Здавалка
Главная | Обратная связь

МОСКОВСКОЕ КНЯЖЕСТВО В XV ВЕКЕ



При Василии I и Софии в Москве родились новые ремесла, возродились старые. Особенно расцвели ювелирные работы по золоту и серебру, великий князь собственными руками сковал золотой пояс с ажурным кошельком. Появились изображения княжеской четы на шелку и бархате, шитые жемчугами и бисером.

Все более укрепляющееся положение Руси, медленно выходящей из-под ига, вновь стало привлекать европейских царей и королей. В 1414 году Василий I и София Витовтовна выдали за греческого царя Иоанна Палеолога старшую дочь Анну. И хоть брак этот был кратковременным - Анна умерла в Константинополе от моровой язвы - факт остается фактом: русские невесты поднялись в цене. Это явилось хорошим признаком для возрождающейся Руси. Сам воздух времени княжения Василия I был наполнен предчувствием великих объединений, хотя далеко не всегда они реализовывались в жизни. Княгиня София вполне соответствовала своему времени, держа сторону борцов за централизованную власть, тем более что эту власть воплощал муж княгини.

В 1425 году Василий I скончался. Осталась духовная грамота.
В ней он завещал великое княжение «сыну моему Василию» и оставлял его, десятилетнего, на попечение великой княгини Софии, своих младших братьев Андрея и Константина, тестя Витовта Литовского, даже упоминанием обойдя законного наследника, взрослого, здравого Юрия Звенигородского. Где логика?

Она была чисто женская и принадлежала великой княгине Софии, за которой просматривалась сильная фигура Витовта.

Возможен вариант: София Витовтовна, замыслив престол для сына и сговорившись с отцом, умело убедила умирающего мужа завещать великое княжение своему сыну. Железная эта логика покоилась на идее мира с Литвой: если на великокняжеском престоле будет сидеть не пятидесятилетний Юрий (он, кстати, был яркий человек, умный и просвещенный, но не стойкий), а мальчик Василий, родной внук Витовта, то такой великий князь вместе с матерью может стать гарантом мира с Литвой.

Но возможен и другой вариант. Василий I исполнил завет Дмитрия Донского, завещал престол следующему брату, Юрию. В таком случае в ночь смерти великого князя Василия I у его вдовы не было времени плакать. Она спрятала одно завещание, составила новое, призвала митрополита Фотия, и они вдвоем написали послание
в Звенигород князю Юрию, призывая его присягнуть новому великому князю Василию II.

Чувствуя себя обманутым и боясь ловушки, Юрий бежал подальше от Москвы, в свою вторую вотчину Галич, но дал понять Софии, что так просто не сдаст позиции и будет претендовать на престол.

Взволнованная София созывает бояр, просит их «крепко стоять» за Василия II. Юрий тем временем пытается привлечь на свою сторону союзников, чтобы начать военные действия против Москвы.

В 1430 году Витовт умирает, и князь Юрий решается вынести великокняжескую семейную распрю на суд в Орде. Будучи другом могущественного ордынского мурзы по имени Тегиня, Юрий уверен
в победе. София волнуется: Витовта нет, нужно действовать самой.

Весной 1432 года Василия II и Юрия вызвали в Орду. Отправились оба. Юрий выступил сам, интересы семнадцатилетнего Василия II София поручила ловкому боярину Всеволожскому, пообещав ему:

«Добудешь Василию великокняжеский ярлык - женю его на твоей дочери».

Мог ли боярин не постараться ради такого обещания?

Воспользовавшись кратковременным совместным отъездом Юрия и Тегини из Орды в Крым, хитроумный боярин Всеволожский обрисовал ордынским ханам такую перспективу:

«Если Юрий получит ярлык, вы получите над собой Тегиню. Хотите?»

Ярлык достался Василию II. Тут же, в Орде, юноша подтвердил Всеволожскому обещание матери - жениться на его дочке. Однако в Москве, когда Всеволожский напомнил Софии ее же слова, она широко раскрыла глаза:

«Я? Обещала? Да, да, был какой-то разговор. Помилуй, великому князю не подобает твоя боярышня. Нужна княжна, если нет королевны».

Сама, хитрая, уже выбрала жену Василию II - серпуховскую княжну Марию, правнучку Ольгерда Литовского, свою родственницу.

Обиженный Всеволожский переметнулся в стан Юрия Звенигородского.

1433 год. Зима. Крещение. Василий II женится на Марии Ярославне, княжне Серпуховской. Пышный свадебный пир. Присутствует вся русская знать. Вдова Василия I, София Витовтовна, торжествует: жизнь идет по намеченному ею плану. Краем глаза поглядывает на потенциальных противников сына - они здесь, сыновья князя Юрия Звенигородского: Василий по прозвищу Косой и Дмитрий по прозвищу Шемяка.

Княгине Софии нашептывают:

- На Косом золотой пояс!

Она знает, о чем речь.

- Тот самый? Подарок князю Донскому от тестя?

- Тот самый! Его украли на свадьбе князя Дмитрия и Евдокии!

«Неужели он? Значит, все эти годы пояс был в доме Юрия?
И теперь сын Юрия не постыдился напялить его на свадьбу великого князя, моего сына!».

Но как пояс попал к нему? Тысяцкий Василий Вельяминов, укравший пояс, отдал его своему сыну, женатому на сестре княгини Евдокии, Марье. Сын дал пояс в приданое своей дочери, когда она выходила за боярина Всеволожского. Согласись княгиня София на брак дочери боярина с Василием II, боярин наверняка подарил бы пояс ему, великому князю, но София обманула Всеволожского, и он подарил пояс сыну Юрия Звенигородского, Василию Косому, обручив его со своей внучкой.

Княгиня встает с места. Срывает пояс с Василия Косого. Возмущенные сыновья Юрия покидают свадьбу. (В XIX в. известный русский художник П.Чистяков написал картину «София Витовтовна срывает пояс с Василия Косого).

Что двигало в тот миг Софией Витовтовной? Стремление вернуть семье то, что ей принадлежит? Самоутвердительный порыв? Чувство собственности? Возмущение наглостью присвоивших пояс?

За ее спиной больше нет могучей тени Витовта. Она уже не жена великого князя, а его вдова. На взгляд князя Юрия и его сподвижников, она - мать незаконного правителя.

Князь Юрий нарочно надел пояс на Косого, желая показать, чья семья настоящая наследница престола!

Отлично поняв это, София захотела, в свою очередь, показать, чьей семье принадлежит престол.

Все случившееся после скандала с золотым поясом перевернуло жизнь Софии и Василия II. Не на радость себе и сыну сорвала она пояс с племянника.

В апреле 1433 года Юрий Звенигородский идет на Москву
и сгоняет с престола Василия II, который уходит в Коломну, однако бояре Москвы возвращают князя Василия, весь его путь назад усеян ликующими толпами. Юрию Звенигородскому приходится признать Василия II, но он не успокаивается - опять берет Москву.

Вновь изгнанный Василий решает отправиться в Орду, надеясь найти защиту у ханов, но по дороге его настигает весть: дядюшка Юрий скоропостижно скончался в Москве …

Ходили слухи, что тут «приложила руку хитрая литовка».

Не следует оговаривать эту женщину, не зная достоверностей, но нравы того времени не располагают к благостному настроению, тем более что дальнейшие события по жестокости превосходят многие злодеяния.

Косой идет на Москву и сгоняет с престола Василия II.

Московские бояре хватают Косого и выкалывают ему глаза.

Василий II возвращается в Москву.

Шемяка, брат Косого, берет Москву и ослепляет Василия II. Слепой великий князь остается в истории под кличкой Темный.

Ослепление Василия II совпадает с грандиозным пожаром Москвы.

София направляется в Тверь, Мария Ярославна - в Ростов.

Шемяка ловит их на полдороге и отправляет слепого Василия II
с женой и детьми в ссылку в Углич, а «хитрую бабу литовскую» -
в Чухлому.

София Витовтовна вновь, как в детстве, оказывается в изгнании, но рядом нет ни отца, ни мужа, ни сына. Никого.

Слепой Василий II с семьей и матерью окончательно водворился на московском престоле в 1447 году.

Началось возрождение Москвы. София Витовтовна занялась закладкой церквей и монастырей. Замаливала грехи?

Покоя не было. В1451 году к Москве подошел ханский царевич Мазовша. Василий отсутствовал.

Престарелая княгиня София перед этой бедой оказалась куда расторопнее многих князей и бояр. Она организовала оборону города и успела даже написать завещание.

Умерла София в 1453 году. При вскрытии ее духовной грамоты оказалось, что она была самой крупной землевладелицей на Руси.
И никаких драгоценностей, украшений, пышных нарядов …

Софией Витовтовной во многом двигало одно-единственное простое, извечное чувство: материнский инстинкт. Его правотой она срывала пояс с Василия Косого, чтобы потом, увы, расплатиться за этот порыв ослеплением сына.

Результат драмы получился серьезный: русское сыновнее, а не братское право престолонаследия утвердилось на века и стало неоспоримым фактом. История пошла вслед за ним.

Рядом с Софией Витовтовной, заслоненная ее фигурой, жила жена Василия Темного, Мария Ярославна, княжна Серпуховская, служила слепому князю, молилась, рожала детей, терпела изгнание.

Мария Ярославна вышла из великокняжеской тени после смерти своей властной свекрови, когда пришлось разбираться с духовным завещанием Софии. Разбираясь с этим завещанием, Мария Ярославна проявила много такта и миролюбия, чтобы не перессорить между собой внуков Софии Витовтовны.

После смерти мужа Мария Ярославна постриглась в монахини под именем Марфы, но не оставила семью своим вниманием. Ее старший сын Иван, ставший великим московским Государем, никогда не забывал спрашивать материнского совета и благословения.

Она, как и свекровь, прожила долгую жизнь и была объединительной силой в раздерганной семье потомков Дмитрия Донского.

Однако при всей благостности образа, инокиня Марфа оставалась вполне женщиной своего жестокого времени. Когда ее сын Иван III шел покорять Новгород, она благословила его поход, направленный на централизацию Руси, и дала ему в спутники своего служивого, дьяка Стефана Бородатого, который по ее приказу изложил Ивану III все измены новгородцев великим князьям. Их собрала и высчитала сама Мария Ярославна.

София и Мария. Первые в истории русской жизни заметные миру свекровь и невестка. В жестокости и злобе своего века обе показали доброжелательность друг к другу, редко свойственные их взаимному статусу. София сама выбрала для сына Марию, поставив под удар отношения внутри княжеского двора.

Обе были литовские женщины: София - дочь Витовта, Мария - правнучка Ольгерда. Приняв православие, они растворили в нем свою этническую принадлежность и остались в истории русскими княгинями, так или иначе служившими возвышению Москвы.

Сегодня результат деяний Софии Витовтовны отчетливо виден при сравнении Москвы и Звенигорода – двух городов, стоящих на излучинах одной реки. Не дав Юрию Звенигородскому возможности править Москвой по завещанию его отца, София предопределила судьбу Звенигорода, по сей день оставшегося небольшим, живописным поселением вблизи гигантши Москвы.

1447 год. Во дворце тверского князя Бориса происходит обручение его дочери Марии с Иваном, сыном великого московского князя Василия II. Жениху и невесте едва исполнилось по семь лет. Это никого не смущает. Москва и Тверь -давние соперники. Дети, Иван и Мария, став со временем мужем и женой, должны превратить взрослых врагов в друзей. (В XIX в. художник Лебедев напишет картину «Обручение малолетних Ивана Московского и Марии Тверской»).

Присутствуют родители жениха и невесты. Бабушка София Витовтовна тоже здесь. Это год, когда великокняжеская семья со своим слепым князем окончательно воссоединились в Москве. Год трехсотлетия города как поселения, отстроенного Юрием Долгоруким.

Маленькая невеста прелестна, но болезненна. Отец после обручения отправляет ее к старцу Евфросину в Савватееву пустынь, прося старца излечить девочку молитвами. Почему-то не хочет Евфросин молиться о малолетней невесте, но тверской князь Борис настаивает:

«Если от твоих святых молитв она будет жива, ты навеки помиришь два великих царства - Тверь и Москву».

Лишь этот политический довод убедил старца просить у Бога здоровья ребенку - девочка исцелилась его молитвами.

Через пять лет двенадцатилетние жених и невеста обвенчались, а еще через несколько лет Мария родила сына. Его назвали Иваном, дали прозвище Молодой.

В 1462году, после смерти Василия II Темного, двадцатидвухлетний его сын и муж Марии взошел на московский престол, стал именоваться Иваном III.

В 1467 году жена Ивана III внезапно умерла. С первого же дня возникли слухи: – «Отравили» …

Тело мертвой княгини покрыли большой пеленой, а через несколько часов оно так распухло, что пелена оказалась мала, – «не иначе отравили».

Кому было выгодно травить не слишком здоровую княгиню Марию Борисовну? В обозримом окружении таких не видно. Может, всеведущая Судьба сама увела ее, так как наступали времена, в которых тверская женщина, жившая в замкнутом мире терема, не могла соответствовать грандиозной роли, предстоявшей ее красивому, статному мужу?

Не освобождала ли Судьба место для сильной, активной женской фигуры?

Софии, дочери морейского правителя Фомы Палеолога, сбежавшего в 1453 году, после взятия Константинополя турками, на остров Корфу, потом объявившегося в Риме, было десять лет, когда она из племянницы византийского императора Константина Палеолога превратилась в дочь изгнанника.

Впечатления детства всегда самые яркие - могла ли забыть она царственный Константинополь и роскошь своей жизни там?

Римский папа Павел II приметил умненькую девочку, отлично воспринимавшую азы католичества. А когда великий московский князь Иван III овдовел, Рим задумался: «Следует попробовать католичеству пойти на Русь через женщину».

Как известно, несколько веков русские невесты вообще не рассматривались в Европе. Руси будто не существовало. Немногие из европейских государей вообще знали о ней. «Подордынские земли» - так называли сведущие люди эти далекие от цивилизации края. Но Рим чуял, что в этих краях идет процесс, достойный внимания. Этому способствовало появление в Риме первой за долгое время русской жены католического короля, сестры Ивана III, Анны.

Не без ее подсказки явилось на Русь письмо римского кардинала Виссариона: он предлагал Ивану III руку изгнанницы - византийской царевны, набивал цену, сообщая, что девушка переборчива, отказала двоим: французскому королю и миланскому герцогу.

После нескольких веков ордынского рабства, когда русские князья и подумать не могли о родстве с царственными домами Европы, довольствуясь своими княжнами, вдруг получить возможность посвататься к подлинной иноземке, пусть без царства, но настоящей византийской царевне! И хоть Византия теперь под гнетом турок, на Руси само ее имя вызывает благоговейный трепет.

Иван III, однако, не кинулся к царевне очертя голову. Он долго советовался с матерью, инокиней Марфой, митрополитом, боярами. Все одобрили идею, одно было тревожно: не уронить бы достоинства, не получить бы отказа.

Посол Ивана III Фрязин привез из Рима портрет невесты: умный взгляд огромных темных очей, вьющиеся волосы - красива. Росту, говорят, невеликого. Ничего, мал золотник, да дорог.

29 июня 1472 года София Палеолог с богатым приданым, полученным от нового римского папы Сикста IV, выехала на Русь. Папа Павел II умер, преемник счел необходимым довести до конца столь перспективное для Рима сватовство.

В Болонье во время одной из остановок Софию увидел юный итальянец и оставил описание: «Царевна была в плаще из парчи
и соболей, в пурпурном платье. Головку ее украшала золотая диадема с жемчугами. Свиту составляли знатные юноши, и каждый оспаривал честь держать под уздцы ее лошадь».

Невеста пересекла Германию. В устье Эмбаха ее встретили жители Пскова. Они вышли из судов, налили медами золоченые кубки, били ей челом.

«Тороплюсь, - прервала их излияния София, - хочу скорее покинуть немцев».

Царевна приближалась к Москве. В ее свите был посланник папы, кардинал Антоний. Малиновое одеяние кардинала и серебряное католическое распятие, которое везли перед ним, вызывали ропот встречающих:

- Кого это везет нам невеста?

- Русь хотят обратить в латинскую веру?!

Перед Москвой вышла заминка.

- Нельзя пускать в столицу попа с латинским крестом! - возмущались одни.

- Не трогайте кардинала. Негостеприимно, - говорили другие.

- Если ты позволишь кардиналу войти в город с крестом, желая быть гостеприимным, я другими воротами выйду из города, - решительно сказал жениху митрополит Филипп.

Пришлось посоветовать кардиналу спрятать крест в сани.

12 ноября 1472 года невеста встретилась с женихом.

За время дороги царевна многое испытала и передумала о многом: и о том, что она станет женой неведомого ей человека, что станет государыней большого княжества, что одна будет здесь среди чужого народа и что никогда уже отсюда не уедет … Сложные чувства возникли у Софии при виде города, где ей предстояло княжить. С одной стороны, она радовалась некоторому сходству Москвы
с Константинополем - православные храмы. С другой - бедной все-таки показалась ей столица Руси.

Жених понравился.

Их обручили в недостроенном храме Успения Богоматери
в Кремле.

С первых же дней появления Софии Палеолог Москва словно переменилась, словно небо волшебно приподнялось над ней, словно повернулся город к будущему, словно просветлел лицом. Молодая княгиня после венчания беспечально рассталась с кардиналом Антонием, отправив его назад в Рим. Насаждать католичество она явно не собиралась. Иная мысль поселилась в умной головке Софии - она решила создать в Москве новый Константинополь.

Русским гербом становится византийский двуглавый орел. После падения Византии Русское государство стало оплотом православия и надеждой славянского мира.

С конца XV в. наступает новый этап в развитии русского зодчества. Новшеством этого времени стало распространение кирпича
и терракоты, кирпичная кладка вытесняла традиционную белокаменную. Рост производства кирпича и его применение в строительстве открыл новые технические и художественные возможности для зодчих. Объединение русских земель в едином государстве разрушало замкнутость местных архитектурных школ, способствовало их взаимопроникновению, взаимообогащению и формированию на этой основе общерусского архитектурного стиля, соединявшего простоту конструкции и внешней декоративности.

Москва становилась общерусским художественным центром. Развернувшееся в ней грандиозное строительство притягивало лучших специалистов из других центров - Пскова, Твери, Ростова. В Москву были приглашены итальянские мастера - Аристотель Фиораванти, Антон Фрязин, Марко Руффо, Пьетро Антонио Солари, Алевиз Новый и другие, познакомившие русских мастеров с архитектурно-строительной техникой итальянского Возрождения.

Росли новые кремлевские стены с новыми башнями, стрельницами и тайными ходами. Ансамбль Московского Кремля получил окончательное оформление в конце XV - начале XVI вв.

То было время, когда Италия главенствовала в искусстве Европы. Французские короли Карл VIII и Франциск I, испанские, германские и польские правители наперебой приглашали итальянских архитекторов. Так же поступил и Иван III, очевидно, не без участия своей супруги (по матери – внучке итальянского герцога), проживавшей в годы изгнания в Риме.

Московский Кремль - плод совместного творчества итальянских и русских мастеров, причем роль первых была во многом руководящей. И, однако, этот несравненный ансамбль глубоко волнует русскую душу, так как он продолжает древнерусскую художественную традицию и отвечает нашим эстетическим идеалам. Новшества
и технические усовершенствования, внесенные итальянцами, были значительными, и ими широко воспользовались русские зодчие. Но дело в том, что нигде, кроме России, скажем больше, кроме Москвы, не мог бы возникнуть такой грандиозный, такой единый при всем своем многообразии памятник силе и славе русского народа. Итальянцы, обучившие русских мастеров самой передовой по тому времени строительной технике, исходили в своем художественном творчестве из классических достижений древнерусской архитектуры.

Из соборов Московского Кремля всех величественней и всех прославленней был Успенский (1475-1479), возвышающийся в самом центре Кремля над Москвой.

«… Бысть же та церковь, - говорит летописец, - чудна велми величеством, и высотою, и светлостию, и звоностию, и пространьством, такова же прежде того не бывала в Руси, опроче Владимирской церкви, а мастер Аристотель».

Какие красивые и какие точные слова, свидетельствующие о глубоком восприятии прекрасного тогдашними русскими людьми, об их умении распознавать подлинно замечательное произведение искусства. «Опроче Владимирской церкви!...». Таков, значит, был их идеал, восходивший к вершинам великого древнерусского зодчества.

А Иосиф Волоцкий назвал Успенский собор «земным небом», «сияющим, как великое солнце, посреди Русской земли».

Но кто же был упомянутый летописцем мастер Аристотель?

Он приехал в Москву не только за звонкой монетой. В Италии
у него развелось слишком много завистников-недоброжелателей, на его жизнь даже несколько раз покушались.

А жизнь Аристотель Ридольфо Фиораванти да Болонья прожил долгую, и всего в ней было предостаточно - взлетов и падений, счастья и горя. Он родился и вырос в зажиточной семье потомственных архитекторов. Его дед Фиораванте-Бартоломео Ридольфо, отец Фиораванте Ридольфо и дядя Бартоломео Ридольфо были зодчими. Уже в семилетнем возрасте Аристотель помогал отцу при постройке палаццо Коммунале. А когда это строительство было закончено, двенадцатилетний мальчик уже считался архитектором. Однако славу он получил не как великий зодчий, а как гениальный изобретатель-механик. Он устраивал невиданные и удобные лебедки для поднятия тяжелых колоколов, выкапывал и перевозил на большие расстояния огромные мраморные колонны античных зданий, выпрямлял с помощью хитроумнейших приспособлений высокие башни, готовые вот-вот рухнуть, и мосты, грозящие с минуты на минуту обвалиться. В Болонье он передвинул на целых 35 футов (фут равнялся 30 см) колокольню Святого Марка со всеми колоколами, нисколько не повредив ее. В Ченто, не вынимая ни одного кирпича, выпрямлял колокольню Святого Власия, отклонившуюся от отвесной линии на пять с половиной футов. За первый подвиг он получил пятьдесят золотых флоринов из рук самого кардинала Виссариона. За второй - почти столько же. От Виссариона Аристотель впервые услышал о Палеологах, а впоследствии и о Софии.

В Венеции его постигла неудача - здесь, будучи уже известным умельцем, в возрасте тридцати восьми лет, он выпрямил башню при церкви Святого Ангела, а она возьми да и рухни. Однако слава его уже настолько выросла, что в сорок лет, находясь во Флоренции, за перенос колокольни он затребовал целую тысячу золотых флоринов и получил ее.

Где он только ни работал, кроме своей родной Болоньи - и
в Мантуе при герцоге Сфорца, и на рытье и устройстве Пармского канала, и в Милане на строительстве Оспедале Маджиоре (Главный Госпиталь; по нашим современным понятиям - Гранд-отель), и на стройках военных сооружений в замках Аббиятеграссо, Бойеда,
и на гидравлических работах в Ломбардии, и даже в Венгрии у короля Маттиаша Хуньяди, где Аристотель построил большой мост через Дунай и множество оборонительных укреплений против турок, за что венгерский монарх возвел его в звание придворного рыцаря и даже отчеканил монету с изображением Фиораванти. Вернувшись из Венгрии, Аристотель построил в Ченто водопровод, затем был приглашен в Рим для перенесения античного обелиска императора Калигулы. В Неаполе он изобрел особенное устройство, с помощью которого ему удалось поднять со дна Неаполитанского залива упавший туда тяжелый ящик с золотом и драгоценной утварью, за что король Фердинанд его щедро вознаградил.

К этому-то времени и обнаружилось, что вокруг Аристотеля роем зловредных мух вьются завистники и недоброжелатели. В Болонье на него чуть не упал огромный камень, сброшенный с городской стены. В Риме пришлось драться на поединке с обидчиком, нагло напрашивающимся на оскорбления, и пятидесятитрехлетний Фиораванти с честью одержал верх, тяжело ранив противника. Приехав снова в Рим по приглашению папы Сикста, он был внезапно схвачен по делу о ложной монете, некоторое время провел в заточении, пока не выяснилось, что само дело ложное и что тут следует снова искать завистников, решивших свести маэстро со свету. Покинув Вечный город, Аристотель вернулся в Болонью, потом недолго пожил у нового миланского герцога Галеаццо, перебрался в Венецию и там обосновался до самого своего отъезда в Московию.

Дож Марчелло был весьма доволен трудами Аристотеля на благо республики, но очень скоро враги-завистники пробрались и
в Венецию. Возникла мысль о том, что надо бежать из Италии куда-нибудь в Венгрию или еще дальше. Предложения от турецкого султана и Московского государя поступили одновременно.

Аристотель стал раздумывать, куда ему ехать - в Московию или в Константинополь. На счастье, в Венецию тогда приехал художник Джентиле Беллини, который до этого как раз состоял на службе
у Мехмета. Фиораванти был знаком с ним, и вот что он ему рассказал. Однажды Беллини писал в присутствии Мехмета картину - усекновение главы Иоанна Предтечи. Все было хорошо, султан восхищался умением живописца, но вдруг нахмурился и заметил, что перерубленные мышцы шеи написаны не так, как бывает в жизни. При внезапном прохождении режущего орудия через мышцы они резко сокращаются, а на картине этого не видно. Беллини имел неосторожность заспорить с султаном. Тот, не привыкнув к тому, что кто-то смеет ему перечить, в ярости выхватил ятаган и едва не отсек Беллини голову. Но, остынув, передумал. Вместо этого он позвал своего верного слугу: «Подойди-ка сюда, Ибрагим, наклони голову, я хочу отрубить ее тебе, чтобы доказать живописцу мою правоту». И послушный Ибрагим подставил свою шею под ятаган султана. Тогда Фиораванти решил, что лучше ехать в Московию, так как все, кто приезжал оттуда, говорили о необыкновенной учтивости «рутенов», об их мягкосердечии и незлобивости.

Когда он впервые увидел Москву, его поразило зрелище города, по-своему красивого, но застроенного несколько хаотично. Главное, что бросалось в глаза, - ветхость каменных стен Кремля. Всюду они были столь сильно залатаны дубовыми бревнами, что издалека Кремль выглядел деревянным, и лишь при тщательном рассмотрении обнаруживались каменные стены, сплошь одетые в дерево.

В первый год жизни в столице русских Фиораванти пришлось забыть о крепостных сооружениях - все помыслы были целиком посвящены собору. Он увлекся русской архитектурой, влюбился
в каменные творения Владимира и Боголюбова. Он задумал соединить в облике Успенского храма лучшие черты итальянского, византийского и русского зодчества. И ему это удалось, благодаря его природной обстоятельности, неторопливости и мудрости. Он быстро развалил руины рухнувшего собора, который так и не успели достроить, но долго и придирчиво искал нужный материал, пока не нашел его возле Андроникова монастыря. Лишь тамошняя глина соответствовала всем необходимым показателям, и ради кремлевского храма неподалеку от обители был построен кирпичный заводик. Тем, как московские каменщики делали кирпич, Аристотель остался вполне доволен - они и давали взойти глиняной массе, подобно тесту, и основательно размешивали ее после этого до тех пор, пока глина, освободившись от всех мелких камешков, становилась как воск, и лишь потом начинался обжиг. Спор между Аристотелем и москвичами возник лишь по поводу формы кирпичей, но, пользуясь предоставленными ему великим князем полномочиями, он насильно заставил изготавливать кирпичи более тонкими и продолговатыми, чем раньше.

Князь Иван III, изучив чертежи храма, остался вполне доволен, но затем едва не дошло до ссоры. Заказчик требовал, чтобы новый собор через верхние хоры соединялся с великокняжеским дворцом. Исполнитель разводил руками и твердо заявлял, что он не вправе этого делать, поскольку в таком случае пришлось бы ломать стоящую между дворцом князя и собором церковь Ризположения. Сама мысль о непосредственной связи между дворцом и храмом ему нравилась: такие строения имелись и в Италии, и в Константинополе,
и на Руси - например, в Киеве и в Переславле. Но церковь Ризположения почиталась на Москве, так как была построена митрополитом Филиппом, пользовавшимся уважением и любовью. Аристотель боялся расправы.

В последние годы своей жизни в Италии он привык, куда бы ни приехал, всюду выискивать недоброжелателей. Эта укоренившаяся привычка помогла ему быстро обнаружить недовольство москвичей по поводу того, что «иноземка» навезла в их город множество греков и фрягов, которым выделялись добротные дома в непосредственной близости к великокняжескому двору. Итальянский архитектор, само собой, попал в их число, и согласись он с настойчивыми требованиями Ивана III, сломай Ризположенскую уютную церковку ради воссоединения дворца с собором, его могли бы подкараулить где-нибудь да «приласкать кистенем».

Благоразумие Ивана III все же взяло тогда верх в споре, он смирился с возражениями архитектора, а Фиораванти стал строить храм, вовсе лишенный хоров, что позволило ему добиться ощущения небесного простора, сквозящего под высокими сводами. Когда он был построен, все остались довольны - храм получился внушительный, мощный, но вместе с тем воздушный, взлетающий. Южное его крыло было крупнее, чем главное, входное (западное). На южное крыльцо великий князь должен был после службы выходить к народу. И в народе это оценили. А вместе с тем грек-мореец, глядя на Успенский собор со стороны южного фасада, не мог не узнать многих архитектурных черт, присущих храмам его далекой и теплой родины.

Московское священство было в восторге от внушительного вида куполов, от внутренних объемов храма, от глубокой алтарной части, в которой расположились слева и справа две внутренние церкви - придел Великомученика Дмитрия Солунского и придел Похвалы Пресвятой Богородицы, устроенный в старом храме, пользовавшемся большим почетом митрополита Ионы. А любой итальянец, зайдя с восточной стороны, без труда угадал бы в деталях алтарного фасада храма руку мастера из Италии.

Пока храм строился и после того, как он был освящен, Аристотель разрабатывал чертежи нового великокняжеского дворца, строил Пушечный двор и оснащал московскую рать огнестрельным оружием - благо литейщики московские оказались отменнейшими умельцами, на лету все схватывали, сами изобретали такое, что
и Фиораванти было бы лестно придумать. Он был вполне доволен ими. Москва оставила заметный след в его душе. Архитектор шутя замечал, что, вероятно, она должна что-то добавить и к его фамильному прозвищу, например - Фиораванти-кон-неви … (Фиораванти по-итальянски буквально означает «цветок на ветру» - Fior a venti. Фиораванти-кон-неви - «цветок на ветру со снегом»).

Псковским мастерам, особо ценившимся в Москве, мы обязаны двумя чудесными кремлевскими храмами, более камерными и, быть может, наиболее изящными и тонко одухотворенными в своих пропорциях: Благовещенским собором (1484-1489) и церковью Ризположения (1484-1485).

Первый служил домовой церковью великого князя и его семьи. Псковские зодчие опять-таки взяли за основу достижения своих владимиро-суздальских предшественников, однако возвели здание на высоком подклете, своего рода белокаменном цокольном этаже, и окружили его обходной галереей - гульбищем. Они сумели - и
в этом, пожалуй, главное очарование Благовещенского собора - придать миниатюрному (в сравнении с соборами Успенским и Архангельским) храму внушительность, прекрасно сочетающуюся
с его изысканной декоративностью. При этом украсили его снаружи типично псковским узорным поясом из наклонно поставленного кирпича, так называемым «бегунцом».

Интерьер собора отличается великолепием, уютностью и камерностью. Там находится сокровище древнерусской живописи - деисус Феофана Грека (написанный для более раннего кремлевского храма Благовещения). А стены покрыты росписью, исполненной под руководством Феодосия, талантливого сына знаменитого Дионисия.

Одноглавая церковь Ризположения была тоже домовой - для утренних молитв московского митрополита, а затем патриарха всея Руси. Находящаяся совсем рядом с Успенским собором, она по контрасту кажется крошечной, радуя лирической музыкальностью стройных форм, вдохновенным творчеством русских мастеров, наделивших ее мерной в своей грации, легкой устремленностью ввысь.

Служивший усыпальницей русских царей, Архангельский собор (1505-1509 гг.), самый большой в Кремле после Успенского, строил Алевиз Новый. Эта постройка являет некоторые черты, характерные для итальянского Возрождения. В основе его тоже древнерусская художественная традиция, однако широкие русские лопатки заменены тонкими коринфскими пилястрами, иначе говоря, применена классическая ордерная система. Несмотря на то, что он пятиглавый, этот торжественный и нарядный собор напоминает двухэтажное дворцовое здание типа «палаццо» с необычным у нас карнизом.

Украшая ансамбль Московского Кремля, вознеслась к небу Колокольня Ивана Великого, над которой трудился мастер Бон Фрязин в 1505-1508 годах. В этом ансамбле получили воплощение идеи величия и силы единого Российского государства.

Возникла ставшая знаменитой Грановитая палата (1487-1491). Она выстроена итальянцами Марко Руффо и Пьетро Солари. Большой зал с огромным столбом посередине служил для торжественных приемов и пиршеств. Итальянские мастера и здесь продолжили русскую художественную традицию. В Грановитой палате живо воскресает парадная атмосфера московского двора с его пышными церемониями. Опоясавшись (приспособленными к «огневому бою») новыми стенами и башнями, Кремль стал неприступной твердыней. И эта твердыня поражала своей чисто русской, торжественно сияющей красотой. Белизна соборов и царских палат, золото куполов, цветовые сочетания фресок над порталами храмов - вся эта красочная гамма единого при всей своей динамичности ансамбля еще более подчеркивалась четкой рамой розово-красных зубчатых стен и мощных башен в несколько этажей (Спасской, Никольской и другими).

Красота и величественность Москвы стали образцом для всей Руси, где один за другим русскими зодчими воздвигались соборы, создавались монастырские ансамбли и строились неприступные крепости.

Крепость Смоленска, как и Московский Кремль, производила впечатление целого города. Влияние кремлевского зодчества видно на соборах древнего Ростова и Дмитрова, Волоколамска, Новодевичьего монастыря в Москве, Лужецкого монастыря под Можайском, Никитского монастыря в Переславле-Залесском, монастырей Спасо-Каменного, Ферапонтова и Кирилло-Белозерского, пограничного Тихвина, Хутынского монастыря под стенами Новгорода идалекого Сийского монастыря на берегах Северной Двины, на целых ансамблях монастырей Троице-Сергиева Посада, Борисоглебского под Ростовом, на трапезных Андроникова монастыря в Москве и Пафнутьево-Боровского монастыря и на могучих крепостях Нижнего Новгорода, Коломны и Тулы. Влияние Москвы, влияние кремлевских палат и соборов ощущается и на памятниках, созданных позднее, можно сказать, на всем русском зодчестве XVI и XVII вв., так как в едином русском государстве главенствовала Москва, и она же определяла направление его искусства.

Крупнейшим представителем московской школы живописи последней четверти XV - начала XVI вв. был Дионисий (ок. 1440-1502 или 1503).

Дионисий был любимым художником Ивана III. Иосиф Волоцкий высоко ценил его искусство, только в Волоколамском монастыре имелось 87 его икон, а за украшение иконами нового храма Дионисий получил огромную по тому времени сумму в сто рублей. Дионисию помогали его сыновья Феодосий и Владимир, оба одаренные художники; он руководил иконописной артелью.

В отличие от Рублева, он не был монахом. Современники называли его художником, «пресловущим паче всех», т.е. знаменитейшим. Ему принадлежат ряд икон, часть фресок Успенского собора Московского Кремля, роспись собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря.

Фрески Ферапонтова монастыря - самое значительное, что осталось от творчества Дионисия. В дионисиевских композициях такая светлая нарядность, такая высокая декоративность, такая изысканная грация, такая милая женственность в их ритме, в их нежном звучании, и в то же время такая торжественная, строго размеренная «медлительность», что соответствовала придворному церемониалу тогдашней Москвы. В этой размеренности, сдержанности Дионисий проявляет художественную мудрость, оцененную уже его современниками. Повороты фигур едва обозначены, движение подчас замирает в одном жесте или даже намеке на жест. Но и этого достаточно, так как цельность и красота его композиции основаны на абсолютном внутреннем равновесии всех частей.

Глядя на роспись Дионисия, можно не думать о содержании отдельных сцен, хоть в них светятся и задушевность, и дружелюбие,
и захватывающая ее высокая поэтичность. Под сводами украшенного им храма человек пребывает в некоем волшебном мире, где все легко
и воздушно, где царят грация и мера, и все дышит согласием и благородством, в таком безоблачном мире, где нет печали, нет сомнений, нет волнений и борьбы, а только одна гармония. Эта живопись радует и восхищает, на какой-то миг наполняя нас своим светом.

Теми же чертами отмечены и иконы, написанные самим Дионисием или вышедшие из его мастерской, равно как и памятники шитья, навеянные его искусством.

Стиль кремлевской жизни становился более светским. София Палеолог не ведала усталости, создавая свой московский Царьград. Ивана III не узнать: все обновилось в нем, от одежды до походки. София как-то особенно умела, ничего не навязывая, вести свою линию.

«Это была женщина необыкновенно хитрая. Князь многое делал по ее наущению», - вспоминали о Софии через много лет.

Естественно, не всем нравились нововведения молодой княгини, но князь очень дорожил женой, даже мать его, инокиня Марфа, не могла сказать ни слова против.

Венецианский посол Контарини, впервые увидев Ивана III, был поражен его наружностью, ростом, гордой осанкой, приветливостью, умным любопытством: «Говоря с ним, из почтения я всегда отступал назад».

София была бы счастлива: быстро менялась Москва, по мановению руки княгини исполнялись все приказания, но … Ей пришлось понять, что над Русью неизменно, словно тень черного крыла, висит иго: «новая Византия» казалась всего-навсего рабыней Орды.

«Княгиня, женщина гордая, часто жаловалась, что вступила
в брак с татарским присяжным», - писал Джон Мильтон, автор «Потерянного и возвращенного рая».

Могла ли женщина-иноземка изменить положение, сложившееся в стране задолго до нее?

Для начала она стала убеждать Ивана III не ходить по обычаю, заведенному Ордой, пешком из города, чтобы поклониться послам хана, несущим впереди себя ханский портрет - басму. Князь, встречая хана, обязан был становиться на колени, целовать портрет
и подносить послам кубок с кобыльим молоком.

Бросить вызов ханским послам Иван III поначалу не решался, но и не хотел огорчать жену: сказывался больным, когда послы навещали Москву.

В 1477 году София, видя нерешительность мужа, сама совершила решительный поступок. Она с трудом выносила присутствие «Татарского дома» внутри стен Кремля, где жили купцы, чиновники, послы Орды, наблюдавшие за всеми поступками великих московских князей. Княгиня отправила богатые дары в Орду, жене хана Ахмата, и написала ей о видении Светлого Образа, повелевшего отстроить православный храм именно в Кремле на Ордынском подворье. София нижайше просила ханшу помочь ей получить это место, обещая взамен предоставить татарам другое место для подворья. Добродушная ханша посодействовала. Татары выехали из Кремля - обратно их не пустили. Эта акция освобождения московской твердыни, проведенная княгиней мягко и безболезненно, благотворно отразилась на решимости князя.

Иван III перестал сказываться больным - он просто прекратил ходить на место встречи ханских послов, а София спешно построила на этом месте храм Спаса на Болвановке. «Болваном» в Москве называли басму.

«Долго ли мне быть ханской рабыней?!» - не унималась княгиня.

В Москву с требованием дани явилось очередное посольство хана Ахмата. Иван III уж и забыл, когда платил дань. Послы предъявили князю басму, а он, вместо поклона и поцелуя, взял «болвана», бросил оземь и затоптал. Один из послов был убит, другого отправили назад со словами: «Скажи хану, если не оставит меня в покое, с ним будет то, что случилось с его басмой и послом!» (Художником Н.Шустовым в XIX в. была написана картина «Иван III по наущению Софии Палеолог разрывает ханскую грамоту»).

Одну за другой рожала княгиня София дочерей. Появление на свет младенца Василия направило мысли Софии по определенному руслу - она возмечтала о нем как о наследнике московского престола. Ничего нового, София Витовтовна мечтала о том же.

Мечтать можно сколько угодно, но реальность была такова, что в княжеском доме жил законный взрослый наследник, сын Ивана III от первой жены, Иван Молодой, красивый, добрый, храбрый юноша, объявленный отцом великим князем.

Дела великого князя шли превосходно. Неторопливый, но сильный ум Ивана III действовал наверняка: многие удельные княжества сходились под его власть - Русь разрасталась. Завоевана Пермь. Покорен вольный Новгород с его знаменитой Марфой-посадницей, страстно желавшей уйти от Москвы под власть католической Литвы. (Картина А.Кившенко «Марфу Посадницу и вечевой колокол отправляют из Новгорода в Москву» XIX в.)

Умер брат Ивана III, Андрей Меньшой, отписав Москве свои земли и богатства.

Присоединились к московскому князю Ростов, Ярославль, Вятка, Арская земля волжских болгар. На Печоре были открыты залежи ценных металлов. Москва стала добывать их и плавить, появились чеканные монеты из собственного серебра и золота.

София продолжала вкладывать в Москву все свои таланты и силы.

Все это со временем должно достаться Ивану Молодому, а ее собственный Василий-Гавриил, живая кровь византийских императоров, в лучшем случае мог претендовать на владение каким-нибудь Угличем или Дмитровым? Ему предстояло стать данником потомства Ивана Молодого, который сам являлся данником ненавистной Софии Орды?

За тем ли явилась на Русь византийская царевна?

В 1480 году, возмущенный непослушанием Ивана III, хан Ахмат пошел на Москву. Осенью по обе стороны реки Угры стали русские и татарские войска. Долго стояли. Ахмат грозился дождаться морозов, перейти реку и разбить стан русского князя, но вдруг, как будто ни с того ни с сего, снялся с места и ушел.

Оказывается, хитроумный Иван III, не желая жертвовать своими воинами, послал в Орду союзников, среди которых был крымский царевич Нордоулат, и они разгромили Сарай. Ахмат, узнав об этом, бежал в Литву, где вскоре был убит одним из своих приближенных.

Так, через сто лет после Куликовской битвы без боя была побеждена Орда.

Сбылась мечта Софии: она могла никогда более не чувствовать себя «ханской рабыней». Но Софии недостаточно было жить, не чувствуя себя «ханской рабыней», ей предстояло обеспечить будущее сына, а жизнь подбрасывала новые сложности.

В 1482 году Иван Молодой женился на Елене Волошанке, дочери молдавского господаря Стефана Великого. У Ивана Молодого и Елены появился сын Дмитрий. Давно объявленный наследником, Иван Молодой получил своего наследника. После смерти Ивана III он должен был стать главою на Москве, а потом, после его смерти, великокняжеский престол по праву переходил к его сыну.

Сын Софии далеко отодвигался от престола.

В 1490 году Иван Молодой внезапно заболел «ломотой в ногах». Лекарь Леон пообещал Ивану III: «Излечу твоего сына, а если не излечу, вели меня казнить».

Леон кормил Ивана Молодого лекарствами, прикладывал к телу горячие склянки - больному становилось все хуже. Он умер. Через сорок дней после его смерти Иван III казнил лекаря.

Семья Ивана III с годами свилась в сложнейший узел. В ней обозначились две группы: София с Василием-Гавриилом и вдова Ивана Молодого, Елена Волошанка, с сыном Дмитрием. Оба мальчика могли претендовать на великокняжеский престол.

София и Елена растили в себе ненависть друг к другу, но внешне все выглядело пристойно, по-великокняжески: улыбались, говорили приятности, уступали в мелочах.

Время шло. Росли Василий-Гавриил и Дмитрий, два претендента на престол. По мере приближения их к совершеннолетию отношения в семье Ивана III накалялись.

Партию Елены Волошанки составляли князья и бояре, недовольные нововведениями великой княгини Софии. Вспоминали слухи об отравлении Ивана Молодого, а главное, считали, что на стороне Елены стоит государственная справедливость: покойный Иван Молодой был венчан самим великим князем, имел законные права на престол, значит, сын его - законный наследник. Сторонники Елены были в основном местные люди.

Софию окружали греки, итальянцы, всякий, как говорили, сброд, но и некоторые боярские сынки и дьяки. Все они объявляли нелепостью предпочтение внука законному сыну государя, да еще какому сыну - потомку греческих императоров!

Две женщины, честолюбивые и хитрые, готовы были на все ради будущего своих сыновей. Внешне их отношения всегда выглядели замечательно. Ничего как будто не замечал и великий князь Иван III, что, впрочем, характерно для каждой семьи, тайны которой ее глава узнает последним.

В 1498 году нарыв прорвался. Дьяк Федор Стромилов из окружения Софии Фоминичны стал убеждать юношу Василия-Гавриила «извести племянника», юношу Дмитрия, нашептывая ему, что великий князь хочет объявить внука своим наследником.

Сторонники Елены, узнав это, донесли государю. Не забыли они сообщить ему также, что якобы к Софии Фоминичне со всевозможными зельями ходят ворожеи и колдуньи.

Иван III резко отстранил от себя жену и сына. Елена Волошанка победила. Свекор сам венчал ее сына на великокняжеский престол. Своими руками возложил на него шапку Мономаха. Счастливая Волошанка ждала часа, когда Софию заточат в монастырь, а того лучше - казнят.

Но не такова была София Фоминична, чтобы отступать перед соперницей. Византийская царевна не страдала, не плакала, не переживала отчуждения мужа - действовала. Сила Софии оказывалась в том, что она отлично знала все дворцовые тайны, великолепно помнила такое, о чем многие забывали, а также умела до времени хранить чужие секреты в надежде по необходимости открыть их.

Давно еще, в год смерти Ивана Молодого, когда была раскрыта и разоблачена секта жидовствующих, Софии донесли, что Елена Волошанка участвовала в этом расколе. (Ересь жидовствующих, основанная в 1471 году в Новгороде Схарием, перешла в Москву. Ересь вела к расколу церкви. Врач Леон, не вылечивший Ивана Молодого, был связан с сектой). София обнаружила также контакты Елены с польским королем Казимиром, через которого Волошанка якобы собиралась утвердить на Руси, в случае победы ее сына Дмитрия, автокефальную церковь. Припасла София Фоминична бумаги неосторожной Елены, где та высказывалась против засилья православия на Руси.

У Ивана III открылись глаза. Он так же резко, как недавно жену и сына, отстранил невестку и внука и посадил в темницу. С их сообщниками расправился полной мерой - казнил.

Позже по просьбе Софии, проявившей великодушие, он выпустил Елену, а сын ее, ничем перед Иваном III не провинившийся, оставался под стражей до конца своих дней.

Семейный узел развязался руками Софии Фоминичны, но эта развязка стоила ей последних жизненных сил. В 1503 году она скончалась. После ее смерти Иван III пал духом. Видимо, София давала ему необходимую энергию, ее ум помогал в государственных делах, ее чуткость предупреждала об опасности. Здоровье Ивана расстроилось - через полтора года после Софии умер и он. В этом же году умерла Елена Волошанка.

Часы эпохи Ивана III завершили свой круг.

Как выглядит София из нашего времени?

Она делала все, чтобы превратить Москву в Константинополь, но незаметно для себя превратилась из гречанки в русскую.

Византийка София использовала католичество, чтобы утвердиться в православии. И использовала православие, чтобы, оговорив еретичку Елену, утвердить сына на престоле.

Выбор - государство или сын - имел для нее, если бы победила Елена Волошанка, третий, драматический путь - ни сын, ни государство. София сделала все для четвертого пути - и государство,
и сын. Василий-Гавриил в итоге взошел на престол и стал Государем всея Руси. Наивно будет приписывать решение одному Ивану III: он был головой, а София - шеей. Она быстро увела мужа за собой на тот свет, чтобы он не передумал, оставшись без нее на земле?..

Парадокс конфликта София - Елена состоял в том, что союзники Елены, приверженцы старых норм и правил, делали ставку на еретичку, явно не понимая этого. Им по православному духу куда ближе София. А ее, великую княгиню, окружал «всякий пришлый сброд», готовый стать кем прикажут. Им по духу куда ближе Елена Волошанка.

Приверженцам старины куда бы ближе мысль о престолонаследнике-сыне, чем о престолонаследнике-внуке, а сброду неважно - сын ли, внук ли, главное – себя устроить повыгодней.

Но законы власти и околовластия не имеют логики. Они, в сущности, беззаконны, подчинены любой случайности, любому мимолетному ветру, завертевшему властителей и их рабов.

Никто не задумывался о личных качествах наследников, не занимался вопросом, кто более – Василий-Гавриил или Дмитрий - годится в государи.

Юноши были фантомами власти, дающей благо той или иной стороне. Приспешники во все времена безразличны к интересам государства, не говоря о той безликой массе, которую они же выспренно величают народом и которая всегда во тьме, всегда в проигрыше, кто бы ни победил наверху. Они всегда успешно играют на слабых чертах власть имущих: гордыне, самовлюбленности, высоких амбициях, оскорбленных достоинствах, ревности, зависти …

А на материнском инстинкте как не поиграть, если его удобно подкидывает сама жизнь.

Но не следует забывать …

В Вознесенском монастыре Кремля, усыпальнице великих княгинь, долго стояла недостроенная церковь. Ее хотела достроить Евдокия Дмитриевна, жена Дмитрия Донского. София Витовтовна тоже старалась докончить это строительство. Мария Ярославна - инокиня Марфа намеревалась завершить начатое предшественницами. София Фоминична достроила храм руками Аристотеля Фиораванти. И стоит сегодня посреди Кремля знаменитый Успенский собор - христианский храм, памятник архитектуры XV века, памятник греческой царевне, не сотворившей из Москвы Константинополя, но сделавшей многое для того, чтобы Москва стала Москвою.

 

Контрольные вопросы

1. Личность Софии Витовтовны в русской культуре.

2. Становление русской государственности при Иване III.

3. Москва второй половины XV века как общерусский художественный центр.

4. Начало создания ансамбля Московского Кремля.

5. Творчество Аристотеля Фиораванти.

6. Зодчество Московского княжества второй половины XV.

7. Московская школа живописи второй половины XV - начале XVI века. Творчество Дионисия.

8. Деятельность Софии Палеолог и ее значение для русского государства.

 

 








©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.