Здавалка
Главная | Обратная связь

Сергей Довлатов. Компромисс



© Copyright Сергей Довлатов Изд: "Собрание прозы в 3х томах". Лимбус-пресс, Санкт-Петербург, 1993г Scanned by: uralres@etel.ru Проверка и вычитка текста - Справочная Служба Русского Языка rusyaz.lib.ru Н.С. ДОВЛАТОВОЙ - ЗА ВСЕ МУЧЕНЬЯ! ...И остался я без работы. Может, думаю, на портного выучиться? Язаметил - у портных всегда хорошее настроение... Встречаю Логинова с телевидения. - Привет. Ну, как? - Да вот, ищу работу. - Есть вакансия. Газета "На страже Родины". Запиши фамилию - Каширин. - Это лысый такой? - Каширин - опытный журналист. Человек - довольно мягкий... - Дерьмо, - говорю, - тоже мягкое. - Ты что, его знаешь? - Нет. - А говоришь... Запиши фамилию. Я записал. - Ты бы оделся как следует. Моя жена говорит, если бы ты оделся какследует... Между прочим, его жена звонит как-то раз... Стоп! Открывается широкаяволнующая тема. Уведет нас далеко в сторону... - Заработаю - оденусь. Куплю себе цилиндр... Я достал свои газетные вырезки. Отобрал наиболее стоящие, Каширин мнене понравился. Тусклое лицо, армейский юмор. Взглянув на меня, сказал: - Вы, конечно, беспартийный? Я виновато кивнул. С каким-то идиотским простодушием он добавил: - Человек двадцать претендовало на место. Поговорят со мной... и большене являются. Вы хоть телефон оставьте. Я назвал случайно осевший в памяти телефон химчистки. Дома развернул свои газетные вырезки. Кое-что перечитал. Задумался... Пожелтевшие листы. Десять лет вранья и притворства. И все же какие-толюди стоят за этим, какие-то разговоры, чувства, действительность... Не всамих листах, а там, на горизонте... Трудна дорога от правды к истине. В один ручей нельзя ступить дважды. Но можно сквозь толщу водыразличить усеянное консервными банками дно. А за пышными театральнымидекорациями увидеть кирпичную стену, веревки, огнетушитель и хмельныхработяг. Это известно всем, кто хоть раз побывал за кулисами... Начнем с копеечной газетной информации.

КОМПРОМИСС ПЕРВЫЙ

("Советская Эстония". Ноябрь, 1973 г.) "НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ. Ученые восьми государств прибыли в Таллинн на 7-юКонференцию по изучению Скандинавии и Финляндии. Это специалисты из СССР,Польши, Венгрии, ГДР, Финляндии, Швеции, Дании и ФРГ. На конференцииработают шесть секций. Более 130 ученых: историков, археологов, лингвистов -выступят с докладами и сообщениями. Конференция продлится до 16 ноября". Конференция состоялась в Политехническом институте. Я туда заехал,побеседовал. Через пять минут информация была готова. Отдал ее всекретариат. Появляется редактор Туронок, елейный, марципановый человек. Типзастенчивого негодяя. На этот раз возбужден: - Вы допустили грубую идеологическую ошибку. - ? - Вы перечисляете страны... - Разве нельзя? - Можно и нужно. Дело в том, к а к вы их перечисляете. В какойочередности. Там идут Венгрия, ГДР, Дания, затем - Польша, СССР, ФРГ... - Естественно, по алфавиту. - Это же внеклассовый подход, - застонал Туронок, - существует железнаяочередность. Демократические страны - вперед! Затем - нейтральныегосударства. И, наконец, - участники блока... - О'кей, - говорю. Я переписал информацию, отдал в секретариат. Назавтра прибегаетТуронок: - Вы надо мной издеваетесь! Вы это умышленно проделываете?! - Что такое? - Вы перепутали страны народной демократии. У вас ГДР после Венгрии.Опять по алфавиту?! Забудьте это оппортунистическое слово! Вы работникпартийной газеты. Венгрию - на третье место! Там был путч. - А с Германией была война. - Не спорьте! Зачем вы спорите?! Это другая Германия, другая! Непонимаю, кто вам доверил?! Политическая близорукость! Нравственныйинфантилизм! Будем ставить вопрос... За информацию мне уплатили два рубля. Я думал - три заплатят...

КОМПРОМИСС ВТОРОЙ

("Советская Эстония". Июнь. 1974 г.) "СОПЕРНИКИ ВЕТРА (Таллиннскому ипподрому - 50 лет). Известные жокеи,кумиры публики - это прежде всего опытные зоотехники, которые настойчиво итерпеливо совершенствуют породу, развивают у своих "воспитанников" ценныенаследственные признаки. Кроме того, это спортсмены высокой квалификации,которые раз в неделю отчитываются в своих успехах перед взыскательнойталлиннской публикой. За пятьдесят лет спортсмены отвоевали немало призов идипломов, а в 1969 году мастер-наездник Антон Дукальский на жеребце Тальниквыиграл Большой всесоюзный приз. Среди звезд таллиннского ипподромавыделяются опытные мастера - Л. Юргенс, Э. Ильвес, X. Ныммисте. Подаетнадежды молодой спортсмен А. Иванов. В ознаменование юбилея на ипподромесостоится 1 августа конный праздник". Таллиннский ипподром представляет собой довольно жалкое зрелище.Грязноватое поле, косые трибуны. Земля усеяна обрывками использованныхбилетов. Возбужденная, крикливая толпа циркулирует от бара к перилам.Ипподром - единственное место, где торгуют в розлив дешевым портвейном. Вкассе имеются билеты двух типов - экспрессы и парки. Заказывая экспресс, выдолжны угадать лидеров в той последовательности, в какой они финишируют.Парка - угадываете двух сильнейших финалистов в любой очередности. За парныйбилет соответственно выплата меньше. И за фаворитов платят мало. На нихставит весь ипподром, все новички. Значительный куш дают плохие лошади, случайно оказавшиеся впереди.Фаворита угадать нетрудно. Труднее предусмотреть неожиданное - вспышкурезвости у какого-нибудь шелудивого одра. Классные наездники за большиеденьги придерживают фаворитов. Умело отстать - это тоже искусство. Это дажетруднее, чем победить. Впереди оказываются посредственные лошади. Выигрышидостигают иногда ста пятидесяти рублей. Однако хорошие наездники вряд лизахотят иметь с вами дело. У них солидная клиентура. Проще договориться сжокеем третьей категории. Играть на бегах ему запрещено. Он действует черезподставных лиц. Берет программу завтрашних скачек и размечает ее для вас.Указывает трех сильнейших лошадей в каждом заезде. А вы, согласно указаниям,покупаете билеты и на его долю тоже. Я решил написать юбилейную заметку обипподроме. Побеседовал с директором А. Мельдером. Он вызвал Толю Иванова. - Вот, - говорит, - молодое дарование. Мы пошли с Ивановым в буфет. Я сказал: - У меня есть лишние деньги, рублей восемьдесят. Что вы посоветуете? - В смысле? - Я имею в виду бега. Иванов опасливо на меня взглянул. - Не бойся, - говорю, - я не провокатор, хоть и журналист. - Да я не боюсь. - Так в чем же дело? В результате он "подписался": - Дукель (то есть Дукальский) ставит через приезжих латышей. Это крутойсолидняк. Берут заезды целиком, причесывают наглухо. Но это в конце, призначительных ставках. А первые три заезда можно взять. Я достал программу завтрашних скачек. Толя вынул карандаш... После третьего заезда мне выплатили шестьдесят рублей. В дальнейшем мысистематически уносили от тридцати до восьмидесяти. Жаль, что бегапроводились раз в неделю. Летом Толя Иванов сломал ногу и обе ключицы. Лошади тут ни при чем. Онвыпал пьяный из такси. С ипподромом было покончено. Уже несколько лет"соперник ветра" работает барменом в Мюнди.

КОМПРОМИСС ТРЕТИЙ

("Молодежь Эстонии". Август. 1974 г.) "Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ КАК ДОМА (Гости Таллинна). У Аллы Мелешко на редкостьпривлекательное лицо. Это, конечно, не главное в жизни. И все-таки,все-таки... Может быть, именно здесь таится причина неизменного расположенияокружающих к этой смешливой, чуть угловатой девчонке... Алла не принадлежитк числу именитых гастролеров. Не является участником высокого научногосимпозиума. Спортивные рекорды - не ее удел... Аллу привело в наш город...любопытство. Да, да, именно любопытство, беспокойное чувство, заставляющеечеловека неожиданно покидать городской уют. Я бы назвал его - чувствомдороги, соблазном горизонта, извечным нетерпением путника... "Внеустойчивости - движение!" - писал знаменитый теоретик музыки - Черни... Мырешили задать Алле несколько вопросов: - Что вы можете сказать о Таллинне? - Это замечательный город, уютный и строгий. Поражает гармоническимконтрастом старины и модерна. В его тишине и спокойствии ощущается гордаямощь... - Как вы здесь оказались? - Я много слышала о здешних дизайнерах и живописцах. Кроме того, ялюблю море... - Вы путешествуете одна? - Мои неизменные спутники - фотоаппарат и томик Александра Блока. - Где вы успели побывать? - На Вышгороде и в Кадриорге, где меня окружали ручные белки,доверчивые и трогательные. - Каковы ваши дальнейшие планы? - Кончится лето. Начнутся занятия в моей хореографической студии. Снова- упорный труд, напряженная работа... Но пока - я чувствую себя здесь какдома!". В этой повести нет ангелов и нет злодеев... Нет грешников и праведниковнет. Да и в жизни их не существует. Вот уже несколько лет я наблюдаю... Один редактор говорил мне: - У тебя все действующие лица - подлецы. Если уж герой - подлец, тыдолжен логикой рассказа вести его к моральному краху. Или к возмездию. А утебя подлецы - нечто естественное, как дождь или снег,.. - Где же тут подлецы? - спрашивал я. - Кто, например, подлец? Редактор глядел на меня, как на человека, оказавшегося в нехорошейкомпании и пытающегося выгородить своих дружков... Я давно уже не разделяю людей на положительных и отрицательных. Алитературных героев - тем более. Кроме того, я не уверен, что в жизни запреступлением неизбежно следует раскаяние, а за подвигом - блаженство. Мыесть то, чем себя ощущаем. Наши свойства, достоинства и пороки извлечены насвет божий чутким прикосновением жизни... "Натура - ты моя богиня!" И такдалее... Ладно... В этой повести нет ангелов и нет злодеев, да и быть не может. Один изгероев - я сам. Выведен также Миша Шаблинский, с характерными для неговыражениями - "спонтанная апперцепция", "имманентный дуализм"... Далеефигурирует Митя Кленский, его тоже легко узнать. Пристрастие к анодированнымзажимам для галстука и толстым мундштукам из фальшивого янтаря снискало емуширокую известность. Что нас сближало? Может быть, как это получше выразиться, легкаянеприязнь к официальной стороне газетной работы. Какой-то здоровый цинизм,помогающий избегать громких слов... В нашей конторе из тридцати двух сотрудников по штату двадцать восемьназывали себя: "Золотое перо республики". Мы трое в порядке оригинальностиназывались - серебряными. Дима Шер, написавший в одной корреспонденции:"Искусственная почка - будничное явление наших будней", слыл дубовым пером. В общем, мы дружили. Шаблинский работал в промышленном отделе, егоматериалы не вызывали дискуссий. В них преобладали цифры, рассчитанные наспецифического читателя. Кленский трудился в отделе спорта, вел ежедневнуюхронику. Его точные деловые сообщения были лишены эмоций. Я писал фельетоны.Мне еще в апреле сказал редактор: "Будешь писать фельетоны - дадимквартиру". Трудное это дело. Каждый факт надо тщательно проверять. Объекты критикиизворачиваются, выгораживая себя. Город маленький, люди на виду. Короче,дважды меня пытались бить. Один раз - грузчики товарной станции (им этоудалось). Затем - фарцовщик Чигирь, который ударил меня шляпой "борсалино" итут же получил нокаут. На мои выступления приходили бесчисленные отклики. Иногда в угрожающейформе. Меня это далее радовало. Ненависть означает, что газета еще способнавозбуждать страсти. Каждый из нас занимался своим делом. Все трое неплохо зарабатывали.Шаблинский привозил из командировок вяленую рыбу, утиные яйца и даже живыхпоросят. Кленский писал монографии за одного ветерана спорта, которогоназывал - "добрый плантатор". Короче, работали мы добросовестно и честно... Что же дальше? Ничего особенного. К Мите Кленскому приехала гостья изДвинска. Я даже не знаю, что она имела в виду. Есть такие молодые женщины,не то чтобы порочные, развратные, нет, а, как бы это лучше выразиться, -беспечные. Их жизнь - сплошное действие. За нагромождением поступков едваугадывается душа. С чудовищными усилиями, ценою всяких жертв обзаводятся,например, девушки импортными сапогами. Трудно представить, как много времении сил это отнимает. А потом - демонстрация импортных сапог. Бесчисленныекомпании, танцы или просто - от универмага до ратуши, мимо сияющих витрин.Иногда сапоги темнеют около вашей кровати: массивные подошвы, надломленныеголенища. И не какой-то жуткий разврат. Просто девушки не замужем. Выпили,автобусы не ходят, такси не поймать. И хозяин такой симпатичный. В доме трииконы, автограф Магомаева, эстампы, Коул Портер... По вечерам девушкитанцуют, а днем работают. И неплохо работают. А в гости ходят к интереснымлюдям. К журналистам, например... Митя заглянул к нам в отдел. С ним была девушка. - Посиди тут, - сказал он ей, - мой зав не в духе. Серж, ничего, оназдесь посидит? Я сказал: - Ничего. Девушка села у окна, вынула пудреницу. Митя ушел. Я продолжал трудитьсябез особого рвения. фельетон, который я писал, назывался "ВМК без ретуши".Что такое "ВМК" - начисто забыл... - Как вас зовут? - Алла Мелешко. А правда, что все журналисты мечтают написать роман? - Нет, - солгал я. Девушка подкрасила губы и начала вертеться. Я спросил: - Где вы учитесь? Тут она начала врать. Какая-то драматическая студия, какая-топантомима, югославский режиссер вызывает ее на съемки. Зовут режиссера ЙошкоГати. Но какой-то "Интерсин" валюту не переводит,.. Как благородно эволюционировало вранье за последние двести лет! Раньшеврали, что есть жених, миллионер и коннозаводчик. Теперь врут проюгославского режиссера. Когда-то человек гордился своими рысаками, атеперь... вельветовыми шлепанцами из Польши. Хлестаков был с Пушкиным надружеской ноге, а мой знакомый Геныч вернулся из Москвы подавленный и тихий- Олжаса Сулейменова увидел в ЦУМе. Даже интеллигентные люди врут, что у нихприличная зарплата. Я сам всегда рублей двадцать прибавляю, хотядействительно неплохо зарабатываю... Ладно... Стала она врать. Я в таких случаях молчу - пусть. Бескорыстное вранье -это не ложь, это поэзия. Я даже почему-то уверен, что ее вовсе не Аллойзвали... Потом явился Кленский. - Ну все, - говорит, - триста строк у ответсека в папке. Можно ирасслабиться. Я мигом закруглил свой фельетон. Написал что-то такое: "...Почемумолчали цеховые активисты? Куда глядел товарищеский суд? Ведь давноизвестно, что алчность, умноженная на безнаказанность, кончаетсяпреступлением!.." - Ну, пошли, - говорит Кленский, - сколько можно ждать?! Я сдал фельетон, и мы позвонили Шаблинскому. Он искренне реагировал напризыв: - У Розки сессия. Денег - восемь рублей. Завтра у меня творческаясреда. Как говорится, одно к одному... Мы собрались на лестничной площадке возле лифта. Подошел Жбанков совспышкой, молча сфотографировал Аллу и удалился. - Какие планы? - спросил я. - Позвоним Верке. Вера Хлопина работала в машинописном бюро, хотя легко могла статькорректором и даже выпускающим. Нервная, грамотная и толковая, она вредиласебе истерической, дерзкой прямотой. У нее охотно собиралось газетноеруководство. Холостяцкая обстановка. две комнаты, Верины подружки, музыка...Выпив буквально две рюмки, Хлопина становилась опасной. Если ей что-то ненравилось, она не подбирала выражений. Помню, она кричала заместителюредактора молодежной газеты Вейсблату: - Нет, вы только послушайте! Он же темный, как Армстронг! Его в гаражмехаником не примут! И женщинам от нее доставалось. За все: за умение сублимировать грешки,за импортные наряды, за богатых и вялых мужей. Нам троим Вера симпатизировала. И правильно. Мы не были карьеристами,не покупали автомашин, не важничали. И мы любили Веру. Хотя отношения с нейу всех троих были чисто приятельские. Вечно раскрасневшаяся, полная, чуточкунелепая, она была предельно целомудренна. Хлопина не то чтобы любила выпить. Просто ей нравилось организовыватьдружеские встречи, суетиться, бегать за рислингом, готовить закуску. Нам онаговорила: - Сейчас позвоню Людке из галантерейного отдела. Это фантастика! Осинаяталия! Глазищи зеленые, вот такие!.. Людке кричала по телефону: - Все бросай, лови мотор и к нам! Жду! Что? Писатели, журналисты, водкинавалом, торт... В результате приезжала Людка, высокая, стройная, действительно -глазищи... с мужем, капитаном УВД... Все это делалось абсолютно бескорыстно. Просто Вера была одинока. И вот мы к ней поехали. Купили джина с тоником. И все, что полагается.Должен сказать, я эти вечеринки изучил. Знаю наперед, что будет дальше. Да ипроходят они всегда одинаково. Раз и навсегда заведенный порядок. Своегорода концерт, где все номера значатся в программе. Шаблинский поведает о какой-нибудь фантастической горкомовской охоте.Там будут вальдшнепы орлиных размеров, лесная избушка с финской баней,ереванский коньяк... Затем я перебью его своей излюбленной шуткой: - А среди деревьев бегают инструкторы райкома в медвежьих шкурах... - Завидуешь, - беззлобно ухмыльнется Шаблинский, - я же говорил -поедем... Затем Кленский сообщит что-нибудь об ипподроме. И будут мелькатьудивительные лошадиные клички: Ганнибал, Веселая Песенка, Рок-н-ролл."Дукель его причесывает на вираже, у фаворита четыре сбоя, у меня в карманешесть экспрессов, и в результате - столб-галоп!.." Затем хозяйка опьянеет и выскажет то, что думает о каждом из нас. Но мыпривыкли и не обижаемся. Кленскому достанется за его безвкусный галстук. Мне- за лояльность по отношению к руководству. Шаблинскому за снобизм.Выяснится, что она требовательно и пристрастно изучает все нашикорреспонденции. Потом, начнутся вечные журналистские разговоры, ктобездарный, кто талантливый, и довоенные пластинки, и слезы, и чудомкупленная водка, и "ты меня уважаешь?" в финале. Кстати, неплохая рубрикадля сатирического отдела... В общем, так и получилось. Жарили какие-то сосиски на палочках. Вераопьянела, целовала портрет Добролюбова: "Какие были люди!" Шаблинскийрассказал какую-то пошлость о Добролюбове, я вяло опроверг. Алла вралачто-то трогательное в своей неубедительности, якобы Одри Хепберн прислала ейкрасящий шампунь... Потом она уединилась с Митей на кухне. А Кленский обладал поразительнымметодом воздействия на женщин. Метод заключался в том, что он подолгу с нимиразговаривал. Причем не о себе, о них. И что бы он им ни говорил: "Высклонны доверять людям, но в известных пределах..." - метод действовалбезотказно и на учащихся ПТУ, и на циничных корреспонденток телевидения. Мы с Шаблинским быстро наскучили друг другу. Он, не прощаясь, ушел.Вера спала, Я позвонил Марине и тоже уехал. Алле я сказал только одну фразу: "Хотите, незаметно исчезнем?" Я всемговорю эту фразу. (Женщинам, разумеется.) Или почти всем. На всякий случай.Фраза недвусмысленная и безобидная при этом. - Неудобно, - сказала Алла, - я же к Мите приехала... Утром было много дел в редакции. Я готовил полосу о "народном контроле"и лечился минеральной водой. Шаблинский расшифровывал свои магнитофонныезаписи после конференции наставников. Появился Кленский, угрюмый,осунувшийся. Высказался загадочно и абстрактно: "Это такая же фикция, как ився наша жизнь". В обед зазвонил телефон: - Это Алла. Митю не видели? - А, - говорю, - здравствуйте. Ну как? - Гемоглобин - 200. - Не понял. - Что за странные вопросы: "Ну как?"... Паршиво, как же еще... Пошел искать Кленского, но мне сказали, что он уехал в командировку. Впоселке Кунгла мать-героиня родила одиннадцатое чадо. Я передал все этоАлле. Алла говорит: - Вот сволочь, и не предупредил... Наступило молчание. Это мне не понравилось. Я-то при чем? И полосу надосдавать. Заголовки какие-то жуткие: "Баллада о пропавшем арифмометре"... АМитька действительно хорош, уехал и барышню не предупредил. Мне стало как-тонеловко. - Хотите, - говорю, - позавтракаем вместе? - Да, вообще позавтракать бы надо. Состояние какое-то непонятное. Я назначил ей свидание Затем разбросал по столу бумаги. Создалвидимость труда... Был прохладный и сумрачный майский день. Над витринами кафе хлопалиполотняные тенты. Алла пришла в громадном коленкоровом сомбреро. Она им явногордилась. Я с тоской огляделся. Не хватало еще, чтобы меня видели с этимсомбреро Маринины подруги. Поля его задевали водосточные трубы. В кафевыяснилось, что оно ловко складывается. Мы съели какие-то биточки, выпиличаю с пирожными. Она держалась так, словно у нее могли быть претензии ко мне Я спросил: - У вас, наверное, каникулы? - Да, - говорит, - "римские каникулы". - Действительно, принцесса среди журналистов. Как вас мама отпустила? - А чего? - Незнакомый город, соблазны... - Встречаются две мамаши. "Как же ты дочку-то отпустила?" - "А чегобеспокоиться? Она с девяти лет под надзором милиции". Я вежливо засмеялся. Подозвал официанта. Мы расплатились, вышли. Яговорю: - Ну-с, был счастлив лицезреть вас, мадам. - Чао, Джонни! - сказала Алла. - Тогда уж не Джонни, а Джованни. - Гуд бай, Джованни! И она ушла в громадной коленкоровой шляпе, тоненькая, этакая сыроежка.А я поспешил в редакцию Оказывается, меня уже разыскивал секретарь. К шестичасам полоса была готова. Вечером я сидел в театре. Давали "Колокол" по Хемингуэю Спектакльужасный, помесь "Великолепной семерки" с "Молодой гвардией". Во втором акте,например, Роберт Джордан побрился кинжалом. Кстати, на нем были польскиеджинсы. В точности, как у меня. В конце спектакля началась такая жуткая пальба, что я ушел, недожидаясь оваций. Город у нас добродушный, все спектакли кончаются бурнымиаплодисментами .. Рано утром я пришел в контору. Мне была заказана положительнаярецензия. Мертвея от табака и кофе, начал писать: "Произведения Хемингуэя не сценичны. Единственная драма этого автора неимела театральной биографии, оставаясь "повестью в диалогах". Она хорошочитается, подчеркивал автор. Бесчисленные попытки Голливудаэкранизировать..." Тут позвонила Вера. Я говорю: - Ей богу, занят! В чем дело? - Поднимись на минутку. - Что такое? - Да поднимись ты на минутку! - А, черт... Вера ждала меня на площадке. Раскрасневшаяся, нервная, печальная. - Ты понимаешь, ей деньги нужны. Я не понял. Вернее - понял, но сказал: - Не понимаю. - Алке деньги нужны. Ей улететь не на что. - Вера, ты меня знаешь, но до четырнадцатого это исключено. А скольконадо? - Хотя бы тридцать. - Совершенно исключено. Гонораров у меня в апреле никаких. В кассусемьдесят пять. За телевизор до сих пор не расплатился. А потом, я не совсемМинуточку, а Кленский? Ведь это же его кадр. - Куда-то уехал. - Он скоро вернется. - Ты понимаешь, будет катастрофа. Звонил ее жених из Саратова. - Из Двинска, - сказал я. - Из Саратова, это не важно. Сказал, что повесится, если она невернется. Алка с февраля так путешествует. - Так и приехал бы за ней. - У него экзамен в понедельник. - Замечательно, - говорю, - повеситься он может, а экзамен игнорироватьне может. - Он плакал, натурально плакал. - Да нет у меня тридцати рублей! И потом как-то странно, ей-богу. Аглавное - нету! Самое интересное, что я говорил правду. - А если у кого-нибудь занять? - говорит Вера. - Почему, собственно, надо занимать? Это девушка Кленского. Пусть он ибеспокоится. - Может, у Шаблинского спросить? Пошли к Шаблинскому. Тот даже возмутился: - У меня было восемь рублей, я их по-джентльменски отстегнул. Сам хочуу кого-нибудь двинуть. Дождитесь Митьку, и пусть он башляет это дело.Слушайте, я хохму придумал: "Все люди делятся на большевиков ибашлевиков..." - Ладно, - сказала Вера, - что-нибудь придумаю. И пошла к дверям. - Слушай, - говорю, - если не придумаешь, звони... - Ладно. - Можно вот что сделать. Можно взять у нее интервью. - Это еще зачем? - Под рубрикой - "Гости Таллинна". Студентка изучает готическуюархитектуру. Не расстается с томиком Блока. Кормит белок в парке... Заплатятей рублей двадцать, а может, и четвертак... - Серж, постарайся! - Ладно... Тут меня вызвали к редактору. Генрих францевич сидел в просторномкабинете у окна. Радиола и телевизор бездействовали. Усложненный телефон сбелыми клавишами молчал. - Садитесь, - произнес редактор, - есть ответственное задание. В нашейгазете слабо представлена моральная тема. Выбор самый широкий. Злостныеалиментщики, протекционизм, государственное хищение... Я на вас рассчитываю.Пойдите в народный суд, в ГАИ... - Что-нибудь придумаю. - Действуйте, - сказал редактор, - моральная тема - это очень важно... - О`кей, - говорю. - И помните: открытый редакционный конкурс - продолжается. Лучшиематериалы будут удостоены денежных премий. А победитель отправится в ГДР... - Добровольно? - спросил я. - То есть? - Меня даже в Болгарию не пустили. Я документы весной подавал. - Пить надо меньше, - сказал Туронок. - Ладно, - говорю, - мне и здесь неплохо... В тот день было еще много забот, конфликтов, споров, нерешенныхпроблем. Я побывал на двух совещаниях. Ответил на четыре письма. Раздвадцать говорил по телефону. Пил коктейли, обнимал Марину... Все шло нормально. А день вчерашний - куда он подевался? И если забыт, то что же вынудиломеня шесть лет спустя написать: "В этой повести нет ангелов и нет злодеев...Нет грешников и праведников нет..."? И вообще, что мы за люди такие?





©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.