Здавалка
Главная | Обратная связь

Глава четырнадцатая



Гребаный «Ильюшин»

Лейтенант Альтобелли проснулся, потому что ожил вживлен­ный в один из клыков зуммер. Зная, что это слишком жестокий способ пробуждения, Альтобелли понял, что произошло нечто экстраординарное, и сразу же позвонил в комендатуру.

- Альтобелли?

Вместо симпатичного контральто секретарши Марийки в мембране захрюкал капитан Кассий Колхаун.

- Так точно, лейтенант Альтобелли.

- Капитан Колхаун на связи.

- Рад вас слышать, капитан, — сказал Альтобелли. — Как ваша пуля?

- Идите к черту, лейтенант! - привычно взорвалось началь­ство. — Вы всегда тупо шутите спросонья?

- Я всегда остро шучу, — сказал лейтенант. — Я спал после дежурства. Что произошло?

- То, чего вы ни за что не захотели бы услышать. В Зоне упал пассажирский самолет.

Лейтенант Альтобелли вздохнул и потянулся к передней нож­ке кровати. Там всегда стояла пластиковая бутылка с водой. Он сделал пару глотков, не слушая беснующегося в трубке капитана Колхауна, и спросил:

- Что за самолет?

- Чем вы там булькаете?! Виски?! Самолет — пассажирский авиалайнер, гребаный «Ильюшин». Какая-то местная авиаком­пания. Чартерный рейс, что ли. Носят же их черти...

- Число пассажиров?

- Согласно регистрации — сто двадцать три, среди них две­надцать детей.

Лейтенант Альтобелли сделал еще несколько глотков из пла­стиковой бутылки.

- Точка падения?

- Лейтенант, вы с ума сошли? Это — Зона. Радары врут. Все врет. Где-то внутри, может быть, наши определят место с точно­стью плюс-минус десяток километров. Может быть. Но не факт. Даже информация со спутника в случае Зоны может поступить искаженной. Если бы все было так просто, мы бы с вами тут на Периметре не маялись.

Уж ты намаялся, сердито подумал лейтенант и поинтересо­вался:

- Но как их туда занесло? Полеты же запрещены!

- Это могут рассказать только пилоты, если они живы. И ес­ли мы их увидим. Возможно, черные ящики. Если мы их найдем. На самом деле я надеюсь, что найдем, потому что они успели до­ложить о вынужденной посадке. То бишь самолет как минимум не взорвался прямо в воздухе.

- А после посадки на связь они выходили? — уточнил Алътобелли.

- Нет, — признал Колхаун.

- Тогда самолет мог взорваться прямо на земле.

Оба помолчали, за это время лейтенант Альтобелли допил свои гидрозапасы.

- И что теперь делать? — спросил лейтенант у тишины в трубке.

- Экстренно выводить в Зону розыскную группу. Вы - старший, — сказал капитан Колхаун с неожиданным сочувствием в голосе. — Сами понимаете, иных вариантов нет. У вас букваль­но минуты на сборы. Затем и вызывали.

- Капитан... Вы понимаете, что это означает?

- Понимаю. Вас высадят как можно ближе к месту, дальше придется двигаться пешком. Теоретически можете взять транс­портеры на воздушной подушке...

- Нет, — мрачно сказал лейтенант. — Я помню, как погиб взвод Сигурдссона.

Взвод Сигурдссона, в порядке эксперимента выдвинувшийся в Зону на пресловутых транспортерах, погиб очень неприятно, поэтому капитан Колхауи помолчал.

- Вот, вы сами все понимаете, лейтенант, — сказал он. — Значит, пешая группа идет в Зону, ищет точку падения аэробуса, после чего ведет уцелевших пассажиров обратно к Периметру.

- Именно так, — сказал Альтобелли. — Плюс — снятие всех превентивных программ по закрытию Зоны.

- Видите ли, лейтенант, — осторожно начал Колхаун, — та­кие вещи контролируются международным сообществом, и я не имею полномочий...

- То есть мы идем под ковровые бомбардировки?! — прямо спросил лейтенант Альтобелли.

- Я сделаю все, что в моих силах. Но в моих силах не столь уж много, — помолчав, сказал капитан. — Паузу — сделаю. Но это если вы собираетесь выдвинуться экстренно. Можно все от­ложить, я похлопочу... В любом случае откроем окно. Дадим вам график.

- А люди в Зоне? Обычные люди, которые смотрели о ней лишь фильмы ужасов по телевидению?!

Колхаун молчал так долго, что Альтобелли подумал о разрыве связи.

- Есть же окна, — повторил наконец капитан. — Это секретпая информация, но окна есть. Вы сами в курсе, лейтенант. А к нашему возвращению, вполне возможно, превентивные меры во­обще временно прекратим. Хотя, по секрету, кое-кто наверху на­стаивает на их усилении.

- Еще один вопрос, господин капитан... Могу ли я привле­кать к сотрудничеству сталкеров?

- Их же в любом случае нет сейчас в Зоне. Иначе зачем во­обще было затевать эту операцию с перекрытием Периметра? А ис­кать кого-то экстренным образом нет времени, да и незачем. Опять же попросят денег, а у нас в бюджете такой графы не пре­дусмотрено. К тому же с вами полетят военные сталкеры. Вы знаете, что думают наверху о контактах с незаконными группи­ровками.

- Они всегда там есть, сталкеры, — сказал Альтобелли, пока­чав головой, словно капитан мог его увидеть. — В Зоне, я имею в виду. А операцию по перекрытию Периметра я всегда считал бре­дом и никогда этого не скрывал. Что до военных сталкеров, то вы же знаете — туда чаще всего идут те, кто не состоялся как сталкер
обычный... Или кого обычные сталкеры из своих рядов по раз­личным причинам изгнали.

- Послушайте, Альтобелли, — капитан говорил примири­тельным тоном, но Альтобелли очень ярко представлял себе, как Колхаун подскакивает в кресле за своим столом, — давайте оста­вим обсуждение решений, на принятие которых мы в любом слу­чае не можем влиять. Я сам не восторге от всего этого, но... — Колхаун помолчал. — Но давайте займемся упавшим самолетом.

- Я уже собираюсь.

- Отлично. Машина зайдет за вами через... — видимо, Кол­хаун сверился с часами, - через восемь-десять минут.

Альтобелли поторчал в тесной ванной, пытаясь выдавить из себя хоть каплю мочи, но у него не получилось. Организм отказывался исполнять свои функции в экстренном порядке. Очень плохо для военного, подумал лейтенант, хотя какой я военный? Полицейский, в чем-то даже каратель...

На минуту ему представился самолет, упавший в сердце Зо­ны. Скорее всего никого мы не спасем, с тоской подумал Альто-белли, даже если доберемся до места падения. Это же граждан­ские, даже если выживут после аварии — что они смогут среди мутантов, среди аномалий, да просто без арадиатина и защитной амуниции? Прятаться в самолете, если фюзеляж худо-бедно уце­леет, смысла нет — придет кто-нибудь из тварей покрупнее и раз­дерет его на части. Выходить — и подавно, вокруг совершенно не­привычный мир, убивающий на каждом шагу и каждую секунду.

Лейтенант открыл кран, начавший остервенело плеваться ко­ричневой ржавой водой.

Какого черта мы тут делаем?

Город умирает. Миллионы тратим на боеприпасы, а водопро­вод еще со времен Советского Союза. Сама идея оцепления Зоны и охраны от нее внешнего мира (или ее от него?!) тоже умирает. Все эти судорожные подергивания типа никчемных обстрелов, рейдов... Отмывание денег в международных масштабах. Открыть к чертовой матери Периметр, поставить официальные посты — тащите, что хотите, все равно ведь тащите. Платите налоги и по­дати — все равно ведь платите тем же военным. По крайней мере не нужно будет стрелять друг в друга.

Нет, никогда это не кончится. Словно черви в дерьме, поду­мал лейтенант и завинтил кран, побрызгав в лицо так и не очи­стившейся водой. Бриться он не стал, быстро оделся, прямо из горлышка хлебнул коньяка — какой-то местный сорт, отдающий перегоревшими опилками, скорее всего поддельный.

В коридоре встретился лейтенант Голованов, собиравшийся в патруль. Хороший русский парень, очень добросердечный и не­понятно как сюда попавший. Хороших людей в комендатуре можно было пересчитать по пальцам. Причем по пальцам одной руки.

- Что случилось? — спросил он.

- Выдернули... — неопределенно ответил Альтобелли.

- Удачи, — пожелал Голованов. — Может, завтра в боулинг? Свежее пиво обещали привезти к тому же.

- Посмотрим, — пожал плечами Альтобелли. — Смотря как вернусь.

Автомобиль уже подъехал — не «хаммер», а грузовичок ме­стной сборки. Правильно, до аэродрома ехать с четверть часа максимум, любой транспорт сгодится. В кузове уже сидели серые фигуры солдат. Альтобелли запрыгнул к ним, уперев­шись ногой в полусдутый баллон, и утвердился на скамье, сразу завалившись на соседа, когда грузовичок резво тронулся с места.

- Что там случилось? — спросил Грязное. Лейтенант пригля­делся — да, в его распоряжение дали местных. Что в принципе и к лучшему: через одного были в глубине Зоны, люди непростые, но достаточно надежные.

- Пассажирский самолет упал в Зоне, — сказал лейтенант.
Кто-то присвистнул, другой голос матюкнулся.

- А от нас-то что надо? Кишки смотать с кустов?

- Вывести уцелевших, вынести черные ящики.

- Они там совсем охренели? Это же спецоперацию надо уст­раивать, а не вот так посылать взвод... — пробормотал пыхтящий вонючим папиросным дымом солдат, в котором Альтобелли уз­нал Сушинского, завсегдатая гауптвахты при комендатуре. — Да
и не взвод тут даже.

- Вот что, — сказал Альтобелли. — Я полагаю, никто к та­кому не был готов. То есть в комендатуре попросту нет плана действий на случай падения самолета на территории Зоны. Много чего есть, а этого — нет. Потому что пролеты над Зоной
закрыты, и не предполагалось, что туда упадет гражданская машина.

- Кто бы сомневался. — Сушинский с треском затянулся своей папиросой.

- Бросить туда, например, вертолеты — сами понимаете, ни­кто на это не решится. Мне предлагали транспортеры на воздуш­ных подушках.

- Пусть они на них срать ездят, — резюмировал Грязнов.

- Потому мы пойдем пешком, — как бы подтверждая слова Грязнова, закончил Альтобелли. — Ненадолго открыв проход.

- Ладно, может, золотишка с трупов наберем, — не стесня­ясь лейтенанта, произнес кто-то из солдат. Альтобелли стиснул зубы и закрыл глаза.

Вертолеты уже ждали, уныло повесив длинные лопасти вин­тов. Завидев подъехавшие машины, вертолетчики начали заво­дить двигатели. Два вертолета. Человек двадцать, стало быть... Альтобелли отметил, что во вторую машину грузятся военные медики — капитан Блайд по кличке Капитан Блад и пара фельд­шеров. Интересно, на что они надеются?

Инстинктивно пригнувшись, чтобы свистящие лопасти не снесли голову, Альтобелли залез в воняющее маслом и рези­ной нутро вертолета, сел на скамью и прикинул, куда их вы­бросят.

Только сейчас он вспомнил о том, как загадочно выглядел во время их последней встречи черномазый Упырь.

Нужно было проверить, куда он делся.

А если он в Зоне?!

Но тут запищала рация, и Альтобелли услышал голос капита­на Колхауна:

- Скоро открываем окно. Постарайтесь успеть, лейтенант. Слушайте время прохода и приблизительные координаты паде­ния самолета...

 

Глава пятнадцатая

Точка падения

Это был огромный аэробус — старая машина, которые давно уже не использовались серьезными европейскими авиакомпа­ниями, но вовсю — украинскими. Откуда он тут взялся? Самоле­ты над Зоной не летали вообще — себе дороже, иная аномалия (тукнет и на десяти километрах, никогда не знаешь, чего от них ожидать... Поэтому все воздушные трассы над территорией Зоны упразднили. И вот— пассажирский самолет...

Хотя было видно, что летит он как-то дергано, нелепо, остав­ляя за собой хвост черного дыма. Видимо, в воздушное простран­ство Зоны аэробус вошел поневоле — что-то с управлением, к примеру...

- Смотрите — самолет! — сказал Аспирин.

Мы стояли и таращились в небо, пока огромная машина не легла на вершины деревьев и со страшным треском не обруши­лась в лес. Взрыва не было, садился аэробус полого, а значит, там вполне мог кто-нибудь выжить.

- Быстро туда! - заорал я.

- А как же... — вякнул профессор, но я не стал его слушать, да и никто не стал. Самолет в Зоне — это ЧП. Это люди. Воз­можно, пять сотен людей. Это женщины и дети, черт бы их по­брал. И на моем месте любой, даже многие из Темных, броси­лись бы их спасать. Есть вещи, которые неподконтрольны даже нашим внутренним законам и правилам. У пассажиров нет спецодежды, обуви, оружия. У них ничего нет, даже надежды. А если авиалайнер шлепнулся в мощный гравиконцентрат, У них вообще ничего нет. Их самих и то нет... Но это можно уз­нать только на месте.

Поэтому мы все пошли в направлении падения аэробуса — курс на ладонь правее водонапорной башни. И вышли к нему до­вольно скоро, через часок-полтора, миновав парочку довольно банальных ловушек вроде хищно потрескивающей «мясорубки», которую первым заметил, как ни странно, профессор Петраков-Доброголовин.

- Но наше задание... Как же мы... — бормотал он, топая вслед за мной. Многому научился жиртрест — шел исправно, след в след. Но ума не прибавил. Он мне снова перестал нра­виться.

- Закрой рот, — сказал я ему.

- Зачем нам эти люди?! Мы ведь усложняем... — успел бряк-нуть он, и я ударил прикладом назад. Попал в грудину. Петраков-Доброголовин заперхал, задохнулся и быстро понял, что спорит с Упырем в таких ситуациях не стоит. Хемуль его совсем пристрелил бы, но Хемуль — он сумасшедший, а я пока нормальный. Пока. Или мне так кажется.

Самолет величаво лежал среди исковерканных деревьев. Что то в нем искрило, что-то — горело, но в целом нельзя было сказать, что машина так уж сильно пострадала. Я однажды был па месте падения армейского транспортного самолета, тактам мясо лопатами выскребали из погнутых кусков фюзеляжа.

Где же люди? Мне, если честно, лезть внутрь совсем не светило, и похоже, мои товарищи были того же мнения. Мы осторожно обогнули корпус и увидели, что дверь открыта и из пес свисает полусдувшийся аварийный трап веселенькой жевто-блакитной расцветки.

Рядом с трапом никого не было. Мы замерли и прислушались. Неподалеку за деревьями явственно слышался какой шум. Я решительно двинулся в ту сторону, остальные молча по тянулись за мной.

Пассажиры аэробуса толклись на полянке, нас пока не замечая. Кто-то сидел на корточках, обхватив голову, и легонько раскачивался. Кто-то просто сидел на земле, прислонившись к дереву. Два или три человека лежали, над ними суетились женщины, одна из которых была в летной форме. Видать, стюардесса. Какая-то девица лет двадцати пяти, с пышной гривой золотисты волос, истерично рыдая, рвалась обратно в самолет. Ёе еле удерживала вторая стюардесса. На стюардессе и на самой лица не было, но она пыталась вразумить истеричку:

- Туда нельзя, понимаете? В любой момент баки с горючим могут взорваться. Да поймите же вы наконец, туда нельзя!

Девица явно не слышала ни слова, она молотила по плечу стюардессы одной рукой, а второй тащила за собой ребенка — маленькую девочку лет пяти-семи. Девочка отчаянно ревела.

Навскидку здесь было человек двадцать пять-тридцать. Не­много для такого крупного самолета. Но и немало, если учесть обстоятельства. Ох как немало. Я даже слегка опешил. Трупы, очевидно, остались внутри лайнера. И верно: кому нужно возить­ся с мертвыми телами, если вокруг полно еще живых тел. До ме­ня снова донесся голос стюардессы, которая, уже срываясь, крикнула:

- Да нет там никого живого, поймите же!

В этот момент Соболь широким шагом пересек поляну и вле­пил истеричке пощечину. Та сразу заткнулась и уставилась на не­го ошалевшими глазами.

- Ложись, дура. Сейчас будет взрыв, — спокойно сказал Со­боль, — и ребенка своим телом прикрой. Или ты не мать ей?

- Мать... — просипела девица, — а вы... вы кто такой?!

И отступила, притянув к себе девочку, которая уже не в силах была реветь, а только непрерывно всхлипывала, вздрагивая всем телом.

Тут-то только на нас и обратили внимание. Кто-то радостно завопил, женщины заплакали, не иначе как от счастья. Еще бы — люди в спецкостюмах, с оружием. Кто, как не долгожданные спа­сатели?!

- Американцы! Американцы! — закричал кто-то. Понятное дело, негр с автоматом — кто ж еще, как не американец. Тем бо­лее на территории Украины.

Я их сразу обломал, сказавши:

- Господа и товарищи, не радуйтесь. Мы не американцы. И мы не спасатели.

- Как же так? — спросила стюардесса с тихим отчаянием. — Понимаете, нам необходима помощь...

- Мы не спасатели, — терпеливо повторил я. — И все мы на­ходимся на территории так называемой Зоны, и еще не факт, что вам повезло. Смерть от декомпрессии куда лучше смерти от «мя­сорубки» или «карусели»...

- Я не понял, — сказал тощий субъект в дорогом с виду кос­тюме. — Мы где? Что за карусели и мясорубки?

- Зона, — устало объяснил я. — Это такое место, где лучше не появляться без огромного багажа определенных знаний. А луч­ше вообще никогда не появляться.

- Кажется, понял, — сказал тощий. — А карусели...

- Это такие аномалии. Смертельно опасные.

В этот момент отступавшая в сторонку истеричная блондинка отпустила девочку и вдруг рванула в сторону самолета. Но Со­боль был начеку. Он спокойно поднял ружье и выстрелил в воз­дух почти над ухом блондинки. Та ничком рухнула на траву. Пас­сажиры сбились в кучу и уставились на нас с ужасом. Какая-то тетка прижала к себе дочку блондинки.

- Никто. Никуда. Не двигается, — сказал я с нажимом.

В толпе прозвучал шепоток: «Террористы». Я с интересом посмотрел на этих испуганных людей и с некоторой долей жа­лости подумал, что еще неизвестно, что в их ситуации было бы лучше... То спасатели, то — террористы. Хочется подогнать все под привычные рамки, ясное дело. В Зону верить не реша­ются.

Я обратился к тощему, поскольку раньше вел разговор с ним:

- Что у вас случилось?

- Авария, — сказал тощий. — Вон у стюардессы спросите, может, она объяснит подробнее.

- Ладно, после разберемся. А теперь вопрос на засыпку: кто из вас самый богатый?

Пассажиры переглянулись. Вперед вышел низенький борода­тый человек семитской внешности.

- Видимо, я, — сказал он с крайне виноватым видом.

- И чьих вы будете? — осведомился я, припомнив кинемато­графические курсы.

- Как это — чьих?! — возмутился бородатенький. — Я — ис­полнительный директор ООО «Трансеврогаз» Марк Бернштейн!

- Отлично, — сказал я. — Вы хотите жить?

- Да, — кратко ответил бородатенький.

- Стало быть, вы оплачиваете мои услуги по спасению васотсюда. Вас и всех этих людей. — Я обвел рукой притихших пас­сажиров.

- Всех?! — возмутился бородатенький. — Но я их даже не знаю! Я не намерен...

Тут же он заткнулся, потому что стоявший рядом молодой человек стукнул его по морде. Ну, не то чтобы прямо стукнул — скорее, пощечину дал. Сопротивляться Бернштейн не решился.

- Мародеры! — выкрикнул чей-то голос, вроде женский. - Террористы!

Я усмехнулся про себя. Ладно, так даже проще. Хотя нет, видя в нас угрозу, начнут при первой же возможности драпать в сторону, угодят тут же в неприятности. В смертельные неприят­ности... Я задумался. Как же вам доказать, дуралеи, что ваши дела хуже некуда?.. На краю поляны я уже давно усмотрел на кусте «жгучий пух», Соболь углядел его тоже. Собственно, блондинка как раз бежала прямиком на него. Так что дура должна Соболю как минимум если не за спасение жизни, то за спасение смазливой мордахи уж точно. Эх, надо было ей дать вляматься, тогда все бы сразу поняли на живом-то примере... Гут взгляд мой упал на продолжавшую тихо и горько плакать .девочку, и я отогнал дурные мысли. Сделал Соболю знак — он поднял дуру, но от себя не отпустил, крепко держал за руку. Так. А где наш дорогой профессор? Я оглянулся и поманил его пальцем.

- Вот это, господа, самый настоящий ученый-профессор. Пусть он вам и объяснит всю аховость вашего положения.

Петраков-Доброголовин вышел вперед и откашлялся. На террориста он уж никак не был похож.

- Я понимаю, что вы напуганы, — начал он, — но уверяю вас, вы будете напуганы куда больше, если осознаете, куда при­землился ваш самолет. Наверняка почти все из вас хоть раз в жизни слышали про так называемую Зону. Так вот... — профес­сор еще раз откашлялся, — к сожалению, все, что вы слышали, - сильно преуменьшено по сравнению с реальным положением
вещей.

- Вы нам лжете! — крикнули из толпы.

- К сожалению, нет, — тихо сказала одна из стюардесс и вышла вперед. Она повернулась к пассажирам и продолжила: — Наш самолет действительно упал в закрытую Зону, над которой запрещены полеты любого авиатранспорта, включая вертолеты... и военные вертолеты.

- То есть как? Никто не прилетит нас спасать??? — не по­нял Бернштейн. Я пристально посмотрел на него. Надо же, есть еще на Земле люди, которые интересуются только разме­ром своего кошелька. Ну что ж, такого и не жалко наказать за нелюбопытство. Заплатит, так сказать, за расширение кругозо­ра. Я терпеливо продолжил объяснения Петракова-Доброголовина:

- Здесь не работают никакие радиоприборы, если вы еще не заметили, и многая техника выходит из строя. Возможно, именно это и произошло с вашим самолетом. Выбраться отсюда вы мо­жете только с проводниками. Но гарантировать, что выжить смогут все, не возьмется ни один человек в мире. И даже сам господь бог вам бы не рискнул гарантировать жизнь в подобной ситуа­ции. Если вы останетесь рядом с самолетом, то погибнете от зубов мутантов, которые не побрезгуют съесть вас живьем. Если пойдете сейчас с нами, шансы выжить несколько увеличиваются. Но это в том случае, если вы будете слушать наши команды и подчиняться с первого слова. Иначе вас переломает на части и ловушке под названием «трамплин» или перекрутит насмерть «карусель». Или... да мало ли здесь удовольствий. Если вы еще не поняли — мы в противорадиационных костюмах. Все ясно? Так что решайте. Команда спасателей, даже если таковая отправлена ич-за Периметра, может никогда не добраться до этих мест. Осо­бенно сейчас.

- Почему особенно сейчас?

- Потому что сейчас вышли из строя даже те немногие навигаторы, которые ранее работали в Зоне. Вам вообще крупно повезло, что мы совершенно случайно оказались рядом и еще более случайно заметили вашу аварию.

- Чего же мы медлим?! — Бернштейн взволнованно прижал руки к груди. Денег он, видимо, уже не жалел.

- Я ничего не делаю даром, — сказал я. — Вы платите. Я вы­вожу всех. У нас контракт.

- Хорошо, — смирился бородатенький, утирая кровь с губ. — Думаю, это мы уладим.

- Вот и не мороси, — посоветовал ему Пауль.

- Да-да. Видите, уже лучше. Господа потерпевшие, вы все свидетели, — сказал я. Господа потерпевшие закивали. — Есть среди вас кадровые военные, сотрудники спецслуцжб, наконец, просто бывшие офицеры?

Я ожидал, что парень, стукнувший Бернштейна, выйдет впе­ред. Но нет. Вперед вышли толстая тетка лет сорока пяти, тще­душный пацанчик и старый дед лет девяноста с виду.

- Отлично, — сказал я, не теряя присутствия духа (а что мне еще оставалось?!). — А летчики?

- Летчики погибли, — сказал тщедушный. — Бортмеханик только, кажется, остался, но он ранен и без сознания.

- Стюардессы?

Вышли те две девчонки в форме. Достаточно было глянуть на них, чтобы понять, что сейчас проку от них куда меньше, чем хлопот. Оно и понятно: одно дело наливать шампанское, и со­всем другое — вспоминать навыки выживания после катастрофы, которые они явно учили на своих курсах спустя рукава. Я махнул рукой — идите, мол. Девчонки радостно сдвинулись на второй план.

- Та-ак... Бывает... Вот вы — кто будете?
Толстая тетка приободрилась.

- Капитан милиции Ольга Заяц, — сказала она. — МВД Ук­раины.

- Детская комната милиции? — уточнил я.

- Нет, — обиделась Заяц. — Я — оперативный работник.

- А вы, — спросил я тщедушного. Тот, откашлявшись, скромно произнес:

- Снайпер. Особый отряд спецназа «Сокол», ФСБ России. Лейтенант Воскобойников.

- Черт... — пробормотал я. — Снайпер — это вроде и непло­хо, но ситуация не совсем та... Ладно, пусть будет снайпер. А вы, дедушка?

- Дубов, — сказал дед. — А ты кто, твою мать?

- Можете меня называть Константином.

- Длинно очень, не заработал еще, — рявкнул дед. — Константи-ин... Кончай вымахиваться, боец, объясняй давай, что нам светит и когда мы все сдохнем. Я примерно понимаю, куда нас занесло, но хочу узнать все точно.

- А вы чего раскомандовались?

- Мне положено, — сказал дед. — Я генерал-полковник. В от­ставке.

- Генерал-полковник чего?! — уточнил я, разинув поперво­началу от неожиданности рот.

- Мотострелковых войск, мать твою так! — рявкнул дед. Ме­ня посетило желание встать по „стойке «смирно» и отдать честь, но я его переборол. Более того, я подошел к деду, взял его за ло­коток и отвел в сторону. Все на нас выжидательно пялились, по­лагая, что сейчас генерал со мной проконсультируется, и с неба
спустятся призванные его спасти вертолеты.

- И что будешь мне бухтеть, партизан черножопый? — осве­домился старикан.

- Товарищ генерал... — сказал я необидчиво. — Вы знаете Зону?

- Ни хера я не знаю вашу сраную Зону! — буркнул дед. — Ты знаешь — ты и веди... В армии хоть служил?

- Нет, — честно сказал я. — Не служил.

- И правильно! — неожиданно обрадовался дедан. — Не хрен там делать! Это раньше была армия, а теперь — говно! Еще с Мишки Меченого, мать его так. У тебя выпить нет?

Выпить у меня было — неприкосновенный, так сказать, запас, сокрытый от товарищей. Пришлось им пожертвовать. Генерал высосал флягу без особых проблем, сплюнул и сказал:

- Слабовато. Спиртяжки бы настоящего, а это — хохляцкий ректификат... Свиней поить.

- Что будем делать-то, товарищ генерал-полковник? — спросил и, умолчав, что «настоящий» спирт у меня тоже имеется. Я запасливый, не то что Аспирин, который по каждому поводу призывает «прохватить по соточке», а потом начинает бегать в поисках.

- Снимать штаны и бегать! — сказал генерал. — Ты тут главный, не я. Кабы против нас натовские дивизии, я бы... А тут — ты хозяин. Я, конечно, с народцем поговорю, объясню, что и как... Херово, боец, что там дети...

- Их трое всего, — уточнил я.

- Трое! И бабы! И два пидораса из подтанцовки Кири Филлипова, тоже с нами летели, чтоб у них в заднице ракитка вы­росла... Зверинец, боец! Как ты их поведешь?!

- Не бросать же... К тому же вон тот, Бернштейн, — он все наши услуги в итоге и оплатит.

- Разумно подошел, партизан, — согласился генерал. — Грабь, как говорится, награбленное. — Потом наклонился по­ни же. — Ты это серьезно?

- Сам не знаю, — признался я. — С одной стороны, своих немного стимулировать. С другой — народ вроде подуспокоился, у нас же привыкли «товар — деньги — товар», а на халяву доверять уже как-то не принято... Так ими командовать легче. Ну, типа я гид-экскурсовод, за все уплочено.

- Черная башка, а варит, — с уважением сказал генерал. — Ты, психолог, короче, если какие сложности, обращайся сразу ко мне. Я их построю и выгребу через одного. А теперь давай соби­рать манатки и валить отсюда. Не нравится мне здесь. Покойни­ки всегда новых покойников к себе манят.

Мудро, подумал я. Толковый дедан.

- Секундочку, товарищ генерал-полковник. Есть еще одно неотложное дело.

Я вернулся к столпившимся пассажирам, смерил глазами блондинку и поманил профессора:

- Господин профессор, вы видите во-он на том кусте нечто, что вам должно быть хорошо и печально знакомо?

- На каком кусте? — вытянул шею Петраков-Доброголовин.
Я показал на куст со «жгучим пухом» и громко сказал:

- А тот, прямо на который бежала вот эта барышня. Объяс­ните-ка, профессор, барышне, да и всем пассажирам, что бы произошло с ней, с ее ребенком, который непременно побежал бы ее догонять, если бы не господин Соболь.

Профессор прищурился, разглядывая куст. Я спросил:

- Узнаете? Это называется «жгучий пух», та самая аномалия, из-за которой вам пришлось ссать себе на руки.

Профессор густо покраснел. Я не унимался:

- Расскажите же пассажирам, профессор. А то они, может, до сих пор думают, что тут курорт и все такое... Сильно жгло?

- Сильно. Невыносимо, — пробормотал профессор и про­тянул вперед руки, на которых до сих пор виднелись следыожогов.

- Хотите сами проверить, барышня, нет? — поинтересовался я у блондинки. Она в ужасе отступила и с благодарностью по­смотрела на Соболя.

- А теперь обдумайте все вышесказанное и не вздумайте гу­лять по поляне. Мужчины, со мной.

Я оставил профессора отвечать на вопросы пассажирок, Соболя — присматривать за ними всеми, а сам с остальными дви­нулся в сторону самолета.

Мы экстренно провели масштабный анализ того, что осталось от аэробуса. Собрали продукты (их оказалось значительно меньше, чем я полагал, — вероятно, в самолетах нынче очень хреново кормят; кое-что добыли, распотрошив багаж, в котором нашли, кстати, кое-что из спиртного), медикаменты, загрузились минеральной водой. Радиационный фон был более-менее сносным, и я прикинул, что в идеале до Периметра уцелевшие пассажиры доберутся в относительном здравии, хотя потом им лечиться и лечиться. В аптечках, понятное дело, арадиатинов не было.

Вернувшись, мы свалили на поляне весь добытый скарб, и я велел женщинам — тем из них, кто был в туфлях с каблуками-шпильками — переобуться во что угодно другое.

- Но где... — пискнула одна из пассажирок.

- Снимите с трупов, — сухо сказал я. — Тех, кто не переобу­ется, оставлю здесь. Точно так же рекомендую надеть куртки, джинсы, брюки и тому подобную одежду, которая годится для дли тельного перехода по пересеченной местности. Никаких ми­ни юбок. Выполнять.

Скуля, пассажирки потянулись собирать одежду. Конечно, не обязательно было снимать ее с трупов — в конце концов, хва­тило багажа. Но напугать тоже бывает полезно. Не ныли только стюардессы и, как ни странно, истеричка-блондинка. Она с готовностью направилась к самолету, велев дочке сидеть и ждать ее. Последнее мне очень не понравилось: дети есть дети, не знаю я таких, что слушались бы команд, как сторожевые соба­ки. Вторая мамаша в растерянности осталась на месте, держа за руку двух пацанов, тоже лет пяти-шести. Я окликнул капитана Заяц:

- Побудьте с детьми, пока мамаши подберут им и себе обут, и одежду. Вы — после. Без вас не уйдем, обещаю.

Капитан Заяц серьезно кивнула и занялась этими тремя деть ми. Других, к счастью не было.

Мужиков я подрядил собирать носилки для раненых из дре­весных стволиков, одежды и ремней. Ремни опять же велел снимать с покойников. Неходячих раненых, кстати, оказалось двое. У девушки лет двадцати трех был сломан позвоночник, бортме­ханик отделался переломами ноги, но был по-прежнему без сознания. Головой долбанулся, видать.

И дети... слава богу, с выжившими матерями. И точно так же слава богу, что погибшие матери со своими детьми и погибли. Службы психологической помощи у меня не имеется, кто бы самому помог. Детям придется дать антирадиатины из наших апте­чек, иначе бессмысленно их тащить через Зону, чтоб похоронить вскорости. Главное — сделать это так, чтобы не случилась истерика среди остальных. А то знаем мы это: «Я вам заплачу любые деньги, только дайте мне лекарство...»

Всего оказалось ровно девятнадцать человек. Сначала мне пока­залось, что их больше. Стюардесса пискнула, что на борту было сто двадцать три, включая экипаж... Что ж, не так уж плохо отделались. Хотя, с другой стороны, какое уж тут везение, раз их занесло в Зону.

Из девятнадцати выживших имелось, как я уже сказал, двое раненых, трое детей и семь женщин, включая стюардесс и капи­тана Заяц. Плюс двое гомиков. Передвижной цирк Кости Упыря, чтоб он перевернулся...

Не было ничего удивительного, что братья-сталкеры смотрели на меня как на идиота, который слепил из собственного дерьма куколку и самодовольно пускает над ней слюни. Вернее, смотрел Аспирин — Пауля и Соболя вместе с парой пассажирок я отрядил охранять периметр, чтобы никто из мутантов не прибыл на шум в рассуждении, чего бы покушать.

В самом деле, я дебил. Что бы их, выживших пассажирок, тут оставить, а потом прислать тех же военных сталкеров, пусть вытаскивают, как хотят. Все равно же будут искать рано или поздно. Но я чуял, что скоро выброс. Каким местом чуял — даже и не объяснить... А выброс им не пережить. Да и до выброса дожить - тоже надо постараться. Это я тут же подкрепил в своем сознании выстрелом в мелкую псевдоплоть (не нашу подругу), которая учуяла сырое мясо и похотливо кралась за низенькими кустами. Одна радость — пока они тут подъедят трупы, мы сможем спокойно отойти подальше. Такая свалка еды приманит всех в окрге, кто знает толк в свежей человечинке... А уж в не очень свежей -у-у-у!

Я пожалел, что с нами нет попа Дормидонта. В трудные минуты жизни люди тянутся к богу, тем более сейчас это мод­но Священник весьма бы пригодился, снял бы часть психологических проблем, да и с выживанием в Зоне у него явно нет особенныхсложностей. Вон, грибы даже местные жрал, и то ничего.

Ко мне подошел Аспирин, посмотрел недоверчиво.

- Чува-ак... — протянул он. — Я, конечно, понимаю, человеколюбие и все такое...

Я удивился про себя, что Аспирину известно слово «человеколюбие».

- Так вот, я понимаю, — продолжал он, — но ты... ты чё собираешься с ними делать? Их же тут куча. Туча.

- Будем выводить, — сказал я. — Все равно домой возвраща­емся.

- И как ты их проведешь, чува-ак?! Что скажешь солдатикам? Не стреляйте, это спасательная экспедиция? Да они скане­рами зафиксируют, что к Периметру прет толпа каких-то тварей, и накроют внеочередным залпом сверх обычной программы. И все Братская могила. Тебе это надо, чува-ак?!

- Варианты? — коротко спросил я. Аспирин почесал усы.

- Тут оставить.

- Выброс, — покачал я головой.

- Черт... Но как?!
Я пожал плечами.

- Слушай, брат, я не знаю. И надеюсь, что вы мне поможете. Нельзя их бросать. Никак нельзя. Плюс бабки срубим с борода­того.

- Хрен с тобой, — буркнул Аспирин. — Полный офсайт, блин. Бабки он срубит... Подыхать, так рядышком... ненавижу тебя, чува-ак.

С этими словами он ощутимо ударил меня в печень. Я со­гнулся, постоял так, потом выдохнул, вдохнул, еще выдохнул и велел:

- Объясни им, брат, самые азы. Чтоб хотя бы с тропы нелезли...

Аспирин ушел, а я опустился на колени возле девушки со сломанным позвоночником. Она могла только моргать и шеп­тать, остальное тело не повиновалось.

- Я умру? — спросила она.

- Нет, — соврал я.

- Умру, — с уверенностью сказала девушка. — У меня доку­менты в сумочке... Маме моей позвоните, там номер в электрон­ной книжке, и адрес...

- Хорошо-хорошо, — успокоил я. — Сразу позвоню, как только смогу.

Излишне говорить, что я даже не представлял, где может быть сейчас пресловутая сумочка.

- Давай-ка я тебе сделаю обезболивающий укол, красавица, — деловито бормотал я, вынимая шприц. И еще один шприц. Доза наркотика была смертельной, но больше я ничего для нее сделать не мог, не пристрелить же? Вокруг столько народу, не поймут, —
Нести ведь тебя надо, так мы сейчас того... чтоб не болело...

- Спасибо, — шепнула девушка. Я быстро сделал укол, по­том еще один. Пушистые ресницы дрогнули... Опустились.

Итого уже не девятнадцать человек, а восемнадцать... Я вздох­нул и поднялся.

- А сейчас я проведу быструю инструкцию насчет того, как себя вести в Зоне, чтоб дополнить уже сказанное господином Астрином. И пеняйте на себя, если вы что-то пропустите или не примете к сведению.

 

Глава шестнадцатая

Те же и я

Метрах в трех от тропинки среди папоротника кочевряжились «мамины бусы». Если этот артефакт использовать, не будет хотеться ни пить, ни жрать. Зато сдохнешь от радиации. Лучше потерпеть, подумал я, да и со жратвой у нас более-менее при­стойное положение... Пока... Хотя о воде мы совсем забыли, а ведь на борту авиалайнера явно был запас. Но я тоже не привык водить по Зоне экскурсии: на боку фляжка есть, запасец таблеток для обеззараживания небольшой имеется, значит, я в порядке, а братаны сами за собой последят.

Я снова взглянул на «бусы». Штука недешевая... Подобрать?

Нет, туда шли — артефактами не баловались, а уж на обрат­ном пути и подавно не до них. К тому же зачем собирать эту шелуху Зоны, когда у нас в клетке сидят два... нет, целых три живых и невредимых жирненьких карлы?

Постойте, а почему три-то?

- Слушай, а зачем я трех бюреров тащу? Нам же двое всего надо, — сказал Пауль, словно читая мои мысли. Он широко вышагивал рядом со мной и нес клетку. Завернутая в брезент и с примотанным сбоку прибором Петракова-Доброголовина, она привлекала внимание пассажиров, тем более что внутри попискивал, похрюкивал и неприятно бормотал кто-то неви­димый.

- Черт... — Я даже засмеялся. В самом деле, про бюреров-то мы и забыли, а исполнительный Пауль так и волок их на себе, не задавая лишних вопросов. Но теперь подустал, бедолага, и решил уточнить, все ли у нас правильно в проекте.

- Привал пять минут! — скомандовал я. Подозвал знаками профессора, втроем мы отошли чуть подальше. Пауль раскутал клетку, а я, признаться, взволновался: а ну как там все три бабы? Закон подлости, и не такое случается. И назад ведь уже не по­прешься.

Но нет, баб оказалось две. Обе жутко отвратные, одна с виду постарше, вся в гноящихся бородавках. Мужик сидел расслаблен­но: вроде не подох, но и на нас внимания не обращал, а бабы при­нялись плеваться и сразу попали в Петракова-Доброголовина.

Профессор отскочил подальше и с отвращением утерся ру­кавом.

- Зачем нам три?

- Вот и я о том.

- Ну так пристрелите одного, — развел руками профессор.

- Которого?

- Вот эту, что в меня плюнула, — мстительно сказал Петраков-Доброголовин.

- Доверяю эту честь вам. — Я пощелкал пальцем по профес­сорскому модернизированному «стечкину» в кобуре.

Доктор биологических наук не стал сопротивляться. Он вы­тащил пистолет, прицелился в старуху, продолжавшую прицель­но, но без особого успеха, плеваться, и выстрелил. Попал с пер­вого раза, надо сказать; разнес башку. Мужик встрепенулся, ис­коса посмотрел на нас, но не особенно впечатлился. Вполне возможно, это была его теща. Баба же мерзко квакнула и стала обозревать бренные останки спутницы.

- Выкиньте, — сказал с отвращением Паулю профессор.

- На хрена? — удивился тот. — Не мороси.

- То есть?

- Они ж ее сожрут. Жрать же им надо чего-то.

- Погоди, так зачем ты спрашивал тогда, почему троих не­сем?! — не понял и я.

Пауль ухмыльнулся:

- Ну, я подумал, что двоих просили, а мы трех зачем-то несем. Мне-то в принципе не тяжело. Там прибор, наверно, как-то ихоблегчает даже чуток.

 

- Вполне вероятно, — оживился профессор. — То есть он как перенаправляет телекинетическую энергию бюреров, и полу­чается что-то наподобие разнополюсовых магнитов... Это же выходит что…

- Стоп, — прервал я профессора. — Потом будете диссерта­цию писать. Вы вот что скажите: вы бы нам за трех заплатили больше, чем за двух?

- Договор был о двоих, — покачал головой профессор.

- Тогда пускай жрут, — сказал я, тем более бюреры уже на­чали с оглядкой этим заниматься. Пауль опять завернул клетку в брезент, и мы вернулись к отряду.

- Чего стреляли? — поинтересовался генерал. Дед держался молодцом, не то что его более молодые товарищи по несчастью; сейчас он сидел под сосенкой и отдыхал, неодобрительно глядя на танцовщиков-гомосеков, которые тревожно щебетали неподалеку. Я из вредности поручил им тащить носилки с раненым и, надо сказать, они это делали исправно, потому что при всех ми­нусах парни были крепкие. Именно один из них и треснул Бернштейна, кстати сказать.

Сам Бернштейн выглядел совершенно разбитым. То ли вол­новался насчет грядущих затрат (тем более сумму мы так и не уточнили), то ли за свое драгоценное здоровье.

- Мутант там был, — коротко сказал я деду, не погрешив против истины, и добавил, обращаясь к мамашам: — За детьми смотрите! Я же говорил — на деревьях кто угодно может сидеть!

- А я думал, толстого вашего шлепнули, — с долей разочаро­вания сказал генерал. — Не нравится он мне.

- Ученый потому что.

- Тем более. Помню, я еще срочную когда служил, так мы поймали на Кавказе одного такого ученого. Типа он с гуманитарной миссией там шастал. На самом деле, конечно, другим за­нимался... Так вот, взяли мы колючую проволоку...

- Извините, товарищ генерал, потом как-нибудь доскажете, - не очень культурно оборвал я Дубова и повысил голос: — Так, встаем! Привал закончен, подъем!

Пассажиры, ворча и перешептываясь, принялись подниматься. Аспирин и Соболь держались чуток в стороне, но на зачатки бунта это не походило — во-первых, моя молниеносная идея с деньгами Бернштейна, несомненно, работала, во-вторых, не те были они люди. Соболь, правда, обиделся, когда я попросил его отдать одно из ружей снайперу, но успокоился, когда тот углядел в кустах кабана и без лишних слов завалил. Кабан был глупый, молодой и скорее всего удрал бы сам от нас без памяти, но в це­лом направленность действий снайпера мне нравилась. Соболю тоже.

Капитану Заяц я отдал свой пистолет. Ерунда, конечно, пис­толет в Зоне — оружие всегда сомнительное, но если она и в са­мом деле оперативный работник... Шмальнет хотя бы ради сиг­нала. Баба в любом случае бойкая.

Хорошо, что нам попадалось крайне мало аномалий. «Жадинки» я чуял, пару «трамплинов» мы обошли, «жарку» завидели совсем уж издалека... даже болты раскидывать пока не приходи­лось. Но и забот хватало и без болтов с аномалиями.

Я лишний раз вспоминал светлые времена, когда мы шли в Зону. Как я недоумевал — что ж все так хорошо у нас скла­дывается, даже если учитывать историю с розовой мерзостью в брошенном танке и сломанную ногу Бармаглота. О Бармаглоте и его нынешней судьбе я,старался не думать, зачем за­бивать голову без толку — придем к месту схрона, там все и увидим.

А сейчас все шло наперекосяк. То есть если бы мы двига­лись обычным составом, больших проблем не возникло бы — да, мутная местность, но на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал. Однако с нами шли люди, совершенно несведущие и окружающей обстановке, и все вокруг представляло для них опасность.

От липкой паутины приходилось уворачиваться на каждом мигу. От движения она не разлеталась в стороны, как положено нормальной паутине, а, наоборот, словно бросалась навстречу. Приходилось двигаться плавно, как в балете. Она, конечно, не страшная, паутина эта. Даже если вляпаешься в нее. Коже от нее ничего не будет — серый налет только, и тот отмоется через пару дней. А вот если на одежду попадает — то это насовсем. Некото­рым ничего, даже нравилось — этакие причудливые рисунки. Но мало ли? Может, эти рисунки спустя пять лет тебе аукнутся. Пока с ними ничего не происходило, правда. Сталкеры даже поначалу куртки с этими паутинными разводами сдавать пытались как хабар. Потом перестали — невыгодно выходило. Да и ученые ним быстро интерес потеряли: вроде как состав этих разводов паутинных выяснили — ничего особенного, в промышленности давно примерно таким же пользуются. Вот народ и плюнул на но; некоторые юнцы даже гордились — мол, Зона тату нанесла. Ну, молодцы, паутина эта не в самых ходовых местах встреча­лись, так что было чем гордиться. Те, кто поопытнее, тоже спокойно к паутине относились.

Дальше стало хуже. Промозгло стало, холодно. Под ногами мерзко чавкало, с деревьев уже не паутина свисала, а «сопли» довольно противного вида. Такие нам уже попадались в начале пути - хотя, может, это вовсе и не само по себе, а просто после ме­стных дождичков паутина такой становится? Черт ее знает.

Утешительно только то, что «сопли» висят неподвижно, не так трудно их миновать. Молодой поросли вот не повезло - «сопли» целиком опутывали деревца с макушки до корней. Похоже это было на какие-то гигантские сморчки сизого цвета. Еще немного — и начнешь себя ощущать ничтожным му­равьем из старинного мультика: «Мне бы домой, мне бы до­мой...»

Воняли эти сморчки, кстати, так, что в глазах начало слезить ся. Совсем не грибами. Ужас был в том, что дальше этих сморч ков становилось все больше, а в некоторых местах они все соединялись между собой теми же «соплями». Еще немного — и из этой гнили не выберешься.

Я, как мог, орал пассажирам, чтобы ничего не трогали ини во что не влезли. Справедливости ради, никто никуда пока и не влез. Читали, видать, книжки, смотрели фильмы, документальные и художественные, потому боялись. Больше всего я волновался за детей — мало ли, схватят что-нибудь из любопытства. Но детям, наверное, оказалось достаточно вынужденной посадки, и настроения шалить и изучать окружающий мир у них не имелось.

Я уже запомнил их имена: Ирочка плюс Боря и Сережа. Ирочкина мамаша нам уже крови попортила возле самолета, но после вела себя довольно смирно. Безропотно добыла себе одежду. Истерик после посещения самолета, полного трупов, не закатывала... Что, впрочем, странно — она же так туда рвалась, убивалась по мужу вроде, надеялась, что жив. А убедившись — успокоилась и забыла тут же? Не есть понятно. Может, шок, конечно. Что-то я о таком слышал, типа посттравматический шок — чело век вроде как блокирует произошедшее несчастье в голове и ведет себя так, словно ничего не случилось. Ну да ладно, доберется живой до цивилизации — пусть там сама с врачами разбирается. По мне, лучше пока совсем ничего не помнит.

Ирочка шла, держась за руку матери, видно было, что она еле стояла на ногах. Ничего, пусть еще немного пройдется пешком, меньше хлопот будет, когда устанет — уснет на руках, к примеру.

Боря и Сережа похожи друг на друга, и носы одинаково разбили во время посадки. Их мамаша была суровая, очкастая, напоминавшая учительницу и почему-то строгую мультипликационную жабу, хотя лишним весом вроде не отличалась. Лицо у нее было такое, со щечками...

Кстати, именно где-то здесь, говорят, расплодилась нату­ральная галлюциногенная жаба bufo marinus — хрен знает каким макаром, вообще-то она обитает в Южной Америке вроде. Уче­ные в истерике бились, когда им притащили экземпляр. Сначала за розыгрыш приняли. Розыгрыш, ага. Те парни, что эту жабу от­ловили, до сих пор реальность не отличают. Зомби натуральные, хотя и не зомби. Недаром же, говорят, из этой жабы готовили яд зомби на Гаити — я специально в библиотеку сходил, почитал кое-чего. Правда, жабы такой не видал, но есть сталкеры, кото­рые видали. Если не врут, потому что сталкеры, как ни крути, часто врут...

Жабы жабами, но главное, что пока не попадались погон­щики. О них я предупредил особо и постоянно напоминал, по­тому что самый опасный мутант — это неизвестный мутант. По­чему-то общепринятым мнением стало, что они обитают на де­ревьях и прыгают, хотя подтверждений тому не имелось, да и иидели мы всего лишь одного. Хотя не факт, что они вообще на шодей нападают — допустим, только на собратьев-мутантов. Почему нет?

От натуралистических размышлений меня отвлек какой-то внутренний сигнал. Задумавшись, я и не заметил, что глаза начало щипать уже так, что дети захныкали, а пассажиры начали останавливаться и тереть лица ладонями. Вот черт! Я судорож­но проморгался и завертелся на месте. Похоже, мы попали в самую чащу этих сопливых грибов. Вонь стояла адская, глаза пк- видели, я заорал Паулю, который замыкал строй:

- Давай всех сюда!

Пауль с Аспирином начали сгонять пассажиров в кучу, те не­уклюже и испуганно толкались, как деревенское стадо. Я сорвал с шеи респиратор, забрал еще пару у Соболя и Пауля, сунул малышам:

- Это наденьте на детей, а сами и все остальные быст­ро ищите, чем закрыть носы и рты! Любые тряпки годятся. Быстро!

Пассажиры кинулись выполнять, а вот сталкеры смотрели па меня с каким-то подозрением. Я потер глаза, затем потащил Ас­пирина в сторону:

- Слушай, «жгучий пух» на меня не действует, а эта дрянь,
чего-то сильно накрывает. Ты как?

- Да я ничё, ну воняет, подумаешь... так такого добра тут... я даже удивился, что за паника. — Аспирин смотрел на меня, нахмурившись.

- Значит, так. Выводить нас отсюда будешь ты. Включай по свое чутье, понял?

- Понял, — серьезно сказал Аспирин, — ты только это... держись, чува-ак.

- Да я нормально. Глаза вот только... словно песка набросали.

Аспирин пошел впереди меня. Я еле видел его сквозь прищурепные слезящиеся глаза. Хорошо, хоть слышал. Аспирин верно нащупал нужное направление, потому что с каждым шагом миг становилось все легче.

Скоро вонючие грибы совсем закончились, да и «сопли» па деревьях тоже. Я вздохнул с облегчением, разлепил глаза и у ни дел очередной овраг, раскинувшийся на пути. Аспирин предложил сделать привал, но я не позволил. Не хотелось мне останавливаться в такой близости от только что пережитого кошмар;! Ощущение было такое, что, помедли я еще пять минут в той чащобе, запросто лишился бы обоих глаз.

В овраг — эти чертовы овраги начали меня доставать! - мы сползали на пятой точке, упираясь каблуками в мокрый склон и собрав на подошвы комья жирной земли с пучками травы. Лепирин еле слышно ругался, Пауль пару раз уронил клетку с бюрерами, которые злобно блекотали внутри. Гомосеки-санитары то же вполголоса ругались, вполне по-мужски. Этак еще перевоспитаются, пока идти будут...

Мелкие кусты только мешали, тем более что они почти все были какой-то разновидностью то ли облепихи, то ли акации - короче, все сплошь в мелких иголках и шипах. Внизу было су­рачно и влажно. Больше всего пугал папоротник по пояс высотой. В нормальных-то местах в такой не очень хочется соваться из-за клещей и прочих кровососущих. А уж здесь...

Другая сторона оврага была нескончаемой бетонной стеной. Значит, из низины можно было выбраться, только цепляясь за скользкие мокрые корни. Корни свисали сверху бетонной сте­пи, которую построили непонятно за каким хреном. Может, укрепляли овраг. А может, и нет. Кто-то явно пытался здесь уст­роить что-то типа ступеней — остались ямки в бетонной стене. Некоторые были на удивление глубокими. С усталости и в по-лутьме не сразу дошло, что это норы; наступишь в такую — и откусили тебе полноги вместе с ботинком. И откусили кому-то - чей-то покореженный ботинок валялся на дне оврага, не­подалеку от стены с ямками. Вид у него был такой... недопереваренный, что ли. Лезть по стене сразу расхотелось. И в папо­ротник тоже. Но по стене — больше. Тем более что в дырках стены начали мелькать какие-то огоньки. Красноватые и очень неприятные.

- Может, я туда стрельну? — предложил Соболь с опаской. — Тут что-то незнакомое, — покачал я головой. — Черт его тает, чем обернется. Давайте-ка по низу оврага налево, может, кончится эта сучья бетонка...

Бетонка не кончалась, огоньки поблескивали, но никто из дыр не вылезал. Затем дыры, слава богу, вовсе исчезли, потом пропала бетонка, пошли густо стоящие деревца. Затем и они поредели, открывая между собой пологий проход, который так и '.нал, так и манил — чистый, светлый, сухой такой. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, мелкие цветочки даже какие-то росли вперемежку с зеленой свежей травкой. Идиллия, мать ее. Как в книжке про Бэмби. Сейчас выскочат добрые животные и утешат маленького сироту-олененка. Пока мы топтались на мес­те, борясь с желанием рвануть к солнышку, из прохода и впрямь выскочило...

- Абанамат! Скарлотина!

Кто-то из женщин завизжал истошным голосом, а Пауль опустил автомат.

- К тебе подруга вернулась, Упырь, — сказал он, поправляя на плече клетку с бюрерами.

 

Глава семнадцатая

Яблоневый сад

Вертолеты зависли в полутора-двух метрах над землей. Пило­ты были битые, ушлые и знали, что лишняя посадка — это лиш­няя возможность никогда уже не взлететь. С вертолета не видно, что там внизу, а есть масса аномалий, которые бьют непосредст­венно на поверхности земли.

- Пониже бы, — крикнул мрачный Сушинский.

- Не хрен, не хрен! — отозвался вертолетчик, с виду — по разрезу глаз — азиат. — Прыгайте! Чему вас только учили?!

Альтобелли спрыгнул одним из первых, а потом рядом с ним обрушился военный сталкер по кличке Дятел. Дятел был увешан обычной для военных сталкеров аппаратурой, без половины ич которой обычные сталкеры обходились вполне успешно.

Военных сталкеров с группой полетело двое. Вторым был Колумбия, канадский украинец, говоривший по-русски и по-­английски с заметным прононсом.

- Что, парни?! — спросил лейтенант. — Как пойдем? Кэп обещал точность плюс-минус десять километров.

- Дерьмо это все, — убежденно произнес Колумбия. Иди туда, не знаю куда. Подняли буквально с бабы, и что те­перь делать? Сучья работа, надо завязывать, поеду домой, ферму заведу...

- Заведешь, заведешь. А пока надо очень быстро уходит!.. Мы все еще в зоне зачисток, — напомнил Дятел.

Альтобелли мысленно выругал себя за то, что совсем упустил поть немаловажный факт, и скомандовал построиться в поход­ный порядок. Это означало, что впереди и сзади идут военные сталкеры, в середине — медики-некомбатанты, по бокам — остальные.

Шли быстро, не особенно боясь, потому что места были для обоих сталкеров хоженые. Из зоны зачисток вышли вовремя — в километре за спиной забухало, ракеты в клочья рвали уже многократно перемолотую землю.

- Лейтенант, — негромко позвал Дятел.

- Что случилось?

- Может, ну их на хрен? Правильно ведь Кэп сказал: иди ту­па, не знаю куда... Ничего не найдем. А сами поляжем. Предлагаю пересидеть, к тому же выброс скоро, мнится мне... Пожрем сухпай, выпьем, подремлем. Потом напишем докладную, так, мол, и так…

- Вы серьезно? — спросил Альтобелли.

- Вполне.

- Будем считать, что я вашего предложения не слышал, — сухо сказал лейтенант. Хотя прекрасно понимал, что военный сталкер сейчас является истинным хозяином положения. Он мог завести их куда угодно и сказать, что заблудился. Мог бросить. Мог ссылаться на неведомые Альтобелли аномалии, которые
«только-только появились». Формально руководил группой, конечно, лейтенант, но что он мог?

Альтобелли вообще не нравилась вся эта история. Складыавлоось впечатление, что Колхаун — или кто-то повыше Колхауиа но очень-то и заинтересован в розысках пропавшего авиалайнера В самом деле, отмена превентивных мер — процедура, бесспорно, хлопотная, но ради спасения более чем сотни гражданских. А тут — «вы же понимаете», «постараемся уточнить»... Что мешало снять к чертовой матери все ограничения, послать внушительный отряд, привлечь для содействия настоящих сталкером которых всегда можно чем-то приманить, теми же деньгами.

Нет, Альтобелли, конечно, знал, что нет ничего глупее и не­поворотливее международных договоренностей, крупных воен­ных проектов и прочего дерьма. Поэтому все могло решаться звонком какому-нибудь четырехзвездному генералу, которого оторвали от рыбалки на ранчо. И он мог сказать:

- Самолет? Какой самолет? Ах, украинский... В зоне? В ка­кой зоне? Ах, в Зоне... И что же, мы похерим всю систему безопасности, в которую вбухали такие деньги? И пусть сквозь Периметр полезут сталкеры, неся в наш демократический мир радиоактивную заразу? Пошлите поисковую группу, и достаточ­но. В конце концов, все знают, что над Зоной пассажирским самолетам болтаться запрещено. Налицо хороший пример на буду­щее... И вообще не мешайте, мне звонят из объединенного коми­тета начальников штабов.

Все так и могло случиться. Потерять пару десятков военных — что тоже ерунда. Альтобелли прекрасно знал статистику — сколь­ко народу гибнет в год от зубов мутантов, от пуль бандитов и сталкеров, от аномалий, пропадает без вести, дезертирует, кончают самоубийством... Служили-то здесь далеко не элитные части, а обычные, по сути, наемники. Половина — едва ли не штрафники. Разумеется, при комендатуре существовал парадный спецназ. В основном красиво марширующий на площади городка по случаю приезда очередного высокого гостя. Были толковые парни среди русских и украинских военных, которые прекрасно понимают, что это такое — Зона. Остальные же отбывали номер, зарабатывали деньги, приторговывали артефактами, грабили сталкеров и дрались спьяну в кабаках.

Именно с таким контингентом Альтобелли и выдвинулся сейчас для проведения операции.

- Стоп, — сказал Дятел. — «Жарка». Потрескивающую «жарку» лейтенант заметил и сам, но позволил сталкеру показать свою незаменимость. Альтобелли в Зоне был с десяток раз, однажды забрался очень далеко, но в основном - местах безопасных. Тем не менее азы он знал хорошо, как сказал однажды один из толковых сталкеров, «на уровне очень перспективной отмычки».

Канонада за спиной постепенно утихла, Дятел довольно уве­ренно вел группу по еле заметной тропинке мимо заброшенного яблоневого сада, увитого странными лианоподобными растения­ми с ослепительно белыми цветочками. Альтобелли тревожно по­сматривал по сторонам, и именно он увидел ломящегося через сад псевдогиганта. Здоровенная тварь явно увидела людей и на­правлялась к ним.

- Мудилка справа, — выкрикнул Грязнов, среагировав­ший быстрее. Кто-то выстрелил из подствольника, но промазал и не испугал мутанта. Псевдогигант яростно взмахнул ко­нечностями и прибавил скорость, демонстрируя свою непро­ходимую тупость либо надеясь на слабовооруженность группы. И него влетели целых три гранаты, порвав монстра почти по­полам. Булькая и хрипя, он все же пытался ползти в сторону тропинки.

- Добить? — равнодушно спросил Грязнов.

- Сам сдохнет, — сказал сержант Коврига.

Не факт, подумал Альтобелли. Мутанты довольно качествен­но регенерируют, а то еще существует легендарный Болотный Доктор, который, поговаривают, лечит покалеченных ублюдков. Впрочем, в мифологию Зоны Альтобелли верил ограниченно, по­лагая, что три четверти видевших Доктора или Черного Сталкера были либо пьяными, как поляки, либо укуренными, либо просто перед ними находился морок, мираж, галлюцинация — как угод­но назовите. Конечно, что-то такое в Зоне было. Но в Болотного Доктора, который мог угостить гостя-сталкера обедом, сделать уникальную операцию, да еще и попросить напоследок принеси! ему, скажем, альбом репродукций Обри Бердслея или двадцать литров хлороформа, — извольте, лейтенант в это верить отказывался.

Он окинул взором свою группу. Собственно, «своей» ее Альтобелли мог назвать только юридически. На самом деле сталкеры и солдаты планировали отработать с минимальными поте­рями плюс по возможности чем-то поживиться: парочкой «ме­дуз» или горстью «капель». В идеале — если самолет и в самом деле грохнулся в легкодоступном месте — обобрать трупы пас­сажиров.

- Ух, ептыть, — сказал Дятел.

Впереди и в самом деле показался «ептыть» — редкая штука, целая стенка из «мясорубок» различной степени активности и сохранности. Идти следовало либо через сад, либо через поле, простирающееся по левую руку до самых холмов, на которых чернели мачты ЛЭП и руины неких строений.

Военные сталкеры принялись советоваться и сошлись на том, что нужно бросить монетку. В этом было одно из их отли­чий от «нормальных» сталкеров: тот пошел бы по наитию, полу­чше провесил бы дорогу на всякий случай, если что — вернулся бы. Дятел с Колумбией и в самом деле кинули евро и решили идти через сад.

Ползучие стебли с белыми цветками были неопасны — это Колумбия объяснил сразу. Их смахивали с дороги руками или стволами автоматических винтовок, под ногами хрустела и чав­кала падалица. Это был еще один из парадоксов Зоны, с которым приходилось сталкиваться и лейтенанту Альтобелли, — в некото­рых местах урожай тут можно собирать круглый год, если у кого-то вдруг появилось бы столь дикое желание. Вот и сейчас некото­рые яблони цвели, другие были увешаны зелеными мелкими пло­дами, третьи ломились от спелых яблок...

- Вина бы из них наделать, — мечтательно произнес Сушинкий. — У меня мамка такое яблочное винцо делала — у-у-у... Мечта, а не винцо!

- Мечта, а не мамка, — с насмешкой сказал Коврига.

- Ты про мою мамку молчи, мавпа позорная! — огрызнулся Сушинский

- Тихо, тихо, — вяло призвал к порядку Альтобелли. — Дома разберетесь. На губе давно не был, Сушинский?

- А может, и не был, — снова огрызнулся Сушинский.

Лейтенант на сей раз промолчал, потому что прекрасно по­нимал — если захотят, прикончат его и положат под яблонькой, а потом его скелет красиво оплетет лоза с белыми цветочками. Бы­ли уже случаи с командирским составом, и поди докажи что-нибудь — круговая порука... Отдельно взятый сталкер выскочил из кустов, точным огнем поразил офицера и скрылся в суматохе. Извините, преследовать не стали, вдруг там засада.

- Передохнуть бы... — пробормотал один из фельдшеров. Его поддержал маленький длиннорукий Глебов:

- У меня застежка на ботинке отрывается, надо починить. Пять минут.

- Хорошо, пять минут, — согласился Альтобелли.

Отряд тут же развалился под яблонями, только Дятел остался маячить туда-сюда — без охранения даже эти бездельники в Зоне отдыхать не решались. Слава богу, никто не полез в загашники за жратвой: понимали, что запас ограниченный, а когда возвра­щаться — вилами по воде писано, как говорят русские.

Лейтенант сверился с картой, постоял, глядя в небо. Тихо, ни ветерка... Толкнул ногой ствол ближайшего дерева — с глу­хим стуком в траву с него осыпались яблоки. Одно ударилось о шлем капитана Блада, отскочило в сторону, но медик ничего не сказал.

- Напалмом бы его, — неожиданно злобно сказал Колум­бия. — Сад то есть.

- Может, ну его на фиг, этот самолет? — предложил Коврига и выронил из руки автомат, глухо стукнувшийся о землю. Лейте­ нант внимательно посмотрел на него: глаза сержанта расфокуси­ровались, словно он был сильно пьян.

- Сержант! Вы пили?!

- А?!

Альтобелли отступил на шаг назад и шлепнул себя по щеке, чтобы смахнуть комара. Но это оказался не комар. Вместо комара лейтенант скинул с плеча сморщенное зеленое яблоко, покатившееся по траве. Неожиданно яблоко открыло глаз и уставилось на лейтенанта, который выругался и отскочил еще на несколько шагов в сторону. Чуть пониже глаза трепетало тоненькое зеленое щупальце.

Это его и спасло, потому что очередь, выпущенная одним из солдат, прошла мимо.

В первое мгновение Альтобелли никак не сплюсовал глаза-стое яблоко и очередь — он подумал, что кто-то из отряда в са­мом деле решил его завалить, чтобы отсидеться под деревьями и саду и вернуться как ни в чем не бывало. Но когда Дятел повер­нулся к лейтенанту с такими же пустыми и расфокусированными глазами, как у сержанта Ковриги, Альтобелли понял, что дело нечисто.

- Спать... — вяло произнес Дятел. — Спать, братаны...

Стрелявший солдат, как и Коврига, выронил автомат и тихо опустился в разросшуюся крапиву.

Альтобелли отступал, стараясь не терять из виду никого из отряда.

- Грязнов! Сушинский! — крикнул он. — Колумбия! Ка­питан!

Порыв ветра пошатнул яблони, породив новый град падали­цы. Военный сталкер-канадец тоже просек непонятное, отступал к Альтобелли, поводя стволом автомата. Остальные, в том числе Грязнов и Сушинский, сидели в траве или стояли под деревьями, прислонясь к ним. Капитан-медик попытался встать, но упал ничком и пополз, как змея.

- Стоять... — так же вяло промямлил Дятел, расстегивая ко­буру. — Спать...

- Твою мать, а ведь он мне семьсот евро должен, — пожало­вался Колумбия и разрядил в Дятла без малого магазин. Убитый сталкер ничком упал на землю, задев рукой бесстрастно сидящегго Сушинского.

- Валим отсюда! — крикнул Колумбия. — Смотри, лейте­нант: яблоки!!!

Альтобелли и сам уже видел, что пресловутые «яблоки» пол­зают по амуниции солдат, лениво моргая желтыми глазами и пе­рехлестываясь щупальцами. Лейтенант сроду такого не видел, но прекрасно понимал, что Зона на месте не стоит.

- Грязнов! — крикнул он на всякий случай еще раз. — Сушинский!!!

Солдаты молчали, кто-то пошевелился, перевалился на бок, попытался встать на четвереньки. Под телом убитого Дятла бы­стро набегала большая лужа крови, подтекая под Сушинского, который не обращал на это никакого внимания.

- Лейтенант, мы им ничем не поможем. Видал, что с Дятлом было? А если и эти щас очухаются и накинутся?! — торопил Ко­лумбия.

- Уходим, — согласился Альтобелли. В самом деле, нахо­диться рядом с пораженными было опасно, и он как офицер по­нимал, что пришло время драпать.

Они, то и дело ог







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.