Здавалка
Главная | Обратная связь

Понедельник, 3 апреля 3 страница



– Вроде женщина как женщина, – отметил Саймон. – Успешная, счастливая.

– Это ее веб-сайт, – возразила Чарли. – Она сама его придумала.

– Не сама. Разработчик «Саммерхаус веб-дизайн». Видишь, внизу страницы?

Чарли фыркнула:

– Да не буквально! Я имею в виду, что она предоставляла всю информацию, отбирала снимки. И делала это наверняка очень тщательно, чтобы не оттолкнуть, а привлечь потенциальных заказчиков.

– Считаешь, она лжет?

– Не уверена. – Чарли в задумчивости грызла ноготь. – Может, я ошибаюсь, но… Даже не знаю. Это всего лишь догадки, только я сильно сомневаюсь, что ее проблемы начались с пропажи любовника. Как бы там ни было – найди Хейворта, убедись, что он жив-здоров, и делу конец. А я тем временем… отправляюсь валяться на пляжах Андалусии.

Чарли блаженно зажмурилась. У нее уже больше года не было пяти выходных подряд. И вот теперь ее ждет целая отпускная неделя. Она будет отдыхать как нормальный человек. Неужели правда?

– Вот тебе визитка нашего гномона в женском обличье, – добавила Чарли. – Мне в ближайшее время не понадобится. Не собираюсь портить свой релакс общением с этой дамочкой. Хочешь, оставлю и карточку «Серебряного холма» – так, на всякий случай? Тут мисс Дженкинс определенно соврала: когда я прочитала название, у нее такой вид был, вроде я ей пощечину отвесила. Держу пари, они с Хейвортом там были. – Чарли перевернула карточку. – Хм. Трансфер из аэропорта Эдинбурга. По желанию клиента – блюда домашней кухни. Спа. Все кровати «кинг-сайз»… Не хочешь отдохнуть там с Элис?[4]

Черт! Ну зачем? Кто ее за язык тянул?

К счастью, Саймон будто и не услышал.

– А как тебе история с ужасами за окном? – спросил он. – Думаешь, она действительно что-то увидела?

– Ой, я тебя умоляю! Чушь полная. Мало ли что раздерганной женщине почудится.

Саймон кивнул:

– Уверяет, что Роберт Хейворт помешан на контроле, а по мне, так это у нее самой насчет порядка пунктик. Рассказывать она может только хронологически, приказывает нам немедленно отправиться к Хейвортам… – Саймон взял со стола фотографию Наоми и Роберта, пригляделся. На заднем фоне, поверх ряда припаркованных у тротуара машин, видна была вывеска «Бургер кинг». – Похоже, снято у входа в «Трэвелтел», – заметил он.

– Очень живописно.

– Как-то все у них странно и грустно. Встречаются уже год, а он ни разу не был у нее дома.

– Их отношения – вообще единственная загадка во всей этой истории, – отозвалась Чарли. – Вот скажи мне, что с парнем не так, если любимая женщина не хочет знакомить его со своей лучшей подругой?

– Может, она стыдится подруги, а не Роберта? – предположил Саймон.

– Ладно. Ну а что может быть общего у претенциозной дамочки, которая ваяет солнечные часы и носит дизайнерские сумки, с нищим водилой?

– Физическое влечение? – Саймон, похоже, не горел желанием развивать эту тему.

Чарли едва не съязвила: «В смысле – секс?» – но вовремя прикусила язык.

– Между прочим, мистер Хейворт совсем не похож на дальнобойщика.

– Я не знаю ни одного дальнобойщика, – пробормотал Саймон мрачно, словно именно сейчас обнаружил большое упущение в своей жизни.

– Что ж… – Чарли хлопнула его по спине, – теперь наверстаешь. Как найдешь его – кинь мне эсэмэску. Ты не представляешь, как расцветит мой отпуск новость о том, что Роберт Хейворт эмигрировал на хрен в Австралию, лишь бы его Гномон осталась с носом. Хотя нет, я передумала, не надо никаких сообщений. В мой предыдущий отпуск Пруст писал мне минимум раз в день, свинья. Все дела побоку.

Чарли закинула сумку на плечо и принялась собирать вещи. Все, что связано с работой, подождет, а вот объяснение, которое потребовала от нее Оливия, ждать не будет. Отсюда Чарли ехала прямо в аэропорт, и когда она встретится с сестрой, то так просто, как по телефону, не отвертишься. Откуда в ней эта непреодолимая тяга докладывать Оливии обо всех своих ляпах? Только выложив все начистоту, Чарли снова обретала уверенность в себе, и так было всегда, с самого детства. Зато сегодня ей удалось поразить Оливию настолько, что та целых три или даже четыре секунды не могла найти слов. Такого еще не случалось.

– Представления не имею, почему я так поступила, – сказала Чарли сестре. И не соврала.

– У тебя еще есть время, чтобы пораскинуть мозгами и найти правдоподобный ответ, – сообщила ей Оливия, обретя дар речи. – Учти, в Хитроу я задам тот же вопрос.

«Даже если я соображу, чем заткнуть тебе рот, – думала Чарли, – то для себя самой объяснения все равно нет».

 

Глава третья

 

 

Вторник, 4 апреля

 

За барной стойкой «Звезды» торчит лишь тощий коротышка, длиннолицый и носатый. Насвистывая, он протирает бокалы обтрепанным зеленым полотенцем. Только-только перевалило за полдень, и мы с Ивон – первые клиенты. Подняв глаза, он одаривает нас лошадиной улыбкой. У него странный череп: над ушами впадины, будто голову когда-то сдавили гигантским пинцетом.

Как по-твоему, верно я его описала? Ты ведь вообще определений не даешь. Думаю, не хочешь навязывать людям свое мироощущение и потому используешь самые простые существительные: грузовик, дом, бар. Нет, неверно. Ни разу не слышала от тебя слова «бар». Ты говоришь «пивнушка», что может, наверное, сойти за определение.

Не понимаю, почему я так расстроилась, когда увидела, что в баре никого, за исключением смешного человечка за стойкой. Конечно, я не рассчитывала найти здесь тебя. А если у меня была хоть малейшая надежда – значит, я себя обманывала. Если ты мог прийти сюда выпить, то мог и со мной связаться. Заметив мое разочарование, Ивон сжимает мне руку.

По крайней мере, я точно знаю, что пришла туда, куда надо. Все сомнения исчезли, едва мы с Ивон переступили порог. Рассказывая о «Звезде», ты имел в виду именно этот бар. Меня не удивляет, что ты выбрал заведение в стороне, на берегу реки. Хотя бар и в самом центре города, но с главной улицы Спиллинга не виден – надо пройти по узкому проулку между багетной мастерской и Центром альтернативной медицины, а потом еще вглубь, мимо Блентайр-парка.

Одна узкая комната с барной стойкой в дальнем конце – вот и вся «Звезда». Сырой воздух пахнет пивной пеной и застарелым табачным дымом.

А бармен все улыбается.

– Доброго утречка, леди. Точнее – доброго вам денечка. Чего изволите?

Ясно. Похоже, из юношей, которые разговаривают по-стариковски. С чего, собственно, я расстроилась? Теперь я даже рада, что не нужно выбирать собеседника – просто не из кого. Можно сосредоточиться на том, о чем хотелось спросить.

Стены бара увешаны старыми газетными вырезками в рамках: «Роундесли телеграф», «Роундесли ивнинг пост». Я пригляделась к ближайшей. В одной из колонок рассказ о казни 1903 года на городской площади Спиллинга иллюстрирован снимками: виселица и рядом – незадачливый преступник. Вторая колонка озаглавлена «Фермер из Силсфорда получил приз за лучшего борова». Хозяин и призовой боров по кличке Хрюн, оба крайне гордые, запечатлены на карандашном рисунке.

Слезы застилают глаза. Наконец-то я вижу то, что видел и ты. Твой мир. Вчера твой дом, сегодня бар, где ты часто бываешь. Такое ощущение, будто я на экскурсии по твоей жизни. Я надеялась стать ближе к тебе, но выходит совсем наоборот. Ужасное чувство. Мне кажется, передо мной твое прошлое, а не настоящее, которое я могу разделить с тобой. Я будто в ловушке – за стеклянной стеной или за кольцом желтой полицейской ленты, – и мне никак не дотянуться до тебя. Хочется в голос выкрикнуть твое имя.

– Мне двойной джин-тоник, пожалуйста, – жизнерадостно говорит Ивон. Ради меня старается, словно мы сюда развлечься пришли. – А тебе, Наоми?

– Лимонное пиво, – ответил за меня мой голос. Сто лет не пила лимонного пива. Во время наших встреч позволяю себе лишь капельку «пино гриджио», которое ты приносишь, и чай, которым нас обеспечивает «Трэвелтел».

Бармен кивает:

– Сей секунд. – Акцент выдает уроженца Роундесли.

– Вы знаете Роберта Хейворта? – Я в отчаянном положении и не могу тратить время на обдумывание тактичных подходов. Ивон округляет глаза: я клятвенно заверяла ее, что не стану лезть на рожон.

– Не-е-е. А че? Должен знать?

– Он у вас постоянный клиент. Бывает здесь регулярно.

– То есть мы так думаем, – поправляет Ивон.

Сегодня она моя осторожная тень. Наедине со мной она самоуверенна и полна сарказма, но на людях склонна уважать правила поведения. Возможно, тебе это проще понять, чем мне. Когда ты встревожен и выглядишь очень далеким, я часто думаю, что внутри тебя идет борьба, что тебя тянет одновременно в разные стороны. Со мной такого не бывало даже до знакомства с тобой. Я всегда была прямолинейна, и с той минуты, как я тебя увидела, меня тянуло только к тебе. Только в твою сторону. Никуда больше.

– Он постоянный ваш клиент, – повторяю я твердо.

Сегодня утром, просмотрев «Желтые страницы», Ивон нашла трех претендентов, как она выразилась, – паб «Звезда» в Спиллинге, кафе «Звезда и Подвязка» в Соминхэме и бар «Звезда» в Силсфорде. Последние два варианта я тут же отмела: Соминхэм черт знает где, да и городишко мрачный, а бар «Звезда» я хорошо знаю. Если клиент живет неподалеку, я заскакиваю туда на чашку экологически чистого мятного чая. Представив тебя на тамошнем кожаном пуфе, изучающим меню напитков, я чуть не расхохоталась.

– У меня есть его снимок в мобильнике, – говорю я бармену. – Вы его сразу узнаете, как увидите.

Он дружески кивает и говорит, выставляя на стойку наши бокалы:

– Может, и узнаю. С вас восемь двадцать пять, будьте любезны. А может, и нет. В лицо-то я скольких помню, а как звать-прозывать, не ведаю.

Вытаскивая мобильник из сумки, я готовлюсь к худшему. Это уже вошло в привычку, но легче не становится. С каждым разом только тяжелее. Я готова завыть при виде телефона: конвертика на экране по-прежнему нет. Ты мне не пишешь. В груди теснит от боли, страха и отчаянного нежелания верить в то, что происходит. Окажись сейчас рядом сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, им бы не поздоровилось. Уж я столкнула бы их непрошибаемыми, безответственными лбами – только искры полетели бы. Эти двое разве что вслух не заявили, что и пальцем не пошевелят ради Роберта.

– А как насчет Шона и Тони? – Я прокручиваю «галерею» в поисках нужного фото, а Ивон расплачивается за напитки.

Вопрос почему-то веселит бармена.

– Шон и Тони? – булькнув смешком, повторяет он. – Шутить изволите, э-э?

– Вовсе нет. – Забыв про телефон, я вскидываю голову. Сердце ухает. Эти имена – явно не пустой звук для него.

– Честно? Ну так я и есть Шон. И Тони здесь работает. Вечером придет.

– Но… – От растерянности я не нахожу слов. – Роберт о вас так говорил, будто…

Я была уверена, что ты приходил сюда вместе с Шоном и Тони. Хотя если подумать, ты такого не говорил. Я сама придумала. Сделала неверный вывод.

Ты приходишь сюда один. И уже здесь встречаешься с Шоном и Тони – барменами «Звезды».

Я снова утыкаюсь взглядом в телефон – не хочу, чтобы Ивон заметила мое потрясение. Что может принести эта неожиданность? Только хорошее, разве нет? Я нашла Шона и Тони. Они тебя знают, они твои друзья. Мне нужно лишь показать фото Шону. Я выбираю снимок, где ты стоишь у своего грузовика рядом со входом в «Трэвелтел», и протягиваю мобильник бармену.

Он моментально тебя узнает – я вижу это по его лицу.

– Элвис! – весело хмыкает он. – Мы с Тони зовем его Элвисом. Он не обижается.

Я зажмуриваюсь, чтобы слезы не брызнули. Шон в самом деле твой друг! Прозвища дают друзьям, верно?

– А почему вы так его зовете? – интересуется Ивон.

– Ясно почему!..

Мы с Ивон мотаем головами.

– Да он же прям копия Элвиса Костелло[5], только побольше. Элвис, который пирожков наелся. – Шон хихикает над собственной шуткой. – Мы с Тони так ему всегда и говорим.

– То есть вы не знали, что его зовут Роберт Хейворт? – уточняет Ивон. Краем глаза я вижу, что смотрит она на меня – не на Шона.

– А он нам, кажется, имени-то своего и не называл. Элвис и Элвис. Как он, в порядке? Мы с Тони как раз вчера вечером его вспоминали – дескать, чего-то Элвис не появляется.

– Когда? – криком вырывается у меня. – Когда вы его в последний раз видели?

Шон сдвигает брови. Я его напугала. Идиотка.

– А вы вообще кто? – спрашивает он.

– Я подруга Роберта. – Никогда такого не говорила, а сейчас хочется повторять снова и снова. Если бы я могла сказать «жена»…

– Он когда-нибудь упоминал имя Наоми? – слышу я голос Ивон.

– Не-а.

– А Джульетта?

Бармен качает головой. Явно осторожничает.

– Послушайте, это очень важно, – говорю я как можно спокойнее, приглушив голос. – Роберт пропал. С прошлого четверга…

– Погоди, – прерывает меня Ивон, касаясь моей руки. – Это предположение, наверняка мы не знаем.

– Знаем! Я знаю. – Я отдергиваю руку и снова обращаюсь к Шону: – Когда вы его видели?

– Где-то около того, – задумчиво кивает бармен. – В четверг. Или в среду. Как-то так. А он обычно каждый вечер заглядывает пивка глотнуть да поболтать, вот мы с Тони и удивились, что его несколько дней подряд нет. Хотя это обычное дело. Ходит-ходит клиент к нам, годами ходит как часы, а потом вдруг – бац! И нету его. И больше носа не кажет.

– А он не предупредил, что уедет куда-нибудь? – спрашиваю я, уже зная ответ. – Не говорил об отпуске и тому подобном?

– Может, упоминал Кент? – добавляет Ивон.

Бармен качает головой:

– Не-а, ниче такого не говорил. Наоборот, как всегда, «До завтра» сказал и отвалил. – Шон опять смеется. – Знаете, он любит сказануть: «До завтра. Увидимся, если доживем». Представляете? Если доживем! Каков негодник.

Опустив голову, я смотрю на темный дощатый пол, пульс стучит в ушах. При мне ты ничего подобного не произносил. А вдруг ты хотел так намекнуть Шону о чем-то? И вдруг на этот раз не дожил?

Ивон благодарит бармена за помощь, словно разговор уже закончен. Только теперь я понимаю, что надолго онемела.

– Погодите! – Я вытаскиваю себя из марева ужаса. – Как ваша фамилия? И Тони – как его фамилия?

– Наоми… – У Ивон испуганный голос.

– Ничего, если я назову ваши имена полиции? Повторите им все, что рассказали нам, и подтвердите, что Роберт пропал!

– Шон этого не говорил, – возражает Ивон.

– А я не против, называйте. Мы ж с Тони и вправду решили, что дело нечисто. Моя фамилия Хеннед. Шон Хеннед. А Тони у нас Уилдер по фамилии.

– Жди здесь, я быстро, – прошу Ивон и вылетаю из бара, не дав ей шанса опомниться.

Снаружи я сажусь за один из белых металлических столиков, потуже запахиваю пальто, прячу ладони в рукава. Клиенты Шона еще не скоро будут выходить сюда с бокалами. Весны пока нет, одно название. Поглядывая на трех лебедей, плывущих в ряд по реке, я набираю номер, добыть который оказалось непросто, добрый час утром потратила, чтобы узнать, как напрямую соединиться с отделом уголовного розыска полиции Спиллинга. Хотела тут же позвонить – узнать, что конкретно предпринимают для твоих поисков сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, но Ивон удержала. Дескать, я тороплю события и надо дать людям время.

Я-то уверена, что люди эти ровным счетом ничего не делают. Вряд ли кто-нибудь из них оторвал задницу от стула ради того, чтобы помочь тебе. Они с ходу решили, будто ты меня бросил, предпочел остаться с женой, а мне в лицо сказать боишься. Только ты и я знаем, до чего это нелепо.

Трубку снимает детектив-констебль Гиббс. Говорит, что ни Зэйлер, ни Уотерхауса нет на месте. Манеры у Гиббса бесцеремонные, на грани хамства. Цедит слова, будто мои вопросы ему противны и он мечтает побыстрее отделаться. По крайней мере, такое у меня впечатление. Должно быть, уже наслышан обо мне и считает, что я прицепилась к тебе как репей, не даю продыху, да еще и полицейских не по делу дергаю. Я говорю, что хочу оставить сообщение, и Гиббс якобы берет ручку и записывает данные Шона и Тони. Вранье. «Есть», – рявкает он чересчур быстро. Если человек действительно что-то записывает под диктовку, это всегда можно понять. Он бормочет себе под нос, повторяет слова, переспрашивает.

Детектив-констебль Гиббс ничего такого не делает. И дает отбой, не дослушав меня.

Я подхожу к выкрашенным белой краской железным перилам, что отгораживают террасу от реки. Надо еще раз позвонить в участок, потребовать самого старшего, кто у них там есть – главного констебля, главного суперинтенданта, – и закатить скандал, чтобы неповадно было так со мной обращаться. Скандалистка я феноменальная. Собственно, потому мы с тобой и познакомились, потому ты в меня и влюбился. Та к ты всегда говоришь. Я не догадывалась, конечно, что ты наблюдаешь за мной, прислушиваешься, иначе поумерила бы слегка свой пыл. Какое счастье, что вышло по-другому. «Прекрасная в своей ярости». Так ты назвал меня в тот день.

Тебе самому и в голову не придет чем-нибудь возмутиться – я имею в виду, в твоих собственных интересах, а меня ты всегда готов поддержать. Но потому-то тебя и восхищает мой боевой дух, мое убеждение, что беды и убогость – вовсе не обязательная составляющая жизни.

Мне хватает наглости до смешного высоко задирать планку требований, и тебя это поражает.

Не могу сейчас вернуться в бар – слишком взвинчена. Злые слезы жгут глаза, размывая очертания серой холодной реки. Терпеть не могу себя, когда плачу, просто ненавижу. Ничего хорошего слезы не приносят. И где все мои клятвы быть сильной и стойкой, торчу тут на террасе и плачу. Одна патетика.

Ивон опять скажет, что надо дать людям время, но с какой стати? Где, спрашивается, сейчас сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус? Почему не в «Звезде»? Почему не расспрашивают Шона о тебе? Дадут ли они себе труд доехать до твоего дома и поговорить с Джульеттой? Пропавшие без вести любовники наверняка числятся последними в списке их забот. Особенно теперь, когда вся страна наводнена маньяками, готовыми взорвать себя, а заодно вагон, полный ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Полицейских в наши дни интересуют только массовые преступления.

У меня подскакивает сердце, когда зарождается и начинает обретать форму невероятная идея. Я пытаюсь ее отпихнуть, она сопротивляется, медленно выплывая из тени, как силуэт из пещеры. Я вытираю глаза. Нет, исключено. Нельзя этого делать. Сама мысль об этом выглядит предательством по отношению к тебе. Прости, Роберт. Я определенно схожу с ума. Никто такого не сотворил бы. И вообще, это физически невозможно – я просто не выговорю нужных слов.

«Ну кто так поступает? Да никто!» – сказала Ивон, узнав, как мы с тобой познакомились, как ты заставил меня обратить на тебя внимание. Я передала тебе слова Ивон, помнишь? Ты улыбнулся: «Скажи своей подруге, что такой уж я человек – способен на то, о чем другие и помыслить не могут». Ивон выслушала меня и сунула два пальца в рот, имитируя рвотные спазмы.

Я хватаюсь за перила в поисках поддержки, чувствуя себя совершенно истерзанной, словно страх, пропитавший меня насквозь, раздробил кости, изорвал мышцы. «Нет, Роберт, нет. Я не могу этого сделать», – шепчу я, понимая, что напрасно. То же самое, абсолютно такое же ощущение охватило меня при нашем знакомстве: несокрушимая уверенность в том, что все происходящее и грядущее задумано давным-давно силой, мне не подвластной, ничего мне не должной, ни разу мне не явившейся и все же полностью меня подчинившей. Я не смогла бы помешать этой силе, даже вывернись наизнанку.

Сейчас происходит то же самое. Решение приняли за меня.

 

Шон встречает меня улыбкой – широченной мультяшной улыбкой, словно он впервые меня видит, словно несколько минут назад не подтвердил, что ты пропал и повод для волнений очень серьезен. Ивон, устроившись в дальнем от барной стойки углу, развлекается мобильником. Она закачала себе какую-то суперигру, от которой ее теперь не оторвать. Совершенно очевидно, что в мое отсутствие они с Шоном слова друг другу не сказали. Да что же это такое? Меня разбирает злость. Почему вечно одна я тащу всех на себе и за собой?

– Нам пора, – говорю я Ивон.

Ее не всегда звали Ивон. Ты об этом не знаешь. Я многого тебе о ней не рассказывала. Перестала упоминать ее имя, когда мне пришло в голову, что ты, возможно, ревнуешь. Я не замужем, и Ивон – самый важный человек в моей жизни. Она живет у меня с тех пор, как развелась. Этого ты тоже не знаешь.

Ивон маленькая и худая (метр пятьдесят пять, сорок пять килограммов) шатенка с длинными прямыми волосами до пояса. Обычно она собирает их в хвост, который накручивает на руку, когда работает или зависает с компьютерными играми. Каждые пять-шесть месяцев она ударяется в никотиновый запой, который длится от одной до полутора недель, высаживает пачку за пачкой «Консул» с ментолом – и снова бросает. После того как Ивон вернется к здоровой жизни, нельзя даже заикаться о ее срывах.

При рождении ее назвали Элеонор – Элеонор Розамунд Ньюман, – но в двенадцать лет она решила, что ей больше подходит имя Ивон. Попросила родителей сменить ей имя, и эти два болвана согласились. Оба преподают в Оксфорде, помешаны на латыни и прочей древности, строги во всем, что касается образования, но и только. Твердо убеждены, что самое важное в воспитании – не мешать детям проявлять собственное «я», если, конечно, самовыражение не мешает блестящим школьным оценкам.

– Парочка тупиц, – нередко повторяет Ивон. – Мне было только двенадцать! Я тогда была просто помешана на попсе. Прикинь, я воображала себя женой Лимала![6] Им бы сунуть меня в чулан и запереть, пока не перерасту всю эту лажу.

Выйдя замуж за Бена Котчина, Ивон взяла его фамилию. После развода она решила ее оставить, до невозможности озадачив всех родных и друзей. Ивон объяснила: «Я меняю то имя, то фамилию. И с каждым разом все хуже. Осточертело. И вообще мне нравится носить идиотское имя и фамилию законченного бездельника и алкоголика. А что? Отличная тренировка в смирении. Глядя на адресованное мне письмо или заполняя анкету на очередных выборах, я убеждаюсь в собственном идиотизме. Ну и держу свое эго в узде».

– Домой? – осторожно спрашивает меня Ивон.

– Нет. В полицию.

Как хочется все ей выложить. Я привыкла проверять свои суждения на Ивон. Зачастую даже не понимаю, что думаю о чем-нибудь, пока не услышу мнение подруги. Но сегодня нельзя рисковать. Да и смысла нет. Я сама знаю, почему мой план неправильный, даже безумный. И тем не менее я его выполню.

– В полицию? – Ивон, разумеется, не в восторге. – Но ведь мы договорились…

– Знаю. Надо дать им время, – обрываю я. – Не волнуйся. Речь о другом.

Я поражена и собственной наглостью, и спокойствием: но курс проложен, отступать некуда. Когда я это сделаю, никто не посмеет обвинить меня в трусости.

– Давай поговорим где-нибудь в другом месте, – предлагает Ивон. – Мне здесь не нравится. Слишком близко к реке, вода шумит. И сырость дикая, хоть жабры отращивай. Я уже чувствую себя персонажем из «Ветра в ивах». – Она встает, забрасывает конец пурпурной шали на плечо.

– Не хочу я ни о чем говорить. Просто подвези – и все. Можешь не заходить со мной, просто высади и езжай домой. Обратно сама доберусь. – Я спешу на выход и в сторону парковки.

– Наоми, подожди! – Ивон торопится следом. – Что вообще происходит?

Не так уж и трудно, оказывается, держать язык за зубами. В конце концов, это не первый мой секрет от подруги. Вот уже три года, как я тренируюсь в молчании.

Облокотившись на свой красный «фиат», Ивон звенит ключами у меня перед носом:

– Выкладывай – или никуда не повезу.

– Не веришь мне, так? Тоже думаешь, что Джульетта ни при чем, она не трогала Роберта, ничего ему такого не делала? Просто он дал мне отставку, а расстаться по-человечески испугался. Так?!

Над головой вопят птицы, будто желая присоединиться к разговору. Почти со страхом я поднимаю глаза в тусклое небо – вдруг целый ряд пернатых присяжных осуждающе таращит на меня черные глаза? Но нет, чайки безразличны, заняты своей суетой.

– У-у-у… – стонет Ивон. – Позволишь напомнить о предыдущих сорока семи моих ответах на данный вопрос? Я не знаю, где Роберт и почему он молчит. Ты тоже не знаешь. Маловероятно – крайне маловероятно, – что Джульетта покрошила его на мелкие кусочки и рассовала в укромные углы. Согласна?

– Она знала, как меня зовут. Наша связь с Робертом для нее не тайна.

– И тем не менее. Повторяю – крайне маловероятно. – Ивон все же сдается, открывает машину. Я разочарована. Еще немного усилий – и она меня расколола бы. В большинстве своем люди уступают мне в настойчивости. – Наоми, я за тебя беспокоюсь.

– Лучше бы за Роберта беспокоилась. С ним точно что-то случилось. Он в беде.

Странно, почему это очевидно мне одной?

– Когда ты в последний раз ела? – спрашивает Ивон, захлопывая дверцу. – Когда в последний раз нормально спала?

Каждый ее вопрос отбрасывает меня к тебе. Ты голоден? Лежишь где-то связанный? Надеешься и постепенно теряешь надежду, думая, почему я до сих пор тебя не отыскала? По мнению Ивон, я устраиваю мелодраму, но я-то знаю тебя. Лишь грубая сила, паралич, потеря памяти – что-то в этом роде – могли помешать тебе связаться со мной. Маловероятно, сказала Ивон. А жизненные трагедии вообще маловероятны, однако случаются. Как правило, люди не падают с мостов и не погибают в горящих домах, но с кем-то ведь такое происходит.

Очень хочется сообщить Ивон, что статистика неуместна и бесполезна, только я не имею права растрачиваться на болтовню. Для следующего шага мне понадобятся все силы. Впрочем, насчет статистики и без объявлений все понятно. Даже если трагический жребий выпадает одному из миллиона, то этим человеком мог стать ты. Кто-то должен был вытянуть жребий, верно?

Ивон не на моей стороне, а на стороне Джульетты. Моя подруга тоже убеждена, что без тебя мне будет лучше. Она считает, что ты пессимист и женоненавистник, говоришь надменно и помпезно, твои высказывания звучат глубоко и значительно, на самом же деле они бессмысленны и пошлы. Под видом проникновенных, лично тобою открытых истин ты преподносишь банальные клише. Так Ивон считает. Как-то она даже обвинила меня в том, что я пытаюсь перекроить себя под тот образ, который тебе хочется видеть. На следующее утро она извинилась, хотя по ее лицу я поняла, что подруга не отказалась от обвинения, просто сочла, что слишком далеко зашла.

Я тогда не обиделась на Ивон. Встреча с тобой и впрямь меня изменила. И это лучшее, что со мной могло случиться. Надежда на совместное с тобой будущее помогала забыть все, что я ненавидела в своем прошлом. Боже, как я мечтаю, чтобы забвение было вечным.

Удаляясь от реки, мы едем вверх по усаженной деревьями улице. Листьев еще нет, деревья тянут к небу голые руки-ветки.

Ивон не спрашивает, зачем мне опять понадобилось в полицию. Избирает другую тактику:

– Может, лучше поехать к дому Роберта? Если ты так уверена, что видела в окне что-то такое…

– Нет! – От ужаса я снова задохнулась, будто горло сдавила чья-то рука.

– Мы могли бы раскопать ответ хотя бы на одну загадку, – настаивает Ивон. – Всего-то и надо – вернуться туда и снова взглянуть. Я пойду с тобой.

Я понимаю, почему она считает свое предложение разумным, но вновь отвечаю:

– Нет.

Полиция будет там, как только я сообщу… то, что задумала сообщить. И если там есть что найти – они найдут.

– Господи ты боже мой, что ты вообще могла увидеть? Наверняка не Роберта, искалеченного и прикованного наручниками к батарее. В смысле – такое ты бы запомнила, правильно?

– Плохая шутка.

– Прости. Но что ты все-таки увидела в той комнате? Ты до сих пор ничего не рассказала.

Не рассказала, потому что не смогла. Я и так чуть не умерла, описывая твою гостиную сержанту Зэйлер и констеблю Уотерхаусу. Сознание отказывает мне, инстинктивно отгораживаясь от страшного воспоминания.

Ивон вздыхает, не дождавшись ответа. Включает радио, тычет в одну кнопку за другой, не находит ничего приятного для слуха. В конце концов останавливается на старой песне Мадонны и до минимума приглушает звук.

– Ты считала, что Шон и Тони – лучшие друзья твоего Роберта, я права? Он дал тебе это понять, одурачил. Они всего лишь бармены в местной забегаловке.

– Там они все познакомились. И стали друзьями. Это очевидно.

– Да они его имени даже не знают! И скажи, каким образом ему удается ежедневно бывать в «Звезде»? Каким образом ему удается в Спиллинге ежедневно бывать? Если не ошибаюсь, ты говорила, что он не вылезает из-за баранки своей фуры.

– Роберт отказался от ночных рейсов.

– И чем он занимается? На кого работает?

Ивон набирает обороты; я вскидываю руки, чтобы остановить поток вопросов.

– Дай мне хоть слово вставить. Ничего тут загадочного нет. Работает он сам на себя, а связан в основном с супермаркетами. «Асда», «Сейнсбериз». Ну, «Теско»…

– Мне не хуже тебя известны названия супермаркетов, – бурчит Ивон. – Можешь не перечислять все подряд.

– Работать ночами он перестал из-за Джульетты. Она не любит оставаться одна. Поэтому днем он загружается в Спиллинге, едет в Тилбери, где снова загружается. Или же загружается в Дартфорде…

– Что ты несешь? – Ивон изумленно косится на меня. – Ты уже говоришь как он! «Загружается в Дартфорде»! Знаешь хоть, что это значит?







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.