 |
|
Слабая сторона юнговой теории архетипа
Юнговая теория архетипа, столь очевидная в своих достоинствах, была подхвачена теоретиками литературы (Бодкин 1934)7 и мифологии (сам Юнг во множестве работ, Юнг и Кереньи 1951, Элиаде 1949а, 1949b и др.) и возвращена на свою прародину феноменологию культуры. В литературной области ее популярность значительно превосходит ее успехи; но в области мифологии она позволила сделать некоторые шаги по упорядочению, типологизации материала и подготовке его для феноменологического исследования, в которое она перетекает естественно8. Однако юнгова теория архетипа приводит к затруднениям, а при последовательном применении к кризису. Она нуждается в критическом анализе.
Понятие архетипа Юнг, по собственному признанию, ввел вслед за понятием Канта Urbild, "первобытный образ". Кант указал на существование трансцендентальных концептов, чей объект не может быть найден в опыте и в которых содержится праобраз всякого практического применения разума ("Критика чистого разума", 1781); еще ранее в письме к Герцу от 24. 2. 1772 он ввел понятие intellectus archetypus. Среди более поздних авторов Юнг ссылается на Шопенгауэра, который говорил о трансцендентальных идеях как визуальных первоначальных образах ("Мир как воля и представление", 1819). Подобные же идеи он находит и у Гегеля ("Логика", 1817) и у своего старшего современника Германа Когена ("Логика чистого познания", 1902). Но, разумеется, родоначальником этой линии мышления был Платон, и знаменитые платоновы идеи, или эйдосы (t)o e7idoq, t)a e7idh), идеальные зримые прототипы всех вещей лежат в начале всей линии, ведущей к понятию архетипа. И Юнг принимает Платона в этой роли (GW 6, ""34, 43, 711).
Это важная ассоциация. Ведь Юнг подчеркивает фактический наблюдаемый (эмпирический, естественнонаучный) характер своих архетипов в качестве отложений культуры и их психологическую значимость и статус в рамках концепции глубинной психологии, рассматривающей отношение сознательного и бессознательного планов душевности. Замечательно, что он делает это в рамках натурфилософии, весьма напоминающей шеллингову, и, более того, без Шеллинга нельзя понять, почему Юнг настаивает на том, что силы природы как творческого целого проявляются в коллективном бессознательном таким образом, что человек может их с основанием проецировать на природу. Человек как естественное существо продукт развития природы, поэтому в нем отложилась вся его история, вся прившедшая в него природа об этом Юнг говорит. Но этого недостаточно, нужно помнить, что, согласно Шеллингу, наш мозг высший продукт развития всей природы и потому запечатлел в своей структуре самую целостность природы; он, так сказать, знает ее изнутри и потому может мыслить ее глубже, чем она дана ему в его непосредственном опыте (Шеллинг, "Система трансцендентального идеализма", 1798). Такая метафизика дает место платонизму. Следствием полного подведения под платоническую традицию является утверждение Юнгом бесконечной множественности архетипов. Подобно тому, как всему на свете соответствует некоторая платоновская идея, так и мир юнговых архетипов бесчислен. Эта мысль проходит через все типологические сочинения Юнга.
Что же в таком случае происходит с мыслью об узловом и доминантном характере архетипов? Значит ли это, что одни архетипы все же архетипичнее, чем другие, что следует выделить особую категорию архетипов среди архетипов? Эта на первый взгляд странная, но отнюдь не неожиданная идея, быть может, и привела бы теорию к новому качеству, если бы буквально каждый из огромного количества архетипов, которые описаны в многочисленных трудах Юнга, под его пристальным вниманием не вырастал в узловой и доминантный мотив. Величина значимости является у него функцией увеличения, подобного фотографическому или тому, что происходит под микроскопом.
Но если сфера архетипов неограничена, бесчислена и всеобъемлюща, как не устает подчеркивать Юнг, если одни архетипы перетекают в другие, то в чем же ценность повторяющихся, устойчивых мотивов? Архетип платонической идеи поглотил у Юнга особый потенциал идеи архетипов как узловых и доминантных устойчивых мотивов человеческой культуры и индивидуального сознания. Платоновская идея как онтологическая сущность нетождественна узловым и доминантным феноменам человеческой психики. Это понятия разного порядка и даже разных модальностей мышления. В чисто операциональном плане отождествление архетипа с платоновской идеей ведет к редукции первого ко второй, тогда как она имеет собственный, психологический смысл только тогда, когда схватывает нередуцируемые сущности.
Чтобы восстановить свою радикальную особенность, теория архетипов должна прежде всего размеживаться с родственной ей линией платонического мышления. Это задача непростая: она требует переустройства наших понятий об области феноменов, манифестирующих бессознательное.