 |
|
Историография Германии.
В Германии эрудиты интересовались вопросами политического устройства раздробленного государства со слабым центральным управлением и сильной властью местных князей. Изучались главным образом правовые документы и их значение в жизни страны. История часто рассматривалась как свод казусов, примеров для демонстрации тех или иных выводов. В этих условиях было сложно создать научное общество, публикующее тексты по единой немецкой истории или истории католической церкви (ее позиции в протестантской Германии тоже не были прочными). Однако большое влияние на историографию оказала острейшая социальная и политическая борьба времен Реформации. Переплетение теологической традиции и гуманистического рационализма характерно для исторической концепции Себастьяна Франка (1499––1542). В своем опыте всемирной истории «Хроника, летопись и историческая Библия» он повторил библейские мифы, но в тоже время приблизился к пониманию идеи прогресса.
Замечательным явлением в германской передовой мысли той эпохи было учение вождя Реформации Томаса Мюнцера (ок. 1490––1525). В его взглядах на общество под покровом религиозных идей было рациональное зерно. Главным фактором исторического развития Мюнцер считал осознанием народом идеи справедливого общества.
Для прусской историографии было характерно традиционное и сильное воздействие классической филологии. Что способствовало усиленной разработке метода лингвистической критики источников.
Наиболее видным представителем либерального направления германской историографии являлся баденский профессор Карл фон Роттек (1745––1840), выступал за укрепление демократических свобод своей земли. В своем главном труде «Всемирная история» он определял смысл истории как достижение политического равенства и свободы граждан.
Материализм и атеизм не имели в Германии таких выдающихся защитников, как в других странах, но саксонский ученый фон Чирнгаузен (1651—1708) в слегка завуалированной форме изложил в своей книги «Согласие разума и веры», материалистические принципы Декарта в сочетании с учением Спинозы.
Известный немецкий учёный Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) в качестве историографа герцогов Брауншвейгских в одиночку предпринял издание трехтомника «Брауншвейгские историки» (1707–1711), куда поместил не только местные документы, но и тексты, относящиеся ко всей германской истории.
В 1764 г. профессор Геттингенского университета К. Гаттерер основал Исторический институт, намереваясь осуществить в нем большую программу публикации средневековых немецких рукописей и перевода произведений античных авторов. Однако через несколько лет институт был закрыт из-за финансовых затруднений.
Другое понимание культуры – как способа жизни общества – было предложено немецким философом Иоганном Готфридом Гердером (1744–1803) в сочинении «Идеи к философии истории человечества» (1784–1791). Согласно ему, каждый народ имел собственную, неповторимую форму культуры. Поэтому имело смысл говорить не об одной, нормативной, но о множестве непохожих и самоценных культур.
Видный философ Иоганн Фихте (1762––1814) резко выступал против феодализма и требовал установление республиканского строя, в 90–е гг. написал ряд произведений в защиту Французской революции.
Огромное влияние на немецкую и европейскую историческую науку оказал своей философской системой выдающийся мыслитель Георг Гегель (1770––1831). В ней он впервые представил весь природный, исторический и духовный мир в виде процесса. По замыслу Гегеля, предложенная им теория позволяла выявить сущность всей человеческой истории. В ней заново определялось соотношение Божественного и человеческого начал в мире, духа и материи, природы и человека. На формирование взглядов Гегеля оказали заметное влияние труды немецких философов Просвещения, произведения романтиков, идеи христианского мистицизма и теории античных философов.
Развитие немецкого Просвещения как бы завершается в философии Иммануила Канта (1724—1804), который сам подвел итог умственной работе этой эпохи в своем произведении «Ответ на вопрос: что такое Просвещение»[7].
В первой половине XIX в. был организован целый ряд исторических обществ, способствовавших развитию исторической науки. Наиболее значительным из них было образованное в 1819 г. Общество по изучению древних памятников истории Германии.
С конца XVIII в. в немецкой историографии широкое влияние получает романтизм. Германский романтизм отличался наиболее ярко выраженной враждебностью к Просвещению
Идеи романтизма воплотила в немецкой историографии «нарративная школа». Одним из видных ее представителей был профессор Йенского университета Генрих Луден (1780––1847). В своих главных произведениях «История Немецкого народа» и «История германия» Луден исходил из идеи единства мировой истории.
С идеями «нарративной школы» были тесно связаны представления «исторической школы права», которая провозглашала непрерывность традиции и эволюционную преемственность, при этом индивидуальный характер любого исторического явления. Решающую роль в истории «народного духа».
Главными представителями «исторической школы права» были фон Савиньи (1779––1861) и Эйхгорн (1781––1854). В своем программном сочинении «О роизвании нашей эпохи к законодательству» Савиньи выступал против требования создать в Германии новую, буржуазную правовую систему.
Школа Савиньи–Эйхгорна нашла свое продолжение в творчестве крупнейшего консервативного историка Германии Леопольда фон Ранке (1795––1886). Ранке враждебно отнесся к революции 1848–1849 гг. Ранке написал огромное количество работ, вот наиболее значимые из них «История Германии в эпоху Реформации», «Прусская история», «История Франции в XVI–XVII вв.», «История Англии в XVIII в.». Главное в истории – единичное явление, своеобразная неповторимость, не имеющая аналогий. Ранке принадлежит тезис, часто цитируемый в XIX–XX вв., о том, что историк должен писать историю так, как это происходило на самом деле. Это высказывание подразумевало максимальную аккуратность и тщательность в работе с документами прошлого, предпочтение точности абстрактным теориям просветителей и художественным образам романтиков.
Труды немецкого философа ФРИДРИХА НИЦШЕ (1844–1900) при жизни автора вызвали реакцию отторжения у читателей и критиков. Сам Ницше называл себя борцом со своим временем.
Произведения философа были посвящены систематическому разбору и опровержению оснований западной культуры. К ним относились и позитивизм с верой в факт, и убеждённость в прогрессивном развитии («прогресс – всего лишь новомодная идея, к тому же ложная»), и моральные ценности, построенные на христианской религии (согласно философу, на «морали рабов»). Одно из главных заблуждений современного мира, по мнению автора, заключалось в отказе людей от «жизни», от самих себя в пользу вымышленных абсолютных истин, болезненной слабости и неспособности к творчеству. Известное высказывание Ницше о «смерти Бога», его «убийстве» западной цивилизацией должно было возвестить о скором наступлении новой эпохи сверхчеловека. Новый человек, оставшись один, после гибели Бога должен был создать новый земной смысл жизни, сбросив оковы традиций, предрассудков, долга, покорности перед государством, иллюзий потустороннего мира.
Существовали историки, которые не утратили идейной связи с Просвещением, они составили Гейдельбергскую школу. Главой ее был Фридрих Шлоссер (1776––1861), написавший «Всемирную историю» и «Историю XVIII и XIX вв.» Шлоссер был последователем Канта. Освещал жизнь низших слоев, критиковал современные ему общественные реалии в Германии.
Господствующую роль в исторической науке и в университетах 50–60–х гг. играли историки малогерманской школы, они пропогандировали объединение Германии «сверху» под эгидой Пруссии.
Генрих фон Зибель (1817––1895) был главным идеологом и организатором малогерманской школы, основателем и издателем «Исторического журнала», который до сегодняшнего дня является ведущим историческим периодическим изданием. Также к малогерманской школе принадлежал Иоганн Дройзен (1808––1884).
Историки великогерманского направления. Приверженцы католицизма и Габсбургской монархии, имели несравненно меньшее влияние, чем малогерманцы. Виднейший историк данного направления Юлиус Фиккер (1826––1902), исходил национально-политических целей, утверждал, что борьба за порабощение чужих земель укрепила национальную общность немцев.
Либеральную оппозицию малогерманскому направлению объединяло наследие гейдельбергской школы и позитивситская методология. Сильное воздействие на немецкую интеллигенцию оказали труды профессора Базельского университета Якобы Бурхардта (1818––1897), он принадлежал к либеральным историкам, он написал работы «Размышления о всемирной истории», «История Ренессанса в Италии», «История греческой культуры». Бурхардт ученик Ранке, но занял к своему учителю независимую и даже враждебную позицию. Он утвердил представление об итальянском Возрождении как о времени торжества сильной личности.
«Историческая школа» в политической экономии стала идеологическим центром тех, кто во имя поддержки существующего общественного строя и государства выступал за социальные реформы. Идеи школы были направлены как против юнкерства и правобуржуазных радикалов, так и против марксистов. В 1872 г. был создан Союз социальной политики.
Адольф Вагнер (1835––1917), консервативный деятель Союза, выступал за социальное законодательство и за государственный контроль над рынком. Луйо Брентано (1844––1930) был более либерально настроен, высказывался за свободу профсоюзного движения и право стачек, требовал социальных реформ.
Школа Густава Шмоллера (1830––1917) изображала прусскую монархию как стоящую над классами и действующую в интересах «социальной справедливости». При рассмотрении исторических явлений Шмоллер применял индуктивно-описательный метод, без проникновения в сущность причинных связей.
Дальнейшее развитие позитивистских принципов познания прошлого связано с творчеством известного немецкого историка КАРЛА ЛАМПРЕХТА (1856–1915) и его школы культурно-исторического синтеза (в 1890-е гг. он вёл в Лейпцигском университете семинар по истории культуры, на базе, которого позднее был создан Институт истории культуры и всеобщей истории). В состояниях человеческого духа, которые сменяют друг друга, Лампрехт видел неизменный порядок, определяющий развитие культуры. Учёный утверждал, что каждый экономический акт зависит от психологических условий, и потому история должна быть социально-психологической наукой, она вообще не что иное, как прикладная психология, объясняющая перемены в общественном сознании.
Выдающийся немецкий историк культуры и философ Вильгельм Дильтей (1833–1911) строил противопоставление наук о духе и наук о природе по принятому в них способу изучения материала. Он утверждал, что история изучает не объективный мир, а воплощение субъективных установок, целей, планов и мотивов.
Вильгельм Вильденбанд (1848–1915) решительно противопоставил естествознание (номотетическую науку об общем) и историю (идеографическую науку об индивидуальном). В задачу естествознания входит формулировка общих законов, в задачу истории – описание индивидуальных фактов. Историческая действительность виделась как мир единичных неповторимых событий.
Близкая точка зрения была высказана Генрихом Риккертом (1863–1936): история – разновидность наук о духе, идеографическое знание, отличающееся от наук о природе, номотетического знания и не подчинённое ни философии, ни социологии. Философ полагал, что фактически Виндельбанд устанавливает не одно, а два различия между наукой и историей. Первое заключается в разграничении обобщающей и индивидуализирующей мысли; второе – в дифференциации мысли оценочной и неоценочной. Объединяя их, он выделял четыре типа наук: неоценочная и обобщающая, или чистая естественная, наука; неоценочные и необобщающие квазиисторические науки о природе, например геология; оценочные и обобщающие квазинаучные исторические дисциплины, такие, как социология или экономика; оценочная и индивидуализирующая наука, или история в собственном смысле слова.
Дискуссия, развернувшаяся на рубеже XIX–XX вв., стимулировала размышления и самих историков о природе и методах исторического познания. Именно в это время в европейских университетах начинается систематическое преподавание методологии истории, выходят в свет первые обобщающие исследования, раскрывающие специфику исторического познания, а также «введения в историю» для начинающих.
С критикой позитивистских взглядов на задачи и природу истории, а также против социологической псевдоистории выступил в самом начале XX в. один из самых выдающихся представителей немецкой историографии того времени, историк античности Эдуард Мейер (1855–1930). Он полемизировал с господствовавшими в историографии 1890-х гг. идеями известных историков-позитивистов (К. Лампрехта, К. Брейзига и др.), которые считали своей задачей открытие причинных законов, связывающих исторические явления. Мейер, в частности, писал: «Исторические законы существуют только в идее, в качестве постулатов. Точно так же и в области массовых явлений, например в экономической истории, нет никаких законов, а есть лишь выведенные путём аналогии эмпирические обобщения... Правда, эти обобщения могут служить путеводной нитью при установлении и группировке фактов и часто дают тому или другому предположению высокую степень вероятности; но каждое такое предположение всегда нуждается в специальной проверке на самом фактическом материале»[8].
Концепция Мейера подверглась критике со стороны выдающегося немецкого мыслителя Макса Вебера (1864–1920), который, хотя и признавал событийно-индивидуальную историю, подчеркивал познаваемость общих черт действительности, их сопоставимость с идеальным типом, сконструированным на уровне теории, научной моделью, предполагавшей известное согласие между исследователями относительно характерных черт изучаемой реальности. Вебер подчёркивал, что идеальный тип – это аналитическая конструкция, создаваемая исследователем не произвольно, а путём «мыслительного усиления определённых элементов действительности». Он отвергал присущее неокантианству радикальное противопоставление наук о природе и наук о культуре по степени использования в них способа генерализации.
Историю политической структуры Германии изучал в своих работах "Ступени прусского консерватизма" (1930) и "Германские партии" (1932) Зигмунд Нойман (1904-1962). Он пытался уяснить специфическое в Германии соотношение развития экономики и отношений буржуазии и дворянства.
Нойман исходил из того, что немецкая буржуазия со второй половины XIX в. повернула на путь идейной феодализации, охватившей политическую, духовную и идеологическую стороны. Не успев, как следует, консолидироваться, немецкая буржуазия оказалась перед угрозой поднимавшегося рабочего движения и политически капитулировала поэтому перед юнкерством. Отсутствие у нее политического опыта и ответственности привели к слабости парламентарной демократии после Ноябрьской революции. Германский капитализм Нойман определял как "бюрократический монополистический капитализм", поскольку с самого зарождения он оказался под опекой и присмотром государства. Нойман одним из первых обратил внимание на своеобразный путь Германии к индустриализации и победе капитализма, объясняя этой спецификой слабость и деградацию ее первой плюралистической демократии. Опираясь на теорию идеальных типов Макса Вебера, Нойман разработал типологию политических партий, исходя из первоначального значения: партия, т.е. часть целого. Поэтому Нойман предупреждал, что если партия не способна идти на компромиссы и учитывает не интересы общества, а только свои узкие партикулярные интересы, то возникает опасность неофеодализма, под которым подразумевался авторитарный режим харизматического вождя.
Наиболее последовательное отрицание «научной истории» нашло отражение в знаменитой книге немецкого историка и философа Освальда Шпенглера (1880–1936) «Закат Европы» (1918–1922). Полярность природы и истории, полагал мыслитель, образует величайшую противоположность между двумя родами познания, которая равнозначна противоположности научного и жизненного опыта. Иными словами, история, как первоначальная и исконная форма жизненного опыта, не имеет ничего общего с наукой. Отрицание научности истории воплощается Шпенглером в отрицании причинности в мире исторических явлений. Центральное место в его построениях занимает идея судьбы. Постижение судьбы, а значит, и самой истории, над которой она царит, не поддается способам научного познания. Главным методом исторического познания является интуиция.
К социал-демократической историографии, помимо трудов Маркса и Энгельса, относится работа Карла Каутского (1854––1938) «Материалистическое понимание истории», где Каутский отделил метод и мировоззрение марксизма друг от друга. Социал-демократической литературе, посвященной истории немецкого рабочего движения, была присуща одна общая тенденция - повышенное внимание к реформистской линии от С. Борна и его "Рабочего братства" через Ф. Лассаля к правым лидерам предвоенной социал-демократии. Такая позиция при некоторых нюансах выражалась в работах Г. Кунова по всеобщей экономической истории, М. Кварка - о начальном этапе рабочего движения в Германии, П. Кампфмейера, написавшего обстоятельную биографию лидера баварских социал-демократов, ревизиониста Георга фон Фольмара. В эти годы появилась и первая обобщающая работа по истории социал-демократии, книга Р. Липинского "Социал-демократия от ее зарождения до современности" (2 тома, 1927-1929), написанная с левоцентристских позиций.
Необычной фигурой на стыке социал-реформистской и ортодоксально-марксистской историографии являлся Артур Розенберг (1889-1943). В 1920-1927 гг. он был членом КПГ и одним из лидеров ультралевого крыла партии. Из-за несогласия с превращением Коминтерна в инструмент диктата и давления на партии Розенберг покинул ряды компартии и отошел от политической деятельности. Будучи до войны видным специалистом по истории древнего Рима, Розенберг затем полностью обратился к истории современности. Его первой большой работой в этой области была книга о предыстории и рождении Веймарской республики. Идеи книги были не слишком оригинальными. Автор считал, что основание империи в 1871 г. было плодом компромисса между немецкой буржуазией и прусским юнкерством. Это потребовало установления бонапартистского режима, что с блеском осуществил Бисмарк. После его отставки Вильгельм II, не обладая политическим талантом Бисмарка, уже не мог долго удерживать такое равновесие. Но путь к парламентаризму был блокирован из-за отсутствия политической зрелости у либеральной буржуазии и социал-демократии. Поэтому империя погибла, только потерпев поражение в мировой воине, когда власть сама упала в руки социал-демократов.
Приход Гитлера к власти был воспринят неодинаково историками различных направлений. Либеральные ученые являлись противниками террористической политики германского нацизма.
Консервативно-националистическим историкам было легче приспособиться к идеологии фашизма. Главные произведения нацистской идеологии – «Моя борьба» Гитлера и «Миф XX века» Розенберга ставили в центр истории расу, когда как историки отводили эту роль государству.
Сменилось правление в «Историческом журнале», а другой журнал –«Исторический квартальник прекратил свое существование из-за финансовых проблем.
Установление нацистского режима привело к значительной эмиграции историков по политическим и расовым мотивам. Среди покинувших родину были видные ученые Ф. Валентин, Г. Майер, А. Розенберг, Д. Герхард, Г. Мазур, Г. Розенберг и другие. Большинство эмигрантов нашло прибежище в США, где сравнительно быстро утвердилось в американских университетах. Этому способствовали плюрализм американских учебных заведений, относительно большое количество преподавательских мест, более демократичная система высшего образования. Со своей стороны, эмигранты содействовали преодолению тогдашнего антитеоретического эмпиризма в американской историографии и познакомили ее с идеями М. Вебера, К. Маннгейма, В. Дильтея, Г. Зиммеля. Интеграция эмигрантов в американскую жизнь сопровождалась принятием ими ценностей американской либеральной демократии, которую они воспринимали довольно некритично, за исключением Ф. Ноймана, А. Розенберга, Г. Хальгартена.
Историки стремились также осмыслить опыт прошлой войны, чтобы избежать ее ошибок. В 1939 г. появилась капитальная двухтомная работа А. Вегерера "Начало мировой войны", "в которой подробнейшим образом излагались все перипетии июльского кризиса 1914 г. Но из такого скрупулезного исследования автор делал ничего не говорящий вывод о том, что войну предопределила "судьба". Единственными виновниками войны Вегерер объявил Сербию и подстрекавшую ее Россию, отметив, впрочем, что большая доля ответственности лежит на провокационно ведущей себя Франции. Примечательным образом автор не упоминал о роли Великобритании, что было связано с надеждами гитлеровской верхушки на возможное установление союза с Англией.
В 1940 г. в «Историческом журнале» появилась статья В. Франка «Немецкие науки о духе во время войны», где было заявлено, что после победы Германии в новой «Великой империи» науки о духе займут в табели о рангах приоритетное положение. Все это было для того, чтобы пропагандировать «нового человека».
В 1942 г. одновременно в Лондоне и Нью-Йорке вышла одна из интереснейших работ, посвященных национал-социалистскому режиму - "Бегемот", созданная социал-демократом Францем Нойманом (1900-1954)[34]: На немецком языке книга была опубликована только много лет спустя, в 1977 г.
В конце 1943 г. переход к "тотальной войне" привел к закрытию большинства исторических журналов, научных учреждений, дезорганизации университетов. Провозглашенное нацистской идеологией "обновление немецкой исторической науки" закончилось полным его крахом.
Раскол Германии, создание двух немецких государств в 1949 г. послужило толчком к дискуссиям историков. Пропагандировались идеи милитаризма и реваншизма.
Разработка исторических проблем национал-социализма, расширение источниковой базы в "старой" ФРГ шли рука об руку с теоретическими дискуссиями о месте фашизма в истории Германии. В этой связи теоретические и методологические ценности консервативной немецкой исторической школы подвергались коренному пересмотру. С середины 50-х гг. в ФРГ отходит на задний план "мифологизация" и "демонизация" личности Гитлера, присущая историкам немецкой, довоенной и послевоенной школ (Г. Риттер, Ф. Майнеке), а также тенденция рассматривать нацизм как "разрыв" с германской историей.
Вышедшее с начала 60-х гг. на передний план либеральное направление поставило вопрос о континуитете национальных, геополитических, империалистических тенденций кайзеровской Германии и авантюристических внешнеполитических планов Гитлера (Ф. Фишер). С середины 60-х гг. историки демократической и марксистской ориентации стали активно дополнять эту картину изучением взаимоотношений и сотрудничества реакционно-консервативных политиков, военных, промышленников и банкиров с нацистским движением и режимом (Р. Кюнль, Р. Опитц).
Уже с середины 50-х гг. в интерпретации национал-социализма западногерманскими историками ведущую роль стала играть теория тоталитаризма, анализирующая различные формы диктатур XX века. Несомненно, что ее распространение было также связано с политическим климатом "холодной войны" и антикоммунистическими мотивами.
Критика этой теории со стороны многих авторов, начавшаяся в 60-е годы (Э. Нольте, Г. Моммзен, П. Хюттенбергер и др.), не привела к полному отказу от нее. Более того, выявилась тенденция, что по мере крушения тоталитарных режимов, позиции этой теории как методологической основы изучения истории XX столетия упрочились. Речь теперь идет о ее модификации, уточнении, о постановке новых задач исследования, особенно в связи с крушением коммунистических режимов в ГДР, СССР и других странах Восточной Европы.
60-е гг. в целом охарактеризовались дискуссиями в области сравнительного анализа фашизма как международного, так и национального явления. "Феноменологическая" трактовка Э. Нольте, анализ специфики национал-социализма К. Д. Брахером привели к повсеместному распространению взгляда, что возникновение фашизма было ответом на "вызов" большевизма.
Постановка проблемы континуитета немецкой истории XIX и XX веков привела к обсуждению социально-экономических причин и условий появления нацизма. Появились марксистское и немарксистское направления, которые рассматривали нацистскую систему как поиск выхода из кризиса капитализма. Этот взгляд был очень близок оценке фашизма Г. Димитровым и Коминтерном.
70-80-е гг. явились периодом наиболее широкого и глубокого изучения нацизма немецкими историками. Наряду с продолжавшимися дискуссиями и теоретическими разработками феномена фашизма, историки провели множество обобщающих, региональных и детальных исследований нацистского движения и режима.
Представители так называемой "социально-критической школы" много новых знаний привнесли в область экономической и социальной политики Гитлера. Ученые ФРГ попытались также воссоздать с наибольшей полнотой человеческий и политический образ А. Гитлера (Й. Фест и др.), проанализировать его мировоззрение, определить его место в отношении с массами, партией, своим окружением в структуре нацистского государства ("поликратической" - Г. Моммзен или "монократической" - К. Д. Брахер).
Представители школы "повседневности" в своих работах обрисовали "будни" нацизма дома, в школе, на предприятиях и учреждениях, в медицине, науке, культуре, в городе и деревне, на отдыхе и на войне, в концлагерях и тюрьме. Активно при этом прорабатывались вопросы моральной ответственности за приход и утверждение нацистского режима у власти "народа" - средних слоев города и деревни, рабочих и крестьян.
Историография ФРГ длительное время замалчивала или просто отрицала серьезность вины крупных промышленников и финансистов, высшего слоя офицерства, аристократии и бюрократии, что называется - "верхнего слоя" (по определению Р. Кюнля - Л. К.). Лишь под напором фактов и доказательств, исходивших главным образом от левых историков и историков ГДР, она была вынуждена признать немалую, а в некоторых случаях, и решающую роль этих слоев общества в утверждении фашистов у власти, в подготовке и проведении Гитлером войны.
Исследование фашизма со второй половины 80-х гг. в значительной степени проходило под знаком спора историков ФРГ 1986-1987 гг. Инициаторы исторических дебатов поставили вопрос о равной ответственности за вторую мировую войну и репрессии в XX веке гитлеровского и сталинского режимов. Наиболее ярко эта идея выразилась в точке зрения Э. Нольте на европейскую историю 1917-1945 гг. как гражданскую войну между национал-социализмом и большевизмом (как нам представляется, данная точка зрения очень близка сталинско-коминтерновской оценке этой эпохи - Л. К.).
В ходе дискуссии вновь были подняты вопросы научной значимости теории тоталитаризма, исторической ответственности, "модернистского и антимодернистского" содержания национал-социализма, структурно-системного анализа гитлеровского режима. С начала 80-х гг. был поднят вопрос о необходимости историзации национал-социализма (М. Брошат).
Параллельно с плюралистической историографией ФРГ с 1949 года развивалась марксистская историография другого немецкого государства - ГДР. Исследования в этой стране имели целью не только утоление научного интереса к этой проблеме и антифашистское воспитание масс, но и было тесно связано с задачами социалистического строительства, с руководящими указаниями правящей партии - СЕПГ.
В 50-60-е гг. в ГДР шло становление марксистской историографии, овладение ее методологией, расширение источниковой базы. За основу была принята марксистско-ленинская теория империализма, государственно-монополистический капитализм, в рамках которого и велось изучение фашизма. Несмотря на узость методологического подхода, историки ГДР сумели с достаточной степенью убедительности раскрыть взаимосвязь реакционно-консервативной идеологической линии в истории Германии и взглядами нацистов (Г. Гейден, Й. Петцольд).
В 70-80-е гг. были созданы фундаментальные труды в области экономической и государственно-монополистической деятельности нацистского режима (А. Эйххольтц). Оказались достаточно хорошо изученными взаимоотношения представителей крупного капитала и рейхсвера с нацистской партией (К. Госсвайлер, В. Руге, Э. Чихон). Были созданы обобщающие труды по истории второй мировой войны и военному хозяйству.
Следует учитывать скромные материальные ресурсы историографии ГДР, несравнимые с положением исторической науки "старой" ФРГ. Ученые ГДР, к сожалению, имели всегда ограниченный доступ к своим и зарубежным архивам. Но и в этих неблагоприятных условиях были хорошо изучены террористический и пропагандистский аппараты нацистского режима, его идеология, началось изучение "будней" национал-социализма, хотя в этих вопросах по объему и глубине исследований историография ГДР уступала своим коллегам из Западной Германии.
Над восточногерманскими историками фашизма, как впрочем и марксистами других стран, постоянно довлела формула фашизма, принятая коммунистами на ХIII Пленуме ИККИ в 1933 г. и на VII Конгрессе Коминтерна в 1935 году. Историки ГДР, в отличие, например, от советских авторов, никогда не пытались ее оспорить или поставить под сомнение. В 70-80-е гг. появилась возможность осмыслить взаимоотношения нацистов с другими слоями общества: крестьянами, рабочими, молодежью. Однако развернутого исследования в этом направлении не получилось. С одной стороны, этому помешала стагнация и застой общественно-политической жизни ГДР в конце 70-х и в 80-е годы, с другой стороны - изучение массовой базы фашизма грозило разрушить методологические основы исследования и, в частности, коминтерновскую формулу о том, что "нацизм - это власть самого крупного капитала".
Прямо противоположно историографии ФРГ ученые соседнего немецкого государства анализировали проблемы ответственности за фашизм не народа, а господствующих слоев Веймарской республики. В этом был приоритет историков ГДР. Он был признан и в ФРГ, и в других странах. В социоэкономических исследованиях, где историография ГДР долго держала первенство, она, к сожалению, его утратила к началу 80-х годов.
Марксистский анализ нацизма велся в обстановке "холодной войны" и идеологического противостояния. Это обстоятельство негативно повлияло на оценку историками ГДР западногерманской историографии. Последняя нередко огульно обвинялась в фальсификации, реакционности и т. п. Теоретические поиски в области изучения фашизма часто объяснялись кризисом и упадком "буржуазной" исторической мысли, "непреодоленным прошлым" в ФРГ. Хотя к концу 70-х годов усилился дифференцированный подход к западной историографии, ее достижения принижались и даже шельмовались.
Обсуждение проблем и задач исследования нацизма после объединения ГДР с ФРГ показало, что достаточно хорошо в общую немецкую историографию встраивается блок социально-экономических исследований нацизма историками бывшей ГДР[9].
Историография США.
Начало американской историографии принято связывать с хрониками и мемуарами Джона Смита, Уильяма Брэдфорда и Джона Уинтропа, которые отразили историю основания и первые годы существования Виргинии, Нового Плимута и Массачусетса. Некоторые хроники были опубликованы и стали доступными широкому кругу читателей только в XIX в., но на них опирались и продолжают опираться все серьезные исследователи начального периода американской истории. Религиозная окраска колониальных хроник XVII в. вполне очевидна и сразу бросается в глаза. Гораздо сложнее определить политические и особенно классовые позиции их авторов.
Революционный характер носили просветительские идеи Бенджамина Франклина (1706––1790), Томаса Джефферсона (1743––1826), Томаса Пейна (1737––1809), они были непосредственными участниками Войны за независимость 1775––1783 гг. в качестве ее идеологов и политических вождей. Они решительно порвали с теологическими концепциями авторов мемуаров и ранних хроник раннего колониального периода США. Движущие силы истории они видели в росте просвещения, прогрессе знаний и морали. Просветители Т. Джефферсон и Т. Пейн, исходя из принципа народного суверенитета, развивали идею о праве народа на свержение деспотического правителя[10].
Большая роль в собирании, сохранении и распространении документальных источников принадлежала местным историческим обществам. Старейшим и самым авторитетным из них является Массачусетское историческое общество, основанное в 1791 г. Дж. Белкнапом.
Широкий размах в первой половине XIX в. приняла публикация источников, в первую очередь официальных документов федерального правительства. Важнейшей такой публикацией стали знаменитые протоколы конгресса, которые издавались как «Анналз оф конгресс» (1789—1824), «Реджистер оф дебейтс» (1825—1837), «Конгрешнл глоуб» (1833—1873) и, наконец, с 1873 г. как «Конгрешнл рекорд». Самой всеобъемлющей американской публикацией до настоящего времени остаются «Америкэн Стейт пейперс», которые охватывают все аспекты деятельности правительства Соединенных Штатов с 1789 г. по 1830-е годы.
При всех недостатках публикаций первой половины XIX в. они создали документальную основу для будущих исследователей и способствовали распространению в стране исторических знаний. Этой же цели служили и первые курсы истории Соединенных Штатов, принадлежавшие перу А. Холмса, Д. Рамсея, Т. Питкина, Дж. Бэнкрофта, Р. Хилдрета.
Особое место среди этих авторов принадлежит Дж. Бэнкрофту — крупнейшему американскому историку XIX в. В 1834 г. вышел 1-й том его фундаментальной истории Соединенных Штатов, который сразу же принес автору общенациональную известность. Только за первые 10 лет этот том выдержал 10 изданий и продолжает издаваться вплоть до наших дней. Молодая американская нация нуждалась в большом национальном историке, и таким историком стал Дж. Бэнкрофт. Показательно, что уже начало колониальной истории Бэнкрофт рассматривал в плане зарождения тенденции к независимости, а восстание H. Бэкона для него — «ранний предвестник» будущей независимости Америки[11].
Весьма существенная особенность формирования американской нации заключалась в том, что в Соединенных Штатах на протяжении длительного времени сохранялось рабство. Дж. Бэнкрофт и многие другие американские историки старались не замечать этого неприятного явления. Они писали о свободе и независимости, но не распространялись о существовании в стране «особого института».
В отличие от Бэнкрофта Р. Хилдрет, автор антирабовладельческой книги «Белый раб», не был склонен к идеализации первых поселенцев, а Коттона Мезера в связи с его ролью во время Сейлемского процесса 1692 г. резко осуждал.
С конца 50-х годов активную деятельность по собиранию сначала печатных, а затем и рукописных материалов, относящихся к истории Западного побережья Северной Америки, развернул Г. Бэнкрофт, который привлек к этой работе большую группу специальных помощников. В 1874—1876 гг. был опубликован 5-томный труд о местном населении Западного побережья Северной Америки, а позднее появилась 34-томная история тихоокеанских штатов.
На протяжении большей части XIX в., не говоря уже о более раннем периоде, американские историки обычно не были профессионалами. Политические деятели, богатые купцы, плантаторы, дипломаты, а еще ранее священнослужители занимались историей по преимуществу ради собственного удовольствия. Некоторые, подобно В. Ирвингу, были талантливыми литераторами, чья изящная и увлекательная манера письма импонировала широким кругам читателей. Как правило, они были убеждены в прогрессе и великом будущем Америки, призванной, по их убеждению, символизировать свободу и открыть новую эру для всего человечества[12].
Последняя треть XIX в. принесла заметные успехи в развитии исторических знаний. Прежде всего выросла источниковая база американской историографии и значительно улучшилась работа с источниками. Были переизданы с большей достоверностью и точностью документы видных политических деятелей.
Серьезные изменения в организационной структуре и общем развитии американской историографии произошли лишь в последние десятилетия XIX — начале XX р. На смену историкам-любителям, богатым «патрициям» и литераторам приходят историки-профессионалы.
Немалое значение имело то, что преподавание истории вводится в колледжах. В ведущих университетах страны стали читать лекции, проводить семинарские занятия, где изучалась методика работы с источниками. Американские историки совершали поездки в Германию, где они усвоили более совершенную технику работы над источником, по возвращении в США многие из них заняли кафедры истории или политических наук в ведущих американских университетах. Колумбийский и Джона Гопкинса университеты начали выпускать «Исторические записки».
В 1884 г. была создана Американская историческая ассоциация. Она получила поддержку правительства, ее отчеты стали публиковаться в официальных изданиях конгресса. В 1895 г. ассоциация начала издавать журнал «Американское историческое обозрение».
В конце XIX в. ведущее место в историографии США занимало «социальное» или «критическое», как его еще называют, течение. Его представители были приверженцами умеренного либерализма или умеренного консерватизма. Историки этого направления в той или иной степени испытали влияние европейского позитивизма. Дж. Фиске писал: «Революция, которая происходит в исторической науке начиная с середины XIX в., так же решительна и всеобъемлюща, как революция, совершившаяся под руководством Дарвина в биологии»[13].
«Властителями» дум нового, XX века становятся представители так называемого «прогрессистского», или «экономического», направления — Ф. Дж. Тернер, Ч. Бирд, К. Беккер и В. Л. Паррингтон.
Экономическое направление являлось одним из ведущих в американской историографии первой половины XX в. Политическая ориентация его была близка позиции либеральных кругов. Импульс им дал прогрессизм начала века. Значительная часть историков-«экономичтов» разделяла идеи и политику «нового курса» Ф. Рузвельта.
Одним из основоположников экономического направления еще на рубеже веков был Ф. Тернер. А.М. Шелзигер-старший, тоже из «экономистов», критиковал Тернера: сейчас нужна такая постановка вопроса, в свете которой «городская динамика» стала бы в центре объяснения исторического процесса[14].
Характерные черты нового варианта экономизма особенно рельефно проявились в исторической концепции Чарльза Брида (1874––1948). Он отверг концепцию Тернера и стремился объяснит историю США, исходя из роста промышленности. В итоговом труде «Подъем американской цивилизации» (1927) Бирд наиболее полно выразил свою концепцию.
Характерной чертой послевоенной американской историографии стало укрепление и расширение консервативных тенденций. На это были свои причины: в условиях «холодной войны» и расцвета маккартизма любая критика американской истории стала казаться опасной, а Ч. Бирд (1874––1948) превратился в подозрительного либерала и даже крамольного радикала. «Мы нуждаемся в истории США, написанной со здравой, консервативной точки зрения»,— заявил в президентском послании Американской исторической ассоциации в 1950 г. профессор С. Э. Морисон[15].
В основе новой консервативной интерпретации истории США лежали теория «консенсуса» (согласия), всемерное подчеркивание единства и стабильности американского общества, преуменьшение и даже отрицание роли классовых и социальных различий.
В общей форме идеи «консенсуса» были кратко сформулированы Р. Хофстедтером в январе 1948 г. в предисловии к книге «Американская политическая традиция и люди, которые ее сделали». По мнению Хофстедтера, политические традиции США свидетельствовали о существовании в стране общего идеологического климата, а в прежних исторических исследованиях на первый план выдвигался политический конфликт.
Теория «консенсуса» оказала мощное воздействие на всю послевоенную историографию, но и в период ее расцвета (50-е годы) в американской исторической науке продолжали сохраняться самые различные концепции, школы и направления.
Политический и идеологический климат бурных 60-х годов (резкое обострение в стране социальных противоречий, подъем рабочего и негритянского движений, широкий размах антивоенных демонстраций, выступления молодежи и т. д.) способствовал размыванию консервативного «согласия».
В 60-70-е годы в американской историографии завоевали широкое признание такие новые направления и отрасли исторической науки, как количественная история (клиометрия), «новая социальная» и «новая политическая история», большое распространение получили различные междисциплинарные методы. В поле зрения интенсивных исследований оказалась история афро-американцев, женщин, индейцев.
Среди либеральных и особенно радикальных историков все большее распространение получил нетрадиционный подход к рассмотрению исторических явлений, исследование событий «снизу вверх», глазами так называемых «молчаливых», примером подобного подхода могут служить труды Г. Зинна, работы А. Янга, Дж. Лемиша об Американской революции XVIII в., книги Э. Пессена.
Со второй половины 70-х и особенно в начале 80-х годов в историографии Соединенных Штатов вновь усиливаются охранительные, консервативные и апологетические тенденции. Этому способствовала широкая пропагандистская кампания в связи с 200-летием Американской революции, а также общее изменение политического климата в стране.
[1] История исторического знания: Пособие для вузов / Л. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. – М: Дрофа, 2004. – 288 с.
[2] Историография Новой и Новейшей истории стран Европы и Америки / под ред. И.С. Галкина – М.: Изд–во Моск. ун-та, 1977 – с. 86
[3] История исторического знания: Пособие для вузов / Л. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. – М: Дрофа, 2004. – 288 с.
[4] Шапиро А.Л. Историография.
[5] История исторического знания: Пособие для вузов / Л. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. – М: Дрофа, 2004. – 288 с.
[6] Шапиро А.Л. Историография.
[7] Всемирная история. Энциклопедия Т 5. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1958 – с. 425
[8] История исторического знания: Пособие для вузов / Л. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. – М: Дрофа, 2004. – 288 с.
[9] Корнева Л. Н. "Германский фашизм: немецкие историки в поисках объяснения феномена национал-социализма (1945- 90-е годы)"/ Учеб. пособие.- Кемерово: КемГУ, 1998.-128 с.
[10] Историография Новой и Новейшей истории стран Европы и Америки / под ред. И.С. Галкина – М.: Изд–во Моск. ун-та, 1977 – с. 35
[11] История США Т. 1 / под ред. Г.В. Севастьянова – М.: Наука, 1983 – с. 640
[12] Там же, с. 641
[13] Историография Новой и Новейшей истории стран Европы и Америки / под ред. И.С. Галкина – М.: Изд–во Моск. ун-та, 1977 – с.199
[14] Историография Новой и Новейшей истории стран Европы и Америки / под ред. И.С. Галкина – М.: Изд–во Моск. ун-та, 1977 – с. 359
[15] История США Т. 1 / под ред. Г.В. Севастьянова – М.: Наука, 1983 – с 642