Хрущевская «оттепель», XX съезд КПСС и советские историки.

Как следствие постановления о пятидесятилетии партии в советской историографии начинает подниматься проблема культа личности, которая еще не связывалась с именем Сталина..

Еще одной особенностью исторической науки лет оттепели был начавшийся процесс ее возвращения в мировую историческую науку. В центральном (а до 1956 г. -единственном) историческом журнале "Вопросы истории" был организован новый отдел — "Историческая наука за рубежом". Таким образом, историки получили возможность некоторого знакомства с достижениями и результатами исследований своих зарубежных коллег, хотя, конечно, использование их опыта в полном объеме было ограничено существовавшими идеологическими канонами "критики буржуазной, антимарксистской и ревизионистской историографии".

Непременным элементом периодов концептуальных перемен в исторической науке являются дискуссии. Их было немало, особенно в начале оттепели. В ряду дискуссионных оказались такие проблемы, как основной экономический закон феодализма, патриархально-феодальный строй у кочевых народов, экономическая природа посессионных мануфактур, возникновение и развитие буржуазных наций, формирование и развитие социалистических наций в СССР, периодизация истории советского общества, источниковедение историко-партийной науки и др.

В современной историографии высказывается мнение, что эти дискуссии "не были по-настоящему продуктивными по своим итогам и потенциалу идей" . Думается, что в этой оценке недоучтен фактор времени: эти дискуссии просто не могли быть иными, поскольку проходили при сохранении доктринальных пут. "Все, что находится в противоречии с марксизмом, нужно заклеймить и отбросить, а не превращать в предмет дискуссии" , — так в исторической науке тех лет решались научные споры. Главным доводом, в большинстве случаев, по-прежнему оставалась цитата — только уже не Сталина или из "Краткого курса", а ленинская, что давало возможность новых трактовок, но сохраняло незыблемость догматизма. Плоха была не сама та или иная ленинская мысль — порок был в ее исключительности и непогрешимости.

В ходе обсуждения спорных вопросов выявлялись не только различные научные точки зрения, но и в ряде случаев отношение историков к происходившим в исторической науке переменам. Ярче всего, пожалуй, иллюстрируют этот тезис суждения, высказывавшиеся в статьях, посвященных периодизации истории советского общества.

Как известно, в 1954 г. И.Б.Берхин и М.П.Ким поставили под сомнение необходимость периодизации истории советского общества в точном соответствии с периодами, выделяемыми в "Кратком курсе истории ВКП(б)", и выдвинули свою. Большинство исследователей, принявших участие в этой дискуссии, предлагая те или иные изменения в данной Берхиным и Кимом периодизации, высказались за необходимость ее разработки. Но были и противоположные мнения. Например, участники дискуссии В.Н.Михайлов и Ф.Ш.Шабанов считали "неправильной саму постановку вопроса о различных принципах периодизации одного для истории советского общества, другого для истории партии", а А.П.Кучкин обвинил И.Б.Берхина и М.П.Кима в том, что они "противопоставляют периодизацию истории партии периодизации истории СССР, отрывают историю партии от истории народа". "У партии и советского народа одна общая история, — заявлял А.П.Кучкин, — а поэтому и периодизация у них должна быть единая".

Закономерно, что перемены в исторической науке имели как своих сторонников, так и противников. В эпицентре столкновений оказался журнал "Вопросы истории", руководимый академиком А.М.Панкратовой, который в середине 50-х годов был наиболее чутким к формирующимся новым подходам в советской историографии. Полного единодушия не было даже среди членов редакционной коллегии журнала. На партийном собрании редакции, состоявшемся 22 декабря 1955 г., заместитель главного редактора Э.Н.Бурджалов, говоря об этом, указал, например, что "член редколлегии журнала [А.В.] Арциховский выступает против нашего журнала с призывом: читайте "Исторические записки" .

Настороженное отнршение к новациям в исторических исследованиях, вполне объяснимое у историков-сталинистов, разделялось не только ими. Причиной тому была полная незащищенность историка от любого произвола в условиях непоследовательности идеологической политики КПСС, которая отражалась и на методах руководства исторической наукой. Конфликт между журналом "Вопросы истории" и отделом науки ЦК КПСС, имевший место весной-летом 1955 г., в очередной раз ее продемонстрировал. Редакция журнала была обвинена в "ослаблении внимания к вопросам идейно-политической выдержанности публикуемых статей"; в помещении материалов, "содержащих серьезные методологические ошибки и политически сомнительные формулировки; в преувеличении "положительных явлений в буржуазной науке".

В частности, упреки адресовались передовым статьям — "Об изучении новой и новейшей истории капиталистических стран" (1954, № 7) и "За глубокое и всестороннее исследование истории советского общества" (1954, № 9). Утверждалось, что "передовые статьи в журнале носят отвлеченный, общий характер, опираются не на глубокое изучение состояния исторической науки, а на субъективные "обобщения" и выводы некоторых работников редакции журнала" . В названных статьях, помимо констатации определенных успехов, достигнутых советской исторической наукой в данных направлениях, сквозной линией проводилась мысль о необходимости свободного от догм, подлинно научного анализа исторических событий как главного орудия повышения методологического и научного уровня работ историков.

Передовые статьи выступили против упрощенного подхода к преодолению догматизма путем "изгнания цитат из того или иного произведения": "Нельзя идти от цитаты, от заранее готовой схемы, "подгоняя" под нее факты, или прибегать к недоброкачественному методу раскавычивания цитат". Затрагивались и вопросы расширения источниковой базы исследований, лучшей организации работы историков и некоторые другие. Таким образом, передовые статьи в общем и целом правильно оценили состояние и задачи в области изучения истории советского общества и новой и новейшей истории.

В числе статей, публикация которых была названа в докладной записке отдела науки ЦК КПСС ошибочной, — статья Ю.З.Полевого "Об исторических взглядах Г.В.Плеханова" (1954 г., № 8). В ней автор, опираясь на произведения В.И.Ленина, сделал попытку разграничить два периода в деятельности Г.В.Плеханова — марксистский и меньшевистский, преодолев тем самым укоренившееся одностороннее представление о Плеханове как меньшевике. В справке, составленной в ответ на эту записку, А.М.Панкратова опровергает утверждение, что "Полевой ревизует ленинские взгляды на Плеханова". "В действительности, — писала А.М.Панкратова, — цель статьи Полевого — напомнить ленинскую оценку Плеханова, которая была выброшена за борт некоторыми упрощенцами и вульгаризаторами".

Доказывать право на возможность переоценки тех или иных затверженных "истин" было делом очень непростым. Сам автор, после неоднократных обсуждений своей статьи в Институте истории АН СССР, "...готов уже был признать свою статью ошибкой, и стал ссылаться на то, что его подсократили...". В возникших противоположных оценках статей Ю.З.Полевого и ряда других авторов, упоминаемых в записке, отчетливо выявились различные позиции по отношению к формирующимся новым концепциям, которые на сей раз редакции "Вопросов истории" удалось отстоять, прибегнув в разрешении конфликта к апелляции Н.С.Хрущеву, П.Н.Поспелову и М.А.Суслову. Но в который раз стал очевиден и тот факт, что возможность проведения научного в полном смысле слова изучения истории целиком зависит от политической конъюнктуры, наука не освободилась еще от внешних "стимулов" к развитию, она обрела лишь "санкционированную свободу".

Основной смысл этого явления заключался в том, что монополия на истину по-прежнему оставалась в руках партийно-государственного руководства. Неизменным оставался сам механизм внесения концептуальных изменений в историческую науку, отточенный до совершенства в 1930-1940-е годы. Решение теоретико-методологических проблем исторической науки находилось в исключительном ведении политиков и историков из аппарата ЦК партий. Для остальных, нечиновных историков, они существовали уже в виде "непреложных истин" в материалах партийных форумов, постановлениях ЦК КПСС. Исключительное право трактовки партийных директив применительно к отечественной истории принадлежало Институту марксизма-ленинизма и Институту истории партии Московского комитета КПСС. Нарушение подобной субординации, а уж тем более критика научной продукции этих учреждении приводили к отнюдь не научным спорам.

Один из них разгорелся по поводу статьи Н.Н.Яковлева "Московские большевики во главе Декабрьского вооруженного восстания 1905 года" (1955, № 12), приуроченной к 50-летнему юбилею первой русской революции. Главным оппонентом Яковлева, а вместе с ним и редакции "Вопросов истории", опубликовавшей статью, был директор Института истории партии МК КПСС Г.Д.Костомаров.

Надо заметить, что еще в передовой статье январского номера "За глубокое изучение истории первой русской революции", которая открывала собой серию публикаций, посвященных полувековому юбилею революции 1905-1907 гг., были высказаны критические замечания по поводу методов исследования, использованных Г.Д.Костомаровым в работе "Московский совет рабочих депутатов в 1905 году", которые сводились к преувеличению степени большевизации советов. "Не следует забывать, -говорилось в редакционной статье, - что вопрос о роли Советов как органов вооруженного восстания и революционной власти, как и вопрос о взаимоотношениях между Советами и партией, не сразу стали ясны местным большевистским организациям, что роль и значение Советов были впервые четко определены Лениным по приезде его в Россию в ноябре 1905 года". "Вопросы истории" призывали исследователей не допускать "...отступлений от конкретно-исторического подхода, приглаживания событий, стирания исторических граней" .

Статью Н.Н.Яковлева отмечали новые подходы к решению таких важных вопросов, как позиция Московского комитета РСДРП(б) в период Декабрьского вооруженного восстания, взаимоотношения меньшевиков и большевиков, роль мелкобуржуазных партий в революции 1905-1907 гг.

Суждения автора по названным проблемам стали предметом спора, который велся вне правил научной полемики. После выхода номера журнала со статьей Яковлева редакция "Вопросов истории" получила письмо Г.Д.Костомарова, написанное им на официальном бланке своего института. Письмо было подписано Костомаровым как директором Института истории партии МК КПСС и содержало требования, чтобы редакция выступила на страницах журнала с признанием своих ошибок и чтобы было наложено взыскание на сотрудника, который готовил эту статью. Форма и содержание этого письма вовсе не походили на изложение своего видения обсуждаемых вопросов ученым, стоящим на иной точке зрения. Г.Д.Костомаров называл статью Н.Н.Яковлева "протаскиванием контрабанды троцкизма", "очередной контрабандистской выходкой", а самого автора — "адвокат Троцкого" Яковлев".

Письмо Костомарова обсуждалось на заседании редакционной коллегии "Вопросов истории" 19 января 1956 г. Выступавшая на нем заведующая отделом журнала В.В.Пентковская подчеркнула, что "если бы редакция выступила с таким признанием своих ошибок по этому принципиальному вопросу, это означало бы разрыв со всей
борьбой, которую вела редколлегия в течение двух предшествующих лет за проведение
линии нашей партии в исторической науке, т.е. борьбой против приукрашивания
действительности, против лакировки действительности, ибо письмо профессора
Костомарова толкает именно на такое приукрашивание действительности, на ее
лакировку". |

Позицию Н.Н.Яковлева удалось отстоять, и она нашла свое отражение и в изданной им же в 1957 г. книге "Вооруженные восстания в декабре 1905 г." Однако причина такою разрешения "полемики" коренилась не в умении убедить оппонента, а в состоявшемся в феврале 1956 г. XX съезде КПСС.

XX съезд КПСС, пошатнув культ личности Сталина, пробил брешь в господствовавшем в обществе тоталитарном складе мышления. Историки могли теперь, наконец, усомниться в правильности положений "Краткого курса"; более того, в решениях съезда они надеялись найти те гарантии свободы научного поиска, отсутствие которых сковывало дальнейшее переосмысление многих страниц истории. Но еще раз подчеркнем явное противоречие — о независимом творчестве мечтают члены комиссии, само название которой уже положило предел их научным изысканиям. Материалы съезда были предметом обсуждения во всех научных коллективах. Им были посвящены собрания, активы, совещания, заседания ученых советов, семинары и т.д. На них звучала критика (или самокритика) недавнего прошлого советской исторической науки, приводились примеры (чаще всего касались Ивана Грозного и Шамиля), когда "в буквальном смысле по указанию или какой-нибудь статье, не относящейся, а иногда и относящейся к конкретному историческому факту, наши историки, вместо того, чтобы отстаивать свои позиции, добиваться глубокого исследования того или иного вопроса на основе конкретных материалов, становились во фронт и меняли свои позиции, свои точки зрения" .

Подготовленные к печати или завершаемые труды пересматривались, с их страниц исчезали осужденные трактовки, стали активнее вводиться ранее недоступные источники. Но эти перемены не привели к краху догматизма, хотя бы и единодушно осужденного. И дело тут не только в конкретно-исторической обстановке тех лет, в устойчивости исследовательских стереотипов. Свою роль сыграли ментальность: "Русские все склонны воспринимать тоталитарно, им чужд скептический критицизм западных людей, они всегда ортодоксы или еретики", — писал Н.А.Бердяев в своей книге "Истоки и смысл русского коммунизма" об особенностях русского национального характера. Интересны в этом ключе оценки советской молодежи, данные писателем К.И.Чуковским в своих дневниковых записях в 1932 г. Молодежь, писал он, "искренне горяча и деятельна, но вся она сплошная, один как другой ... Дан приказ думать так-то и так, и ... думает" . Вероятно, именно эти свойства российского менталитета позволили плавно перейти от одного набора догматов к другому.

Помимо этого, тоталитарное государство не было заинтересовано в самостоятельно и нестандартно мыслящих людях, в том числе и ученых-гуманитариях. И все же это был шаг вперед, прежде всего потому, что научный поиск очень трудно ввести в запланированные рамки. Сочетание разбуженной творческой мысли и введение в научный оборот новых источников внушало надежду на создание исторических работ нового качества.

Перемены, происходившие в советской исторической науке в годы оттепели, в первую очередь проявились в исторической периодике. Отделение исторических наук признавало, что в течение 1956 г. его институты смогли сделать лишь первые шаги в направлении той перестройки работы, которая вытекает из решений съезда. Свое положение лидера в процессе обновления советской исторической науки после XX съезда КПСС подтвердил журнал "Вопросы истории", причем не только в узко-исторических кругах. Приведем одно характерное замечание из дневника К.И.Чуковского, не принадлежавшего к сообществу историков, датированное 6 марта 1956 г.: "На заседании редколлегии "Вопросов истории" редактор сказал: "Вот письмо мерзавца Ст[али]на к товарищу Троцкому" . Из записи явствует, что Чуковский не знал, кто редактор журнала, и с чьих-то слов передает возможно и, скорее всего, не слова главного редактора А.М.Панкратовой. Интересно другое. Деятельность журнала, его публикации стали составной частью формирования общественного мнения.

Вышедший после XX съезда мартовский номер "Вопросов истории" открывался передовой статьей "XX съезд КПСС и задачи исследования истории партии". Однако ее содержание было значительно шире названия. По сути, формулировались новые подходы к изучению истории. Был провозглашен приоритет научности, творческого отношения к источнику. Привычная субординация истории и политики была нарушена. В то же время передовая статья была написана в традициях неукоснительного следования партийным решениям. Отвечая на призыв по-новому, с позиций ленинизма, освещать многие факты и события, изложенные в "Кратком курсе", с которым обратился к историкам в своем выступлении на XX съезде КПСС А.И.Микоян, она поставила вопрос о критическом отношении ко многим положениям "Краткого курса".

Первой авторской статьей, в которой оспаривались его трактовки, стала статья Э.Н.Бурджалова "О тактике большевиков в марте-апреле 1917 года", опубликованная в следующем, апрельском номере "Вопросов истории". Опираясь на фактический материал, Э.Н.Бурджалов, в частности, показал, что позиция И.В.Сталина по важнейшим вопросам развития революции в этот период была отличной от ленинской и что И.В.Сталин поддерживал линию Л.Б.Каменева. Статья Э.Н.Бурджалова открыла вереницу публикаций, в которых опровергались догматы периода культа личности И.В.Сталина. Так, в очередном, майском номере "Вопросов истории" было показано, что освещение в Большой советской энциклопедии деятельности выдающихся большевиков было крайне неполным. "Получалось так, — писал автор сообщения Г.М.Денисов, — будто В.И.Ленин действовал только вместе с И.В.Сталиным". В статье С.Ф.Найды и Ю.П.Петрова "Коммунистическая партия — организатор победы на Восточном фронте в 1918 году" (№ 10 за 1956 г.) говорилось о явном преувеличении значения обороны Царицына, а сообщение А.И.Аренштейна "Типография ленинской "Искры" в Баку" (№ 11 за 1956 г.) аргументированно доказывало, что "не соответствуют действительности заявления, что бакинская подпольная типография была создана тифлисской руководящей группой под руководством И.В.Сталина, что Ладо Кецховели изучал (в 1897 г.) типографское дело по указанию И.В.Сталина, и по его же указанию установил связь с В.И.Лениным". В том же ноябрьском номере журнала М.С.Волин в статье "Возникновение большевизма как политического течения и политической партии" оспаривал тезис "Краткого курса" о том, что начало партии нового типа положила Пражская конференция. "И.В.Сталин говорил, — писал М.С.Волин, — что размежевание между большевиками и меньшевиками положила Пражская конференция. На самом деле эта межа была поставлена на II съезде РСДРП" . Не множа подобные примеры, можно сказать, что обилие однотипных преамбул типа "Так, например, в "Кратком курсе истории ВКП(б)" указывается, что... На самом деле..." в статьях "Вопросов истории", "Коммуниста" и пр. показало, что исправить фактические искажения, оставленные в наследство культом личности И.В.Сталина, было делом трудоемким, но не столь сложным.

Гораздо труднее было приступить к решению вопросов методологии, крупных проблем исторической науки, необходимость чего ощущалась историками. Преодолеть "фетишизм Сталина как теоретика, как историка" , — такую задачу формулировал М.П.Ким в своем выступлении на Координационном совещании по важнейшим проблемам исторической науки, состоявшемся 3-4 декабря 1956 г. Основой теоретико-методологического поиска становились "творческие указания Ленина" и, конечно, решения XX съезда КПСС.

По-прежнему неизменным оставался принцип апелляции к высшему партийному руководству, стремление заручиться поддержкой ЦК партии и лично Н.С.Хрущева в отстаивании проблем исторической науки, использовать для этих целей существовавшие противоречия в аппарате ЦК. Вот одно весьма красноречивое свидетельство такой ситуации. Речь идет о письме профессора И.С.Зильберфарба, адресованном Хрущеву (датировано октябрем 1956 г.). В нем говорится о необходимости возобновления изучения истории социалистических идей. "И я надеюсь, — обращается профессор Зильберфарб к Н.С.Хрущеву, — что Вы поможете осуществить такой сдвиг", - и прибавляет: "Письмо это передаю через А.М.Панкратову, которая обещала вручить его Вам лично. Поступаю так потому, что, будучи послано обычным путем, оно попало бы не в Ваши руки, а в аппарат и было бы оставлено без последствий" .

Таким образом, перемены в научно-исследовательской деятельности зависели от "доброй воли" лидера партии и ее аппаратных интерпретаций. Н.С.Хрущев оказался в роли арбитра в разгоревшемся вокруг журнала "Вопросы истории" в конце 1956 — начале 1957 г. драматическом конфликте, явившемся кульминацией оттепели в советской исторической науке. Его причиной послужили даже не сами публикации журнала, развенчавшие ряд положений "Краткого курса", а слишком независимая и активная позиция "Вопросов'истории" в проведении линии XX съезда. Она со всей очевидностью проявилась в ходе работы конференции читателей журнала, которая проходила в Ленинграде 19-20 июня 1956 г.

Конференция собрала огромную аудиторию — свыше 500 человек. На читательской конференции столкнулись два взгляда на "Вопросы истории": в поддержку и с осуждением линии журнала. Сами по себе такие полярные категорические мнения о новых направлениях работы журнала, характеризовавшие отношение историков к происходившим переменам, — явление совершенно закономерное и естественное в развитии науки. Однако последовавшие за ленинградской читательской конференцией события (также, к сожалению, совершенно закономерные в тех условиях) очень трудно признать естественными для исторического познания.

Первыми в этой цепи стали действия руководства Института истории партии при Ленинградском обкоме КПСС, где на собраниях в адрес Э.Н.Бурджалова были брошены политические обвинения. В ЦК КПСС была направлена записка, в которой в отрицательном свет,е освещались доклад Э.Н.Бурджалова и вся линия журнала. "Насколько я в курсе дела, — оценивала А.М.Панкратова ленинградские события в своем письме Н.С.Хрущеву от 6 июля 1956 г., — выступления т.т. Князева и Константинова имеют целью затормозить начавшуюся разработку актуальных вопросов истории в духе решений XX съезда КПСС". В этом письме сквозит тревога об исходе столкновения. А.М.Панкратова просит до ее возвращения (в составе делегации Верховного Совета СССР она уезжала в Лондон) и "ознакомления со всеми материалами не принимать решения по заявлениям, поступившим в ЦК" .

Обе стороны апеллируют в высшие партийные инстанции, но разница не только в том, что обращение А.М.Панкратовой к Н.С.Хрущеву было вынужденным. На наш взгляд, ключом к пониманию этого отличия является следующая фраза из упомянутого выше письма А.М.Панкратовой: " Т.Т.Князев и Константинов, не считавшие нужным выступить на самой конференции, написали записку в ЦК КПСС с критикой доклада Бурджалова" (курсив мой. —Л.С). Итак, водораздел между этими двумя позициями состоял в отношении к свободному научному обсуждению встававших исторических проблем. И если в представлении редакции "Вопросов истории" он был непременным атрибутом развития исторической науки, то для ее оппонентов он представлялся излишним.

Июль 1956 г. для "Вопросов истории" был ознаменован опубликованной в "Партийной жизни" статьей Е.Бугаева "Когда утрачивается научный подход" и редакционной статьей "Коммуниста" "За творческую разработку истории КПСС". В этих статьях выявилось удивительное совпадение мнений при оценке журнала. Так, "Коммунист" отмечал, что "редакция "Вопросов истории" допускает поспешность и необоснованность в выводах; отдельные статьи имеют привкус крикливости и сенсационности" , а Е.Бугаев упрекал "Вопросы истории" в том, что "важнейшие проблемы в принципиальных статьях журнала решаются и пересматриваются нередко с маху", а его авторов в стремлении "попасть в тон", отличиться, громче всех крикнуть что-нибудь модное" .

Конечно, эти публикации не были директивными решениями, но такая синхронность высказываний в центральных партийных изданиях позволяет рассматривать их как звенья одной цепи. Нельзя забывать и о том, что они отражали взгляды той части советских историков, которая не стремилась к каким-либо переменам, но и не могла открыто отрицать их необходимости, поскольку они были провозглашены XX съездом. Отсюда — обвинения "Вопросов истории" в спешке и необдуманности. Конкретные направления критики: отношение журнала к буржуазной историографии, его оценка творчества советских историков, а также вопрос о роли меньшевиков в революции 1905-1907 гг. — были уже не новы для "Вопросов истории": год назад журналу удалось отстоять свой взгляд на эти проблемы.

Особое место в статье Е.Бугаева было отведено разбору опубликованной в апрельском номере (за 1956 г.) "Вопросов истории" статьи Э.Н.Бурджалова "О тактике большевиков в марте-апреле 1917 года", которая покушалась не просто на один из догматов "Краткого курса", а на непогрешимость самого И.В.Сталина. По мнению Бугаева, Э.Н.Бурджалов относится к "конъюнктурщикам, которые ... могут надергать каких угодно фактов".

Заданный вышеназванными статьями мотив подхватила и "Ленинградская правда", предоставив свои страницы для публикации обзора А.Александрова, озаглавленного "За подлинно научный подход к вопросам истории. К итогам читательской конференции, созванной редакцией журнала "Вопросы истории". Нимало не смущаясь столь запоздалым рассказом о читательской конференции (напомним, что она прошла 19-20 июня, а статья появилась 5 августа,), ее автор, взяв за образец статьи в "Коммунисте" и "Партийной жизни", повторил все данные в них отрицательные оценки журнала, а также обрушился на сделанный Э.Н.Бурджаловым доклад, в котором, по его мнению, целый ряд вопросов был освещен неправильно, в ущерб партийности в науке. Александров отказал "Вопросам истории" и в авангардной роли в перестройке исторической науки.

Какова же была реакция журнала "Вопросы истории" на эти публикации? Обратимся к стенограмме заседания редколлегии, состоявшегося 9 августа 1956 г., на котором эти статьи обсуждались. Вот мнение центральной фигуры в этом потоке критики -Э.Н.Бурджалова: "Что такое статья Бугаева и замечания редакции "Коммуниста"? Что это — предостережение? Нет. Совершенно очевидно, что нас пытаются и, к сожалению, не только нас, но так ориентируются и широкие кадры, повернуть назад, от решений XX съезда".

В качестве ответа на критику, "не обоснованную и не подтвержденную никакими фактами" (формулировка решения редколлегии), редакция журнала решила поместить статьи "с более обстоятельным раскрытием содержания по затронутым вопросам и наметить конкретные исследовательские исторические статьи, которые не оставляли бы сомнений в последовательной принципиальной линии журнала на основе решений XX съезда КПСС" . И вот очередной, августовский номер "Вопросов истории" выходит со статьей Э.Н.Бурджалова "Еще о тактике большевиков в марте-апреле 1917 года".

Вместо покаянного признания своих ошибок, долженствовавшего последовать за критикой в "Коммунисте" и "Партийной жизни", Э.Н.Бурджалов обстоятельно отвечает на все контр доводы своих оппонентов. Этот шаг "Вопросов истории" подтвердил намерения журнала отстаивать взятый курс. В ответ на это как из рога изобилия посыпались новые публикации, содержавшие уже известный набор обвинений в адрес журнала: статья Е.Еоликова "К разработке истории Октябрьской революции" ("Коммунист", 1956, № 15), письмо В.Виноградова и И.Маевского "Против извращения истории образования социалистического способа производства в СССР" ("Коммунист", 1956, № 16), письмо в редакцию "Правды" В.Смирнова "Неправильное освещение важного вопроса" ("Правда", 20 ноября 1956 г.), а также заметка С.Щепрова "Диссертация и жизнь" ("Московская правда", 2 декабря 1956 г.).

Обстановка вокруг "Вопросов истории" все более накалялась. В блокноте А.М.Панкратовой среди записей о выступлениях ученых на заседании МК КПСС, посвященном деятельности учреждений Академии наук СССР, которое состоялось в этот период времени, был зафиксирован и такой прозвучавший там призыв: "Покончить с бесконтрольностью журнала" .

в духе национального нигилизма', ...звучали ничем не обоснованные призывы к всеобщему пересмотру проблем отечественной истории".

IЛиния журнала была объявлена "порочной", вносящей "путаницу в умы студентов", из чего следовал вывод о необходимости "...организовать обсуждение ошибок "Вопросов истории" на отдельных кафедрах и принять меры к тому, чтобы парализовать отрицательное влияние некоторых статей журнала в студенческой среде". В отдельных выступлениях направленность журнала характеризовалась в еще более хлестких эпитетах, например, "антипартийная, вредная, льющая воду на мельницу врагов", знаменующая собой "наступление империалистической реакции на нашу идеологию". Обвинения сыпались и в адрес главного редактора "Вопросов истории" и ее заместителя. Им приписывались попытки подменить ленинизм троцкизмом. По словам одного из выступавших, Э.Н.Бурджалов "...разъезжал по территории Союза и опирался на молодежь... Панкратова была оттерта от руководства журналом Бурджаловым..." . (Реверанс в сторону А.М.Панкратовой, по всей видимости, был обусловлен ее положением члена ЦК КПСС).

Несмотря на шквал организованной критики, журнал не сдавал своих позиций. Это подтвердили публикации январского, 1957 г. номера "Вопросов истории". Обращает на себя внимание обзор сотрудника редакции В.В.Пентковской, посвященный выходу в свет первого тома "Воспоминаний о Владимире Ильиче Ленине". В нем автор, отметив огромное значение воспоминаний для преодоления ошибочных трактовок "Краткого курса", указала на серьезный недостаток этого издания — несоблюдение "необходимых элементарных требований публикаций" (печаталось ли ранее произведение и где, были ли сделаны купюры и т.д.). Понятно, что этот упрек был адресован составителю — ИМЛ при ЦК КПСС, руководство которого было в числе противников линии журнала, а научную критику воспринимало как покушение на свой авторитет, на право монопольно распоряжаться ленинским идейно-теоретическим наследием. Еще в мае 1956 г. А.М.Панкратова пиЬала директору ИМЛ Г.Д.Обичкину, что "одной из существенных причин недостатков в работе Института... было то обстоятельство, что на протяжении долгих лет научная и издательская деятельность Института не подвергались критике в печати, что сложился глубоко ошибочный взгляд, будто Институт не подлежит критике. ...Я надеюсь, — продолжала Панкратова, — что руководство Института будет эту критику всемерно поддерживать, а не сковывать". Однако эти надежды оказались напрасными.

Кульминацией описываемых событий стало постановление ЦК КПСС "О журнале "Вопросы истории"" от 9 марта 1957 г., в котором говорилось о "теоретических и методологических ошибках, имеющих тенденцию к отходу от ленинских принципов партийности в науке" . Не заставили себя ждать и персональные изменения в составе редколлегии и редакции. Мартовский номер журнала готовили уже новым составом редколлегии, из прежнего в него вошли только С.Д.Сказкин и Н.А.Смирнов. Главным редактором оставалась А.М.Панкратова. 21 мая 1957 г. она подписала к печати этот номер журнала, открывала который передовая статья "За ленинскую партийность в исторической науке". От имени новой редколлегии в ней было заявлено, что "она (редколлегия. —77. С.) признает правильными выступления в адрес журнала органов печати, и прежде всего газеты "Правда", журналов "Партийная жизнь" и "Коммунист". Она высоко ценит заботу советских ученых о деятельности журнала, проявленную в ходе обсуждения его материалов в научных учреждениях и учебных заведениях". Через четыре дня, 25 мая, академик Панкратова скончалась.

Стремление к самостоятельному научному поиску было пресечено. События вокруг "Вопросов истории" старались обходить молчанием.