 |
|
Глава двадцать первая
08/04/06
– Бронте родом из Хейворта, – сказал Саймон. – И фамилия Роберта – Хейворт.
– Знаю. – Чарли пришла в голову та же мысль.
– А знаешь, за кого вышла замуж Шарлота Бронте?
Чарли покачала головой. Это один из тех фактов, что известны Саймону, но не большинству нормальных людей.
– Его звали Артур Белл Николс. Помнишь сестру Хейворта, Лотти Николс, – единственную, о которой Роберт сообщил Наоми?
– Боже… Три сестры! По словам Джульетты, их нет в живых.
– Похоже, Хейворт очень далеко зашел в своем отождествлении с Брэнвеллом Бронте, – мрачно сказал Саймон. – А как быть с его фамилией? Думаешь, совпадение?
Чарли повторила ему вчерашний свой ответ Наоми Дженкинс:
– Я не верю в совпадения. Гиббс сейчас разбирается с деревней Оксенхоуп и школой в Гиглсвике, так что скоро получим что-нибудь конкретное. Неудивительно, что мы ничего не раскопали на Лотти Николс, черт бы ее побрал.
– Не нравятся мне их беседы. – Саймон поболтал холодные остатки чая в пластиковой чашке. – Двух ненормальных женщин Хейворта. Меня от обеих воротит.
Они сидели в буфете полицейского участка, помещении с голыми и слепыми, без окон, стенами и сломанным «одноруким бандитом» в углу. Обоих не радовала ни обстановка, ни слабый, едва теплый чай. Такое дело обсудить бы в «Рыжей корове», за кружкой хорошего пива, однако Снеговик высказал Чарли пожелание, чтобы его детективы работали на работе, а не смывались посреди рабочего дня в сомнительные заведения и не распивали пиво, усадив на колени полуголых танцовщиц.
– Сэр! В «Рыжей корове» у себя на коленях можно обнаружить только фирменную красную салфетку! – возразила Чарли.
– На работе положено работать, а не доставлять радость вкусовым рецепторам! – отчеканил Пруст. – Заглянуть в наш буфет на чай с сэндвичем – максимум, что я себе позволяю вот уже двадцать лет подряд. И никто не слышал моих жалоб!
«Неужели. А что я слышу сейчас?»
Снеговик пребывал в отвратительном расположении духа. Чарли сообщила ему расценки самого дешевого изготовителя солнечных часов, которого смогла найти, – бывшего каменотеса из Уилтшира. Увы, часы, о которых мечтал Пруст, даже у этого мастера обошлись бы в две тысячи фунтов. Суперинтендант Бэрроу запретил такие траты категорически: бюджет ограничен, есть вещи и поважнее – хотя бы починка «однорукого бандита».
– Знаешь, что мне предложил этот кретин? – разорялся Пруст. – В «Садовом центре» рядом с его домом, видишь ли, солнечные часы продаются дешевле двух фунтов. Позволил купить, если мне очень хочется. И плевать ему, что часы стоячие! Плевать, что эти штуковины время не показывают! Неужели я не упомянул об этом ключевом моменте, сержант? Так вот: Бэрроу не видит разницы между декоративными часами, которые годятся только для украшения, и настоящими, которые должны показывать солнечное время! Бестолочь.
Чарли услышала, как Саймон произнес:
– Пруст…
Ничего себе! Как будто подслушивает его мысли.
– Что Пруст?
– Я поговорю об этом с ним. По-моему, мы поступаем неэтично. Бросаем Наоми Дженкинс в клетку к Джульетте Хейворт. Используем как приманку.
– Он дал добро.
– Он не в курсе, о чем идет речь на этих встречах. Обе женщины нам врут. Мы топчемся на месте.
– Какого хрена, Саймон! Даже не вздумай!
Нет, угрозами она ничего не добьется. Слишком силен в нем дух противоречия. К тому же Саймон склонен считать себя единственным хранителем приличий: еще одно следствие его религиозного воспитания.
Чарли сбавила тон:
– Послушай, самый верный шанс разобраться в этом чертовом деле – позволить женщинам грызться и дальше. Будем надеяться, что-нибудь да проскользнет. Заметь, сегодня мы знаем о Роберте Хейворте больше, чем вчера.
Саймон был настроен скептически, и Чарли быстро добавила:
– Ладно, ладно. Возможно, Джульетта врет. Каждое ее слово может оказаться ложью, но я сомневаюсь. Думаю, она что-то хочет нам сообщить. Хочет что-то сообщить Наоми Дженкинс. Нам нужно время, чтобы выяснить, что именно. У тебя есть план получше? Нет? Тогда я буду тебе признательна, если ты не станешь распускать сопли и убеждать Пруста обломать мой план.
– Ты считаешь Наоми Дженкинс крепким орешком. А это, возможно, совсем не так, – ровным тоном возразил Саймон. В последнее время, отметила Чарли, его просто невозможно разозлить, он перестал реагировать на подначки. – Она в любую минуту может сломаться, и ты будешь винить себя. Не знаю, что между вами такое…
– Не смеши меня.
– Да, она женщина умная, совсем не из шушеры, с которой нам в основном приходится иметь дело. Но ты с ней обращаешься, будто она одна из нас, а это не так. Ты слишком многого от нее ждешь, слишком много ей рассказываешь…
– Прекрати!
– Ты сообщаешь ей всю информацию, чтобы вооружить ее против Джульетты, – поскольку убеждена, что убить Хейворта пыталась Джульетта. А если нет? Она ведь так и не призналась. Наоми Дженкинс с самого начала нам лгала и продолжает лгать.
– Она чего-то недоговаривает, – признала Чарли. Ей бы поговорить с Наоми с глазу на глаз. Чарли была уверена, что сможет вытянуть из Дженкинс правду, если они останутся наедине.
– Она знает что-то из того, о чем умалчивает Джульетта. И Джульетта видит, что Наоми это знает, и очень недовольна. Она хочет одна владеть всей информацией и выдавать ее малыми дозами. Боюсь, она вообще замолчит. Не согласится больше ни на какие беседы. Только так она сможет демонстрировать нам, кто тут главный.
Чарли решила сменить тему.
– Как Элис? – небрежно спросила она, хотя клялась себе не произносить это имя. Черт. Теперь уже поздно.
– Элис Фэнкорт? – удивился Саймон, словно и думать о ней забыл.
– А ты еще с какой-то Элис знаком?
– Откуда мне знать, как Элис?
– Ты собирался с ней встретиться.
– Ах да. Не встречался.
– Отменил встречу?
Саймон глянул на нее озадаченно:
– Нет. Вообще не договаривался.
– Но…
– Я сказал тебе, что подумываю ей позвонить, предложить встретиться. Но не звонил, руки не дошли – только и всего.
«Ну и что делать – расхохотаться или плеснуть холодным чаем ему в морду?» Злость и облегчение боролись в ней, но у облегчения, как у гораздо более слабого чувства, не было шанса на победу.
– Задница ты, – выдохнула Чарли.
– Что?…
Саймон смотрел на нее с недоумением человека, натолкнувшегося на непредвиденную проблему. И что самое гнусное, он не притворялся. Саймон бывает самонадеянным и властным только в работе, а во всем остальном – тюфяк тюфяком. Правда, весьма опасный тюфяк, считала Чарли. Из скромности Саймон предполагал, что ни его слова, ни поступки не способны ни на кого повлиять.
– Ты сказал, что встретишься с ней. Я и решила, что вы обо всем договорились. Наверняка ты понимал, что я так и решу.
Саймон покачал головой:
– Извини, если я тебя невольно обманул. Ничего такого я не хотел.
Чарли была сыта этой темой по горло. Она показала, что неравнодушна к нему. Снова.
Четыре года назад, на сорокалетии Селлерса, Саймон отверг Чарли, да так, что ей до конца дней не забыть того унижения. Причем сначала он обнадежил, выдал, так сказать, авансы. Они нашли пустую комнату, закрыли дверь. Чарли оседлала его, они вовсю целовались, секс казался неизбежным. Одежда Чарли грудой валялась на полу, хотя Саймон оставался полностью одетым. Она ничего не заподозрила, а стоило бы.
Не извинившись, ничего не объяснив, Саймон внезапно передумал и молча вышел из комнаты. Попросту сбежал, да еще в такой спешке, что даже дверь не закрыл. Чарли тут же оделась, но человек десять успели ее увидеть.
Она до сих пор ждала события, которое смягчило бы боль того момента. Быть может, Грэм станет таким событием? Грэм куда благотворнее для ее эго. И доступнее. Вероятно, в том и проблема. Почему все недоступное столь притягательно?
– Пойди глянь, как там у Гиббса дела продвигаются, – велела Чарли.
Надо же, как странно: если бы она не ошиблась насчет Элис, то не придумала бы фиктивного любовника по имени Грэм. А не придумала бы – наверное, не затащила бы в постель Грэма Энгилли едва ли не сразу после знакомства. Хотя кто знает, может, и затащила бы. Она ведь пожирательница мужчин, конченая нимфоманка.
Саймон выглядел встревоженным, будто сомневался, стоит ли ему сейчас уходить, хотя именно этого ему определенно хотелось. Чарли не ответила на его осторожную улыбку.
«Сволочь ты, Уотерхаус. Почему ты не задал ни одного вопроса про Грэма? Ни единого – с тех пор, как я впервые упомянула его имя».
Как только Саймон ушел, она достала из сумки мобильник и набрала номер пансионата «Серебряный холм». Жаль, что не взяла номер сотового Грэма – общение с Псинкой ей не улыбалось.
– Добрый день. Пансионат «Серебряный холм». Шале класса люкс. Стеф у телефона. Чем могу помочь?
Чарли улыбнулась. Когда она звонила из Испании, трубку снял Грэм и обошелся без всего этого трепа. Очень на него похоже: переложить на Псинку нудную работу.
– Будьте любезны Грэма Энгилли, – с фальшивым шотландским акцентом произнесла в трубку Чарли.
Специалист возразил бы, что она совершенно не похожа на уроженку Шотландии, но она и на себя была совершенно не похожа, а большего и не требовалось. Маскировка была исключительно стратегической. Чарли не боялась стычки со Стеф, скорее наоборот, предвкушала, что скажет при следующей встрече этой дуре. Тирада Стеф в офисе пансионата застала ее врасплох, и Чарли не смогла ответить достойно. Но сейчас не время для словесной потасовки. Цепной пес Грэма наверняка не позовет к телефону хозяина, если узнает Чарли, так что одна надежда на уловку с акцентом.
– Прошу прощения, Грэм в данный момент отсутствует.
В прошлый раз она так изящно не выражалась. Коза.
– А номер его сотового у вас есть?
– Могу я узнать, кто его спрашивает? – В голос Стеф вкралась нотка подозрительности.
Неужто шотландский акцент так плох, что Псинка ее вычислила? Чарли пошла на попятную:
– Я просто хотела заказать шале. Это не к спеху, я перезвоню.
– В этом нет необходимости, – снова без тени враждебности отозвалась Стеф. – Даже если вы изначально общались с Грэмом, я могу все устроить. Меня зовут Стеф, я менеджер пансионата.
«Врешь. Цепной пес ты, а не менеджер».
– Вот как? Что ж… – Не хотелось бы заморачиваться с фиктивным заказом, который потом придется отменять, но Чарли не видела другого выхода. Стеф твердо решила демонстрировать профессионализм. – Э-э… Так… – протянула Чарли, очень надеясь, что справляется с ролью крайне занятой шотландской бизнес-леди, выискивающей свободный денек в своем плотном графике.
– Знаете, – тоном конспиратора сообщила Стеф, заполняя паузу, – вы только Грэму не говорите, но со мной иметь дело удобнее, чем с ним. Администратор из моего мужа не самый аккуратный. Вечно витает в облаках. Я уже счет потеряла случаям, когда клиенты приезжают, а я знать не знала, что они зарезервировали шале.
Чарли задохнулась, будто ей заехали кулаком в солнечное сплетение.
– Вы не подумайте, проблем у нас не бывает, – дружески болтала Стеф. – Я справляюсь, и все наши клиенты довольны и счастливы.
– Ваш муж, – тихо повторила Чарли, забыв про акцент.
Стеф не обратила внимания на перемену – ни в произношении, ни в настроении.
– Да-да, сама знаю, – рассмеялась она. – Только ненормальная будет жить с мужчиной и работать вместе с ним. Но я всегда говорю друзьям, что мне, по крайней мере, не грозит шок, как многим другим женщинам, когда мужья выходят на пенсию и целыми днями торчат дома. Я-то уже привыкла, что Грэм болтается у меня под ногами…
Чарли медленно выдохнула. Затем оборвала треп Стеф, дав отбой. И вышла из буфета.
В отделе Чарли буквально на пороге столкнулась с Гиббсом, приплясывающим от нетерпения. Вот только разговоров с этим дебилом ей не хватало. Беседы с Крисом Гиббсом требовали выдержки и определенной жесткости. Ей нужен час, чтобы прийти в себя. Хотя бы полчаса.
Размечталась.
Не надо было возвращаться прямиком в отдел. По пути из буфета Чарли прошла мимо женского туалета и даже затормозила, прикидывая, не спрятаться ли там на время, пока не будет готова вынырнуть в мир. Но черт возьми, кто скажет, когда это случится? К тому же в кабинке она расплакалась бы – пришлось бы ждать минут пятнадцать, если не дольше, пока лицо придет в норму. А в отделе о слезах не могло быть речи. Вот и хорошо, подумала Чарли. К чему вообще слезы? Она и недели не знакома с Грэмом Энгилли, видела его три раза. Забыть его – проще простого.
– Где тебя носит? – в своей обычной манере начал Гиббс. – Я такое на Хейворта нарыл!
– Отлично, – выдохнула Чарли. Расспрашивать его она собиралась не раньше, чем убедится, что у нее хватит на это сил. Вариант с побегом в туалет пока не исключался.
– Между прочим, не напрасно ждали. – Гиббс едва не подпрыгивал от восторга триумфатора. – Насчет Гиглсвика и Оксенхоупа все правда. Эй, сержант!
– Извини. Продолжай.
– Ты сказала, это срочно. Хочешь услышать или нет? – Гиббс дернул головой в ее сторону, как рассерженный индюк. Язык жестов задиры.
В данный момент Чарли меньше всего интересовало место рождения и обучения Роберта Хейворта.
– Дай мне пять минут, Крис.
Гиббс вздрогнул от неожиданности: она впервые назвала его по имени.
Чарли вышла из кабинета и остановилась в коридоре, прислонившись к стене. Очень хотелось улизнуть в туалет, но она запретила себе. Слезы не помогут, и Чарли отказывалась плакать, но прийти в себя необходимо. Не могла она общаться с подчиненными в состоянии, когда мозг стянут обручем одной-единственной мысли. Пять минут, решила Чарли. Пяти минут ей хватит.
Стеф не знала, что звонила Чарли, – с чего бы ей врать? Не с чего. Она и не врала.
Стеф была в курсе, что Грэм провел часть ночи в шале Чарли, в постели с Чарли. В офисе, после скандала с компьютером, Грэм приказал Стеф подать английский завтрак ему и Чарли. Места для сомнений он не оставил. Так и заявил: «Завтрак подашь в постель Чарли. Мы там будем с ней вдвоем». Он буквально щеголял изменой перед женой.
И Чарли не была у него единственной, как не была и единственной, о которой знала Стеф. Еще была Недвижимая Сью. И множество других отдыхающих, если верить Стеф.
Врал ли Грэм насчет Стеф? Формально нет – он ведь признался, что спал с ней, и не один раз.
Еще как врал, ублюдок.
Он не только в глаза звал жену Псинкой – он и обращался с ней соответственно. Гнусно обращался. Неудивительно, что Стеф приняла Чарли в штыки. Тем не менее продолжает с ним жить и даже шутит на его счет, любовно так шутит. «Администратор из моего мужа не самый аккуратный». Почему она терпит его?
Он рассказал Чарли о белой полосе на теле Стеф, там, куда не попадает загар.
Что он рассказал Стеф о нюансах анатомии Чарли?
Несмотря на возмущение Чарли, он упорно звал ее сестру мисс Похудейка.
Факт за фактом, истина за горькой истиной всплывали из марева обиды и злости. Чарли знала, чего ждать дальше, пережила нечто подобное, после того как Саймон спихнул ее с коленей на вечеринке Селлерса и растворился в ночи. Похоже на землетрясение. Сначала взрыв сильнейшего шока, затем череда толчков послабее: вспоминаются другие причины для боли и унижения. Сотни, казалось бы, мелких эпизодов требуют пересмотра в свете нового события. Иногда на память приходят сразу несколько, и тебя будто расстреливают крохотными, но смертоносными пулями.
Лишь когда стихает шквал пуль и ослабевает сила толчков, появляется способность оценить всю картину разрушения. А когда все заканчивается, ты вновь обретаешь почву под ногами. Ты несчастен, но привык к страданию как к старому свитеру.
Чарли не любила Грэма. Какая любовь, ради всего святого, если даже во время секса с ним Чарли гнала мысли о Саймоне. Так что романом столетия ее отношения с Грэмом не назовешь. Если бы он позвонил ей и распрощался, она бы и глазом не моргнула. Ей не больно с ним расстаться – больно, что из нее сделали дуру. Чарли сгорала от унижения, особенно теперь, когда Стеф уже наверняка раскусила ее игру и, должно быть, покатывается со смеху на пару с мужем.
Слишком все похоже на ситуацию с Саймоном. Как это вышло, Чарли не могла взять в толк. Хотелось бы знать – всех женщин так унижают или только ей везет?
Грэм должен был бы заплатить за это, но если она что-то предпримет или скажет, он поймет, что задел ее. Отреагировать на унижение – значит его признать. Будь она проклята, думала Чарли, если доставит ему такое удовольствие. Ему или Стеф.
Все еще подпирая стену рядом с дверью в отдел, Чарли набрала номер Оливии. «Пожалуйста, пожалуйста, ответь», – твердила она про себя, пытаясь телепатировать просьбу сестре.
Лив не было дома. Она изменила приветствие на автоответчике. Чарли услышала, как и прежде: «Вы позвонили Оливии Зэйлер. Сейчас я не могу подойти к телефону, так что оставьте сообщение после сигнала». Но появилось и кое-что новое: «С особой радостью услышу сообщение от кого-нибудь, желающего принести мне свои глубочайшие извинения. На такие звонки отвечу непременно». Язвительный тон не умалял обнадеживающего смысла. Две слезы скатились по щекам, Чарли быстро вытерла их и заговорила после сигнала:
– Оставляю сообщение, которое ты хотела услышать. Я приношу глубочайшие извинения. Более чем глубочайшие. Я настоящая дура, круглая идиотка и заслуживаю, чтобы меня пропустили под килем. Хотя вряд ли такое наказание осталось… – Чарли оборвала себя, вдруг сообразив, что говорит в точности как Грэм. Именно так он шутил бы: неловко, пространно. – Позвони мне вечером, пожалуйста. Я снова в полном дерьме. Знаю, это так часто происходит, что уже потеряло новизну, но учти – если не спасешь меня, я брошусь под поезд. Ты сегодня свободна? Можешь прокатиться до Спиллинга? Прошу, прошу, приезжай. Ключ оставлю где обычно.
– Что за херь, сержант! – В коридоре нарисовался Гиббс.
Чарли развернулась к нему:
– Еще раз замечу, что ты подслушиваешь мои телефонные разговоры, – отрежу яйца столовым ножом! Усек?
– Я и не думал…
– И выражаться при мне не смей. И не смей командовать мной! Ясно?
Гиббс кивнул, побагровев до корней волос.
– Так-то. – Чарли сделала глубокий вдох. – Отлично. Ну, что по Хейворту?
– Тебе понравится. – Гиббс, похоже, в кои веки был рад услужить.
Чарли удивилась: она немало поставила бы на то, что Гиббс станет саботировать ее приказы. Не включить ли головомойки в рабочий график?
– Джульетта Хейворт сказала вам с Уотерхаусом правду. Беспутная мамаша организовала свой бизнес – секс по телефону; отец завязан с ультраправыми, есть старший брат, родители развелись, частная школа в Гиглсвике…
– А что с фамилией?
Гиббс кивнул:
– Потому мы и не могли на него ничего найти: он не был Робертом Хейвортом от рождения. Сменил фамилию.
– Когда?
– Тоже интересный факт. Через три недели после знакомства с Джульеттой в видеомагазине. Но я еще раз поговорил с ее родителями. – Они его всегда знали только как Роберта Хейворта. Та к он им представился.
– Значит, уже планировал сменить фамилию, яснее ясного. – И сделал это задолго до изнасилования Пруденс Келви. Есть что скрывать? Криминальное прошлое?
– Ни намека. Чист как младенец.
– А зачем тогда менять фамилию? – задумчиво произнесла Чарли. – Из любви к Брэнвеллу Бронте?
– Он вырос на Хейворт-роуд. Дом номер пятьдесят два. Сделал название улицы фамилией. Однако скрывать ему наверняка есть что.
– Очнулся бы, дьявол его побери, мы расспросили бы, – процедила Чарли.
– Может, очнется еще, сержант.
– Вряд ли. Эпилептические припадки не прекращаются. Каждый раз, когда я звоню в больницу, мне сообщают очередную плохую новость: мозжечковая грыжа, геморрагический некроз. На нормальном языке – он не жилец. – Чарли вздохнула. – Ты говоришь, сменил фамилию. Значит, назвали его Робертом?
– Ага. Родился девятого августа 1965 года. Роберт Артур Энгилли. Необычная фамилия, верно? Сержант! Что происхо…
Округлив глаза, Гиббс смотрел, как Чарли, сорвавшись с места, пулей вылетела из уголовного отдела. Кинуться за ней? Пару секунд спустя он решил, что надо. Не понравилось ему, какое сделалось лицо у Чарли. Белое как сама смерть. Точнее даже – перепуганное до смерти. Что он такого сказал? Или это с ним не связано? В конце телефонного разговора – Гиббс успел услышать – она жаловалась, что опять влипла.
Все-таки бабы они и есть бабы. Гиббс вздохнул. Ну ладно бы он Уотерхауса с Селлерсом уделал, а то ведь женщину, хоть и сержанта. Надо было ее пощадить.
Гиббс выскочил на крыльцо, но поздно. Чарли уже выруливала со стоянки на дорогу.
Часть третья