Главная | Обратная связь

Глава 15. Олбани; Чикаго, 1984-1988 гг.

 

 

Когда Джордан начинал свое восхождение в мире профессионального баскетбола, в среде его почитателей наметился некий разрыв поколений. Если молодежь безоговорочно влюбилась в Майкла, то люди постарше все же сомневались, тот ли это игрок, который возродит «Буллз». Раз уж речь зашла о молодежи, то уместно напомнить, что в семье Джексонов (речь идет о семье Фила Джексона — тренера «Чикаго Буллз») первым обратил внимание на Джордана сын Фила и Джун — Бен. Майкл тогда еще играл за университетскую команду. После того как Джордан стал звездой олимпийской команды США на Олимпиаде-84, Бен ежедневно приставал к отцу: «Папа, ты просто обязан заарканить его!» Со временем в их доме, как и во многих американских домах, появилась фотография юного Бена Джексона в майке «Чикаго Буллз» с номером 23 на ней, причем Бен был снят с высунутым языком — он копировал своего кумира.

Фил Джексон работал тогда тренером в низшей лиге — Континентальной баскетбольной ассоциации (КБА). В том году, когда Джордан проводил свой первый сезон в НБА, Джексон специально приехал из Олбани, где он тренировал команду «Патрунс», в Нью-Йорк на показательный матч с участием «Буллз». Он сидел на балконе, откуда за действиями игроков следить было довольно трудно, и ничего особенного в игре Джордана не заметил — разве что его постоянный напор. После матча Джексон отправился в раздевалку и поговорил с Кевином Лафери, под чьим руководством он в свое время играл. Его бывший наставник всячески расхваливал Джордана. Но мир Майкла, совершавшего блистательную спортивную карьеру и к тому же зарабатывавшего огромные деньги на рекламных клипах, и мир Фила Джексона, трудившегося в КБА за мизерные деньги, разделяла пропасть. Джексон летом даже вынужден был подрабатывать в Пуэрториканской лиге. Фил тогда зарабатывал около 35 тысяч долларов в год в КБА и примерно 12 тысяч на своих летних «гастролях». Конечно, он лез из кожи вон чтобы вернуться в НБА, но чувствовал при этом, что в консервативном мире профессионального баскетбола он выглядит чужим. Посещая тренировочные лагеря старшекурсников различных колледжей, он замечал, что баскетбольные специалисты не проявляют к нему ни малейшего интереса.

В свое время Фил Джексон был классным баскетболистом, играл в нью-йоркском клубе «Никс», в составе которого дважды становился чемпионом НБА. В городе он пользовался широкой популярностью. Жил он в самом центре Нью-Йорка, на Манхэттене, в западной его части. От его дома до «Мэдисон-сквер-гарден» проще всего было добираться пешком. А по городу Фил ездил на велосипеде. Недавно перебравшийся в огромный город из сельской глуши Северной Дакоты, юный Джексон не только с жадностью поглощал тонкости профессионального баскетбола, но и, как завзятый турист-экскурсант, изучал достопримечательности Нью-Йорка. В отличие от многих своих партнеров по команде, он не зацикливался на спортивной карьере, особая атмосфера нью-йоркской жизни радовала его не меньше, чем победы на площадке.

«Фил отличался от большинства профессиональных спортсменов, — говорил о Джексоне его старый и верный друг журналист Чарли Розен. — Он всегда был человеком открытым, прекрасным собеседником. Ему интересно было не только свое мнение, но и мнение других людей. Причем по самым разным вопросам».

Успех профессиональной карьеры Джексона крылся в его уме, интеллигентности, преданности баскетболу. Кроме того, он всегда точно знал, что требует от него тренер и чего ждут от него партнеры. Конечно, в «Никс» ему пришлось переучиваться. Его достоинства как форварда, высоко ценившиеся в Северной Дакоте, здесь, в профессиональном клубе, оказались никому не нужными. У себя в колледже он отличался высоким ростом и удачно бросал крюком. Но среди профессионалов он выглядел далеко не гигантом, да и от бросков крюком толку было мало, огромные атлеты-защитники легко их блокировали. От неудач Фила спасло его неукротимое стремление к самосовершенствованию. Он понял, что он, с его длиннющими руками, должен чаще играть в обороне. И оказался прав. Джексон играл не грубо, но очень жестко, и вскоре соперники стали побаиваться непредсказуемых и всегда опасных круговых движений его локтей. «На тренировках я каждый день играл против Фила, и для меня это была каторга, — сказал однажды товарищ Джексона по команде Билл Брэдли. — Он все время врезался в меня, ухитряясь делать это на самой грани фола. А его ручищи! Мне казалось, что я сражаюсь с гигантским пауком. Хорошо хоть во время матчей меня опекали другие защитники, там мне приходилось легче».

Фил удачно вписался в команду, которая слыла командой больших знатоков баскетбола. Здесь было чему поучиться Зрителям иногда казалось, что один тренер ньюйоркцев, неподражаемый Ред Хольцман, сидит у бровки, а еще пять других тренеров носятся по площадке. В составе стартовой пятерки действовали номинально четыре защитника и всего лишь один форвард, но каждый из них прекрасно бросал по кольцу, каждый владел искусством паса и каждый умел надежно строить оборону. Мяч перелетал от одного игрока к другому с невероятной скоростью, и в обороне соперников тут же возникала зловещая брешь.

Когда наиболее талантливые «великаны» клуба Уиллис Рид, Дэйв Дебушер и Джерри Лукас (а все трое были лучшими снайперами, чем Джексон), постарев, ушли из баскетбола, Филу доверили место в стартовой пятерке. Вот тогда-то и обнаружились его слабые стороны: он не слишком был силен в бросках в прыжке и в дриблинге. И тут замаячил конец его карьеры. Сказывался и возраст. Он мог великолепно играть минут восемнадцать — двадцать — больше игрок стартовой пятерки не выдерживал. Потом у него сил и на это стало не хватать. Так что соперники ньюйоркцев, обсуждавшие перед очередным матчем с «Никс» свою тактику, со временем перестали брать Джексона в расчет.

В 1984 г. Фила отправили в ссылку — тренером в КБА. Люди, хорошо с ним знакомые, знали, насколько он умен, но баскетбольных боссов беспокоила его репутация — репутация хиппи. Перебравшись в Нью-Йорк, Фил отверг консерватизм Среднего Запада, отрастил длинные волосы и бороду и стал в баскетбольном мире символом антибуржуазной культуры. К нему присоединился темнокожий одноклубник Эдди Маст, тоже отрастивший бороду. Тренера Реда Хольцмана эти выходки, впрочем, не беспокоили. Он прозвал Фила и Эдди «братьями Смитами» — два этих бородатых типа украшали этикетки популярного лекарства от кашля. Вообще же Хольцман считал Джексона очаровательным молодым человеком, который хотя и играл под хиппи, тем не менее относился к баскетболу как к религии.

Джексон участвовал в протестах против войны во Вьетнаме и в принципе больше интересовался политикой, чем ожидалось от профессионального игрока. В те годы политические убеждения большинства спортсменов не расходились с традиционными воззрениями рядовых американцев. Джексон же стоял особняком, и мэтры баскетбольного мира этого ему не простили.

Подвело его и то, что он вместе с Чарли Розеном написал книгу под названием «Сам себе хозяин». На ее обложке красовалось фото бородатого Джексона. С бородой еще можно было бы смириться. Хуже другое — пара абзацев книги была посвящена тому, как Фил пробовал испытать на себе действие наркотиков, в том числе такого сильного галлюциногена, как ЛСД. Это баскетбольные боссы ему, конечно, припомнили. Репутация интеллектуального игрока его не выручила.

Так вот и случилось, что осенью 1984 г. Джексон уже второй сезон работал тренером и КБА и начал уже сомневаться в том, удастся ли ему вернуться в НБА на должность хотя бы помощника тренера. Нельзя сказать, что работа в КБА и в Пуэрто-Рико ему не нравилась. Если человек любит баскетбол то его в принципе устроит любой клуб. Другое дело, что парни игравшие в КБА, жили одной лишь надеждой, что счастье им когда-нибудь улыбнется и их призовут в НБА. Так порой и случалось, и Джексону приходилось расставаться с лучшими своими воспитанниками.

Но говоря честно, тренерам КБА приходилось несладко. В лиге был установлен такой порядок. Команда получала по очку за победу в каждой четверти матча. Если при этом она выигрывала встречу, то получала три дополнительных очка. За каждое очко тренеру «Патрунс» Филу Джексону платили вознаграждение в сумме 25 долларов. Следовательно, максимальный его доход по итогам матча (если команда побеждала и к тому же вела в счете после каждой четверти игры) составлял 175 долларов. Неудивительно, что болельщики, приходившие на домашние матчи «Патрунс», нередко слышали под конец каждой четверти восторженно-иронический вопль Джун Джексон. «Давайте, ребятки, а то я в магазин собралась!» — подбадривала игроков супруга тренера.

Уровень игры команд КБА был нестабилен, а отношения между тренерами и игроками — натянутые. Произошел даже такой случай, когда игрок, недовольный тем, что тренер почти не выпускал его на площадку, окунул своего наставника головой в унитаз. Больших средств у клубов не было. Игрокам и тренерам платили нерегулярно. Как-то раз одному тренеру, ссылаясь на отсутствие денег, вручили в качестве вознаграждения столовое серебро. Да и вообще чудес творилось много.

Как-то «Патрунс» решил приобрести у клуба «Касперские Дикие Кошки» (штат Вайоминг) Брэда Райта, гиганта ростом 6 футов 11 дюймов. Но «Кошки» раз за разом отказывались с ним расстаться. И вот однажды, когда этот клуб оказался на мели, его владельцы, чтобы привлечь на стадион побольше болельщиков, устроили шоу. Вкатили перед матчем на площадку новенький автомобиль, открыли откидной верх и предложили зрителям сложить из своих программок бумажные самолетики. Чей самолетик приземлится в кузове авто, тот и станет его владельцем. Поскольку машину намеренно поставили подальше от трибун да и дальность полетов таких «лайнеров» невелика, счастливчиков долгое время не находилось. Машину эту владельцы клуба даже не покупали, просто одолжили на время у дилеров. Но вот нашелся какой-то умелец, чей самолетик точно ткнулся носом в сиденье. С автомобилем пришлось расстаться, а заплатить дилерам нечем было. В результате пришлось расстаться и с Райтом. Его продали в «Патрунс», и он отбыл в Олбани.

Игроки и тренеры КБА не могли себе позволить летать чартерными рейсами. «Патрунс» отправлялся на выездные матчи в огромном автофургоне, за рулем которого восседал сам Фил Джексон. В день игры он и его помощник Чарли Розен гоняли на тренировках своих подопечных до седьмого пота, затем засаживали их в этот фургон и включали кондиционер, подающий теплый воздух. Разморенные жарой игроки быстро засыпали, восстанавливая таким образом силы перед матчем.

А Джексон гнал машину со страшной скоростью (приходилось порой ездить за тридевять земель), ухитряясь при этом разгадывать на пару с Розеном кроссворд из «Нью-Йорк Таймс». Поездки эти были очень утомительными.

Однажды Джексон вез своих ребят на матч в Торонто. На границе с Канадой его фургон остановил пограничник и спросил, какова цель его поездки. Измученный Джексон нашел в себе силы пошутить: «Переправляю контрабандой в Канаду беглых рабов».

Если финансовые дела многих клубов КБА шли плохо, то о Пуэрториканской лиге этого сказать никак было нельзя. Там каждый новоприбывший тренер сразу же получал новый автомобиль, и тренеры, уже проработавшие там некоторое время, советовали новичку ни в коем случае не возвращать владельцам клуба ключи от машины, пока ему не заплатят все положенное по контракту. Не пришелся тренер ко двору, не справился со своими задачами — его очень быстро уволят, а пока у тебя ключи от автомобиля, владельцы клуба вынуждены тебе платить. Когда Джексон впервые приехал в Пуэрто-Рико, друзья посоветовали ему не волноваться из-за возможного увольнения: его с радостью и немедленно примет другой клуб. Так и случилось. Из первого в его жизни пуэрториканского клуба его уволили, но он тут же получил контракт с заклятыми соперниками этой команды из соседней деревни.

С профессиональной точки зрения Пуэрториканская лига уступала даже КБА. Сказывалась интеллектуальная и культурная пропасть между тренерами и игроками. Помехой служил и языковой барьер. Некоторые игроки, выросшие в Нью-Йорке и говорившие по-английски, добровольно вызвались переводить для своих партнеров тренерские наставления Джексона на испанский. При этом они получали удовольствие, говоря своим товарищам абсолютно противоположное тому, что имел в виду Фил. Поэтому — разумеется, не по его вине — тренировочный процесс проходил на низком уровне. Джексону пришлось «докапываться» до элементарной сущности вещей, разгадывать, что за личности эти полуграмотные парни, в чем цель их жизни. Этот нелегкий опыт впоследствии ему весьма пригодился. Да и платили ему неплохо — 1500 долларов в неделю, а его летняя работа в Пуэрто-Рико длилась восемь недель.

И в КБА, и в Пуэрто-Рико Джексон в работе не жалел себя. Он отличался острым умом и был наделен уникальной зрительной памятью. Клубы, где он трудился, не могли себе позволить такую роскошь, как Делать видеозапись всех проведенных ими матчей, но его это не смущало — он и так досконально помнил все игровые эпизоды, все удачи и промахи игроков. Кстати, с игроками он всегда был в прекрасных отношениях, умел их расположить к себе, видел в каждом личность и не обременял их излишней опекой. Не делал вечерний обход, не вводил «комендантского часа». Джексон знал человеческие слабости каждого и старался с ними мириться. Как считает Чарли Розен, тогда и уже позже, в НБА, помогло Филу и то, что одновременно играло и против него — он резко отличался от большинства своих коллег. По-другому мыслил, по-другому разговаривал. Он не диктовал игрокам своих решений, не навязывал своих правил. Более того, Джексон не ставил своей целью завоевать себе громкое имя в мире профессионального спорта. Будучи человеком тонким, он вел себя с игроками так, что они почти не чувствовали его интеллектуального превосходства. Правда, иногда он был непредсказуем, но игрокам это как раз нравилось — по крайней мере, у них пробуждалось любопытство к тому, что сейчас может произойти.

По мнению Розена, Джексон, при всей своей открытости и человечности, отличался внутренней силой и твердой волей. Да, он прощал людям их слабости, но тренером был чрезвычайно требовательным и порой бескомпромиссным. Можно сказать так: он пытался привнести в рационализм Запада элемент восточной философии с ее проповедью простой жизни, но в то же время оставался настоящим бойцом.

Поскольку в клубах, где Джексон тогда работал, часто была неполная скамейка игроков, он сам выходил на площадку и тренировался вместе со всеми. Хорошо выступая в защите, он требовал от своих подопечных играть жестко. Те были моложе его лет на пятнадцать, а то и двадцать и действовали побыстрее, но Джексон стоял на страже своего кольца, как скала. Иной раз чересчур резвый парень мог и получить от него увесистый пинок: пусть, мол, знает, что значит связываться с настоящим профессионалом.

Тренировки были для Джексона священнодействием, и присутствовать на них посторонним он никогда не разрешал. В свое время он усвоил от Реда Хольцмана, что ошибки игроков на тренировках простительны, но, если тренер делает кому-либо из них замечание, это не должно доходить до чужих ушей. Так же рьяно оберегал Джексон тайну своих коротких бесед с игроками во время тайм-аутов. Однажды команда соперников привела в спортзал знаменитого «Цыпленка из Сан-Диего» — мима-талисмана, чтобы он дирижировал толпой ее болельщиков. Во время очередного тайм-аута тот затесался в ряды «Патрунс» — может быть, хотел подслушать что-то ценное. Джексон тут же подошел к нему и, широко улыбнувшись, сказал, используя непривычный для него лексикон: «Послушай, цыпленок, сваливай отсюда немедленно, а то я надаю тебе по твоей гребаной заднице».

В те годы он удивлялся, почему его, в отличие от многих его коллег и ровесников, так и не призывают в НБА. Джексон старался показываться на людях, посещал всякие мероприятия, на которых собирались воротилы профессионального баскетбола, но «воротилы» НБА, казалось, его не замечали. Наконец, Джексон решил, что единственный его шанс связан со странноватым типом по имени Джерри Краузе, новым генеральным менеджером «Чикаго Буллз». В мире большого баскетбола он тоже был пока чужим, даже в большей степени, чем Джексон. Тот, по крайней мере, был шести футов ростом, сам в свое время играл в баскетбол и имел множество друзей среди спортивных журналистов и бывших игроков. Краузе же никогда, даже в колледже, в баскетбол не играл, был приземистым толстяком ростом 5 футов 5 дюймов.

Он периодически делал попытки сбросить лишний вес, однажды даже с Майклом Джорданом поспорил, что похудеет за несколько недель, но пари проиграл. Про Краузе говорили, что он прекрасный селекционер, обладает умением увидеть в баскетболисте подлинный талант, но есть у него один недостаток — не может спокойно пройти мимо кондитерского магазина. Страсть Джерри к сладостям можно было распознать по характерным пятнам и крошкам на его костюме. Он, конечно, не принадлежал к числу профессионалов баскетбола, которые сами когда-то выступали за клубы — кто за сильные, кто за слабые, знали все тонкости игры и были накоротке друг с другом.

Выискивать таланты в колледжах — работа не из легких. В 60-х и 70-х гг., когда еще не существовала кабельная сеть спортивно-развлекательных программ, телезаписей игр почти не велось, и селекционеры мотались по всей стране на маленьких самолетах или на взятых напрокат машинах. Каждый при этом старался забраться в такую дыру, о существовании которой конкуренты даже понятия не имели. Впрочем, некоторые селекционеры, чтобы скрасить дорожную скуку, объединялись в небольшие группы. Так, например, поступили наиболее именитые специалисты: Скотти Стирлинг, Джерри Коланджело, Стью Инман, Джерри Уэст и Боб Ферри. Вместе скитаться по Штатам им было, конечно, веселей, однако, просмотрев один и тот же матч, они иногда трудно сходились во мнениях. А если игрок, подающий надежды, играл в тот вечер из рук вон плохо, они уже набрасывались на него всем гуртом, и дальнейшая его репутация оказывалась на волоске.

Большинство селекционеров относилось к Краузе с прохладцей. Он в их круг так и не был принят. Джерри действовал слишком жестко, неопрятно одевался и вообще не отличался хорошими манерами и воспитанием. Боб Ферри, гигант ростом 6 футов 8 дюймов, игравший в НБА на протяжении десятка лет, часто схватывался с Краузе, когда они вместе работали в клубе «Балтимор Буллетс» (одно из предыдущих названий клуба «Вашингтон Уизардс»). Во время матчей Боб, любил отпустить в адрес Джерри какую-нибудь колкость. То он намекал на его невоспитанность, то на его неряшливость, интересуясь, почему салон его автомобиля вечно забит грязными пакетами из-под продуктов, взятых в бесчисленных магазинах фаст-фуд. Иногда его шутки были довольно жестокими.

Краузе на выпады Ферри не реагировал. В ответных действиях он руководствовался нехитрым девизом: нужно работать больше всех. Он селекционер и должен максимально оправдывать свое предназначение. Глаз у него — алмаз, а внешний его вид и манеры никакого значения не имеют. Человек решительный и трудоголик, он, не войдя в элиту, создал со временем свой круг нужных ему людей и с прежним упорством рыскал по маленьким городишкам. Еще до того как в 60-70-х гг. талантливые темнокожие парни стали поступать в лучшие университеты США, Краузе уже обшарил небольшие негритянские колледжи американского Юга. Затем он переместил арену своих поисках в Европу, где тоже были звезды, подходящие для НБА. Например, литовец Арвидас Сабонис, который вполне мог бы сойти за Уолтона, или югославский защитник Дражен Петрович, напоминавший во многом Пита Маравича.

В начале своей карьеры Краузе с теми немногими из своих коллег, которым он симпатизировал и доверял, иногда делился мыслями о том, что он сделал бы, если бы у него появилась собственная команда. А в том, что такое случится, он был уверен. Коллеги, в очередной раз оглядев с головы до ног этого толстого коротышку и подумав о том, как важно быть презентабельным, входя в офис большого босса или богатого бизнесмена, с сомнением качали головами. «Джерри, — говорили они ему, — в своем деле ты хорош и работаешь как вол, но, похоже, мечты твои несбыточны».

Когда Краузе находил потенциально ценного игрока, он беседовал с ним не пять — десять минут, а несколько часов, а потом все аккуратно записывал и спустя несколько лет сверял, насколько его прогнозы совпали с реальностью. Работая в одиночку, почти ни с кем не общаясь, он вел свои дела в строжайшей тайне, тщательно скрывая от всех, кого и где он отыскал. Если ему дорогу переходил другой селекционер, он тут же исчезал или делал вид, что данный игрок его совершенно не интересует. Когда «Буллз», став чемпионом, оказался в очередном драфте в конце очереди, коллеги спрашивали Краузе, что он думает о самых одаренных потенциальных новичках НБА. Краузе молчал, как сфинкс. Даже Джерри Рейнсдорф подшучивал над ним. «Джерри, — говорил он, — ну что ты боишься рот открыть? Ведь лучшие новобранцы нам не перепадут, мы в очереди стоим 27-ми».

В офисе Краузе на стене висел лозунг — явная цитата, но без ссылки на автора: «Все слушай, все внимательно рассматривай, но ничего не произноси». Когда помощник старшего тренера «Буллз» Джонни Бах впервые прочитал этот девиз, он несказанно удивился. Историк по образованию, всерьез интересовавшийся событиями Второй мировой войны, Бах тут же вспомнил, что эти слова принадлежат адмиралу Вильгельму Канарису, шефу абвера — немецкой военной разведки. «Джерри, — сказал он, — странно, что этот девиз повесил у себя на стене еврей». Покинув кабинет Краузе, он решил, что здесь простое совпадение и его босс вовсе не собирался цитировать одного из нацистских главарей.

Репортеры и коллеги-селекционеры прозвали Краузе собакой-ищейкой, и с каждым годом он окружал свои поиски баскетбольных талантов все более плотной завесой тайны. Поселял игроков в отелях под вымышленными фамилиями, а на тренировочную базу «Буллз» привозил их в полночь, когда никому из посторонних не пришло бы в голову очутиться там. Однажды он пригласил в Чикаго на просмотр Уилла Пердью, студента последнего курса университета Вандербильта. Об этой его инициативе все догадывались: «Буллз» как раз нужен был такой центровой». Но Краузе остался верен себе. Один из его заместителей, Билли Маккини, приехавший за Уиллом в аэропорт, позвонил своему шефу из машины и в духе шпионских фильмов сообщил: «Синий агент докладывает оранжевому: груз прибыл и сейчас будет доставлен по назначению». Просмотр организовали поздно вечером, а студента поселили в отеле, как водится, под чужой фамилией, что создало ему лишнюю проблему. Приехавший за ним утром шофер клуба долго бродил в гостиничному холлу, выкликая его псевдоним, который тот за ночь уже успел позабыть.

Еще в 1967 г. Джерри Краузе хотел, чтобы «Балтимор Буллетс» приобрел Фила Джексона — тогда еще игрока. С тех пор он не забывал о нем, ценил его ум и полагал, что тот станет со временем классным тренером. Когда Джексон стал работать в КБА, никто с ним не был в столь близком контакте, как Краузе. Однажды тот позвонил ему и попросил сделать письменный разбор игры некоторых баскетболистов КБА. Джексон буквально подпрыгнул от радости: наконец-то представилась возможность показать свою квалификацию. Он тут же сел за компьютер и подробно проанализировал сильные и слабые стороны ведущих игроков лиги. На Краузе его работа произвела большое впечатление. Он убедился, что его ожидания полностью оправдались.

Вскоре они стали часто перезваниваться и вели долгие разговоры. Краузе стремился выбить из Джексона как можно больше информации, причем его скорее интересовали какие-либо эксцентрические, пикантные подробности, нежели банальные истории. Тем более что Краузе не слишком хорошо знал изнанку жизни профессионального баскетбола. Звонки Краузе стали для Фила Джексона единственной линией связи с НБА, а тот, в свою очередь, получал истинное наслаждение от разговоров с умным и знающим тренером. Один недостаток он в нем все же видел: Фил был слишком умен, чтобы его можно было бы поначалу пристроить помощником старшего тренера, ни один босс не потерпел бы подчиненного, который в интеллектуальном отношении превосходил бы его.

В конце 60-х — начале 70-х гг. Краузе занимал в «Буллз» должность типа начальника отдела кадров. Тренером команды был тогда Дик Мотта, и его отношения с Джерри сразу же стали враждебными. Оба они отличались повышенной эмоциональностью и своих чувств не сдерживали. Мотта попросту ненавидел Краузе, а тот его откровенно презирал. Пэт Уильямс, генеральный менеджер клуба, постоянно находившийся между двух огней, сокрушался, что ему приходится проявлять искусство дипломата, достойное деятельности государственного секретаря США. Драфт 1970 г. еще больше обострил ситуацию. Краузе мечтал приобрести Джимми Коллинза, игрока из штата Нью-Мексико. А Мотта, случайно оказавшись на матче студенческих команд, пришел в восторг от невысокого, но на редкость проворного защитника Нейта Арчибальда из Техасского университета. Талант этого парня был не слишком заметен, потому что техасцы предпочитали вести игру в замедленном темпе, но Мотта все сразу понял. Он тут же позвонил Пэту Уильямсу и сказал, что Арчибальда надо заполучить обязательно. «Он станет великим игроком НБА», — резюмировал Мотта свои впечатления. Краузе же горой стоял за Коллинза. Спорили-спорили, а потом приняли такое решение, — попробуют рискнуть и приобрести обоих.

В итоге «Быкам» достался лишь Коллинз — не бог весть какое приобретение. За два сезона он провел на площадке всего 612 минут, а потом вообще расстался с клубом. А вот Арчибальд, доставшийся «Цинциннати», выступал за эту команду на протяжении 13 сезонов и 6 раз входил в сборную «Всех Звезд». С тех пор Мотта и Краузе стали настоящими врагами, и в конце концов Мотта поставил перед руководством клуба вопрос ребром: «Или я ухожу, или он!» Ушел Краузе, нашедший работу в клубе «Финикс».

Вернулся в Чикаго он уже генеральным менеджером. Майкл Джордан успел к тому времени провести в «Буллз» свой первый сезон. Привел Краузе Рейнсдорф, намеревавшийся сколотить группу единомышленников, которая купила бы клуб. Первым кандидатом на тренерский пост Краузе назвал Стэна Элбека, думая, что тот возьмет себе в помощники Джексона. Фила вызвали на переговоры из Пуэрто-Рико. Он заявился в Чикаго обросший бородой, в шляпе-панаме, из которой торчало немыслимое птичье перо, и в крикливо раскрашенной спортивной рубашке. Краузе не одобрял выбор Элбека, хотевшего взять себе в помощники Джона Киллили, а Элбек был против Джексона. Спор был решен не в пользу Фила.

Прошло три года. Джексон, по-прежнему работавший в КБА, уже подумывал уйти из баскетбола. У них с Джун было четверо детей, к тому же у него была еще и дочь от предыдущего брака. Особых проблем с деньгами не существовало: в бытность профессиональным игроком Фил успел сколотить кое-какой капитал. Если доступ в НБА действительно закрыт, может, вообще сменить род занятий. Джексон вполне мог бы заняться научной работой — в области философии или богословия. Можно было также поступить учиться в юридическую школу - Фил прошел специальный тест, определивший его склонности. Оказалось, он одинаково предрасположен и к научной работе, и к юридической практике. Тест показал также, что из него получится неплохой экскурсовод, водящий зевак по национальным паркам США. Пока Джексон раздумывал, на чем же остановиться, ему снова позвонил Джерри Краузе и сообщил, что пособие по безработице ему не понадобится. Это была, конечно, шутка: человек таких разносторонних дарований, как Фил Джексон, в ряды безработных никогда бы не попал.

На дворе стояла осень 1987 г., и в штабе Дуга Коллинза открылась вакансия: ушел в другой клуб один из помощников старшего тренера Краузе посоветовал Джексону подать заявление с просьбой занять его пост. Кандидатов на этот пост было всего двое: Фил и его бывший одноклубник по «Никс» Бач Бёрд. «На сей раз я тебя умоляю коротко подстричься, — упрашивал Краузе Джексона, — побриться и надеть строгий костюм». Еще он посоветовал ему нацепить на шею две медали чемпиона НБА, заработанные в выступлениях за «Никс». Джексон было заколебался — такое хвастовство шло вразрез с его скромностью, но Краузе настоял на своем, говоря, что молодые игроки сразу же зауважают двукратного чемпиона. Дуг Коллинз не испытывал особых чувств ни к Бёрду, ни к Джексону, и, пользуясь его нейтральной позицией, Краузе легко убедил его взять Фила. Может быть, Джексону сыграло на руку и то, что он считался в элите баскетбольного мира чужим, а стало быть, уж точно будет по гроб жизни благодарен человеку, доверившему ему ответственный пост в НБА. Краузе все точно просчитал.

Так начался новый этап в жизни Джексона. Поскольку сезон только начинался, Джун с детьми осталась пока дома, в Вудстоке, а Фил снял номер в чикагском отеле. Ситуация складывалась для него как нельзя лучшая. Дуг Коллинз был блестящим тренером, а два его старших помощника во многом помогли Джексону приспособиться к новой работе. Им обоим было уже за 60. Один из них, Текс Уинтер, начавший тренерскую карьеру 40 лет назад, считался авторитетным старейшиной баскетбольного мира. Другой, Джонни Бах, тоже пользовался всеобщим уважением. Джексон прибыл в клуб, когда дела у «Буллз» пошли в гору. За год до этого Краузе преуспел в драфте как никогда за всю свою карьеру. Он выбрал двух игроков, которые наконец-то могли достойно помогать Майклу Джордану. Это были Скотти Пиппен и Хорас Грант. Игра Пиппена была сыроватой. Глядя на него, баскетбольный специалист оценил бы, конечно, его физическую мощь и несомненный природный талант, но вот хорошую техническую и тактическую подготовку он явно не прошел. Так что Джексону предстояло с ним поработать. Фил сразу же взялся за дело, отшлифовывая игру Пиппена, а также учил его, как использовать с максимальным эффектом его уникальные физические данные. Новый тренер и новый игрок поладили друг с другом, между ними установилось доверие, что в дальнейшем обоим им пригодилось.

А вот с Майклом Джорданом у Джексона поначалу не все шло гладко. На одном из первых тренерских совещаний с участием Фила зашел разговор о достоинствах Джордана. Джексон процитировал слова Реда Хольцмана о том, что великие баскетболисты — это те, кто могут улучшить игру своих партнеров. Дуг Коллинз тут же предложил Джексону, чтобы он пошел и сказал это Джордану. Джексон, поколебавшись немного (а вдруг здесь подвох?), все же отправился на поиски Майкла и в точности изложил ему точку зрения Хольцмана. Правда, говорил он извиняющимся тоном и, разумеется, не упомянул, что он явился по поручению Коллинза. Джордан выслушал Джексона молча, на его лице ничего не отразилось, но на самом деле слова Фила ему не понравились. Позже он рассказал об этом разговоре товарищам по команде и добавил: «Конечно, играть в пасс Эрлом Монро, Уолтом Фрезером и Биллом Брэдли было бы полегче». (Джордан упомянул легендарных баскетболистов, к тому времени уже ушедших из спорта.)

Джексон продолжал гнуть свою линию, хотя делал это со свойственным ему тактом. То и дело Майкл выслушивал: ты можешь быть лучшим игроком на площадке, можешь быть непревзойден в тренировочных играх один на один, но вот как передать твое мастерство и твой азарт партнерам?

Примерно тогда же к старому другу Джексона, легендарному Биллу Брэдли, ставшему к тому времени сенатором Соединенных Штатов, приехал в гости его бывший коллега Оскар Робертсон, считавшийся в свое время одним из двух лучших защитников НБА. «Этот парень Майкл Джексон действительно выдающийся игрок», — сказал Брэдли. Робертсон не согласился: «Лично я так не думаю». Удивленный Брэдли попросил собеседника объяснить свою позицию. «По-настоящему великий игрок, - ответил Робертсон, — может из худшего в команде игрока сделать отличного баскетболиста. А Майкл до этого еще не дорос».

Баскетбольная элита тогда еще не ставила Джордана на одну доску с Ларри Бёрдом и Мэджиком Джонсоном — корифеями, каждый год приводившими свои команды к финалу чемпионата. Но при этом все забывали почему-то о разнице в подборе игроков. Судите сами. Среди партнеров Бёрда («Бостон Селтикс») были такие звезды, как Макхейл, Пэриш, Джонсон и Эйндж. Да и у Мэджика Джонсона («Лос-Анджелес Лейкерс») партнеры были как на подбор: Абдул-Джаббар, Уорси, Майкл Томпсон, Майкл Купер, Байрон Скотт — это только самые громкие имена. А что Джордан? С кем он играл? С Гренвиллем Уэйтерсом, Квинтином Дейли, Дэйвом Корзайном, Брэдом Селлерсом и Орландо Вулриджем. Даже эти лучшие из его партнеров высоко в НБА не котировались. Майкл прекрасно понимал наставления Джексона и полностью с ним был согласен, но что он мог сделать? Конечно, ему хотелось иметь сильных партнеров, чтобы вознести команду на более высокий уровень. Очевидно, судьба была к нему неблагосклонна, но Майкл ни разу не сказал своему агенту, чтобы тот вызволил его из Чикаго и помог перебраться в клуб посильнее. Он продолжал верить, что вытащить команду из кризиса — это и есть его работа. Между тем процесс обновления состава затягивался, и это не способствовало улучшению отношений между Джорданом и Краузе.

Джерри Краузе, конечно, понимал, что клуб, который он возглавил в 1985 г., находился на грани катастрофы. Некоторые игроки были хорошие ребята, но абсолютно бесталанные. Были и такие, что представляли из себя ноль как в спортивном, так и в человеческом плане. Пятерым игрокам, настоящим наркоманам, пришлось пройти курс реабилитации. Или взять, к примеру, Орландо Вулриджа. Игрок одаренный, атлетически сложенный. Казалось, тело его было высечено из камня. Однако он всегда играл и тренировался вполсилы, побаивался столкновений. Джордан, разозлившись на Орландо, однажды сказал ему на тренировке: «Будь у меня твоя силища, отшвыривал всех бы, как котят».

Краузе терпел-терпел и наконец начал действовать. Быстро и без сантиментов отделавшись от балласта, он, умело маневрируя, набрал нескольких перспективных новичков. Постепенно он формировал новую команду, представлявшую собой новинку в баскетболе. Команда должна была работать на атакующего защитника, то есть Майкла Джордана. Стало быть, все игроки должны были избавляться от свойственного каждому классному спортсмену эгоизма, не жадничать с мячом. Кроме того, предстояло усилить линию нападения, а также приставить к Майклу «копа», чтобы охранять его от чересчур агрессивных соперников.

Первой удачной находкой Краузе оказался весной 1985 г. парень, игравший за студенческий клуб «Вирджиния Юнион», — Чарльз Оукли. Джерри видел его в игре. Его подкупило, с какой самоотверженностью этот высокорослый могучий атлет бросался за каждым мячом, рискуя грохнуться на пол и получить травму. Вот кто будет замечателен в подборах, подумал Краузе. Высокий рост, длинные гибкие руки, редкая самоотдача. Краузе позвонил Кларенсу Гейнсу, легендарному университетскому тренеру из Северной Каролины. Его подопечным нередко приходилось играть против Оукли, и Гейнс одобрил выбор Краузе — чем не кандидат? Высок, силен, легко управляем, все схватывает на лету.

Оставалась, правда, одна проблема — удастся ли заполучить Оукли во время очередного драфта. Акции этого парня на баскетбольной бирже росли, а чикагцы стояли в очереди лишь одиннадцатыми. Но хитроумный Краузе провел сложную комбинацию, и Оукли достался «Буллз». Он превзошел все ожидания Краузе. Более того, Майкл Джордан, скептически, если не враждебно наблюдавший за действиями руководства клуба, сразу же проникся к Чарльзу теплыми чувствами. Оукли не только стал личным «копом» Майкла, надежно охранявшим его на площадке, но и самым близким его товарищем из всех других партнеров по команде.

Краузе тем временем продолжал развивать бурную деятельность. Он хотел найти чистого форварда, который играл бы рядом с Джорданом и мешал бы соперникам идти на Майкла по двое. Джерри остановил свой выбор на Кайле Мейси из «Финикса», великолепном чистом форварде с отличным броском. Однако по стандартам НБА этот игрок не отличался большой выносливостью. Хотя Мейси и проводил на площадке по 30 минут в каждом матче, к концу встречи видно было, что силы у него на исходе — особенно когда команде приходилось в считанные секунды переходить от нападения к обороне. Но Краузе подстраховался — решил переманить из «Сан-Антонио» молодого игрока Джона Паксона. Он обхаживал его еще до того, как заключил контракт с Мейси. За Паксоном охотились также клубы «Атланта» и «Финикс», причем последний предлагал весьма неплохой контракт. Когда Мейси стал собственностью «Буллз», Паксон решил, что теперь он чикагцам не понадобится. К его удивлению, Краузе проявил удивительную щедрость, обещав Джону гарантированный трехгодичный контракт. Для игрока, боровшегося за выживание в НБА и набиравшего за первые свои два сезона в среднем по 4,5 очка за игру, предложение Краузе показалось манной небесной.

Привлекала Паксона, конечно, и возможность играть рядом с Майклом Джорданом. Краузе объяснил Джону, что он собирается проэкспериментировать - сформировать команду, создающую по ходу игры идеальные условия для снайпера. А снайпером должен быть каждый игрок. Пасы при этом должны быть молниеносными. Паксону эта идея понравилась и он подумал, что его талант прекрасно уживается с такой тактикой Мейси был лучшим снайпером, чем Паксон, но выдержит ли он физически высокий темп? Хотя в том сезоне Мейси провел на площадке больше времени, чем Паксон, да и очков набрал больше, чем он, тем не менее ясно было, что Джон превосходит Кайла как универсальный игрок и физически он сильнее. А главное — он больше нравился Джордану.

Человек, желавший завязать хорошие отношения с Майклом, первым делом должен был заслужить его уважение и полное доверие. Паксону удалось сделать это, когда они вместе учились в колледже и вместе играли за университетскую команду «Всех Звезд», которая совершала турне по Европе. Как-то раз в матче, проходившем в Югославии, в небольшом спортзале, Паксон в высоком прыжке совершил точный дальний бросок, принесший американцам победу. Джордан, по-видимому, тот момент запомнил. Во всяком случае, в «Буллз» он всегда был с Паксоном мягче, чем со многими другими игроками. Поиграв за клуб всего год, Мейси отправился искать счастья на стороне, Паксон стал идеальным партнером Джордана. В любой момент игры он точно знал, что от него требуется, а чего нужно избегать. «Джона и Майкла связывала какая-то невидимая нить. Вернее — кабель, по которому они передавали друг другу сигналы», — заметил однажды Чак Дейли.

Итогами драфта, прошедшего в следующем году, Джордан не слишком остался доволен. Выбор талантливых новичков был невелик. «Буллз», стоявшие в очереди девятыми, взяли к себе Брэда Селлерса из университета штата Огайо. Высокий и худощавый, он при росте 7 футов весил всего 220 фунтов. Играл он технично и умно, но физической мощи ему недоставало. Брэд, казалось, мог попасть в кольцо даже из-за пределов площадки, но биться в сутолоке вряд ли сумел бы. А «Буллз» нужен был именно такой новобранец. Селлерса привел в команду фактически Краузе. Тренеры же встретили его настороженно. Дуг Коллинз, некоторые его помощники, да и Майкл Джордан очень хотели заполучить Джонни Доукинза, талантливого защитника из университета Дюка. Именно Джонни привел свою команду к победе над «Каролиной», за которую играл тогда Майкл. Вначале казалось, что «Буллз» действительно приобретут Доукинза. Накануне драфта Коллинз даже сообщил Майклу Крыжевски тренеру студенческой команды Дюка, что Чикагцы предпочтут его воспитанника. Но Краузе был решительно против этой кандидатуры. По его мнению, Доукинз был не слишком атлетичен и со временем не выдержит тяжеленных нагрузок напряженного календаря чемпионатов НБА. Краузе ошибся: Доукинз проявил себя в НБА гораздо лучше Селлерса и выступал в лиге целых восемь сезонов. Джордан припомнил Краузе этот случай. Но вскоре они с Дэвидом Фальком поняли подоплеку решения менеджера. Чутье на талант у Краузе было исключительное, и вряд ли он мог в данном случае ошибиться. Но он захотел прыгнуть выше головы. Что толку, если он остановит свой выбор на игроке, которого и так все расхваливают? Это ему чести не сделает и славы не прибавит. А вот если он рискнет, поставит не на фаворита, а на темную лошадку и угадает, то все вокруг заохают: вот это чутье! Уникальный талант! Честолюбивый Краузе будет наверху от счастья. Этот эпизод подпортил отношения между Джорданом и генеральным менеджером клуба.

Введя в состав «Буллз» Селлерса, Краузе совершил еще одну ошибку. Он буквально навязывал его тренерам и игрокам, расписывая с энтузиазмом, какой великолепный игрок получится из его ставленника. Майклу эта дешевая реклама быстро надоела. Он очень скоро понял, что Селлерс — слабак, играет слишком мягко, а «Буллз» нужны были игроки мощные, напористые, жесткие. Селлерс же при его росте семь футов играл как низкорослый форвард. Грубо играя против него на тренировках, Майкл в какой-то степени отводил душу.

В команде повисла тревожная атмосфера. Краузе постоянно находил все новые и новые доказательства тому, насколько даже хорошим игрокам трудно было уживаться с Майклом Джорданом, который устраивал партнерам разнос в таком тоне, что мало кто мог безропотно это сносить. Когда тренеры спрашивали его (при всех, а не наедине), не слишком ли он суров, Майкл отвечал, что если они не могут стойко переносить трудности на тренировках, то как они выдержат игровое напряжение? Когда Джонни Бах предостерег его в связи с тем, что он во время предсезонных тренировок морально уничтожает одного из своих партнеров, Майкл холодно ответил: «Джонни, я должен прийти к началу сезона в отличной психологической форме».

В клубе наметился раскол, приведший со временем к печальным последствиям. Майкл Джордан начал без конца цепляться к Джерри Краузе и вел себя по отношению к нему крайне пренебрежительно. Даже те, кто в этом конфликте держал сторону Джордана, а также откровенные противники Краузе считали, что Майкл ведет себя некрасиво и бестактно. Джордан действительно был неоправданно и беспричинно жесток. В корнях конфликта разобраться было трудно. Одной из причин стало то, что после травмы ноги Краузе надолго отлучил Джордана от игр, но почему же Майкл не затаил обиду за это и на Джерри Рейнсдорфа? Тот же действовал заодно с Краузе.

Дело было еще и в том, что Краузе всегда стремился себя прославить, чтобы нее вокруг восхищались его заслугами. Иногда кое-что ему действительно удавалось, иногда — нет. Такое его поведение шло вразрез с атмосферой скромности, к которой Майкл привык в «Каролине», не говоря уже о том, что Дин Смит в человеческом плане был полной противоположностью Краузе.

Поскольку служебное восхождение Краузе было столь трудным и долгим а в мире профессионального спорта он долго ходил в положении «чужака», то теперь, на радостях, он превратился в обыкновенного хвастуна. Рассказывая о своих подвигах, он всячески выпячивал свои заслуги. Например, хвастался, что именно он отыскал в Уинстоне-Салеме будущую звезду Эрла Монро. На самом деле он преувеличивал. Хотя университет в Уинстоне-Салеме считался довольно захудалым учебным заведением, причем для черных, об этом талантливом юноше давно уже многие знали. «Балтимор Буллетс» прямо-таки в него вцепились. Причем свой выбор на нем остановили старший тренер клуба Джин Шу и его помощник Боб Ферри. «Джерри никакого отношения к кандидатуре Монро не имел, — говорил потом Джин Шу. — Да, Джерри был нашим селекционером и пахал, надо сказать, вовсю. Наверное, даже больше кого-либо. Но с Эрлом Монро случай особый. Я и сам не раз видел его в игре и быстро понял что к чему. Единственным сомнением по его поводу было то, что некоторые ребята из НБА считали — он любит попижонить, поиграть на публику. Но мне как раз его артистизм понравился. А Джерри, повторяю, никаких решений тогда не принимал». Спустя несколько лет Кевин Лафери, занимавший в «Буллз» пост тренера как раз в тот момент, когда к руководству клубом пришел дуэт Рейнсдорф — Краузе, узнав о смене начальства, подумал, что ему, наверное, придется уйти. «Я играл за «Балтимор» вместе с Эрлом Монро четыре года, и Краузе тогда там работал. Он был самонадеянным сусликом, и все истории, которые он рассказывает сейчас, как он откопал Монро — полная чушь. Не думаю, что он захочет видеть в моем лице свидетеля его фантазий».

Слушая рассказы Краузе о его первых встречах с Монро, Майкл Джордан обычно прерывал менеджера и вопил на весь автобус: «Да, Джерри, если бы не ты, играл бы Монро до сих пор в какой-нибудь дыре!» Джордан также уверял друзей, что со временем, когда людская память сотрется, Краузе будет всем рассказывать, что и его разыскал в глуши Северной Каролины именно он. Краузе переносил насмешки Майкла спокойно, по крайней мере, не подавал виду, что обижается. Вообще же пропасть, лежавшая между ними, коренилась в их дворовом детстве. Майкл среди мальчишек был всегда герой, а коротышка Джерри — изгой.

Краузе старался вертеться среди игроков, пытаясь стать «своим», что вызывало все больше насмешек со стороны Джордана. Текс Уинтер, один из немногих в «Буллз», которому удавалось ладить и с тем и с другим (он придерживался нейтралитета), считал все же, что Майкл вел себя излишне агрессивно. С другой стороны, и Краузе не стоило бы набиваться к Джордану в приятели. Дуг Коллинз, прекрасно видевший, что происходит, решил как-то уладить назревавший конфликт. Он предупредил Краузе, что лучше подальше держаться от Джордана. Не надо добиваться его дружбы — достаточно завоевать его уважение.