – предложил я, не церемонясь. Профессор дернулся, посмотрел на меня испуганно и промямлил: – Мы же… вы же… собирались научиться прибором управлять. А если мы выпьем… вы выпьете, то когда же?.. Ах вот оно что! Я быстренько прокрутил в голове окончание вчерашней пьянки и сообразил, что для человека, непривычного к сталкерским аппетитам насчет спиртного, все это кажется диким. Я не подал вида и серьезно сказал: – Хорошо, профессор, давайте о деле. И, кстати, где ваш замечательный прибор? – Лично мой замечательный прибор всегда со мной, чува-ак! – сказал Аспирин, и все заржали. Нет, профессор не заржал. Он подошел к джипу и достал из багажника небольшую спортивную сумку. – Собирайтесь, девки, в кучу, – велел слегка повеселевший от пива Пауль. – Инструктаж. Попалим, что там принес ученый человек. Ничего особенного, надо сказать, ученый человек не принес. С виду прибор был похож на кофеварку: ту самую, которая у меня сломалась с утра. Из черной пластмассы, с рукоятью сбоку, несколькими сенсорными кнопками, подобием колбы из небьющегося, как я надеялся, стекла. Весил больше, чем казалось на первый взгляд, – килограмма три. – Похож на кофеварку, чува-ак, – подтвердил мои опасения Аспирин. – Немного похож, согласен. Собственно, все просто, – сказал профессор. – Вот кнопка включения. Элементов питания должно хватить на все время похода, к тому же у меня есть запасные, а еще он немного подзаряжается от солнца – видите, вот эта матовая пластина? – но лучше экономить энергию. Кнопка включения запускает только батареи, а нейтрализатор включается так. Он ткнул пальчиком в другой кругляшок, и все отшатнулись от «кофеварки». Петраков-Доброголовин испуганно обвел нас взором. – Ты что, с-сука?! – прошипел Соболь. – А… – понял профессор. – На людей прибор никак не действует. Абсолютно никак. – Уверен? – Я же держу его в руке, – выразительно сказал Петраков-Доброголовин, приложив руку к сердцу. – Да мне на тебя посрать, – буркнул Аспирин. – Мне, чува-ак, главное, чтобы я сам был цел. Мало ли чего он у меня нейтрализует. Вот я вечером проверю, если что не так сработает – я тебе этот прибор всуну знаешь куда?! – Успокойтесь, – нервно сказал профессор. – Я же говорю – на людей не действует. – Не моросите, братва, – поддержал Петракова-Доброголовина Пауль. Видимо, заинтересовался всерьез. Мы придвинулись поближе, профессор еще раз показал, где включать питание, а где – нейтрализатор. – А другие кнопки зачем? – подозрительно спросил Бармаглот. – И я вообще пока не понял, что это за фигня. – Эта фигня нейтрализует бюрера, – пояснил я на правах старшего и знающего. – И хули? Вырубает, что ли? Так его можно из ствола шлепнуть… – сказал Соболь. – Нейтрализует, – повторил за мной Петраков-Доброголовин. – То есть бюрер теряет свои способности, пока прибор включен. Этот может нейтрализовать двух-трех бюреров, а нам больше и не нужно. – Ага, – понял Пауль. – То есть перед нами уже не телекинетик, а просто кусачий карандух. Взял за жопу – и в мешок. – Так, – подвел черту Аспирин. – Значит, мы приходим себе к бюрерам – кстати, я тут местечко знаю, где они недавно обжились, их там негусто пока, говорили мне, – включаем эту штуку, ловим двоих и уносим. – Примерно так, – закивал профессор. – Заказчику нужна пара, – добавил я, внимательно глядя на Бармаглота. Остальные в общих чертах уже знали, он – нет. И мало ли что мог придумать. – Они ж сдохнут, – сказал Бармаглот, начиная, видимо, заранее жалеть бюреров. – Нет. Бюреры вне Зоны живут, причем достаточно долго, – возразил Петраков-Доброголовин. – Это проверенный факт, другое дело, что никто об этом пока не писал. – Хорошо. Я с вами, – сказал Бармаглот, откупоривая себе пиво. Еще бы он отказался. Бутылки стремительно пустели, никто уже особо не заботился тем, насколько прожарен шашлык – горячее сырым не бывает. Пауль и вовсе бросил закусывать, только методично и молча вливал в себя попеременно водку и пиво. Профессор подобрался ко мне поближе и робко потянул за рукав: – Господин Упырь? Бармаглот, услыхав этот лингвистический изыск, согнулся пополам от смеха. Ржал он так, что аж задохнулся и закашлялся. Соболь невозмутимо похлопал его по спине и сказал наставительно: – Поучился бы лучше хорошим манерам у интеллигентного человека. Профессор покосился на Соболя подозрительно, но решил не вступать в полемику. Поскольку он настойчиво тянул меня за рукав, пришлось среагировать. – Чего? – кратко и невежливо спросил я. – Вы же обещали мне, что завтра с утра… У меня нет возможности еще раз запрашивать информацию… Я уставился на профессора недобрым взглядом: – У вас какие-то проблемы, Петраков-Доброголовин? – У меня – нет! – испугался профессор. – Но вы… вы же не в состоянии будете завтра… после такого количества… Да еще два дня подряд… Вся компания грохнула дружным смехом. Я незаметно подмигнул Аспирину и, взяв профессора за верхнюю пуговицу его кацавейки, начал крутить ее, глядя мутными глазами куда-то в сторону. – Ты вот что… прохвессор… ты бы выпил, а? А то сидишь букой, не кушаешь. Нехорошо. Сталкеров не уважаешь? Я нарочито растягивал слова и добавил голосу угрожающих интонаций. Профессор заметно струсил, беспомощно оглянулся вокруг. Ребята, подыгрывая мне, скроили мрачные рожи и придвинулись поближе. Петраков-Доброголовин заволновался уже не на шутку. – Господин Упырь! – взвизгнул он. – Вспомните о том, что я ваш заказчик!!! Я отпустил его пуговицу и миролюбиво сказал трезвым голосом: – Допустим, господин Петраков-Доброголовин, вы мне пока еще не заказчик. Я от вас, господин хороший, еще пока не получил ни аванса, ни… – Как это не получали, – заверещал профессор, – а это что? Профессор обвел обеими руками остатки пикника. Он был настолько возмущен, что забыл о том, что секунду назад нас боялся. Петраков-Доброголовин рванулся от меня, оставив в моей руке пуговицу, с мясом, между прочим, и с обидой в голосе продолжил: – Вот это все, вы хотите сказать, ничего не значит? А графики прохода в аномальную зону? А личное дело из архива?! «Пупырев Константин Михайлович, Упырь, 36 лет…» – Стоп! – прервал я его. Профессор, к его чести, тут же заткнулся. – Ты что это, шантажировать меня удумал? – спросил я его. Профессор уставился на меня круглыми от ужаса глазами и почти прошептал: – Нет. Я… нет… вы меня не так поняли, господин Упырь. – Не так, говоришь? – спросил я с веселым любопытством, которое напугало его гораздо больше, чем что-либо. Профессор побелел, оглянулся беспомощно и вдруг, когда я уж было подумал, что он бросится бежать, выкатил грудь колесом и с достоинством сказал: – Думайте что хотите, господин Пупырев Константин Михайлович. Но я обратился к вам с серьезным заказом за серьезные деньги. И мне хотелось бы быть уверенным, в том, что исполнители меня не подведут. – Ишь! – уважительно крякнул Соболь. Я прищурился и ответил профессору в его же духе: – Вы бы, господин Петраков-Доброголовин, лучше беспокоились о том, чтоб ваши серьезные деньги были готовы к нашему возвращению. А уж то, как будет выполнен заказ, а уж тем более – сколько и как пьют сталкеры – так то не ваша забота. – Хорошо, – легко согласился профессор. Видать, дошла до него наконец метаморфоза с Упырем, который был в зюзю пьяный, а теперь внезапно сделался сильно трезвый. – Только вы прибор, пожалуйста, приберите. А то напьетесь да забудете… Мы снова дружно заржали. А я подумал, что профессор наш не так прост. Не так он прост, этот профессор, точно…
Глава четвертая Большая прогулка
Не соврали волшебные профессорские бумажки. Периметр был чист, и с учетом постоянных обстрелов регулярные патрули, видимо, утратили бдительность и то ли спали, то ли дулись в карты, то ли вообще привели баб. Военные вполне могли себе такое позволить, пока их начальство пишет очередную реляцию в ООН или куда они там их обычно пишут: «За истекший период для санации Периметра израсходовано столько-то тонн боеприпасов…» И просит привезти еще. Теплый сыроватый воздух словно звенел в тишине вместе с комарами, в избытке висящими над головой, и я услышал, как вдали открылась металлическая дверь капонира. Услышали и остальные – притихли, вжались в траву. Зазвенела бодрая струя – кто-то из вояк мочился на железяку. Потом громко выпустил газы, удовлетворенно крякнул и, снова лязгнув дверцей, скрылся внутри. Жизнь у людей была хорошая, наполненная смыслом и мелкими радостями. – Может, ну его нах, чуваки-и? – спросил Аспирин, думая, видать, примерно о том же. – А завтра на рыбалку лучше… Лягуху обдерем, раков наловим, сварим с укропчиком… Пивка возьмем… – Хорош гундеть, – пробормотал Соболь. Он, как я и предрекал, явился с двумя ружьями из коллекции, о которых по обыкновению прочел нам краткую лекцию перед выходом. Первое было охотничьим ружьем фирмы «Зауэр» «Три кольца». Сделано в Германии в 1937 году. – Крупповская сталь! – особо отметил Соболь, вздымая палец. – А «Три кольца» – фирменный знак крупповской ствольной стали выпуска довоенных лет. Привез ружьишко в 1945 году прадед или прапрадед, победивший немецких фашистов. По слухам (которые, как признался Соболь, сам дед и распускал, туманно намекая на какую-то операцию в районе охотничьих угодий Геринга), ружье сие было из коллекции самого рейхсмаршала, который до охоты был большой любитель и имел большую коллекцию ружей. На это Аспирин спросил, кто такой был Геринг, но Соболь лишь уничижающе посмотрел на него и ничего не ответил. Я, признаться, и сам-то помнил со времен школы лишь то, что Геринг был толстый плюс какой-то начальник у немецких фашистов, на которых вероломно напали советские. Или они напали на советских? Ладно, не важно. – Двенадцатый калибр, – говорил Соболь, любовно поглаживая ствол. – Патронники семьдесят миллиметров – распространенный патрон. С боеприпасами нет проблем! В общем, служило людям почти сотню лет и еще столько же прослужит! Немало кровососов уложит! Потом он взял вторую свою дуру и поведал: – А это ружье цкибовское, то есть создано Центральным конструкторским исследовательским бюро спортивно-охотничьего оружия. Тульское. – У меня девка из Тулы была года три тому, – вспомнил Бармаглот. – Штучная вещь! – продолжал Соболь, сверкая глазами. – Точно! – обрадовался Бармаглот. – Я про ружье, – сухо уточнил Соболь и продолжал: – Ружья ЦКИБа всегда отличались хорошей подгонкой, живучестью и приличным боем. Итак, это цкибовское ружье модель МЦ-111-12. Горизонтальное расположение стволов. Запирание стволов – тройное, с помощью оси шарнира, подствольных крюков и рамки запирания. Стволы – демиблок, обеспечивающие повышенную прочность. Ударные механизмы – полные замки, расположенные на отделяемых боковых досках. Съемное цевье имеет кнопочную защелку, расположенную перед цевьем. Спусковой механизм изготавливается в варианте с двумя спусковыми крючками. Цевье и ложа с пистолетной или прямой формой шейки изготавливаются из высококачественной ореховой древесины. Для обеспечения высокой безопасности обращения ружье оснащено предохранителем, расположенным на шейке приклада, и интерсепторами, а также указателями взведения курков, расположенными на боковых досках. Калибр – двенадцать. Патронник – семьдесят миллиметров. – То есть патроны от твоего «зауэра» подходят легко, – сказал тогда я. – Еще бы, – заулыбался практичный Соболь. А вот сейчас он выглядел отчего-то сумрачно. Хотя кто выглядит особо радостно, отправляясь в Зону… К тому же с таким диковатым заданием и в такое диковатое времечко. – А ты чего грустный? – спросил я Пауля. – Опять поляки надули с чаем для похудания? – Не, – сказал Пауль отрешенно. – Прикинь, пошел, в общем, я в субботу купить морковки и луку на рынок. В общем, стою на рынке, трещу с пацанами с валюты. Тут идет мимо Месье, подозрительно такой радостный, и тащит меня с собой. Я ему – да мне лук надо купить, то, се. Он и говорит – заходи в «Зубр». – В тошниловку? – удивился Соболь. – Да нормальное место. В общем, пошел я за луком, потом зашел в «Зубр» на минутку, а там сидит уже теплая кампания во главе с пьяным Месье. Он сразу обрадовался, состав был вполне квалитетный… Короче, все уже почти в скам, а за соседний стол села какая-то компания, как раз когда все курили на улице. И эти люди подрезали наш стул! Вот им предлагают вежливо его вернуть, они идут в отказ. Тут встает Месье и говорит им: «Щас будет драка ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|