Главная | Обратная связь

Глава 25. Чикаго; Финикс, 1992-1993 гг.

 

К осени 1992 г. «Дрим Тим» завершила свою миссию. Впрочем, не совсем. Журналисты, освещавшие события в НБА, разделили историю лиги на две эпохи — ту, что предшествовала созданию чудо-команды, и ту, что последовала за ее исчезновением. Дэвид Стерн с жаром взялся за поиски юридических лазеек для успехов игроков НБА на ниве коммерции, а заодно немало сделал, чтобы баскетбол сравнялся по популярности и окупаемости с другими видами профессионального спорта. Американские баскетболисты-профи стали самыми популярными в мире спортсменами. В таких городах, как Барселона, они, конечно, были более известны, чем их соотечественники-бейсболисты или футболисты (речь идет, разумеется, о профессионалах американского, а не европейского футбола). Баскетбольные звезды США стали фигурами международного масштаба, чему немало способствовали бесчисленные рекламные ролики с их участием. Благодаря их гигантскому росту и темному цвету кожи они были легко узнаваемы. В Барселоне они пользовались такой популярностью, что жизнь в Олимпийской деревне была им не в радость. Их осаждали не только толпы туристов и болельщиков — поглазеть на них приходили и другие спортсмены-олимпийцы из разных стран. Соответствовало ли такое почитание идеалам, провозглашенным олимпийским движением, — вопрос спорный, но факт остается фактом. Игроки баскетбольной сборной США не могли спокойно ходить по Барселоне. Даже Джону Стоктону, не подходившему под стереотипы звезд НБА (он не отличался гигантским ростом и к тому же был белым), поклонники не давали проходу.

Порой складывалось впечатление, что НБА добилась успеха за неестественно короткие сроки. Ее финансовое благополучие, наступившее столь быстро, напоминало перевернутую пирамиду. Конечно, в лиге постоянно было 5-6 клубов экстра-класса, но их процветание не основывалось на прочном фундаменте. За последние 30 лет число клубов входящих НБА, резко увеличилось, но по-настоящему хороших, крепких команд было явно недостаточно. Не многие клубы могли похвастаться тем, что за них выступают, по крайней мере, три первоклассных игрока. Немало было команд-середнячков, поэтому большинство календарных матчей не представляли интерес для зрителя. Вершину НБА занимали несколько очень хороших клубов, ниже располагалась внушительная группа середнячков, а у самого подножия прозябали несколько безнадежных неудачников с очень слабым составом. В результате многие матчи не оправдывали ожидания болельщиков. Это все равно как вам в ресторане вместо бифштекса подадут лишь шипящую сковородку.

Пытаясь спасти положение, на авансцену вышли специалисты по маркетингу. Во многих городах проходные матчи обставлялись как финалы НБА. В спортзалах царил оглушающий шум — но не гул возбужденных болельщиков, а шумы искусственные, усиленные многочисленной электронной аппаратурой. Надо было подсластить пилюлю зрителям — да, матч неинтересный, но атмосфера праздничная. Представьте себе, что вы присутствуете на концерте популярной рок-группы и шоу должно продолжаться.

Не отставали в модных новшествах и в Чикаго. Зрителей, приходивших на матчи в недавно открывшийся новый Дворец спорта «Юнион Центр», ждало нечто большее (а может, нечто меньшее), чем баскетбол. Казалось, администрация дворца считает, что новому поколению болельщиков, в отличие от старожилов, когда-то осаждавших старый «Чикагский стадион», сама игра не слишком интересна. Поэтому на полную мощность включалась музыка, а пока игроки сидели в своих раздевалках, на площадке устраивались забавы для зрителей. Трехлетние малыши соревновались в велосипедных гонках. Демонстрировали трюки акробаты. Или вытаскивали на площадку какого-нибудь болельщика, завязывали ему глаза, он вертелся волчком, пока у него не начинала кружиться голова. Потом повязку с глаз снимали, и бедолага пытался забросить мяч в кольцо. Если ему это удавалось, он получал приз.

По ходу матча, в перерывах, на площадку выскакивали девушки в легкомысленных нарядах и демонстрировали эротические (по мнению хореографов) танцы. Болельщики, лишенные слуха и голоса, соревновались в пении. Устраивались электронные игры типа погоня за ватрушкой или пончиком. Боб Райан, журналист из газеты «Бостон Глоб», пораженный тем, что во время матча «Бостона» и «Атланты» многие болельщики покинули зал, не дожидаясь овертайма, написал, что сегодняшнему зрителю интересней увидеть свое изображение на экране «Джумботрона», нежели посмотреть захватывающую концовку напряженного баскетбольного матча. Райана также удивило, что с такой помпезностью и безвкусицей проводятся не только календарные встречи откровенно слабых команд, но и матчи финальных серий.

Наблюдательные журналисты подметили, что с переносом матчей из «Чикагского стадиона» в «Юнион Центр» «Буллз» несколько сдали в игре. И Майклу Джордану, и его партнерам не нравилось освещение на новой спортивной арене. Но главное — они привыкли к старому помещению. Именно там они чувствовали себя как в родных стенах, а отсюда — тем преимущества, которые им давали домашние матчи. Старый стадион наводил ужас на соперников «Буллз» и даже на судей настолько неистовствовали чикагские болельщики. Рев на трибунах стоял такой, что, как говорил Дик Мотта, можно было протянуть руку и пощупать его.

Публика, приходившая в «Юнион Центр», была побогаче (билеты на новом стадионе стоили дороже) и вела себя гораздо тише, поскольку не слишком хорошо разбиралась в тонкостях баскетбола. «Буллз» по-прежнему продолжали выигрывать матч за матчем. Но шум на трибунах все же создавался искусственно.

Получившие популярность рок-звезд и огромные заработки, игроки невольно отдалились от людей, с которыми были традиционно связаны. Еще лет десять назад большинство команд летало коммерческими рейсами, и в пути их сопровождала ватага репортеров, хотя и летевших экономическим классом. Игроки и журналисты вместе останавливались в одних отелях, сидели за одними столиками в закусочных, вместе ехали в автобусе из аэропорта в отель или из отеля на стадион. Баскетболисты и репортеры относились друг к другу с взаимным уважением. Сейчас все изменилось. Команды стали летать чартерными рейсами, что в принципе с точки зрения комфорта неплохо. А вот у журналистов денег на такие рейсы не было. К тому же их стали реже пускать в автобусы, идущие из отеля на стадион. Связь спортсменов с прессой значительно ослабла. На пресс-конференциях у серьезных спортивных журналистов их «хлеб» отбивали юркие радиорепортеры, являвшиеся туда толпами. В общем, доступ пишущей братии к игрокам сильно затруднился.

В сегодняшней НБА сохранить, закрепить, развить успех значительно сложнее, чем впервые его добиться. На дальнейшем пути победителя расставлено множество ловушек, а все вокруг ожидают от него еще больших свершений. Чем больше выигрывает клуб, тем труднее ему сохранить успехи. И дело не только в том, что соперники горят желанием уничтожить везунчика. Угроза таится и внутри самой команды-триумфатора. В современном спорте успешные выступления, вопреки распространенному мнению, не дают победителям ощущения внутренней гармонии. Каждому хочется заслужить новые титулы и почести, добиться все более широкого признания. Честолюбие порой ослепляет спортсмена. Громкая слава становится его идеей-фикс. Пэт Райли довольно точно назвал этот синдром «болезнью непомерных ожидании».

Болезнь эта не нова, но в 70-е гг. с ней как-то справлялись. Тогда не было независимых агентств и игроков, которые являлись своими же независимыми агентами. Так что профессиональные баскетболисты целиком находились во власти владельцев клубов, а суммы их контрактов определялись исключительно менеджерами. Новое трудовое законодательство в области спорта нарушило стабильность составов команд. В поисках более высоких заработков игроки спокойно кочевали из клуба в клуб. Агенты, представляющие их интересы, стали более влиятельными фигурами, чем тренеры и владельцы клубов. В центральных офисах клубов теперь ищут расположения со стороны звезд. Осложнились отношения между игроками одной и той же команды — каждому хочется урвать побольше славы и денег. Костяк команд трудно складывается. Редко случается, когда в клуб почти одновременно приходят 5-6 высококлассных баскетболистов, которые бы играли вместе несколько лет. Тот факт, что ключевые игроки вчерашних чемпионов — «Селтикс» и «Лейкерс» — на протяжении всей своей спортивной карьеры сохраняли верность своим клубам, теперь уже стал вызывать удивление.

У «Буллз» были специфические трудности. За них выступал уникальный игрок — Майкл Джордан, и любой из его партнеров обречен был оставаться в его тени, а это мало кому из хороших баскетболистов может понравиться.

Майкл Джордан, благодаря своему таланту и привлекательному имиджу, а также постоянным съемкам в рекламных роликах, давно стал не просто знаменитым спортсменом, а самым известным в мире американцем. По международной популярности его можно было сравнить, пожалуй, только с английской принцессой Дианой. И слава Джордана, как и слава Дианы, стала каким-то монстром. Чем большего успеха добивался Майкл, тем большего прогресса от него ожидали. Он смело принимал новые вызовы, бесконечно совершенствовал свое мастерство, а монстр тем временем обретал угрожающие размеры. Ведь Джордан теперь состязался не со своим братом Ларри или с Лероем Смитом, как в юности на заднем дворе. И не с Патриком Юингом, как в колледже. И даже не с Мэджиком Джонсоном или Исайей Томасом, когда он уже стал профессионалом. Сейчас он обрел самого страшного противника, которого можно только вообразить, — самого себя. Его достижения в минувшем сезоне как бы зачеркивались, на следующий сезон перед ним ставили новую планку.

Бесконечные требования рекламировать продукцию различных корпораций, позировать для фото на обложках журналов, олицетворять собой героя нации — этот монстр в конце 80-х — начале 90-х гг. стал преследовать многих суперзвезд НБА. И только такие целеустремленные люди, как Майкл Джордан, умевшие сконцентрироваться на самом важном, могли выдержать столь нелегкие испытания. Каждый новый знакомый Майкла, казалось, хотел от него что-то получить. Одни руководствовались вполне добрыми намерениями, другие стремились к своим эгоистическим целям. Каждый телефонный звонок означал какую-нибудь просьбу и далеко не всегда вызывал у Джордана желание выполнить ее, хотя иной раз это сулило ему миллион долларов. Менее умного и волевого молодого человека монстр мог бы без труда сожрать.

Но Майкл был не из таких. Возможно, впрочем, монстр со временем сказался на его характере. Если в юные годы Джордан встречал в штыки все, что ему было не по душе, то, повзрослев, он смотрел на мир более цинично и в отношениях с людьми стал более бесцеремонным. Он отличался завидной проницательностью и легко угадывал, чего от него на самом деле хотят. Вот Фил Джексон — тот вел себя по отношению к Майклу предельно тактично. Он никогда не просил у него автографа, или майки с дарственной надписью, или участия в торжествах в средней школе, где учились его дети. Единственное, о чем Джексон просил Джордана, так это чаще делиться мячом с партнерами.

У Майкла был счастливый дар, он понимал, что истина лежит в самом баскетболе, а все, что вокруг него, мишура. А в то же время многие талантливые баскетболисты искренне верили в мифы, раздуваемые вокруг игры и их самих. Джордан, с его незаурядным умом и умением сдерживать свои эмоции, стойко переносил тяготы суперзвезды. Хотя ноша всяческих ненужных обязательств и обременяла его, он находил утешение в самой игре, баскетбол был для него настоящей отдушиной, глотком свободы. Тренировки и матчи — самое большое удовольствие в этой жизни. Здесь он отгораживался от мира и следовал зову своего сердца. Конечно, Джордану приходилось трудно, но его партнерам — еще труднее. Они находились в довольно странном положении — вместе с ним они оказывались в центре внимания, но в то же время оставались в его тени. Лучи славы лишь скользили по ним, и, как ни горько это было им сознавать, с этим приходилось мириться. Как бы хорошо они ни играли, всеобщее внимание никогда к ним не будет приковано.

Некоторые игроки «Буллз» воспринимали свою ущербность достаточно спокойно, инстинктивно понимая капризность и переменчивость спортивной славы. Джон Паксон, человек мудрый и набравшийся жизненного опыта, однажды покупался в ее лучах, но быстро понял ее изъяны. Став на какое-то время знаменитостью, он почувствовал себя некомфортно — Джон предпочитал обычную жизнь простого человека. К своему ужасу, он заметил, что его известность доставляет ему немало неприятностей, и обнаружил, что, к сожалению, он начинает к ней привыкать. Джон приучился находиться в центре всеобщего внимания, строить из себя человека, приятного во всех отношениях, приветливо встречать каждого навязчивого незнакомца, подходившего к нему в ресторане. В конце концов, он отметил про себя, что именно с незнакомцами он более любезен, чем со своими родственниками. Поняв иллюзорность своего существования, Паксон стал раздражаться по любому поводу.

Из игроков «Буллз» лучше всех умел справляться со сложностями звездной судьбы Скотти Пиппен. «Скотти предпочитает быть вице-президентом, а не президентом», — сказал о нем Гэри Пейтон из клуба «Суперсоникс». Пиппен действительно предпочитал роль талантливого партнера роли суперзвезды. Впрочем, иногда, действуя на подхвате у Джордана, он испытывал раздражение, что немудрено, учитывая требовательность Майкла к своим партнерам. К тому же, даже когда Скотти в составе «Буллз» завоевал чемпионский титул, он боялся, что Майкл все равно будет неудовлетворен его игрой. А шестое чувство подсказывало Пиппену, в чем его недостатки. У Джордана все прекрасно получалось — и не только на баскетбольной площадке. Он умел общаться и с прессой, и с рекламодателями. Пиппен же в этом отношении был неумехой. Если на площадке он не намного уступал Джордану, то вне нее не мог даже с ним сравниться. Майкл был, казалось, рожден, чтобы раскованно вести себя и толково излагать свои мысли под прицелом телекамер. Скотти в подобных ситуациях терялся.

Пиппен не особенно жаловал многочисленных имиджмейкеров. Когда толпы журналистов врывались в раздевалку «Буллз», то досужие репортеры знали заранее, что из Скотти выбить что-либо ценное вряд ли им удастся. Он не любил делиться информацией. Зато охотно делился мячами с партнерами. Если какой-либо из игроков клуба несколько раз промахивался по кольцу, Джордан больше не пасовал ему, а Пиппен прощал товарищам промахи и еще усердней снабжал их мячами. Джексон был убежден, что причина такой щедрости Скотти кроется в его детстве. Пиппен, выросший в многодетной и бедной семье, привык с ранних лет делиться с братьями и сестрами последним куском.

Уколы со стороны прессы Скотти почувствовал с самого начала своей профессиональной карьеры. Как зрелый игрок он формировался уже в Чикаго, то есть на виду у всех. Если Майкл Джордан пришел в профессиональный клуб, пройдя великолепную школу «Каролины», где его не только научили тонкостям игры, но и приготовили к самостоятельной жизни, то Пиппен, бедный деревенский парень без должной спортивной подготовки, в большом городе поначалу чувствовал себя неуютно. Чтобы выглядеть более интеллигентным, он даже носил очки с плоскими, без диоптрий, стеклами — со зрением у него было все в порядке.

Неотесанный парень, Скотти внезапно стал богатым и известным. Подобные ситуации опасны, а в Чикаго полно соблазнов. Как и многие новички НБА, Пиппен перед искушениями большого города не устоял. Он и его ближайший друг Хорас Грант, начавший выступать за «Буллз» в том же сезоне и имевший сходную со Скотти биографию, напоминали, как заметил один из менеджеров клуба, мальчишек, попавших в крупнейший в мире кондитерский магазин. В связях с женщинами Пиппен не придерживался общепринятых моральных норм. Однажды сразу две его возлюбленные одновременно подали судебные иски против него на установление отцовства. Кроме того, он был задержан полицией нашедшей в его машине незарегистрированный пистолет. Но Пиппен постепенно взрослел, приспосабливался к новой жизни, а главное — год от года получал все большее удовольствие от игры. Мало кому из игроков НБА баскетбол доставлял столько радости. Когда телевизионные камеры наезжали на скамейку запасных и показывали Пиппена, отправившегося передохнуть, зрители замечали, что Скотти постоянно смеется и обменивается шутками с товарищами. Казалось, он только что пережил самый радостный момент в своей жизни.

Однажды кто-то попросил Фила Джексона охарактеризовать Пиппена одной короткой фразой. Тренер «Буллз» незамедлительно ответил: «Воплощение радости от баскетбола». Но когда дело происходило не на площадке, а, например, в раздевалке, где происходили беседы с журналистами, на лице Скотти как бы появлялась маска. Он, разумеется, отвечал на вопросы репортеров, но подтекст его ответов был ясен: «Пожалуйста, оставьте меня в покое». Со временем журналисты отстали от него.

Пиппен не завидовал Джордану, находившемуся в команде на особом положении. В первые годы их совместных выступлений за «Буллз» Скотти чувствовал, что Майкл (очевидно, в воспитательных целях) сдержанно отзывается о его успехах, но это его особенно не волновало. В отличие от своего друга Хораса Гранта, который недолюбливал Джордана, считая, что он много мнит о себе, Пиппен смотрел на вещи реально. Да, Майкл на голову выше его, но они в одной команде, и надо самому подтянуться. В первые годы их совместной карьеры Майкл часто ругал Скотти на тренировках, но тот был достаточно умен, чтобы терпеливо переносить его придирки. Что ж, у Джордана стоит поучиться и как играть, и как вообще вести себя в жизни.

Попав в «Дрим Тим», Пиппен наконец-то обрел статус суперзвезды. До барселонской Олимпиады он демонстрировал игру самого высокого уровня и превосходил многих членов олимпийской сборной США, репутация которых была раздута рекламной шумихой. По мнению Чака Дейли, Скотти уступал в мастерстве только Майклу Джордану и играл на одном уровне с Чарльзом Баркли. Выступление Пиппена на Олимпиаде поразило всех, включая Джордана и Дейли. «Понять, насколько хорош игрок, можно только проведя с ним несколько тренировок, — сказал впоследствии Дейли, — но Пиппен в Барселоне меня потряс. Я успел поработать с ним до этого, но такого не представлял. Уверенность в себе, безупречная игра что в обороне, что в нападении — никто, наверное, от него этого не ожидал».

Пиппен удивил даже Джордана, игравшего с ним вместе несколько лет. Когда Майкл прибыл на предолимпийские сборы, он беседовал с тренерами сборной по поводу достоинств и недостатков тех или иных игроков. Было очевидно, что он не был слишком уверен в Пиппене. Мо, когда Джордан вернулся из Барселоны в Чикаго, он с восторгом рассказывал Филу Джексону об игре Скотти. Очень хорошо, сказал он своему тренеру, что весь мир увидел, насколько он хорош. «Скотти прибыл в Барселону как просто хороший, но не выдающийся игрок. Никто не подозревал даже, на что он реально способен. А когда он начал играть — и на тренировках, и в турнирных встречах, оказалось, что он лучший защитник сборной. Сильнее Клайда, Мэджика и Стоктона. Хорошо, что его игру видело столько людей».

Если Пиппен мирился с тем, что ему приходилось быть всегда в тени Джордана, то Хорас Грант, находившийся в таком же положении, воспринимал это весьма болезненно. Особый статус Джордана в клубе его постоянно раздражал. Хорас считал, что руководители и тренеры «Буллз» его недооценивают. На площадке этот ловкий, быстрый, высокорослый парень выполнял в основном черновую работу. Отчаянно сражался в защите с соперниками, даже превосходившими его в росте. Непрерывно трудился под щитами. Но черновая работа не бросается в глаза, поэтому роль Хораса в команде при всей ее полезности, была незаметной.

Как полагали некоторые тренеры «Буллз», главная проблема Гранта заключалась в том, что он — в отличие от того же Пиппена — не успел толком сориентироваться в мире современного спорта и многого в нем не понимал. Ведь ни одному здравомыслящему игроку не пришло бы в голову тягаться с Джорданом в славе и известности. Не понимал Грант и того, что особым статусом наделили Майкла не Фил Джексон и не менеджеры клуба. Это дар Божий, и тут ничего не поделаешь. Даже если сам Джордан захотел бы от своего статуса избавиться, он оказался бы бессилен. В клубе заметили, что в Хорасе поселился болезнетворный вирус черной зависти.

Когда Гранта выбирали на драфте, Джордан высказывал сомнения относительно его кандидатуры. Позже, когда тот уже стал выступать за клуб, Майкл говорил, что новое приобретение «Буллз» неудачное. Стало ли его мнение известно Гранту, сказать трудно. Но так или иначе Хорас затаил злобу на Майкла.

В 1991 г. после первой победы «Буллз» в чемпионате НБА команда была приглашена в Белый дом на встречу с президентом США Джорджем Бушем-старшим. Незадолго до торжественного события Джордан, обедая вместе с Грантом, сказал ему, что не пойдет на это скучное мероприятие и лучше поиграет в гольф. Хорас воздержался от советов и промолчал. Но уже в Белом доме, где отсутствие Майкла вызвало шок, Грант, воспользовавшись ситуацией, прилюдно осудил его поступок. Узнав об этом, Джордан пришел в ярость. Если Хорас считал его поведение вызывающим, то должен был прямо сказать ему это за обедом, а в Белом доме ему следовало бы помалкивать в тряпочку.

Во время первых же тренировок перед началом очередного сезона осенью 1992 г. выяснилось, что Грант настолько не в своей тарелке, что может уйти из клуба. В тренировочном лагере Джексон часто задавал игрокам упражнение, которое он называл «бегом по-индейски». Игроки бежали гуськом, а когда тренер давал свисток, то бежавший последним должен был обогнать всю цепочку и возглавить ее. Упражнение трудное: то бег трусцой, то мгновенный спринт. Джордана и Пиппена тренер освободил от этих нагрузок: они еще полностью не восстановили силы после Олимпийских игр в Барселоне. Остальные исправно выполняли указания тренера, но Грант посередине «игры в индейцев» вдруг взорвался: как же — эти два мушкетера прохлаждаются, а он должен бежать и бежать. Джексон пошел в раздевалку успокаивать его. Поведение Гранта он воспринял как предвестие больших неприятностей.

Если бы дело было только в капризах Гранта, это еще полбеды. Но у команды появились более серьезные и масштабные проблемы, опять-таки, как это ни парадоксально, вытекающие из ее успешных выступлений. Они наметились и ранее — еще в конце 80-х гг., когда «Буллз» безуспешно боролись за чемпионский титул. Но когда клуб стал знаменитым, пресса, никогда не упускавшая из своего поля зрения Джордана, заметила, что вокруг него происходит что-то не то. В принципе внутрикомандные трения были свойственны любому клубу, но конфликты решались между самими игроками — руководство оставалось в стороне. Позже, когда в стане «Буллз» наметились серьезные разногласия, ставшие достоянием общественности, кто-то из репортеров спросил Фила Джексона, с чего все началось. Он объяснил, что роковой ошибкой оказалась книга. Дело в том, что после того как чикагцы стали в 1991 г. чемпионами, Сэм Смит, репортер «Чикаго Трибьюн» и большой любитель сенсаций, написал книгу, посвященную обзору игр того сезона и названную им «Правление Джордана». В начале сезона 1991/92 г. книга поступила в продажу. Смит, толковый и работоспособный журналист, освещал дела в чикагском клубе на протяжении трех лет и всю его подноготную прекрасно знал. Его книга, которой зачитывались баскетбольные болельщики, видящие в Джордане своего кумира, тем не менее стала первой попыткой развенчать миф о Майкле. Как оказалось, Джордан не во всем был безупречен. Он слишком придирался к партнерам и чересчур заботился о своем имидже, созданном рекламодателями. Смит обошелся без прикрас и сделал акцент на нетерпимости Майкла по отношению к своим партнерам.

По сути дела, Смит не совершил большого открытия. Многие репортеры, гоняющиеся за сенсациями, подмечали, что в «Буллз» (собственно говоря, как и во всех клубах) на протяжении длительных изнурительных сезонов между игроками часто возникают трения. Не случайно великие игроки редко дружат с такими же великими их одноклубниками. Ревность диктует свои законы. Некоторые баскетболисты не терпят партнеров, сохраняющих дружеские отношения с владельцами клубов. Так, Карим Абдул-Джаббар не мог простить Мэджику Джонсону, что он закадычный приятель Джерри Басса. Во многих командах трения возникают в результате сплетен жен игроков. Короче говоря, Смит мог бы написать аналогичную книгу о подковерной жизни любого клуба, но она бы не стала сенсацией. Но в данном случае речь шла о команде, за которую выступал сам Майкл Джордан, а это кое-что да значило. Разумеется, эта книга мгновенно стала бестселлером. Многие, правда, не заметили в ней иронические нотки, Смит намеренно преувеличивал людскую зависть к Майклу Джордану. Информацию автор черпал из рассказов Хораса Гранта, Фила Джексона и Джерри Рейнсдорфа. В книге многое говорилось об интригах внутри клуба, о тайном соперничестве среди игроков, о, если так можно выразиться, расслоении команды. В общем, читатели узнали многое, о чем и не подозревали.

Хотя Майклу Джордану эта книга и не понравилась, он прекрасно понимал, что критические стрелы в его адрес, появившиеся в печатном издании, все равно что слону дробина. Главное — телевидение, которое всегда было благосклонно к нему и создавало его привлекательный имидж. А какие-то интриги внутри клуба ничего не значили, для публики было важнее то, что «Буллз» продолжали свою победную серию. А вот Джерри Краузе воспринял книгу Смита как личное оскорбление: ведь в ней подробно рассказывалось о его трениях с игроками, особенно с Джорданом и Пиппеном, о том, как баскетболисты насмехались над ним. Да и без книги Краузе страдал комплексом неполноценности. Говоря по правде, он очень многое сделал для процветания клуба, и ему, конечно, было обидно, когда телевизионные камеры, наезжавшие на лицевую линию, скользили мимо него, генерального менеджера, целясь лишь в игроков и тренеров. Краузе не мог этого перенести. В конце концов, это он нашел Фила Джексона, привел его в клуб, назначил на высокий пост, а теперь этот Джексон стал знаменитостью, пресса приписывает ему все заслуги, наперебой трубит, что под его руководством «Буллз» дважды становились чемпионами. А про генерального менеджера все забыли, как будто он вообще не существует.

В общем, Краузе можно было только посочувствовать. И тут — новый удар по его самолюбию — выход из печати книги Смита, где Краузе был представлен в довольно неприглядном свете. Автор, в частности, писал, что игроки откровенно презирали генерального менеджера. Упомянул он и о постоянных конфликтах между Джорданом и Краузе. На чьей стороне был читатель, догадаться нетрудно. Смит, кстати, прошелся еще по некоторым реальным представителям баскетбольного мира. Но «шпильки» в свой адрес они восприняли спокойно, бушевал только Краузе. Не было, наверное, в клубе человека, которого он не измучил бы своими жалобами. Он подчеркнул в книге почти 200 абзацев и отметил на полях: «Ложь!» Потом цитировал их кому-нибудь и не отставал от человека, пока тот устало не соглашался с ним: «Да Джерри, сущее вранье!»

Как-то раз Краузе, поймав в коридоре одного из помощников Джексона, буквально вцепился в него: «Слушай, Сэм Смит обозвал меня неряхой. Ты видел, чтобы я когда-нибудь выглядел неопрятно?» (Заметим в скобках, что Смит прав: Краузе всю жизнь отличался неряшливостью, и его одежда оставляла желать лучшего.)

А однажды Краузе, ввалившись в гостиничный номер Джексона, так достал его своим нытьем по поводу «клеветнических» абзацев, что тренер «Буллз» не выдержал и сказал ему, что он ведет себя недостойно, выглядит в глазах людей посмешищем, между тем как дело не стоит и выеденного яйца. «Джерри, вы должны забыть об этом напрочь», — закончил свою тираду Джексон.

Книга Смита не только углубила брешь между Краузе и прессой, она осложнила взаимоотношения между генеральным менеджером и старшим тренером, а также некоторыми из его помощников. Краузе был убежден, что Смит черпал информацию для своей книги в основном из рассказов помощника Джексона Джонни Баха, и стал давить на Фила, чтобы он избавился от него. Краузе давно испытывал неприязнь к Баху, пользовавшемуся всеобщим уважением и любовью (может, и тут присутствовал элемент зависти?). Бах был талантливый тренер и внес немалый вклад в успех «Буллз». Помимо прочего, он был обаятельный светский человек с широким кругом знакомств. Ветеран Второй мировой войны, Джонни увлекался военной историей, разбирался в ней до тонкостей и вообще был очень начитан. Наверное, из всех тренеров «Буллз» он находился в самых теплых отношениях с игроками, а с Грантом он даже дружил. Когда Джонни повторно женился, Хорас был на его свадьбе шафером.

Бах прекрасно ладил с прессой. Репортеры его любили и уважали за ум и честность, а также за его способность выдать им такую фразу, что она сама просилась в броский заголовок. Дружеские отношения с журналистами — еще одна из причин, по которой Краузе ненавидел Баха. Как он считал, писаки любят Джонни именно за то, что он выбалтывает им закулисные тайны клуба, которые, с точки зрения Краузе, являлись государственными секретами. «Джонни, — говорил Баху Краузе, — помощники тренера могут, конечно, показываться на людях, но при этом им лучше помалкивать».

Краузе не одобрял дружбу Баха с репортерами еще до выхода в свет книги Сэма Смита. А уж когда книга вышла, то уж вовсе ополчился на него, считая его главным источником негативной информации. На самом деле он заблуждался. Отношение игроков и тренеров к Краузе ни для кого не было секретом, и падкому на сенсации Смиту с его острым умом и фантастической работоспособностью не составило труда собрать необходимую информацию и без помощи Баха. Винить нужно было не Джонни, а самого Краузе и, разумеется, Рейнсдорфа, который назначил генеральным менеджером человека, постоянного создающего конфликтные ситуации. Однако процесс выдавливания Баха из клуба начался.

Краузе ополчился заодно и на Джексона, считая его виновным во всей этой заварухе. По мнению Джерри, старший тренер предал его, поскольку позволял игрокам вслух нелестно о нем высказываться. Джексон не вступал в открытый конфликт с Краузе, но чувствовал, что тот явно перегибает палку, вмешиваясь в дела, никак не входящие в его компетенцию. Краузе же полагал, что в его конфликте с игроками Джексон обязан встать на его сторону. Короче говоря, ситуация в клубе накалялась.

Краузе всегда мечтал о том, чтобы его окружали искренне преданные ему люди. Это был для него больной вопрос. Может, из-за того, что в жизни он пробивался с большим трудом. В молодые годы он приучился терпеливо сносить насмешки в свой адрес — в частности, от своих коллег-селекционеров, старался не обижаться, когда во время бесконечных разъездов по стране никто не приглашал его вместе пообедать в придорожных ресторанах. Конечно, Джерри страдал от душевных ран, и тем сильнее он привязался к тем немногим людям, которые не отвергали его, а были добры к нему и ценили его за преданность баскетболу и трудолюбие. Эти люди — а именно Текс Уинтер, Биг Хаус Гейнс, Джон Маклеод и Джонни Дипон (последнего из них Краузе знал еще с давних времен, когда работал бейсбольным селекционером) — могли всегда на него положиться и знали, что он никогда не откажет им в любой просьбе. И действительно, Уинтера Краузе обеспечил пожизненной работой, а сына Гейнса пристроил в «Буллз» селекционером. Краузе был слепо предан Рейнсдорфу, всем направо и налево рассказывал, что во всем спортивном мире нет владельца клуба лучше него. Далеко не все мнение Краузе разделяли, хотя отдавали Рейнсдорфу должное за его проницательный ум и твердый характер.

Краузе плохо разбирался в сложной психологии людей одаренных, к которым нельзя было приложить его однобокие, прямолинейные суждения о верности и преданности. Если он нанимал человека на работу, тот, само собой разумеется, обязан был честно служить ему. Но вот то, что он внутренне испытывает по отношению к своему боссу, — это уже его личное дело. А наивный Краузе хотел большего. Не понимал он и того, что в дрязгах, охвативших «Чикаго Буллз», человек, открыто вставший на его сторону, непременно поссорит себя с остальными, и главное — с игроками. Никак не мог усвоить Краузе и то, что ему не нужно вмешиваться в дела, его не касающиеся, что его «становится слишком много».

Слава богу, что, когда «Буллз» выходили на баскетбольную площадку, трения внутри клуба оставались за кадром. Тем не менее сезон 1992/93 г. выдался для чикагцев трудным. Тренеры почувствовали, что команда устала — как физически, так и морально. Когда сезон только что начался, Картрайт и Паксон еще не оправились после хирургических операций. Пиппена и Джордана мучили старые травмы, к тому же они еще не успели восстановить силы после барселонской олимпиады. В том сезоне чикагцы одержали 57 побед (для сравнения: в предыдущем 67). Напряженный календарь чемпионата НБА и постоянные мысли о том, как бы не расстаться с чемпионским титулом, казалось, подточили моральные силы игроков. Баскетболисты стали раздражительными, часто ссорились друг с другом по малейшему поводу. Однажды, в конце долгой дороги на выездной матч, услышав, что его товарищи что-то недовольно бурчат себе под нос, Майкл Джордан обернулся к ним и сказал: «Ладно, выходим, миллионеры!» Эта его короткая фраза была многозначительна: Майкл напомнил партнерам, что не все в их жизни так плохо, а свои высокие гонорары нужно отрабатывать.

И все же, несмотря ни на что, «Буллз» оставались твердым орешком для любого соперника. Команда отлично играла в матчах самого высокого уровня, очень хорошо проводила выездные встречи и чувствовала себя готовой к сериям «плей-офф». За всю историю НБА никто лучше Майкла Джордана не проводил концовку матчей. Когда до конца встречи оставались считанные минуты и мяч попадал к Майклу, его не могла остановить никакая сверхплотная оборона. Победные броски всегда оставались за ним.

В финальной серии чемпионата, проходившей в 1993 г., «Буллз» встретились с «Финиксом». Первые два матча чикагцам предстояло провести в гостях. Причем Майкла ожидал там друг и одновременно соперник Чарльз Баркли, объявленный самым ценным игроком уходящего сезона. «Финикс» выиграл 62 календарные встречи, на 5 больше, чем «Буллз». Зная заранее, насколько мощно проводит этот клуб домашние матчи в стенах новой, только что построенной спортивной арены, Джексон поставил перед своими игроками задачу постараться выиграть одну из двух встреч. «Нет, — поправил тренера Майкл, — мы летим в Финикс, чтобы выиграть оба матча».

Так и случилось. По мнению Джексона и партнеров Джордана, у Майкла был дополнительный стимул победить: то, что Баркли стал самым ценным игроком сезона, задело его честолюбие. Во втором матче, выступая в стартовой пятерке, Джордан принес своей команде 55 очков — старался, как видно, вовсю. Однако «Финикс», потерпев дома два поражения, не пал духом и в Чикаго одержал победу в двух матчах из трех. «Буллз» снова пришлось лететь в Аризону.

Когда игроки заняли свои места в самолете, вид у многих был понурый. «Казалось, они пришли в морг, — вспоминал Джонни Керр, телекомментатор, приставленный к «Буллз». — Надо было все сомнения оставить дома и не раскисать. Забыть о двух проигранных домашних матчах, будто их и не было - и все тут». И тут в проходе лайнера появился Майкл, забравшийся в самолет последним. Он был в темных очках, на голове его красовалась яркая шляпа под стать еще более яркой спортивной рубашке. Не вынимая изо рта огромную сигару, Джордан процедил: «Хелло, чемпионы мира! Значит, летим в Финикс, чтобы надрать там кое-кому задницу?» Настроение игроков мгновенно изменилось. А дальше всё пошло как по маслу. В шестой встрече перед самым финальным свистком бросок Джона Паксона принес победу чикагцам. А заодно и третий чемпионский титул подряд.

Джордан получил особое удовольствие от матчей с «Финиксом», поскольку ему выпал шанс вступать в единоборство с Дэном Марли, по прозвищу Дэн Гром. Собственно говоря, тот ему ничего плохого не сделал. Дело, как почти всегда, было в Краузе, который чуть ли не боготворил этого игрока и в свое время хотел взять его в клуб во время очередного драфта. Потом, правда, Джерри раздумал, но постоянно расхваливал Дэна, рассказывая всем, какой он великий и разносторонний игрок, как одинаково силен что в нападении, что в защите. Майкл всегда ревниво относился к чужой славе, а слышать похвалы в чей-то адрес из уст ненавистного Краузе — такое было выше его сил. Товарищи Джордана по команде, конечно, заметили, что в матчах с «Финиксом», стоило только Дэну появиться на площадке, как Майкл всеми силами старался обыграть его. Лайонел Коллинз, помощник старшего тренера «Финикса», не знавший о трениях между Краузе и Джорданом, решил даже, что у Майкла какие-то личные мотивы отомстить Дэну Грому. Когда Джордан получал мяч, он совершал дриблинг, проносясь вплотную к Марли, словно хотел ему сказать: «Вот видишь — тебе меня не удержать».

После финального свистка, ознаменовавшего окончание шестого матча с «Финиксом», Майкл подхватил победный мяч, заброшенный в кольцо Паксоном, и высоко поднял его над головой. Товарищи решили, что сейчас Джордан скажет что-нибудь о предстоящей поездке в Диснейленд. Но вместо этого Майкл радостно завопил: «Ну что, Дэн Гром? Мы все-таки надрали тебе задницу?»

Глава 26. Чикаго, 1993 г.

 

Третий чемпионский титул подряд, завоеванный через год после победы «Дрим Тим» на барселонской Олимпиаде (а лидером этой команды был конечно же Майкл), еще больше способствовал росту славы Джордана, чье имя обросло невероятными легендами. Некоторые считали, что если до Олимпиады он зарабатывал 20 миллионов долларов в год, то после нее — уже 30 миллионов. Никто из деятелей спортивного мира не видел, чтобы кто-нибудь рекламировал различные товары с таким же успехом, как Джордан. Но постепенно у Майкла что-то не заладилось. Он стал пленником своих успехов. Пресс оказался слишком сильным. Джордан ни на день не мог позволить себе расслабиться, передохнуть. Слава лишила его естественной свободы.

Началось все с азартных игр, которые Майкл обожал с юных лет. Заключать пари по любому поводу было его любимым развлечением. Еще в колледже на тренировках он без пари не обходился. Ставки, конечно, были небольшие: точный штрафной бросок — 25 центов. Майкл как-то раз случайно обронил Дину Смиту, что Рой Уильямс задолжал ему бутылку кока-колы. Ничего не понявший Смит спросил Уильямса, что за ерунду мелет Майкл. «А, он имел в виду пари, что мы заключили с ним в ходе вчерашней тренировки», — пояснил Рой.

Позже, когда он стал уже профессионалом, Джордан любил соревноваться в различных видеоиграх с Дэвидом Фальком. Причем вел себя как ребенок. Когда Фальк делал очередной ход, Майкл специально отвлекал его внимание разговорами на серьезные темы.

Джордану всегда и всюду нужна была только победа. Он пристрастился к карточным играм, за которыми баскетболисты «Буллз» коротали время в длинных перелетах. У Майкла были незаурядные математические способности, которые позволили ему быстро стать карточным гроссмейстером. Вскоре тренеры «Буллз» стали предупреждать более молодых игроков, чтобы те не садились играть в карты с Майклом — бесполезное занятие. Но парни не прислушались к советам наставников.

Если Джордану не везло, то он настаивал еще на одной партии в карты или в гольф и не успокаивался до тех пор, пока не выиграет. И дело было не только в его врожденном спортивном азарте — игры давали ему возможность расслабиться, хоть как-то отвлечься от пресса славы. Он словно чувствовал себя под микроскопом, через который его разглядывал поначалу спортивный мир, затем вся нация, а со временем — и большая часть нашей планеты. Сидя в гостиничном номере, он ощущал себя узником неведомого злого волшебника. Поскольку Майкл никуда не мог спокойно выйти, чтобы к нему не бросилась целая толпа, он стал отсиживаться в четырех стенах, приглашая в гости друзей. Часто к нему приезжал отец и старые дружки из Северной Каролины. Постоянно присутствовали личные телохранители, и вся эта компания дружно резалась в карты. «Что странного в поведении Майкла, — говорил его закадычный друг, весельчак и заводила Чарльз Баркли, — так это то, что, когда мы с ним встречаемся, сидим без конца в номере отеля — ведь он на улицу носа не сует».

Постепенно самой важной отдушиной для Майкла стал гольф. На его поле, как и на баскетбольной площадке, Джордан мог сделать желанный глоток свободы. А окружающий мир, где столько людей обращалось к нему с бесконечными просьбами и требованиями, уничтожил эту свободу и становился попросту опасен для его психического здоровья. Ситуация, в которой оказался Майкл, имела свою специфику. Душившее его кольцо славы и коммерческих обязательств отняло у него право на неприкосновенность личности. Оно вторглось в его частную жизнь. А между тем он был совсем молодым человеком, который воспринимал свободу чисто физически.

Еще когда Майкл учился в средней школе, а потом в колледже, друзья удивлялись огромному запасу его энергии. Он в два раза больше всех играл и тренировался и в два раза меньше всех спал. Очевидно, у него был уникальный обмен веществ, и первые признаки этого явления стали очевидны, когда Майкл еще учился в колледже. «Каролина» тогда приехала в Европу, и так уж случилось, что ей предстояло в один и тот же день встретиться сразу с двумя европейским клубами, за которые выступали не самые худшие игроки. Первый матч перешел в овертайм, и во время тайм-аута Джордан сказал Рою Уильямсу: «Уважаемый тренер, кажется, эта тягомотина мне надоела, и я собираюсь с ней покончить». После чего Майкл, как обычно, взял игру на себя и привел свою команду к победе. Потом, после 30-минутной передышки, съев две конфеты, он и во второй игре доминировал на площадке. Уже тогда его партнеры поражались тому, насколько велик его энергетический запас. Потом, уже придя в НБА, Джордан без труда опроверг опасения в свой адрес. Многие думали, что этот юный новичок сломается посередине чемпионата, а он между тем набирался сил. Но вот пришло время, когда Майкл уставал не столько от изнурительных матчей, сколько от своих «внебаскетбольных» обязанностей и стал находить утешение лишь в гольфе. «Почему Майкл так любит играть в гольф? — задал как-то риторический вопрос Мэджик Джонсон. — Да потому, что он хочет отключиться от мира сего. Он играет в гольф с семи утра. Пока не стемнеет. Там, по крайней мере, его никто не беспокоит, ему никто не мешает. Он получает истинное наслаждение, потому что в эти часы он отрезан от мира».

По мере того как состояние Джордана росло, увеличивались и ставки, которые он делал на исход встречи в партиях в гольф. Иногда они бывали просто безрассудными. Поначалу он ставил 100 долларов за попадание в каждую лунку. Впоследствии эта цена возросла до 1000 долларов. «Играть с Майклом все равно что участвовать в Третьей мировой войне, — говорил Джин Эллисон, постоянный партнер Джордана. — Ему же обязательно нужно вынуть из тебя кишки. Но в принципе он хороший парень. Развлекается — что тут плохого?»

Поначалу об увлечении Джордана гольфом знал лишь сравнительно узкий круг людей, но после окончания баскетбольного сезона 1990/91 г. об этой маниакальной его страсти прослышала и широкая публика. Тем летом Майкл уехал отдохнуть в Хилтон-Хэд (Южная Каролина), где у него был свой дом. Как всегда, он играл в гольф, но на сей раз попал в сомнительную компанию. Один из его партнеров был вскоре арестован за торговлю наркотиками и уклонение от уплаты налогов. Другой — убит. История попала в газеты, и о тайном увлечении Майкла стало известно.

Об этих двух типах стоит рассказать подробнее. Один из них, Джеймс Баулер, имел темное прошлое. В свое время он подторговывал кокаином, за что был арестован. А когда его освободили условно-досрочно, он дважды нарушил закон, носил при себе полуавтоматический пистолет. Баулер был профессиональным игроком в гольф, чем неплохо зарабатывал себе на жизнь. Схема была довольно проста. Кто-нибудь делал на него внушительные ставки. Баулер выигрывал партию и получал солидную долю суммы, вырученной в результате беспроигрышного пари. В Монро (Северная Каролина) у Сэма были магазинчик, где продавались принадлежности для гольфа, и тренировочный полигон для начинающих автомобилистов.

Как-то раз в 1986 г. знакомый Баулера сообщил ему, что на близлежащем поле для гольфа играет сам Майкл Джордан. Сэм не придал этой новости особого значения: ему приходилось играть со многими знаменитостями. Но когда знакомый добавил, что Джордан заключает пари на 100 долларов на попадание в каждую лунку, Баулер тут же почувствовал запах добычи, собрал свои клюшки и помчался на встречу с очередным «лохом» (так, во всяком случае, ему казалось).

Репортер газеты «Вашингтон Пост» Билл Брубейкер, бравший интервью у Баулера в 1993 г., а он в это время сидел в Техасской федеральной тюрьме, спросил Сэма, считает ли он самого себя фанатиком гольфа. Баулер не без гордости ответил: «Если вам угодно так меня называть, я не рассержусь. И вот что я вам скажу. Если вы собираетесь сегодня поиграть в гольф, захватите с собой полный обед. Это вам не поездка на пикник».

Он играл с Джорданом целых пять лет, непрерывно заключая с ним пари. По словам Баулера, он всегда имел при себе наличными около 30 тысяч долларов. В 1991 г. после окончания баскетбольного сезона Джордан и его компания устроили многодневный гольфо-карточный марафон. В гольф играли с утра до вечера, а по ночам резались в карты. Все это происходило в доме Майкла в Хилтон-Хэд. В 7.00 завтракали, а к 8.00 уже были на поле для гольфа. За день успевали пройти 27 лунок. Ставки обычно были по 100 долларов за каждую лунку, но порой достигали 500 и даже 1000 долларов. Те, что побогаче, объединились в свою группу и играли отдельно от остальных, которым столь высокие ставки были не по карману.

По окончании этого пятидневного сумасшедшего марафона Джордан задолжал 57 тысяч долларов Сэму Баулеру и 108 тысяч Эдди Доу, местному финансисту, в чьи обязанности входило вкладывать деньги Сэма в выгодное дело. Джордан, естественно, послал на имя Баулера чек, но федералы его перехватили, обвинив Сэма в нежелании платить подоходный налог с этой солидной суммы. А Доу в феврале 1992 г. был убит проникшими в его дом грабителями. Судя по всему, это преступление никак не было связано с «марафоном-91». Во всяком случае, полиция нашла в «дипломате» убитого два чека на общую сумму 108 тысяч долларов, посланных Майклом Джорданом.

Руководству НБА, разумеется, не понравилось то, что суперзвезда лиги попал в неприятную историю, и оно начало докапываться до истины. Однажды на Джордана даже надели наручники, но расследование свелось в конечном счете к минимуму. Майкл в своих признаниях утаил большую часть подробностей о своих пристрастиях к азартным играм на деньги. Но год спустя некто Ричард Эскинас выпустил на свои средства книгу, в которой расписал себя как человека, зарабатывавшего себе на жизнь азартными играми. В ней он упомянул, что однажды, играя в гольф с Джорданом на протяжении десяти дней, он выиграл у Майкла 1 миллион 250 тысяч долларов. Джордан начал торговаться, и они, в конце концов, остановились на 300 тысячах. Майкл вынужден был публично признать, что он в свое время действительно задолжал Эскинасу 300 тысяч долларов.

Пристрастия Майкла никак не отражались на его баскетбольных успехах. Гольф стоял особняком, хотя в обоих видах спорта Джорданом руководил один и тот же импульс — неуемная жажда победы, своего рода инстинкт хищника. «Проблема Майкла не в том, что он играет на деньги, деньги для него мало что значат, — говорил его отец Джеймс Джордан. — У него другая проблема, более серьезная — его нечеловеческий спортивный азарт. Иной раз эта штука становится опасной». Примерно такого же мнения придерживался и Дэвид Фальк. Позже в беседе с Бобом Грином из газеты «Чикаго Трибьюн» Майкл разыграл из себя кроткого ягненка, сказав: «Вы хотите спросить, действительно ли я играл на деньги с этими темными личностями? Отвечу честно: да, играл. Думаете, больше не стоит играть с мошенниками и проходимцами? Полностью с вами согласен. Это никогда не повторится».

Однако эта история имела свое продолжение. Когда в 1993 г. «Буллз» проводили в Нью-Йорке серию «плей-офф» против хозяев — клуба «Никс», Джордану вздумалось слетать на один вечер в Атлантик-Сити, чтобы, как обычно, сыграть в гольф на деньги. Новость просочилась в прессу. Телевидение встало перед серьезной дилеммой. С одной стороны, его задача — развлекать зрителя. С другой — сообщать ему правдивую информацию. Во время перерыва между двумя половинами одного из матчей серии «плей-офф» Боб Костас, видный телеобозреватель NBC, стал расспрашивать Дэвида Стерна, что за история приключилась с Джорданом. Вопрос был щекотливый. Крупнейшая телекорпорация попала в затруднительное положение: проводить честное журналистское расследование или замять все (не волнуйтесь, дорогие телезрители, это просто шутка). Дело осложнялось еще и тем, что НБА и телевидение тесно были повязаны друг с другом в создании сверхположительного имиджа Джордана, а в те времена, когда многие молодые баскетболисты «косили» под панков, такой имидж имел немаловажное значение.

Дик Эберсол заранее проинструктировал Костаса, чтобы он в беседе с Дэвидом Стерном сделал упор на положительные сдвиги в НБА: на успехи «Дрим Тим» в Барселоне и высокий рейтинг последних финалов чемпионата лиги. По ходу интервью Костас решил, что позитивного материала он набрал уже достаточно, однако Эберсол придерживался иного мнения. Ему казалось, что Костас собирается припереть Стерна к стене. В фургоне, где размещалась передвижная станция NBC, слышали, как Эберсол старается своими указаниями Костасу исказить беседу. Однако тот на реплики своего босса не реагировал. Интервью уже подходило к концу, когда разъяренный Эберсол заскочил в фургон и начал осыпать Костаса ругательствами. Тот невозмутимо продолжал задавать Стерну вопросы, которые задал бы на его месте любой толковый журналист, стремившийся узнать реальные факты, а не показную мишуру. Стерн не выказывал раздражения, и вспыхнувший было конфликт погас.

Но для Джордана наступили тяжелые времена, и ситуация в дальнейшем обещала быть еще хуже. Статьи, посвященные скандалу вокруг его игр на деньги, оскорбляли Майкла. Ведь совсем недавно пресса боготворила его, хотя некоторые репортеры и были чересчур назойливы.

Теперь же Майкл видел в журналистах своих врагов. Что ж, он был не первым и не последним в ряду знаменитостей, прошедших через метаморфозы, характерные для нашей сегодняшней культуры. Сегодня ты молодой человек, щедро наделенный природой, дары которой позволяют тебе достичь славы и богатства, а завтра ты — жертва того же чудовищного механизма, что вознес тебя на недосягаемые вершины. Огромное состояние означает одновременно и постоянное вторжение в твою личную жизнь. Это две стороны одной медали.

Как-то раз Джордан сказал Бобу Грину, журналисту, которому он всегда доверял, что ему не понравился дух коммерциализации, царивший на Олимпийских играх в Барселоне. «Сплошная торговля, а мы были зазывалами» — таков был его комментарий, прозвучавший довольно странно из уст человека, заработавшего огромное состояние на рекламе различных товаров.

Талант и обаяние Джордана теперь работали против него. Много ли значит всемирная известность, когда ты не можешь позволить себе остаться наедине с собой и не имеешь права на малейшую ошибку? Неверный шаг — и ты словно на витрине, мимо которой проходят миллионы любопытных зевак. Конечно, кабельное телевидение сослужило НБА хорошую службу, но оно ведь освещало не только спортивные события — оно и гонялось за дурно пахнущими сенсациями. Содержание многих телешоу было посвящено не столько очередным успехам знаменитостей, сколько их провалам. Представив американским телезрителям спорт во всей его полноте, кабельное телевидение столь же широко освещало изнанку жизни звезд. И, как правило, вчерашние герои сегодня развенчивались. Подобная судьба, судя по всему, ожидала и Майкла Джордана.

Теперь СМИ пытались выяснить малейшие подробности его личной жизни, касались ли они баскетбола или нет. Если раньше у репортеров все же была какая-то профессиональная этика, то сейчас она рассматривалась как нечто старомодное. Детали, упоминать о которых прежде считалось неуместным, бестактным, обрели статус важнейших новостей дня. Да, Джордану поистине некуда было спрятаться.

Когда его звезда только еще всходила, Майкл высоко ценил внимание прессы. Но когда он одолел вершину олимпа и захотел на ней остаться как можно дольше, он почувствовал, что журналисты ему практически не нужны. Помочь они уже ни в чем ему не могут, а вот спустить его с небес на грешную землю — за это они возьмутся с большой охотой. Хлебом не корми. К тому же количество репортеров увеличилось до устрашающих размеров. На смену небольшой группе хорошо знакомых ему журналистов-профессионалов, прекрасно разбиравшихся в баскетболе и которым можно было полностью доверять, пришла ватага посторонних людей, ничуть не интересующихся баскетболом. Эти ищейки только и делали, что пытались пролезть ему в душу. Джордан становился все осторожней, тщательно взвешивал каждое свое слово. Пресса, по его мнению, старалась всеми силами отнять у него все то, что он заслуженно приобрел. Примерно такие же чувства испытывали многие американские кинозвезды и даже президенты США, но заметное охлаждение Майкла к прессе, его холодный, даже враждебный тон, его вечные ссылки на нехватку времени искренне удивили его старых друзей из журналистского корпуса. Наиболее проницательные из них поняли, что Майкл превращается в жертву своего успеха. Система, которая его создала, его же и уничтожает.

Но настоящая беда приключилась в августе 1993 г. — отец Майкла Джеймс Джордан был зверски убит. Он ездил на похороны своего друга и, возвращаясь домой, почувствовал усталость и притормозил на обочине шоссе, чтобы немного вздремнуть. Сказалась привычка, унаследованная от старых времен, когда цветному не так-то просто было получить номер в приличном мотеле. Два местных подонка убили Джордана-старшего и угнали его машину.

Майкл сильно переживал страшный удар. Он всегда был очень близок с отцом. Когда Майкл стал звездой «Буллз», Джеймс Джордан уволился с работы и переехал в Чикаго, открыв там небольшую мастерскую по ремонту всякой всячины. Он часто сопровождал сына в его бесчисленных перелетах. Они скорее напоминали не отца и сына, а двух близких друзей или двух братьев с солидной разницей в возрасте.

Джеймс Джордан был необыкновенно добросердечен, прост и легок в общении, быстро заводил друзей. Сын арендатора-земледельца, он вырос в нелегкое время — и для всей Америки, а тем более для ее цветного населения. Темнокожий сельский парень с Юга, Джеймс добился всего в жизни своим тяжелым трудом. У него было тонкое чувство юмора, которое ему часто помогало преодолевать жизненные невзгоды. Как все темнокожие южане его поколения, он привык смеяться, когда ему было плохо, и радоваться малейшим проблескам счастья. Став пожилым человеком, Джеймс Джордан с удивлением узнал, что жизнь может быть прекрасна, а времена изменились к лучшему.

Добродушный и общительный Джордан-старший легко вписался в атмосферу привилегированного клуба НБА и в немалой степени скрасил ее. Его любили все: служащие «Чикагского Стадиона», репортеры, игроки, тренеры. За глаза его называли «папашей». Джеймс как ребенок радовался, что под конец жизни он купается в лучах славы своего сына и может не считать каждый доллар. Его присутствие облегчало жизнь Майклу, помогало ему снять постоянные стрессы.

Гибель отца полностью опустошила Майкла. Узник своей славы, он не мог даже достойно предать его земле. Похороны, на которые должны собираться только родные и близкие, превратились в событие общественной жизни. А некоторые репортеры додумались связать убийство Джордана-старшего с увлечением Майкла азартными играми.

Казалось, этот удар судьбы окончательно сломает Майкла, но он приучился жить под ежедневным прессом, когда ты не имеешь права на ошибку и вечно должен оправдывать чьи-то ожидания. Конечно,

Майкл изменился. Исчезла его лучезарная улыбка. Очередной сезон выдался трудным для него. К личному горю прибавились традиционные стрессы, которые испытывает многократный чемпион НБА. Обострились его отношения с Грантом, в результате чего в раздевалке «Буллз» царила напряженная тишина. Все чувствовали какую-то неловкость.

На площадке Майкл оставался прежним Джорданом — игра означала для него утешение и свободу, а вот на тренировках он стал менее сосредоточенным и больше не излучал веселья. Тренировки, которые в прошлом доставляли ему столько радости, теперь превратились в обычную работу. То же примерно чувство испытывали и другие чикагские игроки, тяжело переносившие бремя свалившейся на них славы. Но у Майкла были и свои причины. После всех скандалов, связанных с его страстью к игре на деньги, он страдал, если так можно выразиться, похмельем. Все чаще и чаще он говорил близким друзьям, что думает расстаться с баскетболом. В конце 1993 г. слухи о намерении Майкла покинуть НБА дошли до Дина Смита, и тренер «Каролины» тут же прилетел в Чикаго на домашний матч «Буллз». Он и раньше нередко бывал здесь: ему хотелось убедиться своими глазами, как прижился в профессиональном баскетболе его бывший воспитанник. Но о своем приезде Смит всегда предупреждал Майкла, а на сей раз появился неожиданно для него. Оба при этом почувствовали, что, может быть, Смит видит игру своего любимца в последний раз.

Мэджик Джонсон тоже почувствовал, что с Джорданом творится что-то неладное. Хотя они были уже не коллеги (Мэджик к тому времени стал телекомментатором), но Джонсон, с его профессиональным опытом и проницательностью, подметил, что в игре Майкла что-то исчезло. Кстати говоря, в последнее время Джонсон вошел в круг ближайших друзей Майкла, в основном — бывших игроков «Каролины», которые часто собирались в доме Джордана и играли с ним в гольф или в карты. Мэджик не раз предупреждал своих коллег по NBC, что Джордан думает уйти из баскетбола, хотя и очень любит его. По мнению Джонсона, силы Майкла подкосила изнанка его славы и богатства. Что касается его страсти к азартным играм, ей не нужно придавать особого значения. Важно, как считал Джонсон, другое: вокруг Майкла образовался своего рода вакуум. Сам Мэджик и Ларри Бёрд покинули сцену, молодые яркие игроки, в частности Грант Хилл и Шакил О'Нил, суперзвездами еще не успели стать. И получилось так, что единственной знаковой фигурой американского профессионального баскетбола оставался Майкл Джордан. А это нечеловеческая ноша.

Став трехкратным чемпионом НБА, Майкл не представлял себе даже, какой новый вызов ему может бросить судьба. Его клуб и он сам достигли, кажется, всего. Когда-то, например, говорили, что, несмотря на его высочайшее индивидуальное мастерство, Джордан все же не тот игрок, который может повести за собой команду и привести ее к чемпионскому званию. Теперь такие разговоры абсурдны. К чему же стремиться дальше? Какие новые, еще более высокие цели перед собой ставить? На одной из послематчевых пресс-конференций репортер Митчелл Крюгель отметил в своем блокноте, что на протяжении 45 минут Майкл употребил слово «вызов» дюжину раз. Но это было давно, когда «Буллз» еще только мечтали о лаврах победителей. А сейчас трехкратный чемпион НБА Майкл Джордан в поисках новых вызовов решил, как он говорил своим друзьям, попробовать свои силы в профессиональном бейсболе. В мальчишеские годы бейсбол какое-то время был его любимым видом спорта, отец не раз говорил ему, что он как будто специально создан для него. Теперь, после гибели отца, Майкл все чаще задумывался над его словами, воспринимая их как завещание. Когда Майкл учился в университете в Чепел-Хилл, он хотел было заниматься и бейсболом и баскетболом. Но Дин Смит этому категорически воспротивился. Бейсбол так и остался несбывшейся мечтой Майкла.

Теперь он, кажется, решил эту мечту осуществить. Даже в разговорах с мало ему знакомыми журналистами Джордан неоднократно заявлял, что намерен переключиться с баскетбола на бейсбол. Когда автор этой книги в январе 1992 г. готовил о Джордане материал для журнала «Спортс Иллюстрейтед», Майкл подробно рассказал ему о своем желании попробовать поиграть в высшей бейсбольной лиге. Он упомянул также, что у него в запасе второй вариант — стать профессиональным футболистом (еще один вызов?). Я не фантазирую, — насчет футбола Джордан часто говорил со своим другом Ричардом Дентом.

Любопытный штрих. Когда в 1993 г. «Буллз» веселились в своей раздевалке после победы над «Финиксом», Майкл, обратившись к Тиму Гроверу, одному из тренеров команды, попросил его подготовить для него тренировочную бейсбольную программу. Узнав об этом, Фил Джексон ничуть не удивился. Он понял, что баскетбол для Майкла если и не стал тяжким испытанием, то превратился в однообразную работу. А мальчишеский энтузиазм Джордана, всегда помогавший ему выдерживать напряженные сезоны, с годами исчез.

Джерри Рейнсдорф, впервые услышавший новость от самого Майкла, попросил его, перед тем как принять окончательное решение, переговорить с Филом Джексоном. Джордану не хотелось этого делать: он боялся, что старший тренер, тонкий дипломат, легко переубедит его. Но другого выхода не было. Сжавшись, как пружина, Майкл отправился к Джексону. Опасения его оказались напрасными, тренер не взял на себя моральную ответственность отговаривать человека от того, к чему его влечет сердце. Он просто высказал сожаление по поводу того, что Майкл огорчит миллионы простых американцев, наслаждавшихся его игрой. В глубине души Джексон был уверен, что Майкл со временем соскучится по игре, которой он столь блестяще овладел, и вернется в НБА. Тактика, избранная тренером, несколько изменила характер их отношений. Создавалось впечатление, что интересы Майкла дороже Джексону, чем интересы клуба.

Так или иначе, Джордан покинул НБА. На пресс-конференции, посвященной его уходу из профессионального баскетбола, Майкл, на удивление всем, нарочито фамильярно и даже грубо вел себя по отношению к журналистам. Не иначе как со словами «Вы, ребята», он к ним не обращался. Не обвиняя прессу в том, что она его вынудила расстаться с баскетболом, Джордан все же ядовито заметил, что в первый раз видит столько народу, собравшегося по вполне мирному поводу. Дескать, обычно репортеры сбегались, когда чуяли, что речь пойдет об очередном скандале вокруг его имени. Майкл также сообщил журналистам, что теперь у него появится счастливая возможность уделять больше времени семье и друзьям. «Так что теперь вы, ребята, ищите новую добычу, а себе я пожелаю видеть вас пореже» — так закончил Джордан свою прощальную пресс-конференцию. На репортеров, регулярно писавших о Джордане на протяжении почти десятилетия, его враждебный тон произвел неприятное впечатление. Честно говоря, большинство журналистов писали о нем только хорошее. Они его любили не только как спортсмена, но и как человека. А главное — как прирожденного победителя.