Здавалка
Главная | Обратная связь

Икона, спасающая от пьянства



 

Лет десять тому назад был у меня друг — Володя, близкий сосед по даче, бывший таксист. К тому времени он уже стал закоренелым, беспробудным и, казалось, неисправимым алкоголиком, тихим, добрым и веселым даже во время глубокого запоя. Когда я переехал жить в другой город, то прощались мы с ним в наркологическом диспансере, где он, посиневший и осунувшийся, с необыкновенно впалыми глазами и огромными подглазниками, третий раз отлеживался под капельницей. Он, как всегда, шутил, рассказывая новые анекдоты, расспрашивал о делах на даче, об огороде, но когда пришло время расстаться, резко схватил меня за руку, притянул к своему лицу и каким-то ужасно тоскливым, страшным шепотом произнес: «Не увидимся мы больше с тобой. Не жилец я на этом свете. Скоро выйду отсюда, напьюсь и умру. А если не умру — повешусь». А глаза его более чем убедительно подтверждали эти слова бесслезной, серой пеленой безнадеги и решимости.

Прошло два года. Проезжая по каким-то суетным и мелким делам очередной командировки мимо Серпухова, я почувствовал, что меня вдруг сильно потянуло на ту дачу, к Володьке. На могилку. Уж так он тогда меня в этом уверил.

Свернул на знакомую бетонку и… три дня провел в веселом и милом обществе совершенно здорового, трезвого, непьющего и как всегда веселого Владимира Ш. и его молодой супруги — чернявенькой, пышненькой и хозяйственной Юлии.

Именно тогда от Володи я и узнал о чудотворной иконе Божией Матери «Неупиваемая Чаша», которая все эти годы находилась совсем рядом — в Высоцком мужском монастыре…

 

Чудотворная икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша»

Явление этой иконы произошло 120 лет назад. В то время в Тульской губернии проживал, а вернее, доживал свой еще совсем короткий век отставной солдат. Жить бы ему еще и жить, да только уж очень сильно злоупотреблял солдат алкоголем. Пропивал всю пенсию, пропил всю домашнюю нехитрую утварь, стал почти нищим и вскоре слег — отнялись ноги, но все ж пить не закончил — все равно помирать теперь.

Однажды, в одну из его неспокойных ночей, во сне явился ему благолепный старец-схимник и сказал: «Иди в город Серпухов, в монастырь Владычицы Богородицы. Там есть икона Божьей Матери „Неупиваемая Чаша“, отслужи перед ней молебен, и будешь здоров душой и телом».

Старец солдату являлся еще три раза, видя, что человек не в силах встать, и в последний раз почти пригрозил ему. С огромными усилиями, на коленках, человек пополз в сторону Серпухова. А дошел уже на ногах, с палкой и костылем. Когда солдат объяснил в монастыре о своих снах, все очень удивились, потому что такой иконы у них не было. Лишь при входе в ризницу висела какая-то икона, на которой изображена была чаша. Когда ее сняли, то ясно увидели на обратной стороне надпись: «Неупиваемая Чаша».

Из Серпухова человек возвращался совершенно здоровым и к вину больше ни разу в жизни так и не притронулся…

В Высоцком монастыре бережно хранятся письма наших современников. Это письма тех людей или их родственников, которые уверовали в чудотворность иконы «Неупиваемая Чаша», излечились от плотских болезней, избавились от душевных пороков и страстей и пришли к Богу. Написаны они без какого-либо принуждения, совершенно добровольно, по велению души.

Несколько случаев — лишь самую малую часть из всего, что накопилось в Высоцком монастыре, — мы сегодня и опишем.

 

Истории исцелений

 

Своего сына в детстве она не крестила. Когда пришло время идти в армию, его отправили воевать в Афганистан. Когда Роман вернулся, озлобленный и духовно надломленный, он стал сильно пить со своими друзьями-сослуживцами, стал заливать память об ужасах этой войны. Таким образом он пил 14 лет и растерял все свое здоровье. Когда Надежда узнала из православного календаря о существовании чудотворной иконы «Неупиваемая Чаша» в городе Серпухове, то решилась поехать в далекий край, тогда уже через границу. В монастыре она заказала сорокоуст и поминание «О здравии» на год, взяла святой воды с молебна и святого масла от чудотворной иконы, приобрела образок «Неупиваемая Чаша» и акафист. И вскоре Роман принял Святое Крещение и чудесно исцелился от своего страшного недуга.

Надежда о своем сыне Романе, г. Кохтла-Ярве, Эстония

Шестнадцать лет Сергей употреблял наркотики и лишь только последний год с этим покончил окончательно.

Сергею пришлось лечь в клинику, где с него в течение трех месяцев врачи старались снять «ломку», после чего немного подлечили и его разбитое тело.

Домой после этого он не поехал, а решил спрятаться от всех в деревне у дяди. Там он ловил рыбу, ходил в лес, читал книги — любым способом старался отвлечься от воспоминаний прошлого. Но это не помогало. Ему хотелось принять наркотик. Хотелось до такой степени, что постоянно стал сниться один и тот же сон: он куда-то идет, приобретает наркотик, берет шприц, и в этот момент он просыпался, был зол и ненавидел все и всех. Вскоре появилась навязчивая идея покончить жизнь самоубийством. Только тогда он наконец решил обратиться к Богу и по совету знакомого сходить в монастырь. Был в Оптиной пустыни, в Орле, в Курской Коренной пустыни, поездил по святым местам и в конце концов попал в Высоцкий монастырь, к чудотворной иконе «Неупиваемая Чаша». С первых же моментов пребывания в обители Сергей физически стал ощущать сильную перемену: у него пропало желание принимать наркотики, исчезла мысль о самоубийстве, подавленного состояния как не бывало. Ему сейчас кажется, что его прошлое — это какая-то история из чужой книги. И теперь Сергей выстаивает длинные богослужения, говоря, что это ему в радость, а все, что с ним произошло, — это Божия благодать, ведь он полностью исцелился.

Сергей, г. Черкесск

Валентина долгое время страдала от запущенного тромбоза глубоких вен. Из-за этого нога у нее сильно опухла, постоянно болела. К тому же она с детства с трудом дышала через нос — в гайморовых пазухах скопилось большое количество гнойной жидкости.

После того, как она от всего сердца помолилась Божией Матери перед ее чудотворной иконой «Неупиваемая Чаша», нога вылечилась безо всяких лекарств, опухоль прошла и всякая боль исчезла. И притом у нее исчез в носу гнойный мешочек, к которому она уже привыкла и не обращала на него никакого внимания. В дар Божией Матери Валентина за свое чудесное исцеление послала в монастырь свое обручальное колечко.

Валентина, Тюменская область

За те три дня, что я провел на даче у Володьки, я узнал и его историю. Вернее, не его, а их — Владимира и Юлии.

Когда мы с ним виделись в последний раз в наркологическом диспансере и он с трудом, в течение месяца, отходил от алкогольного отравления, Володя познакомился с Юлей, которая по соседству лежала с таким же диагнозом в женском отделении. Володя устроил так, чтобы их выписали вместе. И только для того, чтобы вдвоем «отпраздновать» удачное выздоровление. Помыслы у Володьки были одни — у Юльки водились деньги, а он «сидел на мели». Вышли рука об руку счастливые и довольные от предвкушения привычной жизни, пошли к ней домой. И случилось так, что на их пути стоял тот самый Высоцкий монастырь, в который они почему-то решили завернуть. Когда вышли из него, молча, не глядя друг на друга, склонив головы, разошлись. Через три дня, не в силах больше терпеть непонятного желания увидеться с иконой, которая находилась при входе в храм, Володя чуть ли не бегом отправился на берег Нары, до монастыря, неумело перекрестился при входе и вошел в Покровский храм. Там, стоя на коленях перед чудотворной иконой «Неупиваемая Чаша», усердно молилась Юля…

 

В. А. Жуковский (1783–1852)

Непостижимость Бога есть сильнейшее доказательство бытия Его; высшая идея, какую только человек может иметь, должна принадлежать высшему свойству души человеческой, не уму, а вере.

 

 

Споры о Толстом

 

Л. Н. Толстый

Портрет работы И. Н. Крамского, 1873 г.

Ясным июльским днем 1989 года мы со скульптором Вячеславом Михайловичем Клыковым и его помощником Георгием Трошиным возвращались из Дивеева. Дорога была пустая. Я вел «Ниву», Вячеслав Михайлович сидел рядом, Георгий сзади.

Мы спорили о Толстом. Клыков никак не мог примириться с тем, что великий писатель был отлучен от Церкви и до сих пор это отлучение не снято.

— Что же из того, что в церковных вопросах он заблуждался? Но это был настоящий гений! А его религиозные искания сейчас никому не интересны. Остались «Война и мир», «Анна Каренина»…

Я пытался возражать, что никто не отрицает художественный гений Толстого, но надо смотреть правде в глаза — Толстой к концу жизни стал беспощадным и сознательным врагом Церкви Христовой, сам разорвал общение с нею, глумился над самым святым, что есть в Христианстве и, наконец, отвратил от Церкви и от Бога огромное множество людей, так что недаром Ленин называл его «зеркалом русской революции».

Вячеслав Михайлович в те годы только приходил в Церковь, это было его первое паломничество в Дивеево к преподобному Серафиму, и переоценка ценностей, как и у всякого, происходила в нем тяжело и болезненно. К тому же Клыков сам был в первую очередь художник: талант и тем более гений оставались для него превыше всего и никому неподсудны. Он вновь стал убеждать нас, что всякий гений от Бога. Я напомнил, как отец Иоанн Кронштадтский называл Толстого не просто злым гением, но предтечею антихриста, а его борьбу с Церковью — делом дьявольским, за несколько лет предсказал несчастное бегство Льва Николаевича из родного гнезда, неудачную попытку покаяния и смерть в полном духовном одиночестве.

Но все это были слова, слова, слова… Я не мог убедить Вячеслава Михайловича… нет, не разлюбить Толстого как писателя, а понять, почему его борьба с Христовой Церковью была так страшна, что Священный Синод пошел на столь тяжелый шаг, как отлучение. Поняв, что не переубедим друг друга, мы замолчали. Вячеслав Михайлович задумчиво смотрел вперед. Машина мчалась по залитой солнцем дороге среди бесконечных полей.

Вдруг я заметил, что Вячеслав Михайлович напряженно вытянулся, устремив расширившийся от ужаса взгляд куда-то вверх.

— ТОЛСТОЙ! — закричал он не своим голосом, указывая пальцем ввысь.

Ничего не понимая, я перевел взгляд в небо — и сам чуть было не закричал: прямо перед нами посреди ясного лазоревого горизонта нависало ослепительно белое облако — голова великого писателя.

Я резко нажал на тормоз, стараясь только не потерять управление: оторвать взгляд от этого зрелища было невозможно. Потрясенные, мы все трое вышли на дорогу.

Ничего подобного ни один из нас не видел за всю свою жизнь: облако, висевшее перед нами, с поразительной скульптурной точностью повторяло растрепанную, с огромной бородой голову Толстого. Крупный тяжелый нос картошкой, высокий лоб, резкий взгляд из-под густых бровей… Казалось, это какой-то совершенно волшебный мраморный бюст висит в небе.

Несколько секунд мы стояли молча, потом стали наперебой делиться своими впечатлениями; повторяю, в облаке не было абсолютно никакой двусмысленности — перед нами был Лев Толстой! Непонятно, что более нас потрясло: этот природный феномен или то, что мы лишь несколько минут назад так горячо спорили о Толстом.

Вдруг изображение в небе стало меняться: налетел ветер, и внутри облака на наших глазах начались бурные метаморфозы. Лицо странно вытянулось, нос картошкой принял совершенно иную форму — тонкий, крючкообразный, он хищно навис над ухмыляющимися губами, огромная борода отлетела и осталась лишь острая эспаньолка… За несколько мгновений перед нами совершилось превращение в такую страшную мефистофельскую бесовскую личину, что Клыков, схватившись за голову, закричал:

— Я понял, понял! Не надо!.. — Еще несколько секунд облако дрожало над нами, казалось, для того, чтобы увиденное навсегда запечатлелось в нашей памяти, потом налетел вихрь и в клочья разметал все по небу.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

 

Сон принца

 

Шел 1812 год. Армия Наполеона вторглась на территорию России….

Отряд принца Евгения, вице-короля Италийского, устав от перехода, остановился близ одного монастыря возле Звенигорода. На ночь расставил часовых у монастыря и вокруг лагеря.

Ночью к нему вошел тихими шагами старец в черной длинной одежде, ветхий, с седой бородой. Около минуты стоял он, как бы рассматривая принца, наконец тихим голосом сказал:

— Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что-нибудь из церкви. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым.

Образ старца стоял перед ним, как живой; когда проснулся принц, он приказал выступать в Москву и не трогать монастыря, приказал строго-настрого.

Он вошел в храм (стояли часовые), увидел гробницу и образ, который поразил его сходством со старцем, представшим пред ним во сне. Это была икона преподобного Саввы Сторожевского.

Услышав рассказ о святом, принц с благоговением поклонился его мощам и записал его имя в своей памятной книжке.

Много было сражений, но принц ни разу не был ранен. Слова старца сбылись. Принц благополучно возвратился в свое отечество, и даже после падения Наполеона его любили и уважали, хотя почти все маршалы, пришедшие в Россию, погибли или были казнены. Мортье, взорвавший Кремль, сам был взорван бомбой, предназначавшейся королю Людовику-Филиппу. Жюно умер в сумасшествии, Ней и Мюрат расстреляны, Бертье бросился с балкона замка, Бессер убит под Люцерном, Дюрон убит в сражении…

 

Об адских мучениях

 

Один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь.

— Хорошо, — сказал явившийся больному Ангел, — Господь, будучи неизреченно благ, соизволяет на твою молитву, Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми каждый человек очищается, как золото в огне, согласен ли ты пробыть три часа в адских мучениях? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти, ты должен бы быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих, нет другого пути к небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе наскучил на земле, — испытай эти муки только в течение трех часов, а после, молитвами Святой Церкви, ты будешь спасен.

 

Страдалец задумался: год страдать на земле — это ужасное продолжение времени! «Лучше же я вытерплю три часа в этих бесконечных муках, — сказал он себе, — чем год на земле».

— Согласен в ад! — сказал он, наконец, Ангелу.

Ангел тихо принял его страдальческую душу и, заключивши ее в преисподних ада, удалился от страдальца со словами утешения: «Через три часа явлюсь я за тобою!»

Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие отовсюду звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии, — все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и вопли и ни ползвука радости в необъятной бездне ада; одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его и сжечь своим гееннским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал; но на его крик и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием гееннского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего заключенного. Ему казалось, что протекли уже целые века страданий; с минуты на минуту ждал он к себе светоносного Ангела, — но Ангела не было. Наконец, страдалец отчаялся в его райском появлении, скрежеща зубами, застонал; но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в бездне гееннской, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости издевались над мучениями грешников.

Наконец, тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкою приступил Ангел к добровольному страдальцу и спросил о его состоянии.

 

— Не думал я, чтобы в устах ангельских могла быть ложь, — прошептал едва слышным, прерывающимся от страданий голосом страдалец. — Ты обещался взять меня отсюда чрез три часа, а между тем целые годы, целые века протекли в моих невыразимых страданиях.

— Что за годы, что за века? — кротко отвечал Ангел.

— Час, один только час прошел со времени моего отсутствия, и два часа еще быть тебе здесь.

— Два часа? — в испуге спросил страдалец. — Два часа? А это час только протек? Ох, не могу более терпеть; нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня, — умоляю тебя: возьми меня отсюда! Лучше на земле буду я страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого пришествия Христова на суд, — только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня! — со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу.

— Бог, как Отец щедрот, — отвечал Ангел, — являет на тебе благодать Свою, исполняя прошение твое. Но ты должен знать и помнить, сколь жестоки и невыносимы адские мучения.

 

Жизнь

 

О жизнь! Ты миг, но миг прекрасный,

Миг невозвратный, дорогой;

Равно — счастливый и несчастный

Расстаться не хотят с тобой.

 

Ты — миг, но данный нам от Бога

Не для того, чтобы роптать

На свой удел, свою дорогу

И дар бесценный проклинать, —

 

Но чтобы жизнью наслаждаться,

Но чтобы ею дорожить,

Перед судьбой не преклоняться,

Молиться, веровать, любить.

 

А. Н. Апухтин

 







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.