Главная | Обратная связь

Лев Семенович Выготский

Современником и оппонентом Пиаже был русский психолог Лев Выготский. Его блестящий талант особенно ощутим на фоне ран­ней смерти в возрасте 38 лет (Пиаже, родившийся в один год с Выготским, пережил его на 46 лет). Выготский исследовал «одну из самых сложных проблем психологии — взаимосвязь мышления и языка».³⁰ Разрабатывая этот вопрос, Выготский предвосхитил идею, много позже высказанную Ноамом Хомски: исследование языка открывает нам окошко, через которое мы сможем увидеть, как работает мысль.

Выготский также отмечал, что развитие родного языка важно для развития абстрактного мышления вообще, включая матема­тическое. Он был одним из первых психологов, которые увидели внутреннюю связь между «чтением, письмом, грамматикой и ариф­метикой» и остальными предметами традиционного учебного пла­на.³¹ Он выступал против разделения общих интеллектуальных навыков на отдельные дисциплины, хотя эта практика по сей день преобладает в школьном обучении. Выготский писал: «Мы обна­ружили, что умственное развитие, вопреки атомистической моде­ли Торндайка, не разделяется в соответствии с темами обучения», но «обучение определенному предмету влияет на развитие интел­лекта в более широком смысле, значительно превосходящем пре­делы данного предмета».³² Он пришёл к выводу, что «главные пси­хические [умственные] функции, задействованные в изучении раз­личных предметов, взаимозависимы», и, таким образом, предвос­хитил современное разрешение длительного противостояния в воп­росе об отношениях между общими и частными факторами интел­лекта. Существуют ли особые, поддающиеся измерению возможности, отвечающие, скажем, за способность к математике или чтению, которые не имеют отношения к другим репрезентатив­ным задачам? Оказалось, что такие компоненты существуют, но они (как предсказывали Выготский и другие, в особенности Чарльз Спирмэн ³³) подчиняются универсальной единой способности пе­редавать абстрактный смысл.³⁴ Кроме того, эта универсальная спо­собность может быть отождествлена с универсальной способнос­тью нормального человека обучаться языкам и пользоваться ими. Поэтому происхождение этой способности вызывает всё больший интерес у современных ученых.

С помощью немецкого поэта Иоганна Вольфганга фон Гете (1749 — 1832) Выготский выяснил, какая предпосылка лежит в лю­бом объяснении происхождения языка с привлечением теории Дар­вина. Он привел высказывание героя Гете, Фауста (человека, про­давшего душу дьяволу): «В начале было дело».³⁵ Вдумавшись в это предположение, мы сможем понять существенное научное раз­личие между библейским и дарвиновским подходами к вопросу.

Дело, деяние — это акт, намеренно совершенный разумным оду­шевлённым организмом, способным на произвольные движения. Мы не можем назвать деянием падение камня. Если камень сва­лился от толчка землетрясения или был подмыт талыми водами, его падение можно назвать «делом рук Божьих» — так говорят со­временные страховые компании. Но, строго говоря, все, что совер­шилось без какого-либо конкретного исполнителя, заранее обду­мавшего план, имевшего намерение совершить действие, должно называться тем, что оно и есть на самом деле — случаем или яв­лением, но не деянием. Сама идея сделать нечто — то есть, совер­шить некое деяние — требует участия делателя.

Анализ показывает, что любое намеренное действие — всегда проявление самого намерения. Хотя в некоторых случаях намере­ние открывается примерно в то же время, когда совершается дея­ние (как в момент страсти), логика свидетельствует, что намере­ние есть предварительное условие и в качестве такового предше­ствует деянию. Следовательно, с точки зрения логики деяние само по себе не может быть началом любого намеренного акта. Любой поступок требует предварительного намерения как необходимого условия для его свершения.

Чтобы увидеть последствия этого вывода для теории возник­новения жизни, мы должны продвинуться всего на шаг вперед. Рас­смотрим природу намерения. Что это значит? Предположим, что некий обманутый влюбленный в ярости желает причинить вред сопернику, к которому ушла его возлюбленная. Какова природа этого намерения? Это еще не поступок, не деяние. Это, безусловно, не физическое действие. Намерение не станет поступком, пока об­манутый бедняга не осуществит его. Если покинутый влюбленный убьет соперника или каким-либо образом навредит ему, тогда-то намерение и превратится в действие, в поступок. Но чем намере­ние является прежде, до совершения поступка?

Логический анализ показывает, что любое намерение сделать что-либо является, с физической точки зрения, всего лишь гипоте­тической возможностью, но еще не действием. Это всего лишь абстрактное суждение, ассоциирующее субъект (некий обману­тый влюбленный) с предикатом (хочет отомстить некоему сопернику).Само суждение описывает в своём предикате (ото­мстить некоему сопернику) сугубо абстрактную возможность. Разгневанный отвергнутый влюбленный может представлять себе различные способы причинения вреда сопернику; но реальный вред не будет причинён до тех пор, пока намерения не реализуются че­рез взмах кулаком или топором, пока не будет нацелено ружье и нажат курок, или что еще может придумать оскорбленный влюб­ленный в качестве мести. Прежде чем человек произведет эти действия, они — всего лишь абстрактные суждения о возможном ходе событий, и существуют только в разуме человека, который обдумывает их или собирается их совершить.

Реальны ли такие намерения? Выготский, Юм, Рассел и любой сторонник теории Дарвина отвечают: «Нет. Намерения, которые находятся на стадии обдумывания, но пока не осуществлены физи­чески, еще не реальность». Такой вывод следует из утверждения, что реальны только физические, материальные события и объекты, поскольку последовательное материалистическое мировоззрение вообще исключает все метафизические (абстрактные) понятия.

С другой стороны, согласно Библии (а также согласно Пирсу и Эйнштейну), следует ответить: «Да. Абстрактные идеи, продукты мышления, реальны; следовательно, намерения тоже существуют реально, вне зависимости от того, вылились ли они в явные физи­ческие действия». С точки зрения нематериалистического реализ­ма, действия, происходящие в уме, а также все отображения име­ют статус реальных.

Пирс считал, что намерение или любая репрезентация — реаль­ны, даже если мы о них не знаем в данный момент времени. Я стою на кафельном полу и держу в руке чашку кофе. Я не роняю чашку. Если я ее уроню (хотя я не собираюсь этого делать, и не сделаю), она упадет. Реален ли факт, что она упадёт? Может быть, мне стоит провести эксперимент? Разумеется, нет. Никто не со­мневается в исходе подобного эксперимента. Чашка упадет на пол.

По мнению Пирса, этот факт должен считаться общим и реаль­ным. То, что может произойти, не зависит ни от каких эксперимен­тов. Намерения, мысли и абстрактные суждения, выражаемые ими, — все они вполне реальны вне зависимости от конкретного физического события.

Вспомним Нагорную проповедь, где сказано, что вожделение (Евангелие от Матфея 5:28) и неоправданный гнев (Евангелие от Матфея 5:21 — 22) будут осуждены так же, как прелюбодеяние и убийство соответственно. Таким образом, Библия считает мир абстрактных представлений не менее реальным, чем физический, материальный мир. И, напротив, с точки зрения Библии именно репрезентативная сторона эйнштейновского определения истины (соответствие абстрактных представлений материальным фактам) имеет большее значение по сравнению с материальной стороной. Слово было до сотворения материального мира, и пребудет вечно после того, как погибнет материальный мир.

Выготский ставит поступок, действие впереди слова, чем при­дает физическому миру большую реальность, чем абстрактному миру мыслей. Это необходимое условие для существования дар­винизма и любой сугубо материалистической философии. Если мы, как Юм, предположим, что действительны лишь те понятия, кото­рые мы получили напрямую из материального мира, то все, что не является очевидной частью материального мира, не будет счи­таться реально существующим.

Более того, Дарвин (как и Юм) предполагал, что абстрактные идеи (и сам интеллект) могут исходить напрямую от материаль­ных фактов. Но Пирс и Эйнштейн показали, что это невозможно. Это невозможно в принципе, потому что верно как раз обратное. Материальный факт не способен без вмешательства разума создать, предположить или подразумевать (все это — исключительно действия, совершаемые разумом) ни одно абстрактное понятие. Любое физи­ческое явление или объект настолько материальны, что обнаружи­вают полное отсутствие какой бы то ни было абстрактности.

Библейское утверждение «В начале было Слово» означает, что сила представлений намного больше, чем все материальные фак­ты всей физической Вселенной, потому что материальные факты пространственно-временного континуума, согласно Библии, зави­сят от представлений. Именно абстрактные представления лежат в основе материального мира и позволяют ему существовать. В Послании к Евреям сказано: «Сей, будучи сияние славы и образ ипостаси Его, и держа все словом силы Своей...» (1:3). По Библии, материальный мир менее реален, чем лежащие в его основе пред­ставления (Книга Пророка Исайи 34:4, Откровение 6:14). Апостол Павел сказал, что «видимое временно, невидимое вечно» (Второе послание к Коринфянам 4:18). Псалмопевец Давид говорит, что фи­зическая Вселенная «обветшает как риза» (101:27) и будет смене­на. Научные идеи, в основе которых лежит библейская концепция, сильно отличаются от дарвинизма и любой другой материалисти­ческой философии.

Возвращаясь к рисунку 7.1, мы можем назвать пропасть, лежа­щую между абстрактным миром репрезентаций (в частности, не­видимым миром их значений) и конкретным миром (видимым и ощущаемым другими органами чувств) фактов опыта, «пропас­тью Эйнштейна». Сам Эйнштейн не рисовал подобной схемы, но описал этот случай с предельной четкостью: «Мы имеем привыч­ку связывать конкретные понятия и отношения между ними (умо­заключения) с конкретными чувственными ощущениями, и проис­ходит это настолько отработанно, что мы даже и не замечаем про­пасти, разделяющей мир чувственных ощущений и мир абстракт­ный понятий, хотя по логике эта пропасть непреодолима».³⁶ Пирс описывал разрыв между конкретным и абстрактным ещё короче: «Разум так же непонятен, как и материя, а отношения между ними — истинная тайна».³⁷