 |
|
Пандемониум -дорога в два мира
Глава 9
"...Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные..." - чем больше Рио вслушивался в этот голос, тем ярче виделось ему громадное сияющее Неотвратимое, почти пугающее Чудо. Вот-вот сделающееся реальностью, осязаемой, как холодная твёрдая гладкость зеркала перед ним...
* * *
- По обычаю, приходящий должен известную часть пути пройти одиноко. Путь этот требует мощной, неукротимой, бесконечной жажды Истины:
“Приближайся всеми силами, наблюдай всеми мерами, исследуй всеми способами, познай всем дерзновением, являй неутомимость и воспламеняйся каждым нахождением Истины!”
Но чтобы доказать, что он достоин откровения Высшей Истины, человек должен на этом пути взрастить в себе и готовность к жертве активной любви…
Ни один не достигнет его, пока среди борьбы стихий самой жизни не достигнет он величайшей из побед – победы над самим собой.
“Пусть он идёт всею силою, всеми способами, как ученик к Учителю, и без условий, - или пусть ждёт, как это делали многие другие, и удовлетворяется теми крохами знания, которые могут выпасть ему на его пути.” – Поль отложил книгу, взглянул на часы, и уже обычным деловым тоном обратился к труппе, вольно расположившейся на полу зала: - Итого, вместе с паузами, необходимыми для размеренного осмысленного прочтения, полторы минуты. Вы пожелали пример “неклассической” партии, а точнее – импровизации, хотя я лично убеждён, что нет танца вне классики, потомучто пока что нет людей с принципиально иной, чем у всех нас, смертных, физической и психической формой… Ну так, к делу! – Он встал со своей скамьи у зеркальной стены, чутко ловя малейшие колебания настроений, оттенков тончайших вибраций, исходящих в ответ. – О чём это? Ваше мнение. Двое из вас знают это точно, потому попрошу их не подсказывать.
Дон еле заметно переглянулся с Николя. Этьен выглядел расслабленным, его брат – довольным всем, как обычно, но “молодняк” отчего-то занервничал, как на внеплановой “контрольной”. Александр выражал нервозность несколько иначе остальных, и молчаливый скепсис такого рода Поль умел различать.
Так получилось, что до сих пор тренировки происходили в присутствие Маэстро, и это было мудро, конечно, ведь невозможно же сходу начать командовать как прекрасно знакомыми “старыми”, так и совсем не знакомыми “новыми”. Учитывая, что до сей поры ему доводилось командовать только собой, задача, поначалу неимоверно окрылившая, на деле обернулась отчаянной беспомощностью. Он судорожно вознамерился решить все вопросы сразу, и только больше увязал в бесконечных “но”, “а как же это сделать” и “что я могу вообще”… Пока танцуешь сам – всё ясно, мощно, увлекательно. Мсье Виктор восторгается, либо тиранит, и все к этому приспособились, и дрессура тут как бы собирает воедино ритм их сердец, направление чувств и усиливает работоспособность. Но одно дело – уметь понять и выполнить требование своего учителя, прекрасно при этом сознавая свои таланты. Совершенно иное – самому каким-то сказочным образом научиться смотреть на всех сразу, всё видеть, всё замечать, всё анализировать, и бестрепетно в любой момент иметь власть приказать любому делать то, что нужно тебе. А что, если его требования окажутся слишком завышенными, или, наоборот, неоправданно лояльными, и он упустит момент истины, не увидит чего-то главного в каждом, не сможет настроить свой оркестр, и всё начнёт разваливаться, и его авторитету руководителя, не начавшись, придёт конец, и хорошо, если хватит здравомыслия уйти, отказаться самому, вовремя, пока он не превратился из “живой легенды” в того, кто не потянул, замахнувшись на должность не по силам… Поль и прежде переживал множество унизительных для себя моментов, много раз поднимался из казалось бы необратимости ничтожества, но то, чем в случае провала грозила теперешняя его затея, было уже запредельной степенью падения. Такого он не переживёт. Это так трудно оказалось – попытаться стать Кем-то… А ведь что тут, казалось бы, такого сложного, страшного, да и великого? Как будто тебе предложена честь командовать армией, решать судьбы мира, ну или влиять на умы и сердца, как это делают большие художники… Ничего же подобного! Ну подумаешь, какое-то мало кому вообще известное эротическое шоу, вышедшее из глубокого частного стиля в более-менее общественный. Да в бытность дел с Артуром, с адвокатской трибуны решались куда более фатальные вопросы в судьбах сопричастных людей. Что такого – воспользоваться теперь благосклонностью графа, предоставившего тебе право развлекаться на свой вкус за его счёт? Ты запросто тратишь время Дорис, потому что ей приятно снова вернуться в славные былые деньки, пусть и косвенно… Интересно, они же скучают, наверное, по тем закрытым премьерам. Ты застал истекающий финал целой эпохи, и тебе досталась в ней специфически звёздная роль… Не стоит ли перестать одновременно бредить былым и делать нечто совсем другое. Чего же ты хочешь на самом деле, чего добиваешься? Почему желание творить то, что умеешь лучше всего, так страстно и красиво оформившееся в расцвете лета, вдруг словно бы онемело, испугавшись самого себя…
О том же спрашивал Рамон в глубокий час ночи, внимательно наблюдая тоскливое волнение Поля, курсирующего в традиционно распахнутом халате по спальне, навсегда так и оставленной здесь за ним. Книги, цветы, шёлк, те же запахи, тот же свет. Поль явился зарядиться уверенностью, но с каждой минутой терял её, становясь даже не прежним… Прежний ещё ничего почти не знал, потому – не боялся.
- Минуту… - Поль дождался ответа в трубке, - Артур! Я сойду с ума без тебя, но мне придётся опять заночевать у Рамона… Что? Что?!- Поль поперхнулся, а Рамон смеялся проницательным взглядом, в котором было намного больше простого понимания. – Артур, как ты можешь! До завтра. - Боже, надеюсь, доживу.
- Поль, тебе надо нормально спать, всё же. Переездом в Монсо не думаешь заняться? Это разумно во всех отношениях. Экономия бесценного времени и сил, и до Дорис со Школой один шаг.
- Я схожу с ума. Что мне делать, Рамон? – Поль опустился у его ног, умоляюще заглядывая в сосредоточенное тонкое лицо Сирина.
- Величайший из царей, преславный мудростью, просит совета? – изящная нервная рука лёгкими касаниями обводила обострившиеся напряжением последних недель черты Поля.
- Будь я таким царём в жизни, не занимался бы игрой! Довольно я над собой смеялся, Рамон, прояви же сочувствие. И что зазорного просить совета Первосвященника своего, пусть даже и царю?
- Рассуждаешь по-взрослому, а поступаешь по-детски. А то – наоборот. Что помогает другим, тебе только навредить может. Так чего же ты боишься, бесстрашный мой?
- Боли. Не знаю… Позора, слабости, глупости, себя боюсь!
- С каких же это пор, интересно. Тебе удобно тут, на полу?
Поль кивнул.
- Скажи, они же все побывали здесь, у тебя. Они, новенькие. Какие они, расскажи мне, как мне лучше с ними…
- А что Дон говорит? – вкрадчивое тепло голоса Рамона успокаивало. Поль прикрыл усталые глаза, поглаживая его колено под роскошным, как всегда, халатом, из тёмного вышитого велюра.
- Примерно, как и ты. “Следует ли капитану спрашивать совета у подчинённых?”. Ну, издевается же! – Поль горестно тихо усмехнулся.
- Конечно. А ты и правда просил его помощи?
- Нет. То есть, это не просьба была…
- А, приказ изложить свои взгляды.
- Да. Рамон, вот как ты всё понимаешь…
- Ты тоже, Полли, всё понимаешь. Теперь бы научиться верить себе…
- Ты, похоже, родился с этой верой?
- Отнюдь нет, мой мальчик… Отнюдь нет. Артур мне вернул её… Ну, ты же знаешь, полагаю…
- Догадываюсь. Мы с ним никогда об этом не говорили. А он, значит, родился с этой верой.
- Так тебе мешает зависть к нему? И только-то?!
- И к нему, и ко всем вообще! Они все как будто знают, что и как делать! И только я один – как дурак.
- Вот скажи, какое главное слово в этом предложении?
- Наверное, всё же, “как”…
- То есть, исцеление из дураков в цари полагаешь возможным…
- Артур не велел тебя сильно мучить.
Рамон откинулся, какое-то время они молчали.
- Поль, ты не хочешь видеть себя. Как же мне это за тебя сделать. Когда-то ты отрицал мои наставления…
- Я?! Да никогда! Ни разу!
- Знаю, не так выразился… “Помни о нашем пути, и сделай всё по-своему”. Ты меня слышишь?
Поль прижался щекой к его руке.
- Забудь о мире. Ты прежде не особенно с ним считался, так вот тебе твоя вера: верность себе есть высшая честь, не подлежащая сомнению. Вот – Поль Бортез! Вот его истинное сияние и сила.
- Рамон… Ну как же… Я же могу натворить этак…
- Вот и твори!!! Как для себя одного. Нет никакой публики, нет мира, нет ничего – только ты.
- Рамон!!! Ты – Бог!!! – Поль кинулся его обнимать, Рамон с непривычки принялся слабо обороняться. – Ты всё понимаешь, всё… Вот и Лега мне давеча так же сказал: ”Вы начинайте творить. А там и моя крыша подъедет.”. “Подгребёт”. Так точнее. Я никогда не научусь так…
- Ну, не надо преувеличивать. Ты чуешь интонацию, а это – главное в языке. А вот теперь можешь сам признаться? Что беспокоит-то?
- Беспокоит разделение на фракции. Я верно говорю? – они перешли на русский, и Рамон счастливо откинулся в своём кресле. – Вы ничего не скажете мне больше? Рамон… Я вот думаю, им это вообще не нужно.
- Ты спрашивал, какие они. Другие, конечно же. Никто из них, всех них, не похож на тебя, Поль. Хочешь чего-нибудь? Уже довольно поздно, предлагаю отдохнуть.
……………………………………………
- Это о какой-то Идеальной истине, - Этьен растирал вытянутые ноги, благодушно разглядывая Поля через чёлку “гарсона”.
- Мне кажется, так и есть, но … слишком уж туманно, что ли, - согласился Себастьен.
- Да, туманно, но что-то в этом есть… - Дин тоже не упускал момента отдышаться и помочь себе, и явно не желал терять инициативу. Впрочем, как и его друг Тео. Риччи ограничился послушанием и вниманием. Уже не плохо… Рио вбирал каждое его слово с подобающим трепетом, и он единственный из младшей половины не вызывал в Поле никаких тревог. И именно он являлся камнем, драгоценным камнем преткновения.
- Мне интересно. Какие картины возникли перед вами, пока я читал. Поясню проще. Как бы вы это станцевали.
Молчание длилось совсем недолго. Но пауза такого рода всегда как бы тестовая, что ли. Все это понимали, а Поль сходил с ума внутри себя, потому что его прежние сокурсники мучились или нет, но – тихо и сдержанно, а вот молодые – как положено, быть может… Да, они приняли его как неизбежность свыше. Но… “то же мне Нижинский”. Нет, конечно, но. И тут появлялся Рамон с его вменяющей разум речью.
- Никак. Это нельзя станцевать за полторы минуты, - Александр переменил ногу, разминая. – Это слишком много для попытки впихнуть в такой интервал. Мне кажется.
- Тебе только так кажется. Я могу показать вариант.
Все сели ровно. Не встали, потому что хореограф не дал такой команды.
- Сегодня у нас “радист”. И это будет Вагнер. Не пугайтесь сразу.- Поль хлопнул четырежды, музыка началась. И ритм сердца. И немного приглушили свет в зале.
Он закончил и восстал в минутку перемигивания света.
Встал, отыскал свои очки на лавке на его белой футболке.
- Ну, а теперь пусть каждый скажет, что я не так сделал.
- Яб … - начал Рио и упал в руки.
Свет зажёгся в силу.
- Говори.
- Я не думал, что можно… так.
- Ничего не делать, да, и говорить даже неподвижностью?
- Я просто не знал…
- А теперь скажи, чего я не сделал? За весь монолог…
- Вы не освободились… - мрачно сказал Александр. – Вы так и умерли в путах над теми крохами. А смысл был – освободиться.
Поль поднялся.
- Хорошо. Очень хорошо! А теперь скажите мне, зачем такое вот надо. – Поль вытер лицо полотенчиком и …остался терпеливо ждать, аккуратно поправляя волосы и лицо.
- Вы не станцевали освобождение, - сказал Александр.
- Это – личное, - Поль вернулся к труппе, сделав успокаивающий жест. – Каждому – своё. Подумайте. Настоятельно рекомендую. В нашем с вами дальнейшем проекте это очень понадобится. - у каждого есть личное освобождение. Не надо думать о мире, когда танцуешь себя.