Здавалка
Главная | Обратная связь

От невроза к дистонии



 

Сознание и подсознание человека находятся друг с другом в отношениях, мягко говоря, странных. Первое декларирует, что нам «надо» или что мы «должны», а второе заискивающе шепчет наше же «хочу». К консенсусу эти два «брата-акробата» приходят редко и по проблемам, как правило, малосущественным, а вот кардинальные вопросы, я бы сказал, принципиальные, они решают невротическим вывертом, точнее говоря — с помощью невротического симптома.

В своей книге «С неврозом по жизни» я рассказал о том, каковы причины наших неврозов. А причины здесь следующего характера — в нас начинает безобразничать один из инстинктов самосохранения. В целом, конечно, у нас один инстинкт самосохранения, но если приглядеться повнимательнее, то окажется, что он состоит из трех.

Во-первых, индивидуальный инстинкт самосохранения, который отвечает за решение задач нашего собственного выживания. Во-вторых, инстинкт самосохранения группы, который содержится в нашей голове, но обеспечивает наше выживание в группе (а по своей природе мы животные стайные). Наконец, в-третьих, инстинкт самосохранения вида, т. е. инстинкт продолжения рода, или, проще говоря, — половой инстинкт.

 

Невроз — это способ избежать небытия, избегая бытия.

Пауль Тиллих

 

Все они живут-поживают у нас в подкорке и их работа определена нашими генами. В сущности, наши гены требуют от нас — выжить, занять свое «место под солнцем» (т. е. в группе среди себе подобных), а также оставить потомство. Но требуют они так, словно бы мы были животными — без морали и нравственности, без условностей и предрассудков, тогда как мы живем со всем этим «добром», и никуда от этого не денешься.

Вот и начинается «перетягивание каната» — подсознание со своими инстинктами тянет нас в одну сторону, а сознание, напротив, клонит в обратную сторону — к морали, условностям и предрассудкам. Получается то, что получается. Обо всем этом в книжке «С неврозом по жизни» и написано — подробно и с примерами, а потому всем желающим доступ в эту святая святых нашей психологии открыт.

Сейчас же нам необходимо понять не столько природу «невротического конфликта» между сознанием и подсознанием, сколько его форму. То, как все это «выстреливает» в нашей жизни. Ведь вегетососудистая дистония, как это ни покажется странным, бывает разной, аж трех видов — первая, вторая и третья:

1) ВСД развивается у человека, чьи желания не совпадают с его возможностями — хочу жить так-то, а вынужден вот так вот: живу в браке, а любовь — сторона третья; претендую на что-то, а мне комбинацию из трех пальцев показывают — короче говоря, все обычные истории;

2) ВСД может развиться у человека, который вынужден изменять свою жизнь, т. е. в силу внешних обстоятельств не может вести такую жизнь, какую он вел прежде, и потому должен перестраиваться, а это дело сопряжено с массой внутренних напряжений [Если кого этот вопрос заинтересовал, пожалуйста, обращайтесь к книжке «Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности», вышедшей в серии «Карманный психотерапевт».];

3) третий вариант ВСД — это невроз, развившийся у человека, чье подсознание хранит воспоминание о каком-то ужасе, прежде пережитом (тут и криминал, и локальные военные конфликты, и бывшие, разрешившиеся уже проблемы со здоровьем).

Но в любом случае «вегетативный приступ» («криз», «паническая атака») выступает здесь в роли «симптома» невротического расстройства. Что такое этот «симптом»? Симптом — это тот компромисс, то соглашение, к которому приходят наше сознание с нашим подсознанием в процессе своих непримиримых споров. Поскольку же спор этот, как уже было сказано, непримиримый, то, соответственно, и найденный компромисс не назовешь здравым. Скорее он напоминает знаменитое: «ни нашим, ни вашим».

Симптом как бы задабривает обе стороны конфликта, не позволяя ни одной из них взять верх. И держится, таким образом, как своеобразная затычка. Убери симптом — и конфликт снова заявит о себе, а нам придется что-то с ним делать. Но лучше, согласитесь, решить стоящую перед тобой проблему, нежели мучиться неврозом, который закрывает собой эту «амбразуру». Рано или поздно эту проблему все равно надо будет решить, и раньше — лучше, чем позже.

Ну довольно теории, переходим к практике, на ней все нагляднее видно. Итак, три вида вегетососудистой дистонии — выбирай на вкус.

 

Вариант первый: «есть желание, но нет возможности»

 

Первый вариант развития ВСД, как уже было сказано, возникает в ситуациях, когда человек оказывается перед лицом невозможности реализации той или иной своей биологической или социальной потребности. Если бы человек мог осознавать эту потребность, то, возможно, и проблемы не возникло бы, но поскольку она, как правило, подсознательна, то и выходит то, что выходит.

В ситуации, когда ты чего-то хочешь, чего точно, сам не знаешь, а при этом и возможности-то у тебя на «хочешь» нет, трудно полагаться на сознание и здравый смысл. Тут они тебе не советчики. Но положение, согласитесь, отчаянное: внутри у тебя напряжение, с чем оно связано — неизвестно, а наружу лезет одна тревога с беспокойством на пару, часто или неосознанная, или беспричинная.

Не заметить вегетативных проявлений этой тревоги (всегда и обязательно наличествующих — сердцебиение, колебание артериального давления, потливость и т. п.) невозможно; поскольку же истинная причина этих симптомов тебе неясна, ты и начинаешь думать, что дело в каком-то соматическом (телесном) заболевании. И как только ты так подумал, так все сразу же становится на свои места. Теперь понятно, почему тебе плохо, а главное — ясно, где причину искать. Ищем в болезни!

Причем важно увязать (пусть и подсознательно) возникновение своих вегетативных дисфункций с теми нейтральными обстоятельствами, при которых они впервые возникли — во время езды на общественном транспорте, при выходе на улицу, во время посещения магазина, в присутственном месте, в толпе или в состоянии одиночества. Тогда уж точно все станет ясно как белый день: в них, в этих обстоятельствах вся и загвоздка! Получается вроде бы логично, а на самом деле...

 

Если на своем пути вы натыкаетесь на все подряд, то, возможно, вы на полосе встречного движения.

Борстелманн

 

И теперь именно они, эти нейтральные прежде обстоятельства, по механизму условного рефлекса и будут для нас тем стимулом, который будет стандартно вызывать у нас очередной приступ вегетативных расстройств. Разумеется, при такой-то регулярности и закономерности происходящего у нас и малейшего сомнения не останется в том, что мы тяжело больны, причем именно физически.

Неизвестность, непонятность — куда хуже любой, пусть даже плохой, даже пугающей, но определенности. А если тебе понятно, что все дело в «здоровье», то и слава богу. Остается только свыкнуться с мыслью, что ты «неизлечимо болен» и жить с этой своей «болезнью» долго и мучительно. А если врачи скажут, что все у нас «в полном порядке», мы им просто не поверим, ведь бывает же, что они ошибаются. А что если это как раз тот случай? Так что даже не пытайтесь нас разубедить, нам ваших доводов не нужно, нам нужна определенность. Невротический конфликт, тем более подсознательный, — дело темное, а вот идея болезни — мысль даже блестящая!

Да и на все теперь можно наплевать после того, как у тебя такая «болезнь» обнаружилась — и на свои «хочу», и на свои «не хочу», и на «возможности», и на их отсутствие. Гори оно все синем пламенем! Я болен! «Чик-чирик, я в домике!». Да вот только постепенно становится хуже, ведь повторение, как известно, мать учения, а «учение» здесь — это условные рефлексы, и потому разучиваются и тренируются у нас здесь не песни и не танцы, а эти гнусные «патологические условные рефлексы», т. е. «приступы», «кризы», «атаки». Вот и живи теперь с этим...

 

Опыт — это просто название, которое мы даем нашим ошибкам.

Оскар — описывал свое положение Кирилл. Мне же пришлось выяснять у него, как все начиналось.

Вернувшись из госпиталя домой, Кирилл чувствовал себя вполне нормально. Хотя на душе у него было гадко. Внутреннее напряжение не давало ему вести нормальную жизнь, его все раздражало, даже «бесило», ему казалось, что все происходит «не так», что люди поступают «неправильно». Фактически же он жил так, словно бы угроза его жизни никуда не делась, но никаких объяснений этому своему ощущению он найти не мог, а потому и не придавал этому большого значения.

За время своей недолгой, но насыщенной тяжелыми стрессами службы Кирилл выучился находиться в ситуации постоянной угрозы для жизни. Теперь же, в своей мирной жизни, он словно бы ждал появления этой опасности, его подсознание было ориентировано на поиск угрозы. А, как известно, кто ищет, тот всегда найдет. И вот встреча со своей «угрозой» у него состоялась.

Не секрет, что российский человек частенько ищет избавления от своих стрессов в спиртных напитках. Этот способ не является предпочтительным, но что поделать, такова практика. Вернувшись с войны, Кирилл стал алкоголизироваться, причем каждая пьянка обычно кончалась уличными потасовками, а в лучшем случае — только домашними скандалами, но сейчас речь не об этом.

Однажды Кирилл проснулся после очередной серьезной попойки и почувствовал себя ужасно: сердце нещадно колотилось в груди, по всему телу растеклась невыносимая слабость, голова раскалывалась. Кирилл попытался встать, но чудовищное головокружение просто свалило его с ног. Он попытался встать снова, но тело не слушалось. Тогда он позвал на помощь, но оказалось, что дома никакого нет — мать ушла на работу, а младший брат был в институте. И тут шальная мысль словно бы выстрелила внутри его головы: «Господи, неужели же я так вот сейчас здесь и помру!».

Кое-как Кирилл добрался до телефона и позвонил в «Скорую помощь». Врачебная бригада приехала достаточно быстро и, узнав о том, что Кирилл перенес в свое время черепно-мозговую травму, оформила госпитализацию. Уже в приемном покое Кирилл узнал, что у него «очень низкое давление», и перепугался больше прежнего. Две недели, проведенные в больнице, не прибавили ему оптимизма.

 

Каждая проблема имеет решение; проблема лишь в том, чтобы найти его.

Эвви Неф

 

Многочисленные исследования не давали четкой картины болезни, а физическое состояние, как казалось Кириллу, изо дня в день только ухудшалось. Только вместо «пониженного давления» стали появляться «гипертонические кризы», а в остальном, несмотря на проводимое лечение, без перемен. Каждый день сердце Кирилла сообщало ему о своем присутствии, головокружения и головные боли стали обычным явлением. В результате Кирилл убедился в том, что «неизлечимо болен».

Должен признаться, что в момент нашей встречи с Кириллом он производил странное впечатление. С одной стороны, казался сильным, абсолютно уверенным в себе человеком; с другой стороны, производил впечатление насмерть перепуганного ребенка. В чем же было дело?..

А дело было в следующем. Проснувшись утром после долгой и тяжелой попойки, он пережил состояние, к сожалению, знакомое многим — тяжелое похмелье. Нет ничего странного, что его давление было снижено, а сердце, как сумасшедшее, билось в груди, пытаясь хоть как-то поддержать жизнедеятельность отравленного алкоголем организма. Не понимая, в чем причина этого физического дискомфорта, и ожидая смертельной опасности в чем угодно, где угодно и когда угодно, Кирилл не на шутку перепугался.

Его мозг был готов к тому, чтобы найти для себя смертельную опасность, он привык чувствовать ее на войне, а тут подвернулся такой подходящий случай. Короче говоря, Кирилл искал стресса и нашел его. Испуг усилил вегетативный дисбаланс, который, в конечном счете, выразился в гипертонусе симпатического отдела вегетативной нервной системы. Именно поэтому поступивший в больницу со сниженным артериальным давлением Кирилл выписался из нее со стойким его повышением и с жестко выработанным патологическим вегетативным условным рефлексом.

Разумеется, выявить у Кирилла сердечную патологию врачи так и не смогли, поскольку ее и не было вовсе. Но зато была сформированная боевым прошлым настороженность Кирилла, которая и нашла теперь для себя такой замечательный повод — физическое самочувствие. А дальше развитие вегетососудистой дистонии шло по типичному для себя сценарию: страх — вегетативный дисбаланс — страх — вегетативный дисбаланс.

Обычно люди, страдающие третьим вариантом ВСД, вылечиваются быстрее всех прочих. Однако в случае с Кириллом ситуация усугублялась тем, что наш ветеран долго не хотел верить в то, что стал заложником своего страха, ведь ему по статусу ветерана не следовало бояться, тем более такого пустяка, как смерть. И только после того как мы с ним освоили навыки нормализации своего эмоционального состояния (что, разумеется, сопровождалось устранением всех симптомов вегетативного недомогания), дело пошло на поправку.

И, конечно, после того как вегетососудистая дистония нашими общими с Кириллом усилиями была вылечена с помощью психотерапевтических техник, мне предстояло заняться его психологической реабилитацией. Если бы о психологическом самочувствии Кирилла позаботились раньше, то, скорее всего, ему бы не пришлось в течение полугода обивать врачебные пороги со своим мнимым «сердечным заболеванием». Но поскольку этого сделано не было, мы получили то, что получили.

Возвращаясь к специфике третьего варианта ВСД, мне остается добавить: любая жизненная неприятность способна стать поводом для беспокойства в судьбе того, кто пребывает в состоянии психической «аллергии». Мозг Кирилла, образно выражаясь, был как бы заряжен на угрозу («сенсибилизирован к факту угрозы») и потому мгновенно «придрался» к первому же симптому физического недомогания, который Кирилл расценил как серьезную опасность.

Но если мы правильно понимаем суть проблемы, если отдаем себе отчет в том, что все дело не в абстрактных болезнях, а в банальном страхе, проявляющемся, кроме прочего, своим вегетативным компонентом, мы вполне можем справиться с тревожащим нас «телесным недугом».

На заметку

Третий вариант ВСД очень напоминает «аллергию». Если наш мозг хотя бы один раз сильно напугать, он впадет в состояние настороженности и будет где угодно выискивать опасности, причем с пристрастием. Если же в поле его зрения попадет какой-то возможный физический недуг, то, что называется, спасайся кто может. Он среагирует на этот симптом как на нечто чрезвычайное, впадет в панику, превратит «муху в слона», и мы получим классическую вегетососудистую дистонию по третьему варианту. Лечение такой «бяки», в сущности, мало чем отличается от терапии предыдущих видов ВСД, правда, здесь, кроме избавления от симптомов вегетативного недомогания, нам предстоит еще и успокаивать мозг, чтобы больше он подобных «фокусов» не выкидывал.

 

Кто будет искать?

 

Сейчас мы просмотрели с вами три возможных варианта развития вегетососудистой дистонии. Мы прояснили возможную сущность невроза сердца у конкретного человека. Когда я на первом приеме объясняю человеку, обратившемуся ко мне с диагнозом «вегетососудистая дистония», что у него не сердечное заболевание, как он привык думать, а классический невроз, меня часто спрашивают: «Но почему это произошло именно со мной?! Что я делал не так, если, как вы говорите, причина в обычных вегетативных реакциях, которые испытывают все нормальные люди? Почему именно у меня развился этот невроз?».

Что мне прикажете отвечать? Во-первых, не «именно у меня», а у многих. Вегетососудистой дистонией страдает каждый пятый человек, обратившийся за помощью к участковому терапевту, т. е. каждый божий день в одной только России «на удочку» этого невроза попадаются десятки тысяч людей. Поэтому ничего эксклюзивного, экстраординарного и сверхъестественного в этом неврозе нет — стандартная, я бы сказал, практика. И, несмотря на все внешние кажущиеся отличия, внутренняя картина этого невроза, его структура всегда одинакова.

Во-вторых, во время первой своей встречи с таким «больным» я при всем своем желании не могу сказать, какова первооснова этого его невроза. Иными словами, до определенного момента и я не в курсе, по какому именно из трех представленных вариантов шло развитие этого невроза у данного конкретного человека. Я знаю только одно — это или конфликт между подсознательным «хочу» и сознательным «надо«; или серьезное изменение привычного жизненного стереотипа; или своеобразная предуготованность к испугу (»сенсибилизация к факту угрозы»).

Почему ответ на этот вопрос неизвестен с самого начала? Это очень просто: потому что подсознательный конфликт, породивший первичное нервное напряжение, вылившееся в «сердечный приступ», всегда подсознателен. Иными словами, он скрыт от наших глаз, и мы сможем подобраться к нему только в том случае, если этот симптом, спрятавший причину проблемы, будет устранен. К сожалению, не раньше. Тут действует жесткий порядок, который ни я, ни вы не в силах отменить. Сначала убираем привычку тревожиться, патологический условный рефлекс, а уж затем видим, что за ним скрывается.

 

Понимать то, о чем споришь, совсем необязательно.

Бомарше

 

Разумеется, первый вариант развития ВСД встречается чаще, но чем дальше, тем больше в практике психотерапевтов встречаются люди, пострадавшие по второму и третьему варианту. Ничего не поделаешь, наша жизнь полна и вялотекущих «перестроек», и, к сожалению, более «острых» душевных травм. Сначала мы боремся с теми трудностями, которые «валятся нам на голову» как из рога изобилия, а потом вдруг замечаем, что «неизлечимо больны». Как правило, тут наличествует эффект запаздывания, т. е. симптомы невроза сердца возникают не сразу, после тех или иных жизненных неприятностей, а потому человек и не связывает в своем сознании факт возникновения «сердечных симптомов» и эту психологическую травму.

Так или иначе, с природой этого невротического расстройства должен разбираться врач-психотерапевт. Самому пациенту эти закономерности, как правило, не очевидны — до поры до времени. Поскольку наша душевная жизнь как была предметом «темным», так и остается. Хотя все шансы «пролить луч света» на это «темное царство» у нас, безусловно, есть. Разрешая же ключевую проблему этого невроза, мы не только устраняем симптомы вегетативного недомогания, но предотвращаем возможность их возникновения впредь. Нам действительно потребуются усилия, чтобы примирить сознание с подсознанием, адаптироваться к новым жизненным обстоятельствам (если такая надобность возникла) или успокоить растревоженное, травмированное подсознание, но, право, эта игра стоит свеч.

 

 

Глава 6. Лечение вегетососудистой дистонии

 

Теперь, когда мы разобрались в том, кто она такая, эта вегетососудистая дистония, нам бы не мешало узнать, как именно с ней бороться. На самом деле этот черт не так страшен, как он сам себя малюет, но для того чтобы привести себя в порядок после подобных его художеств, потребуются определенные усилия.

Наши задачи сводятся здесь, в сущности, к двум вещам: с одной стороны, мы должны успокоить свои нервы, т. е. избавиться от чувства страха, ощущения тревоги и внутреннего напряжения; с другой стороны, нам необходимо нормализовать работу вегетативной нервной системы, в частности, избавиться от ненужных нам вегетативных условных рефлексов.

 

Ключ к решению проблемы — понимание

 

Мы вовсе не случайно потратили большую часть этой книги на обсуждение того, что представляет собой вегетососудистая дистония. Если бы этот разговор имел чисто теоретический интерес, то, поверьте, вы бы не прочли здесь ни строчки по этому поводу. Но интерес здесьсамый что ни на есть практический.

Я уже вам рассказывал об одном эксперименте, где ученые наглядно показали: если человек правильно понимает причину своего вегетативного возбуждения (сердцебиений, головокружений, слабости и др.), то, во-первых, он меньше тревожится и переживает, а во-вторых, сами эти вегетативные реакции у него не так сильно выражены.

 

Чтобы добраться до источника, надо плыть против течения.

Станислав Ежи Лец

 

Вот почему нам с вами так важно знать, что вегетативные реакции — это только вегетативные реакции, они не страшны и не опасны. Они являются естественными составляющими любой эмоциональной реакции, и потому настоящей проблемой бы было их отсутствие, а вовсе не наличие. Покуда наш организм способен на «вегетативную бурю» — это, право, свидетельствует в его пользу!

Кроме того, важно понимать, что поскольку вегетативные реакции всегда сопутствуют нашим эмоциям (а в частности и в особенности — страху), страх, беспокойство, паника только усиливают данные симптомы: мы напрягаемся, а потому напрягаются и органы нашего тела — прежде всего сердце и сосуды. Поэтому, опасаясь вегетативных приступов, мы тем самым лишь провоцируем и усиливаем симптомы собственного вегетативного недомогания.

Наконец, мы должны понимать, что соответствующие телесные реакции напрямую регулируются вегетативной нервной системой. Последняя является частью единой, целостной нервной системы, а вся она целиком живет по единым правилам, главное из которых — условный рефлекс. Именно поэтому нет ничего странного в том, что у нас могут возникнуть определенные вегетативные условные рефлексы, в частности, патологический рефлекс вегетативной бури. И это тоже не страшно, ведь это обычный, в сущности, условный рефлекс, точно такой, как у собаки И. П. Павлова.

Вместе с тем наш страх является своеобразным подкреплением такого условного рефлекса, он закрепляет привычку нашего организма реагировать на те или иные события подобным образом («вегетативной бурей»), превращая данное случайное стечение обстоятельств в хроническую проблему. Впрочем, любой рефлекс как вырабатывается, так и с успехом подвергается угасанию, т. е. исчезает, если вести себя в этих обстоятельствах «правильно». А вести себя «правильно» в данном случае — это значит больше его не подкреплять.

 

Иногда я мыслю, следовательно, иногда я существую.

Поль Валери

 

К сожалению, стрессы, лежащие в основе подобных наших «патологических вегетативных условных рефлексов», проявляются (осознаются) нами слишком поздно. Прежде мы успеваем заметить признаки своего «телесного недомогания» и впасть по этому поводу в тяжелейший психический стресс, образно выражаясь, второго порядка. Иными словами, напряжение и беспокойство могут возникнуть у нас по самым разным причинам, но страх за собственное здоровье и жизнь, возникшие на фоне вполне естественной для таких состояний «вегетативной бури», способны скрыть от нас истинные причины нашего недомогания.

Как ни крути, но понимание причин нашего вегетативного дискомфорта — это залог успеха и самое мощное средство борьбы с вегетососудистой дистонией. Вот почему эта книга в значительной степени состоит из разъяснений, а не просто психотерапевтических упражнений, как остальные практические пособия в серии «Экспресс-консультация». И в этом смысле я считаю свою задачу уже практически выполненной, осталось лишь несколько «ориентировок».

На заметку

Симптомы вегетососудистой дистонии — это проявления дисбаланса вегетативной нервной системы, наступившего вследствие психологического стресса, как правило, глубоко скрытого от сознания. Никакой опасности для здоровья эти симптомы не представляют. Да, неприятно, ну и что? А если мы понимаем, что опасности для здоровья нет, что стресс, пусть даже и скрытый, просто обязан иметь свой «вегетативный компонент», и если, наконец, мы излечимы, нужно только потерпеть и поступать правильно, у ВСД просто нет шанса, а у нас шансов — предостаточно!

 

Страх не пройдет!

 

Первое, с чем мы должны справиться — так это с собственным страхом. Когда-то Теодор Рузвельт произнес свое знаменитое: «Единственное, чего нам следовало бы бояться, так это собственного страха». Не знаю, по какому именно поводу обронил эту фразу американский президент, но то, что она имеет самое прямое отношение к ВСД, мне совершенно понятно. Страх является ключевым звеном в развитии этой «бяки».

Сначала, впрочем, мы имеем просто выраженное внутреннее напряжение, обусловленное неосознаваемым (по большей части) конфликтом нашего сознания и подсознания. На этом этапе работа вегетативной нервной системы пока вполне адекватна обстоятельствам. Потом это внутреннее напряжение преобразуется в чувство тревоги (часто безотчетной и немотивированной), которое уже и «выдает на-гора» проявления вегетативной дисфункции — сердцебиения, слабость, потливость, головокружения и т. п.

Потом возникает классический страх человека, страдающего ВСД: «А что со мной? А не умру ли я?!». И далее указанные симптомы вегетативной дисфункции закрепляются у нас в виде своеобразного рефлекторного автоматизма, т. е., проще говоря, в нашем мозгу формируется патологический условный рефлекс, умеющий с пол-оборота восстанавливать всю картину «приступа». Дальнейшее хорошо известно — характерные предположения («А не станет ли мне плохо? А не возникнет ли приступ снова?») сделают нашу жизнь невыносимой. По сути же, это наш страх обойдется с нею подобным образом.

 

Я не чувствую себя обязанным верить, что Бог, одаривший нас смыслом, рассудком и интеллектом, считает, что мы не должны ими пользоваться.

Галилео Галилей

 

Предполагая возможные неприятности, связанные с собственным здоровьем, мы лишь нагнетаем обстановку и перегружаем свою вегетативную нервную систему. Она же, «сбитая с панталыку», кажется, только того и ждет, а мы словно бы газу поддаем на старте. И потому, как только в поле нашего зрения появятся «условные раздражители» (те, что сопряглись в нашем мозгу с вегетативным дискомфортом, или же просто как-то на них похожие «раздражители»), вегетативная нервная система сразу же «выстрелит залпом» своего «приступа».

В общем, речь идет о банальной привычке тревожиться по поводу состояния своего здоровья. И если мы хотим избавиться от ВСД, то бороться нам нужно не с чем-нибудь (т. е. не с «болезнями» и тем более не с врачами), а именно с этой привычкой. Борьба с привычкой, как и восток, дело тонкое. Во-первых, мы должны выяснить, как этот страх у нас формируется, т. е. механизмы возникновения нашего страха. Не с неба же он падает! В голове это дело производится. Во-вторых, нам следует изучить слабые места в этих механизмах. В-третьих, обнаружив точки опоры, необходимо придумать рычаг, способный перевернуть этот, с позволения сказать, мир. Этим рычагом является набор психотерапевтических техник, направленных на борьбу со страхом. В-четвертых, эти техники должны быть нами применены, пущены в ход.

 

Если говорить достаточно много, то делать уже вроде как ничего и не надо.

Джон Апдайк

 

К сожалению, формат данного издания не позволяет мне описать все механизмы борьбы со страхом, но на этот вопрос с лихвой отвечает книжка «Средство от страха», также вышедшая в серии «Экспресс-консультация». Ее без всякого преувеличения можно рассматривать как второй том к этому пособию. Кроме того, необходимая информация собрана в книжках «Счастлив по собственному желанию» и «Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности», вышедших в серии «Карманный психотерапевт».

Страх — это всегда страх. И не так важно, какой именно это страх — страх полета на самолетах или страх умереть от инфаркта. Здесь меняется только содержание воображаемой угрозы, но вовсе не структура страха. Последняя же всегда одинакова, поскольку механизмы у страха, к чему бы он ни относился, одни и те же; а потому и средства борьбы с ним универсальны:

— необходимо нормализовать состояние работы собственного тела — прежде всего избавиться от избыточного мышечного напряжения и нормализовать функцию дыхания;

— обеспечить поступление в мозг объективной информации о действительности — вместо того чтобы мучить себя «ужасными», хотя и воображаемыми картинами собственного будущего;

— и добиться правильного течения собственных мыслей в нужном направлении, ибо правильное понимание сути, как мы с вами уже знаем, — ключ к успеху.

Где получить соответствующие инструкции, я уже сказал, так что дело за малым. Можно, конечно, бороться со страхом и при помощи транквилизаторов (противотревожных лекарственных средств), но если решать проблему, то лучше уж делать это не бегством от нее, а напротив — массированным наступлением. А «таблетка от страха» даст нам только ощущение временного облегчения, корень же зла окажется при подобной политике лишь закопанным еще глубже. Ну вы и сами, наверное, знаете — простой путь редко бывает самым правильным.

 

Условный рефлекс — на мыло!

 

Отдельную проблему, впрочем, представляет собой специфическая вегетативная привычка нашего страдающего вегетососудистой дистонией организма. На самом деле эта привычка бывает двух видов: вегетативная дисфункция может проявляться у нас приступами (т. е. все до какого-то момента нормально, но вдруг «как шкваркнет»!) [Конечно, слово «вдруг» здесь достаточно условно, этому «вдруг», как правило, предшествует период внутреннего напряжения, тревоги или просто какой-то обеспокоенности. Но поскольку мы не приучены следить за своим эмоциональным состоянием, то нам вполне может казаться, что наш приступ случился именно «вдруг».], эпизодически; у некоторых же людей ВСД протекает не в виде очерченных приступов, а с ощущением более-менее постоянного вегетативного дискомфорта. В чем тут различия?

В первом случае условным стимулом («раздражителем»), побуждающим вегетативный приступ, оказываются те или иные внешние факторы. Например, общественный транспорт, «замкнутое» или, напротив, «открытое пространство», большое скопление людей и т. п. Они как по заказу провоцируют очерченный вегетативный приступ. Как правило, у него высокая интенсивность, но и ограниченная продолжительность.

Во втором случае своеобразным условным стимулом («раздражителем»), вызывающим вегетативный дискомфорт, является внимание самого этого человека, обращенное к состоянию собственного здоровья. Иными словами, как только человек начинает думать о том, как у него обстоят дела с его здоровьем (зачастую эти мысли возникают абсолютно автоматически), интересоваться: «А не плохо ли мне?», так у него сразу же и начинаются соответствующие вегетативные реакции. То есть сама такая мысль, сама такая заинтересованность и провоцирует у него симптомы вегетативного недомогания.

Разумеется, во втором случае интенсивность «приступа» оказывается меньше, но зато длится он дольше. Ведь из метро или автобуса, например, всегда можно выйти, и тогда соответствующие реакции, хотя и не мгновенно, но сойдут на нет. А вот от своего организма никуда не уйдешь, и потому, если ты обратил на него внимание, почувствовал собственный дискомфорт, то дальше из этого «омута» вырваться куда сложнее. К сожалению, некоторые личности преуспели в обоих описанных вариантах, т. е. и приступами «запаслись», да еще и хронически пребывают «в состоянии нестояния».

Впрочем, должен оговориться: несмотря на кажущуюся постоянность симптомов вегетативного недомогания во втором случае, в действительности речи ни о каком «постоянстве» и близко не идет. Однако всякий раз, когда человек вспоминает о своем физическом состоянии, оно будет условно-рефлекторно становится «отвратительным». Когда же человек о нем не вспоминает, оно не «отвратительное», но ведь он этого и не знает, поскольку не обращается к нему своим вниманием. Вот и кажется человеку, что ему плохо постоянно, а плохо ему только в том случае, когда он этим вопросом интересуется.

Так или иначе, но механизм здесь всегда один и тот же: есть условный стимул (то ли внешний какой-то агент, то ли мысль собственного производства) и есть условная реакция — сердцебиение, слабость, потливость, головокружение и др. Поэтому и механизм борьбы с этим условным рефлексом (способ его «угашения») одинаков, а вот условные стимулы, которые мы должны превратить из условных обратно в нейтральные, разные. В первом случае мы должны «разучить» свой организм впадать в вегетативное безобразие при виде метро, автобуса, толпы или, например, собственной квартиры; а во втором случае нам достаточно просто «разучиться» отслеживать свое физическое состояние, держать его под контролем, обращать на него внимание.

Что же конкретно нужно делать? Давайте вспомним классический эксперимент И. П. Павлова. Сначала Иван Петрович давал собачке мясо (безусловный стимул) и звонил в звонок (нейтральный стимул), после нескольких сочетаний звонок стал и без соответствующего подкрепления мясом вызывать у животного слюноотделительную реакцию, т. е. превратился из нейтрального стимула в условный. Все как по заказу! Потом Иван Петрович стал звонить и дальше, а мясо как перестал давать, так больше и не давал. Что случилось с собакой? Сначала выделение слюны стало сокращаться, потом и вовсе прекратилось, а на завершающем этапе собака стала к этому звонку совершенно безразлична. Все, условный рефлекс угас, а условный стимул превратился в нейтральный.

Теперь берем наш случай. Допустим, «условным стимулом», побуждающим у нас вегетативный приступ, является метро (или, например, автобус). Прежде мы на этом метро сотни раз ездили и все ничего, нормально, без эксцессов. Но вот однажды нам в этом метро «поплохело», и мы перепугались. Метро здесь выступает как нейтральный стимул, ставший в результате этого испуга условным, а возникший страх сыграл роль безусловного стимула, который и закрепил такую вот условную реакцию. Не испугайся мы тогда, в тот момент, не поддайся мы панике, ничего бы и не произошло. Мы бы об этом факте своей биографии даже не вспомнили бы никогда. Но мы перепугались, и эта роковая условная связь возникла, потом добавились еще мысли «тяжкие» о том, что мы «больны немилосердно», и вот вам замечательный невроз — получите и распишитесь.

 

Трудное — то, что можно сделать немедленно. Невозможное — то, для выполнения чего требуется немного больше времени.

Джордж Сантаяна

 

Чтобы разорвать теперь эту условную связь, превратить ни в чем не повинное метро опять в нейтральный стимул, необходимо перестать подкреплять соответствующую вегетативную реакцию. А что в нашем случае являлось подкреплением? Разумеется, страх — эта, по сути, физиологическая функция. И только полный запрет на страх может дать необходимый, целительный для нас эффект. Только в том случае, если мы перестанем бояться спуститься в метро, проехать в электричке и даже (некоторые боятся этого особенно) пробыть несколько минут в остановившемся в туннеле поезде, только тогда эта патологическая условная связь будет разорвана. В противном случае страх, как то мясо, всякий раз будет подкреплять наш, выражаясь научным языком, «патологический условный вегетативный рефлекс».

Догадываюсь, что эта задача многим покажется совершенно невыполнимой. «Как же можно не бояться?!» — спросит такой человек. Но ведь в действительности ни в метро, ни в автобусе, ни в пространстве («замкнутом» или «открытом») нет ничего ужасного. Кроме того, даже те, кому сейчас кажется это ужасным, раньше и думать не думали, что этого можно бояться. Мне возразят: «Но тогдамы и не болели!». А чем, прощу прощения, вы сейчас больны, кроме как собственным страхом? Ничем совершенно! Единственное, чем такой человек отличается от себя прежнего, так эта наличием привычки бояться. Именно с этой привычкой и следует бороться.

Существует множество способов справиться с тревогой и страхом (обо всем этом я уже рассказывал в своих книгах), но главное, что нужно понять: нельзя пытаться сделать что-то, испытывая страх, прежде необходимо добиться того, чтобы этого страха не было. Только в тот момент, когда ваш страх будет побежден с помощью специальных техник (на мышечное расслабление, нормализацию дыхания и т. п.), можно приступать к непосредственному контакту с тем стимулом, который стал для нас условным, вызывающим нежелательные вегетативные реакции. Только в этом случае можно избежать того подкрепления, на котором и держится «сия конструкция». Когда же это подкрепление будет устранено, наша вегетативная система достаточно быстро нормализуется, а нежелательные симптомы вегетативного недомогания постепенно исчезнут.

Если же взглянуть сейчас на ситуацию, когда условным стимулом к вегетативному дискомфорту является наше внимание к собственному организму, то контролировать нужно не только сам страх, но и само это внимание. Если мы сможем «разучиться» следить за собственным организмом подобно «агентам царской охранки», постоянно сверять свое давление и пульс с некоей виртуальной «нормой», эффект не заставит себя ждать — и давление, и пульс придут в эту норму. Внимание к собственному организму — это тоже привычка. Думать о том, что с ним может быть что-то не так — аналогичная привычка. И необходимо от нее избавиться.

Если мы не будем следить за собственным пульсом и за своим артериальным давлением, не будем думать о том, насколько нам «плохо» или «хорошо», «дурно» или «не очень», то в скором времени о «плохо», «дурно» и «не очень» можно будет забыть. Право, без нашего «неусыпного контроля» с «этими товарищами» ничего ужасного не произойдет, более того, они в скором времени нормализуются, устаканятся, если так можно выразиться. Своим же вниманием к этим функциям мы ничего не изменим. Наш организм действительно нуждается в тренировке, но эта тренировка — правильно и индивидуальным образом подобранные закаливающие процедуры и физические занятия, но никак не «слежка», от которой нет и не может быть проку, кроме разве что отрицательного.

<Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Часто, кстати, так и случается. — Бертран Рассел> Мы должны понимать безопасность своих «вегетативных приступов» и «вегетативного дискомфорта», а также дать себе категорический запрет на тревогу — вот то, что необходимо сделать, если мы действительно хотим избавить себя от недуга под названием вегетососудистая дистония. Не бояться этого приступа, не переживать по поводу вегетативного дискомфорта, не преувеличивать угрозу, опасность того и другого, не нагнетать обстановку своими паническими настроениями — вот залог успеха преодоления вегетососудистой дистонии.

На заметку

Нам необходимо понять, что наши страхи и опасения, наше беспокойство по поводу собственного здоровья — это не добрые друзья, а враги, которых нельзя ни привечать, ни задабривать. В сущности, ощущение опасности, которое возникает у нас в таком случае просто по привычке — не реальная угроза, а просто привычка тревожиться, т. е. условный рефлекс. Этот страх иллюзорен, опасность выдумана, а действия, которые совершаются в такой ситуации под давлением страха, просто смехотворны. Мы же оказываемся заложниками собственных привычек, привычек своего организма, которые, как нетрудно догадаться, просто не могут быть роковыми сами по себе. Рок вступает в действие только тогда, когда мы отказываем своему здравому смыслу, когда мы не верим специалистам и готовы подчиниться собственному страху.

 

Воспитание бесстрашия

 

Одним из способов воспитания своего бесстрашия в отношении вегетативного дискомфорта давно признана тактика «от обратного». В чем она заключается? Обычно мы пытаемся всячески избежать того, что нас пугает. И это естественно — кто хочет встречаться с «неприятностью»? Другое дело, что неприятность эта зачастую не такая уж неприятная, а просто у страха глаза велики, и потому она кажется таковой.

С другой стороны, сами эти попытки избежать неприятность существенно усиливают страх. Мы потакаем своему страху, это приносит нам чувство облегчения: «Какое счастье — избежали! Пронесло! Слава богу!». И таким образом у нас формируется навык избегания соответствующей нежелательной для нас встречи, но само это избегание и есть страх. Короче говоря, хотели как лучше...

Вот почему специалисты «по голове» и пришли в свое время к выводу: если человек вместо бегства от того, что его обычно пугает, напротив, будет всячески стараться привлечь свою виртуальную угрозу, то страх не появится. Так это или не так, вопрос в каком-то смысле спорный. Действительно, для воспитания бесстрашия бросаться под танк нам, наверное, не следует. Однако есть здесь один нюанс, зная который, эту технологию вполне можно использовать при вегетативных расстройствах невротического характера.

О чем идет речь? Страх, кроме психологического переживания, это еще и соответствующие вегетативные реакции. Именно эти реакции нашего организма, как правило, и пугают до невозможности людей впечатлительных, имеющих на своем счету диагноз вегетососудистой дистонии. В результате страх здесь как бы замыкается на самом себе и превращается таким образом в своеобразное перпетуум мобиле — вечный двигатель и самозаводящуюся машину.

 

Если сразу успеха не добились... вы просто нормальный человек!

Альфред Ньюмен

 

Если же мы, напротив, вместо того чтобы всячески скрываться от собственного вегетативного приступа (или дискомфорта), напротив, возьмем себе за правило три раза в день вынуждать свой организм переживать вегетативный приступ, то ситуация и Уайльд

 

И ведь ко всему этому постепенно действительно привыкаешь. С какого-то времени ты даже перестаешь бояться своих приступов. Конечно, они тебе не нравятся, но ведь они тебя и не убивают, а потому жить можно. Вместе с тем невротический конфликт, лежащий здесь в основе всего, скрыт от сознания, и оттого на душе вроде как стало легче. Хотя, конечно, этот успех весьма и весьма относителен, и на душе все равно плохо, но теперь по другим причинам. В конечном счете, мы ведь сами себя обманули... Ну да ладно, давайте на примере во всем этом убедимся.

Моей пациентке — Светлане — 37 лет, она училась в свое время на инженера, но, как говорится, не сложилось — сначала родился сын, потом у мужа появилась работа в дальнем зарубежье, где для нее работы не нашлось. Сейчас она живет в России и снова не трудится, но не потому, что нет для нее работы, а потому, что она «не может» работать. Характер у нее сильный, даже в чем-то стервозный (был таким, по крайней мере, до «болезни»), но поскольку сама она человек хороший, этого и не заметно.

Она обратилась ко мне за помощью с жалобами на приступы сердцебиения, затрудненного дыхания, повышения артериального давления (до 140/ 90 мм рт. ст.), выраженной слабости, потливости и проч., сопровождающиеся чувством страха. Все это дело возникло у нее четыре года назад на фоне «полного благополучия». Домашняя ситуация и вправду выглядела идеальной: любимый муж, серьезный и ответственный сын, хорошее материальное положение...

К моменту нашей встречи ее вегетососудистая дистония достигла крайней степени выраженности, в течение полугода Светлана не покидала квартиру и не могла находиться в ней одна. Она рассказала мне о своей болезни. Я ее внимательно выслушал, а потом спросил: «А как с психологическим состоянием?». «Да какое там психологическое состояние! — ответила Светлана. — Разве с таким здоровьем будешь с головой дружить?! Конечно, плохо».

 

Житейские драмы идут без репетиций.

Эмиль Кроткий

 

И вот классический пример подмены причины следствием! Светлана действительно была уверена в том, что ее вздорное психологическое состояние было обусловлено тревогой за здоровье. Хотя, как мы потом выяснили, эта тревога была уже вторичной, а в основе всего лежал полноценный, хороший такой, откормленный невротический конфликт между «хочу» и «должна».

Что же мы обнаружили? А обнаружили мы следующее — в течение последних четырех с половиной лет муж Светланы «на фоне больших нагрузок на работе и усталости» перестал выполнять свои супружеские обязанности, мотивируя это развившейся у него импотенцией. Поначалу Светлана предпринимала попытки лечить мужа у врачей и знахарей, однако лечение он всячески саботировал. Светлана раздражалась, хотя эти свои эмоциональные реакции старательно сдерживала. А как же, ведь она «достаточно хорошо воспитана»!

Вместе с тем Светлана была молодой и достаточно привлекательной женщиной, после возвращения из-за границы «думала, что жизнь только начинается». Финансовое положение семьи позволяло ей не работать, но роль домохозяйки ее не устраивала: «Вот, ухаживаю за двумя мужиками! Старший целый день на работе, а у младшего одни девицы на уме. А что поделаешь?.. Я бы пошла работать, да все связи уже утрачены и профессия у меня неподходящая».

Неудивительно, что первый вегетативный приступ возник у Светланы, раздраженной своим положением «домохозяйки», в продуктовом магазине. Приступ сопровождался страхом, ей показалось, что она сейчас потеряет сознание или даже умрет. «Кое-как, на подкашивающихся ногах» она вышла из магазина и поначалу боялась ходить именно в этот конкретный магазин, но потом этот страх распространился на все общественные места.

Из-за психического напряжения, вызванного внутренним конфликтом, и страха смерти, пережитого Светланой в том злосчастном магазине, у нее стали возникать разнообразные вегетативные приступы, как со стороны сердечно-сосудистой, так и желудочно-кишечной, а также мочеполовой системы. Она обследовалась у многих врачей, и в том числе у кардиолога, который не объяснил Светлане природу ее состояния, отвечал уклончиво и просил «не беспокоиться». Все это очень насторожило Светлану, которая вспомнила свою подругу, которая умерла внезапно, «от сердца», в возрасте 38 лет, хотя и обследовалась у врачей. Этот кардиолог рекомендовал также принимать аспаркам и рибоксин, а в моменты приступов — валидол, который принимала бабушка Светланы «перед смертью».

Результативность этого лечения, как мы уже можем догадываться, была нулевой, что, разумеется, перепугало Светлану еще больше. В конечном итоге из всей «палитры» вегетативной симптоматики у нее закрепились только те расстройства, которые можно было именовать «сердечным приступом». Страх за собственное здоровье и жизнь нарастал у Светланы от врача к врачу, которых она прошла множество — гастроэнтерологов, пульманологов и проч.

Однако в своей «сердечной патологии» Светлана убедилась окончательно после того как из всего, что было написано в заключении к одной из электрокардиограмм, смогла прочитать лишь драматичное, по ее мнению, слово — «микарда» (по всей видимости, «миокарда«) и не менее пугающее — «блокада» (по всей видимости, речь шла о «неполной блокаде правой ножки пучка Гисса»). Что это за «блокада», мы уже с вами знаем. А «миокард» — это латинское название сердечной мышцы, упоминание которой в заключении к любой электрокардиограмме вполне естественно.

 

В этом мире только две трагедии: первая — не получить желаемого, вторая — получить его. Последнее много хуже, последнее — настоящая трагедия.

Оскар Уайльд

 

Но вернемся к психологическому состоянию Светланы. В процессе наших занятий выяснилось, что на уровне сознания (здравого рассуждения) она с сочувствием и пониманием относилась к «болезни» мужа, однако продолжала ощущать выраженный дискомфорт и неудовлетворенность своим положением «приживалки», будучи невостребованной как женщина.

В дальнейшем нереализованная сексуальная потребность Светланы, выражавшаяся в раздражении и тревоге, привела к возникновению «сердечных приступов», и это:

во-первых, с избытком восстанавливало «статус-кво» Светланы в отношениях с «больным» мужем (теперь она тоже болела, причем «гораздо сильнее»);

во-вторых, ее «болезнь» привела к снижению интенсивности сексуальной потребности Светланы (»мне сейчас не до этого», говорила она мне во время обсуждения этой темы);

в-третьих, статус «больной», положение человека, неспособного выйти из дома, «лишало» Светлану возможности думать о том, чтобы искать удовлетворения своей сексуальной потребности «на стороне» (а также этому всячески препятствовали те принципы, которые она усвоила во время своего воспитания);

наконец, «болезнь» Светланы служила ей поводом привязать к себе мужа, над которым она потеряла ощущение «сексуальной власти».

Да, именно такие (или подобные) задачи решает любой невротический симптом, пытающийся сделатьс помощью себя то, что человек не в силах сделать сознательно. Сознание говорило Светлане: «Ты не должна сердиться на мужа за его сексуальную несостоятельность. Он в этом не виноват!», а подсознание ответствовало: «Но я хочу!». Сознание убеждало Светлану: «Ты не должна изменять своему мужу! В жизни главное человеческие отношения, а не секс!», а подсознание настаивало на своем: «Хочу и баста!». «А если я болею, если у меня смертельная болезнь? — предложило вдруг сознание Светланы ее подсознанию. — Может быть, тогда секс отменяется?». «Ладно, — согласилось подсознание, — болезнь так болезнь». А потом обеспокоилось: «Болезнь?! Действительно?!! Смертельная?!! Какой ужас!!!». И дальше пошло-поехало, спелись...

Кроме того, сознание Светланы требовало от нее вести активный образ жизни, выйти на работу, чувствовать себя самостоятельной. Но подсознание всячески этому сопротивлялось, ведь оно любит привычное и всякие нововведения для него — настоящая катастрофа, оно сразу же начинает и паниковать, и протестовать. Наконец, подсознание нашло оправдание своей консервативной политике: «Ты не можешь работать, — сказало оно Светлане, — потому что ты больна». И тут сознание и подсознание Светланы снова сошлись, и опять так некстати...

Вегетативные приступы сделали за Светлану то, что она не могла сделать сама, они стали той проблемой, которая примирила враждующие стороны — ее «культурное» сознание и ее «бескультурное» подсознание. А потому оба они взялись за выстраивание идеологии болезни: «Я больна! У меня серьезная болезнь! Мою болезнь не могут найти врачи! Со мной может что-то случится!» и т. п. Во всем этом безобразии сознанию Светланы принадлежит решающая роль. А вот ее подсознание «отличилось на другом фронте»: оно принялось за формирование у Светланы привычки тревожиться, бояться и «выдавать на-гора» вегетативные приступы, которые сама Светлана считала «сердечными».

 

Комедия — это трагедия плюс время.

Кэрол Бернет

 

Что ж, все это помогло Светлане длительное время сохранять «хорошую мину при дурной игре», но и только. А вот «побочных эффектов» оказалось множество. Во-первых, Светлана фактически превратилась в инвалида, неспособного ни покинуть своей квартиры, ни оставаться в ней «без сопровождения». Во-вторых, она оказалась полностью поглощена своей «болезнью» и не заметила очень серьезных перемен, случившихся в ее жизни, пока она занималась своим здоровьем.

Случилось же следующее: ее муж то ли вылечился от своей импотенции, то ли не страдал ею никогда, но, так или иначе, завел себе молодую пассию и стал жить на две семьи. Сын вырос и, утомленный бесконечными придирками матери и ее требованиями постоянного присутствия, умудрился жениться в 18 лет и ушел в новую семью. И вот теперь осталась Светлана, как старуха из сказки Пушкина, с «разбитым корытом».

И вот теперь вопрос: того ли боялась Светлана последние четыре года? Оттуда ли пришла опасность, откуда она так настойчиво дожидались? Нет, оказывается. И так всегда бывает, когда мы начинаем потворствовать своему неврозу вместо того, чтобы думать о себе и о том, что в глубине нашего подсознания могут проживать вот такие вот «чертенята». И хочешь не хочешь, когда-то это придется осознать, и когда-то да наступит то время, когда тебе все равно придется решать те жизненные задачи, которые жизнь перед тобою ставит: находить здравомыслящее согласие между собственным сознанием и собственным подсознанием. Между «хочу», которое нужно принять и не пытаться делать вид, что его, мол, не существует (оно существует!), и своим «надо», которое так часто оказывается не более чем следованием собственным предубеждениям.

Так или иначе, но нам со Светланой сначала предстояло пройти полный курс психотерапии. Мы должны были избавиться отее неоправданного страха за свое здоровье, которое в действительности было у нее не хуже, чем у других. Потом мы занимались «угашением патологического вегетативного условного рефлекса», т. е. тем, что разучали ее организм реагировать на нейтральные стимулы (улицу, магазин, собственную квартиру) «условно»-вегетативными приступами.

И только после того как эти задачи были решены, Светлана сама поняла природу своего состояния и, пережив неприятное ощущение раздражения на саму себя, принялась отстраивать свою жизнь фактически заново. И надо признать, что она справилась с этой задачей весьма успешно. Последний раз мы встречались с ней более года назад, когда она пришла ко мне по поводу своих отношений с тем мужчиной, который появился у нее после того как она вышла работу... Хороший итог ВСД, черт побери! Но еще раз подчеркиваю, для этого ей понадобилось мужество принять реальность такой, какой она была в действительности, а не такой, какой ее хотел видеть ее невротический симптом.

На заметку

Первый вариант ВСД грозит нам в том случае, если у нас есть неосознанный психологический конфликт между «хочу» и «надо». В том случае, если наши внутренние потребности не удовлетворены, наш организм испытывает выраженное напряжение, которое и проявляется соответствующими вегетативными симптомами. Однако мы не осознаем истинных причин этого дискомфорта, а потому расцениваем эти симптомы как признаки тяжелой телесной патологии. Дальше мы начинаем искать подтверждение собственным опасениям. А кто ищет, как известно, всегда найдет. И только устранение этого внутреннего конфликта позволит нам навсегда забыть о своих «приступах».

 

Вариант второй: «просто нет возможности»

 

По второму варианту ВСД разворачивается в тех случаях, когда нам приходится серьезно, зачастую кардинально менять свою жизнь. Выражаясь языком научным [Надеюсь, что для тех, кто читал мою книгу «Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности», вышедшей в серии «Карманный психотерапевт», это уже не научный, а обычный — человеческий — язык.], это приводит к нарушению привычного жизненного динамического стереотипа, а проще говоря — «я не могу жить так, как я привык жить прежде, просто нет возможности». Для психики, которой приходится в этом случае перестраиваться, это огромный стресс, который сопровождается выраженным внутренним напряжением. Здесь, как, впрочем, и в первом варианте, проблема в неосознаваемости возникшего стресса.

Ведь подобным стрессом могут быть даже позитивные (с точки зрения сознания) жизненные изменения. Поскольку сами эти изменения оцениваются человеком как положительные по знаку, то, соответственно, и возникающие на этом фоне вегетативные нарушения не могут быть отнесены на счет естественной стрессовой реакции, знакомой многим по экзаменационным сессиям или другим эмоциональным нагрузкам. Мы вряд ли удивимся «выпрыгивающему из груди сердцу», если нас остановит работник ГАИ за двукратное превышение скорости. Но если оно начинает свои прыжки «ни с того ни с сего» — это действительно пугает.

Человек, как правило, не видит ничего ужасного в том, что он, например, женился (или вышла замуж). Его вряд ли насторожит тот факт, что он получил новую, престижную работу или, например, ушел с неустраивавшей его работы. Наконец, он вряд ли расстроится, переехав на новое, желанное для себя место жительства. Однако подобные «приятные хлопоты» требуют существенной перестройки всего нашего психического аппарата, выработки новых навыков поведения.

Возникающее перенапряжение психики выражается как психологически — может появиться раздражительность, беспокойство, неоправданная суетливость, — так и на уровне телесном. Подобные вегетативные реакции с биологической точки зрения — вполне естественны. Если надо «обживаться», то потребуется мобилизация всего организма — сердца, сосудов, легких и даже кишечника. Но страх, который может вызвать подобная непонятная «весточка» от сердца или желудочно-кишечного тракта (напоминающая человеку несведущему «черную метку»), способен довести дело до фактической патологии. Если перефразировать знаменитую поговорку, то можно в этом случае сказать и так: «То, что сознанию хорошо, подсознанию — смерть».

Если же речь идет о негативных переменах в жизни человека (гибель близкого, утрата работы, распад семьи и т. п.), то ситуация осложняется не в меньшей, а то и в большей степени. Впрочем, до тех пор пока мы переживаем свое горе, до тех пор пока мы вживаемся в новые жизненные обстоятельства, все возникающее в нас напряжение расходуется на эти цели. Но как только беда оказалась уже позади, а новая жизнь стала налаживаться, этому нервно-психическому и физиологическому напряжению уже некуда более растрачиваться.

 

В конечном счете важны не годы в вашей жизни, а жизнь в ваших годах.

Авраам Линкольн

 

Когда же восстанавливается былое, хотя и порядком реконструированное теперь благополучие, когда наша голова больше не занята так сильно данной конкретной проблемой, в поле зрения сознания попадают наши вегетативные реакции — сердцебиения, повышения артериального давления, приступы затрудненного дыхания и т. п. Заметив это, сознание, конечно, настораживается (оно теперь вообще склонно к тому, чтобы настораживаться где надо и не надо): «А почему у меня сердце так стучит? А что с моим дыханием?» и, наконец: «А не заболел ли я?». И вот начинается...

Дальше все развивается по классической схеме: я запоминаю те обстоятельства, в которых впервые прочувствовал свой физический дискомфорт, и начинаю избегать их, желая предотвратить его повторение. Но от этого мне становится еще страшнее, и вот уже я подозреваю у себя какое-то тяжелое заболевание. Условный рефлекс начинает срабатывать регулярно, подтверждая мои опасения. Врачи не дают никаких внятных объяснений, что тревожит и расстраивает меня еще больше. Короче говоря, дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку... и пошло-поехало! Встретимся у психотерапевта лет через пять...

Сейчас я расскажу историю Катерины, которая продемонстрирует нам этот второй случай вегетососудистой дистонии со всей наглядностью. Катерина обратилась ко мне за помощью, когда ей исполнилось 58 лет. Она уже несколько лет как была на пенсии, и сейчас ее беспокоили приступы слабости, загрудинных болей, колебания артериального давления, обморочные состояния и головокружение. Все эти симптомы мучили Катерину уже на протяжении полутора лет.

Всю свою сознательную жизнь Катерина прожила в «городе газовщиков» за полярным кругом, где работала учительницей младших классов. Личная жизнь у нее сначала не складывалась. Только в 29 лет она вышла замуж, но детей у нее так и не было. Муж, который был на несколько лет старше Катерины, рано умер от инфаркта миокарда, сделав ее 45-летней вдовой. Достигнув пенсионного возраста, Катерина получила жилплощадь в Ленинградской области, неподалеку от единственной своей родственницы — двоюродной тетки, куда и переехала, рассчитывая на «счастливую старость». Новое место жительства Катерине понравилось — зелень, свежий воздух, но смущало отсутствие знакомых.

Примерно через два месяца после переезда Катерины на новое место жительства муж ее двоюродной тетки слег после инсульта. Сначала за больным ухаживала в основном его жена, а Катерина ей только помогала. Однако вскоре слегла и тетка. Теперь Катерине приходилось каждый день мотаться за 40 километров в однокомнатную квартиру своих родственников — готовить, убирать и т. п.

Так продолжалось около девяти месяцев. Катерина очень уставала, пыталась госпитализировать свою тетку и ее мужа, но врачи отказывали, говорили, что старикам делать в больнице нечего. На этом фоне и у самой Катерины начали возникать незначительные колебания артериального давления, приступы слабости, которым она, впрочем, никакого значения не придавала. Но уже тогда настроение у нее стало снижаться, эпизодами ей было себя жалко, хотелось плакать.

По прошествии этих девяти месяцев муж тетки умер, и Катерина переехала к ней. «Ее не бросишь, — рассказывала мне Катерина, — а я и дома-то еще не обжилась, там еще и ремонт не докончен, все побросала...». В течение последующих четырех месяцев Катерина жила на новом месте: «Тетка ничего не соображала, уже, грешным делом, думала, когда ее бог возьмет, наконец», — призналась мне Катерина.

Многие, кто жалуется, что не получают того, что заслужили, просто не знают, как им везет.

Альфред Ньюмен

 

На последнем месяце жизни тетки ее все-таки госпитализировали, хотя, по словам Катерины, «ничем не лечили». Катерина продолжала за ней ухаживать, «и насмотрелась там, как люди страдают — и сердечные, и те, что с головой лежат, ходить не могут». Тетка скончалась в больнице. После ее похорон Катерина вступила во владение имуществом, оставшимся от ее родственников, и вернулась домой. «Надо было сразу ту квартиру продать, — говорила Катерина, — но уже сил никаких не было. Вроде и освободилась, а тоска на сердце появилась. Плакала целыми днями напролет».

Непосредственно через неделю-полторы после возвращения домой Катерина, дело было вечером, почувствовала сильный приступ загрудинной боли («как раскаленной иглой пронзило») и вызвала бригаду «Скорой помощи», которая добиралась до нее более двух часов. Все это время Катерина чувствовала себя ужасно и думала, что вот-вот умрет, так и не дождавшись медицинского вспоможения. Но вердикт врачей «Скорой помощи» поверг Катерину в растерянность. Сняв ЭКГ, те объявили, что «ничего серьезного» у нее нет, но, если она хочет, то ее могут госпитализировать. Катерина отказалась, вспоминая ужасные больничные условия, и решила, что «будет умирать дома».

Впрочем, умереть ей в течение полутора лет так и не удалось, хотя приступы загрудинных болей, полуобморочного состояния, колебания артериального давления (которое Катерина сама себе измеряла) продолжались все это время. Причем всякий раз такой приступ, как по команде, начинался в вечернее время. Катерина переживала острое чувство страха смерти, представляла себе, как она умрет дома, и что ее найдут только через несколько дней «по запаху, когда труп станет разлагаться». Ведь родственников у нее нет, и потому никто ее искать не будет, «не спохватятся».

 

Не люблю выбирать из двух зол меньшее: уж очень бедный ассортимент.

Веслав Брудзиньский

 

Сон у Катерины нарушился, причем это нарушение сна характеризовалось не только трудностью засыпания, но и стандартным пробуждением в 3 часа ночи. Катерина просыпалась как от внутреннего толчка, с сердцебиением и чувством тревоги. Даже корвалол, бывший сначала спасительным средством, теперь перестал помогать. В этом состоянии Катерина отправлялась на кухню, готовила себе какую-нибудь еду, ела, после чего тревога прекращалась, и она могла, наконец, уснуть.

Дальнейшие визиты Катерины к врачам эффекта не давали. Ее просили успокоиться и не нервничать, говорили, что все показатели у нее в пределах «возрастной нормы». Из чего Катерина делала вывод, что врачи просто хотят от нее «отвязаться». Так что депрессия у Катерины только нарастала. Наконец после вторичного совета врача обратиться за помощью к психотерапевту она согласилась взять направление в Клинику неврозов им. академика И. П. Павлова, хотя, по ее словам, «ничего хорошего от этого не ждала». «Хотят сдать меня в психушку, а у меня не. голова, а сердце», — заявила она мне на нашей первой встрече.

Вот, в общих чертах, история Катерины. Достаточно типичная и печальная. В сущности, Катерина оказалась в хорошей для себя ситуации. Она переехала на новое место жительства, «в теплые края», в отдельную квартиру. Казалось бы, живи и радуйся. Но привыкнуть к новой жизни непросто — психика вынуждена напрягаться, организм — перенапрягаться. А здесь еще сплошные несчастья — болезнь родственников (которые, в сущности, были для Катерины малознакомыми людьми), необходимость их обслуживать, тяготы получения медицинской помощи. Короче говоря, все одно к одному.

Разумеется, все это слегка выбило организм Катерины из колеи, появились симптомы его «дистонии». Сразу оговорюсь, что подобная «дистония» — дело естественное и свидетельствует не о болезни, а о нарушениях в регуляции функций организма, так что ничего страшного в этом нет. Но зато в голове у Катер







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.