х гг. XX в. - начале XXI в.⇐ ПредыдущаяСтр 43 из 43
В середине 1990-х гг. в России в исторической науке про-1 изошли важные изменения, свидетельствующие о ее переходе к следующему этапу развития. Г А. Бордюгов, А. И. Ушаков, В. Ю. Чураков справедливо, на наш взгляд, считают (относительно истории белого движения), что происходящее в исторической науке во второй половине 1990-х гг. «дает нам все основания для заключения о наступлении и развитии нового, самостоятельного, с собственными задачами и особенностями этапа в историографии проблемы. Сегодня можно говорить о ясном понимании, выявлении и формулировании тех вопросов, которые и будут являться предметом изучения и дискуссий в ближайшие годы, причем не только для российских, но и зарубежных исследователей»1. Это же можно сказать об исторической науке в целом. Поворот в исторической науке, произошедший в середине 1990-х гг., был связан, прежде всего, с политическими причинами. После длительных и серьезных разногласий, имевших место в первой половине 1990-х гг. и нередко заканчивавшихся вооруженным противостоянием, различными политическими силами был подписан договор об общественном согласии, и это означало в том числе, что российское общество стало обществом политического плюрализма. В идеологии также проявлялся плюрализм оценок и мнений, что было характерно, прежде всего, для преподавания истории, прошедшего непростое испытание в условиях подлинного плюрализма мнений. С 1995 г. Министерство образования Российской Федерации начало формировать федеральный компонент учебников, в который должны были войти несколько пособий по одному и тому же курсу. Либерализация в деле издания учебной литературы привела к широкой ее публикации на местах. Каждый вуз стал стремиться к созданию собственного курса лекций или учебного пособия по отечественной истории. Только в 1995-1996 гг. в стране было опубликовано около 160 наименований учебной литературы по истории России2. Она стала более разнообразной и отражала все основные точки зрения на отечественную историю, присутствовавшие в современном российском обществе. Постепенно историки стали осознавать, что навязывать только одну из множества точек зрения нельзя, ибо слушатель должен иметь представление обо всем разнообразии мнений. Стали появляться учебники, написанные с учетом многоконцептуального подхода к отечественной истории3. В ряде их, созданных для высшей школы, даются обширные историографические экскурсы, рассчитанные на возможности студентов самостоятельно разобраться в имеющихся точках зрения4. Учебники по истории России в последние годы стали настолько заметным явлением, что их нельзя игнорировать как историографический факт современной исторической науки. В создании многих из них принимают участие, как правило, ведущие российские ученые, считающие необходимым от изучения конкретных проблем истории России перейти к обобщению своих взглядов на крупные периоды ее5. Если в целом многообразие учебников и учебной литературы по истории России следует считать положительным фактом, то количество (свыше 60) рекомендованных Министерством образования РФ изданий в качестве учебников и учебных пособий для системы образования явно чрезмерно. Ни в одной стране мира подобного положения нет. В учебниках многих стран (США, ФРГ, Польша, Китай) проводится государственно-патриотическая линия, мягко или жестко «противопоставляющая народы» разных государств и консолидирующая свой народ, основанная на патриотизме, специфике развития своей страны и т. п. Патриотическая идеология запрещает унижение, умаление истории своего народа, требует понимания мотивов его поведения в тот или иной исторический период; воспитывает уважение кделам и культуре предыдущих поколений. Она исходит из того, что сила государства, его будущее зависят от понимания и уважения народом своей истории, традиций6. Осознание необходимости наведения порядка в деле издания учебной литературы по истории России чувствуется не только в выступлениях ведущих российских историков, но и во властных структурах. 30 августа 2001 г. на заседании правительства Российской Федерации на основе доклада министра образования В. М. Филиппова был рассмотрен вопрос о состоянии учебной литературы по новейшей истории России7. В ходе дискуссий, организованных на российском телевидении и в печати, проходит обсуждение проблемы «Каким должен быть учебник XXI в. ?». Выявилось несколько подходов к решению данного вопроса. Некоторые авторы полагают, что учебник должен содержать побольше фактов и не навязывать ученикам и студентам никаких оценок. Л. А. Кацва и А. Л. Юрганов, характеризуя выпущенный ими учебник, пишут: «Учебник отличается от предшествующих тем, что он не нормативен: фактического материалы в нем больше, чем требуется для запоминания». Обращаясь к учащимся, они отмечают: «готовя ... новый учебник по истории России, мы старались добиться, чтобы его можно было не только «учить», но и просто читать, чтобы он был увлекателен»8. Следует подчеркнуть, что для преподавания истории по первому концентру, главной целью которого является запоминание исторического материала и его повторение, такой подход может быть признан удовлетворительным. Однако в рамках второго концентра, в соответствии с требованиями Министерства образования, учащиеся должны не только расширить свои знания за счет пополнения фактического материала, но и уметь объяснить их. Этого невозможно достигнуть без многоконцептуального преподавания истории9. Заслуживает упоминания позиция Б. В. Личмана, который пишет: «На пороге XXI в. общепризнано, что в методике преподавания истории приоритет за приемами-, ориентированными на активизацию познавательной деятельности, а не на репродукцию (запоминание и повторение) знаний»10. По его утверждению, «учебник третьего тысячелетия, несомненно, должен содержать многообразие идей. Учебники с одной логикой основываются преимущественно на запоминании и повторении знаний в изложении одной теории. В многотеоретическом изучении истории основой является самостоятельное познание на основе осмысления исторических фактов, изложенных в русле нескольких теорий»". По нашему мнению, учащийся и учитель вправе придерживаться любой научной концепции, но обязательно должны знать и уважать другие мнения. Без этого ученику будет трудно жить в демократическом обществе, ориентированном на разномыслие, закрепленное в 13-й статье Конституции Российской Федерации. Именно такой подход к созданию учебников был одобрен на состоявшейся в Москве 3 декабря 2001 г. Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы преподавания новейшей отечественной истории», организованной Министерством образования РФ, Российской академией наук и Российской академией образования. Участники конференции подтвердили приверженность многофакторному подходу к анализу исторического процесса, развивающегося нелинейно, противоречиво и всегда имеющего несколько альтернатив12. Однако некоторые историки, в частности А. Н. Сахаров, А. О. Чубарьян, обосновывают необходимость государственного подхода в преподавании истории. По их мнению, власть имеет право внедрять через государственную школу в сознание молодого поколения патриотическую идеологию. В 2002 г. редакция журнала «Отечественная история» провела «круглый стол» на тему «Каким быть современному школьному учебнику по отечественной истории XX в. ?». В обсуждении проблемы приняли участие ведущие историки страны, авторы учебников по истории, преподаватели. Главное внимание участников «круглого стола» привлекли вопросы, связанные с выработкой и корректировкой новых подходов к содержанию и концептуальной основе школьного курса отечественной истории XX в. Обсуждение показало, что научная общественность страны придерживается разных взглядов не только на концептуальные моменты новейшей истории России, но и на состояние исторического образования в стране в целом. Во время обсуждения были выявлены претензии ['.современным учебникам по отечественной истории. Характеризуя их, В. Б. Жиромская отмечает, что, «как правило, б основе изложения событий в учебнике лежит определенная концепция исторического развития. Это либо теория модернизации, либо теория альтернатиз, либо попытки оценивать деятельность исторических лиц лишь с позиций защиты ими частной собственности». Т. А. Филиппова указывает на имеющую место «идейную чересполосицу», когда «один и тот же учебник может содержать тексты, написанные как с либеральной, так и с консервативной позиции». А. В. Голубев пишет о «концептуальной путанице», «когда многие новые понятия еще недостаточно осмыслены». Были намечены пути дальнейшего совершенствования учебно-методических изданий по отечественной истории. По мнению А. С. Синявского, «попытка государства навязывать через учебные программы ту или иную идеологию была бы явным диссонансом с демократическими принципами». Он пишет: «Главной опасностью для исторического образования я считаю замену коммунистической мифологии другой, популярной ныне неолиберальной, которая, как и любая мифология, вненаучна и, кроме того, еще и антипатриотична, антинациональна, искажает сознание, заставляя смотреть на свое Отечество как на что-то ущербное, вторичное по отношению к западной цивилизации». В качестве выхода при создании новых учебников автор предлагает некий компромисс: «Излагать историю следует максимально объективистски и с позиций общенациональных, общегосударственных ценностей, объединяющих всех граждан России... Курс истории России должен способствовать не разжиганию социальной ненависти, не утверждению идеологических мифов - коммунистических, националистических или либеральных, а гражданскому согласию, пониманию сложности и неоднозначности происходивших в обществе процессов». В. А. Шестаков также считает, что «учебник истории должен объединять, а не разъединять общество». Но вопрос заключается втом, какими путями этого можно добиться. В связи с этим Б. С. Илизаров полагает, что только всеобъемлющий плюрализм в исторической науке как единственно возможная форма существования коллективного исторического сознания (социальной памяти) в демократическом обществе поможет «раз и навсегда покончить с системой официального «переписывания» истории «сверху», с позорной системой периодического раскрытия ее «белых» и «грязных» пятен, с ханжеской системой посмертной реабилитации и оправдания государственных деятелей и целых классов». При этом автор считает, что необходимо «в педагогических целях, навсегда отказаться от «патриотического» взгляда, а взять за основу «космополитический» взгляд и на свою родную историю, и на историю остального мира». По словам Б. А. Филиппова, для выработки национального консенсуса «неприемлемы крайние оценочные позиции по отношению к целым эпохам отечественной истории, причем не только советской»13. Именно на этот аспект современных учебников по новейшей истории России обратил внимание Президент Российской Федерации В. В. Путин, характеризуя в конце 2003 г. в средствах массовой информации положение дел с учебной литературой. Во второй половине 1990-х гг. произошли серьезные изменения в издательском деле в России. Поданным Г. И. Матрюхина, число книг и брошюр, выпущенных в 2000 г., в 1,7 раза превысило кризисный показатель 1992 г. (28716 названий) и вплотную подошло к цифрам середины 1970-1980-х гг., когда выпуск составлял в среднем около 50 тыс. названий. Среди них по истории и историческим наукам было издано 2072 наименования общим тиражом более 5 млн экземпляров14. Исследователи отмечают, что во второй половине 1990-х гг. изменился спрос в обществе на историческую литературу. Е. Ю. Зуб-кова и А. И. Куприянов пишут, что «массовый читатель вполне очевидно продемонстрировал усталость от негативной информации и тоску по «положительному примеру». В книжных магазинах упал спрос на литературу, посвященную «темным» сторонам прошлого, и наоборот, резко увеличился интерес к книгам, делающим ставку на героев русской истории (в роли которых выступали, главным образом, русские князья, цари, полководцы). Иронизирование журналистов и телеведущих по поводу «совка», упоминание об «империи зла» или даже отстраненное - «эта страна» (вместо «наша») - стали вызывать раздражение и протест. Людям надоело чувствовать себя неполноценными, вечно перед кем-то виноватыми и кому-то обязанными. Они требовали уважения к себе, а значит, и уважения к своей истории»15. В эти годы существенно изменилось само историческое знание, значительно расширился круг историографических источников. Среди них стал доминировать жанр специальных работ - монографий. Их появление оказывается наиболее убедительным доказательством того, что современные историки продвинулись от простого накопления нового материала и выработки новых подходов к осмыслению уже известных фактов к настоящему переосмыслению всей истории России. Это позволило историкам перейти к созданию энциклопедической литературы по истории. Продолжается работа по написанию и публикации пятитомной энциклопедии «Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 г.»'.. В центре вышло еще несколько энциклопедических трудов по истории России. 14 октября 2002 г. издан Указ Президиума РФ «Об издании Большой Российской энциклопедии». Особенностью современного этапа развития исторической науки стало то, что серьезную работу по созданию региональных энциклопедий проводят местные историки. Поданным Н. К. Фролова, всего за последнее десятилетие вышло не менее 60 подобных энциклопедических изданий. Их авторы среди множества вопросов развития региона обязательно выделяют и описывают его историю. Особенно привлекают внимание научной общественности специализированные исторические энциклопедии. Работа над их созданием позволяет региональным исследователям расширить познания в области специальных исторических Современная историография на рубеже веков постоянно пополняется работами обобщающего характера. Их анализ показывает, что историкам России к началу XX! в. удалось преодолеть многие перекосы, имевшие место в первой половине 1990-х гг. в изучении отдельных проблем и периодов в отечественной истории. Публикуются труды как по дореволюционной, так и по советской истории. Они посвящаются не только политической, но и экономической, внешнеполитической, военной, дипломатической истории России. Проблемные исследования также стали более разнообразными. Во второй половине 1990-х гг. российские историки более активно стали изучать проблемы социальной истории28. Хотя на первом плане находится история высших сословий: дворянства, купечества и буржуазии, по-прежнему историков волнует история казачества, крестьянства, рабочего класса и интеллигенции. Возникла специальная наука «крестьяноведение». Продолжают выходить работы по историко-демографической проблематике, истории культуры, истории Русской православной церкви. Среди новых проблем, поставленных в исторической науке в первой половине 1990-х гг., вызывает значительный интерес история российской государственности, органов управления и самоуправления, карательных органо1, разведывательных служб. В настоящее время продолжается включение в исследовательский процесс представителей нестоличных университетов и научных центров, которые попытались сразу, без промежуточных этапов, поднять (не на уровне призывов) общие проблемы, касающиеся сущности, периодизации, идеологии, политической и социальной основы, геополитических факторов отечественной истории, приступили к серьезной проработке региональных аспектов крупных вопросов. Трудно не заметить, что историографические источники во второй половине 1990-х гг. стали более разнообразными, а их проблематика охватывает все периоды отечественной истории. На этом фоне сокращается значение публицистических работ по истории России. Хотя такие работы издаются и в настоящее время84, однако они уже не вызывают ажиотажа как это было в предшествующее десятилетие. Публицисты сейчас больше занимаются осмыслением современного положения дел в России. Важнейшим историографическим фактом современной исторической науки в России стала западная историческая литература. В конце XX в. в России не просто издаются на русском языке работы западных авторов, но они участвуют в проводимых научных дискуссиях, без которых уже нельзя себе представить современную науку, пишут статьи для1 российских журналов и книги по заказам российских издательств. Созданные западными учеными учебные пособия по истории России позволяют расширить выбор учителей и учеников для альтернативного изучения истории. Во второй половине 1990-х гг.-начале XXI в. произошли важнейшие изменения в теоретико-методологической сфере исторической науки. Литературы по этим проблемам издается очень много, она является разнообразной, и с целью учета достижений в этой области в феврале 1997 г. на историческом факультете МП/ был создан информационно-аналитический центр теоретических проблем исторической науки, который возглавил профессор Е. И. Пивовар. Центр систематически издает сборник «Теоретические проблемы исторических исследований». По словам Е. И. Пивовара, в задачи центра входит обобщение отечественного и мирового опыта в области теории исторического познания; систематическая публикация информационных и аналитических материалов, освещающих современное состояние мировой теоретико-исторической мысли; подготовка общих и специальных курсов по проблемам теории и методологии истории, разработка теоретических проблем современной мировой историографии, современной структуры исторического познания, исторических школ и направлений; обобщение отечественного и мирового опыта в области применения в иаорических исследованиях теории и методов смежных гуманитарных дисциплин; максимальное внедрение в практику преподавания теоретических проблем современной исторической науки междисциплинарных подходов108. Современные исследователи высказывают различные соображения по поводу использования разных методологических подходов в исторических исследованиях. Еще в середине 1990-х гг. И. Д. Ковальченко заметил, что «в настоящее время сложились в целом благоприятные условия для преодоления теоретико-методологического кризиса исторической науки как в нашей стране, так и в мировой науке в целом»109. Он предлагал в качестве способа выхода из кризиса «напрочь исключить какие бы то ни было претензии на возможность создания неких универсальных и абсолютных теорий и методов исторического познания»110. А. Л. Юрганов, соглашаясь с этим мнением, указывает: «будет неверным считать, что можно прийти к новой глобальной и единой концепции, которая сплотила бы историков». Автор считает, что каждой теории изначально присуща «ресурсная ограниченность»111. И. Д. Ковальченко призывал к синтезу различных методологических подходов и писал: «Нужен синтез идей и методов, а не механическое отбрасывание одних из них (что сейчас наиболее активно проявляется по отношению к марксизму) и замена их другими (чаще всего субъективно идеалистическими)»1'12. Впоследствии некоторые авторы критиковали И. Д. Ковальченко за то, что, призызэя к методологическому синтезу, историк не называл при этом ни параметров, ни формы этого синтеза. По нашему мнению, И. Д. Ковальченко призывал к синтезу в рамках общеизвестных философских категорий диалектики: о соотношении объективного и субъективного, действительного и возможного, неизбежного и вероятного, закономерного и случайного, стихийного и сознательного, индивидуального и общечеловеческого113. Он выступал против абсолютизации тех или иных диалектических категорий в процессе исторического познания и считал, что не нужно бросаться из крайности в крайность и в условиях деидеологизации исторической науки заменять механически материалистические категории на идеалистические. Современные сторонники формационного подхода к истории продолжают настойчиво отстаивать марксизм как одну из возможных теорий исторического процесса. Еще в середине 1990-х гг. И. Д. Ковальченко писал, что марксистский подход к типизации и периодизации исторического развития на основе выделения общественно-экономических формаций не только не устарел, но остается главным и решающим, ибо только он позволяет, во-первых, раскрыть объективный и закономерный характер общественно-исторического развития, а во-вторых, представить это развитие как сложную саморазвивающуюся систему160. По словам В. Ф. Коломийцева, «материалистическое понимание истории никто серьезно не оспорил, хотя идеалистическое видение далеко не изжито. Даже если иные исследователи не хотят быть причисленными к марксистам по идейно-политическим соображениям, они, тем не менее, хотят находить причинно-следственные связи в историческом процессе не в мистике, а в объективных категориях, каждая из которых может быть изучена»'61. Сторонники формационного подхода к истории считают, что в нем и сейчас можно найти немало сильных сторон. Среди них они выделяют то, что этот подход рассматривает человеческую историю в динамике и пытается объяснить движение обществ от одной стадии развития к другой; предлагает свой способ познания механизма сменяемости этапов в жизни человеческого общества в форме борьбы классов, революций и других социальных конфликтов, вызванных противоречиями между производительными силами и производственными отношениями; признает закономерность и неизбежность смены одних формаций другими. По их мнению, никто не опроверг значимость для понимания истории таких политэкономических категорий, как собственность, товарно-денежные отношения, государственное регулирование. Защитники формационного подхода к истории полагают, что, отвергнув его, историческая наука многое потеряла. По словам В. Я. Гросула, «отказавшись от формационного подхода, I" наша методическая литература была отброшена на 100 лет назад. I практически во всех учебниках отсутствует понимание общественно- экономического строя. По сравнению с учебниками, действовавшими до конца 1980-х гг., в новых кардинально изменилось отношение I к революции вообще и к русским революциям в частности. Революции стали выглядеть как аномальные отклонения от естественного хода исторического развития, а то и как трагедия. В настоящее время известно более 100 революций, происшедших в разных странах за последние 5 веков»'62. Следует признать, что в современной историографии формационный подход достаточно скорректирован. Его сторонники считают, что он не отрицает антропологическую парадигму. При этом они ссылаются на вывод Маркса о переходе из царства необходимости в царство свободы и о замене обществ, основанных на эксплуатации человека человеком, на коммунизм, предполагающий универсальное развитие человека как свободной индивидуальности. Ряд ученых отрицает линейный характер прогресса, экономический и техницистский детерминизм, они выступают против абсолютизации социальной революции как основного метода перехода от одной формации к другой, претензии формационного подхода на универсальность объяснения истории. Многие современные исследователи наиболее уязвимым в марксизме местом считают правомерность выделения коммунистической формации как идеала человеческой цивилизации163. О неоднозначном отношении в обществе к формационному подходу к истории можно судить по возобновившимся в последнее время спорам вокруг личности Ленина. Наряду с продолжением критики Ленина, присутствующей в работах как отечественных164, так и зарубежных авторов165, ощущается желание историков более серьезно оценить его роль в истории166. Ряд исследователей пытается разобраться в тех спекуляциях по поводу личной жизни Ленина, которые были накоплены в литературе первой половины 1990-х гг.167. Сторонники культурно-исторической интерпретации в центр внимания ставят человека как высшую ценность развития общества и, прежде всего, изучают духовную сторону деятельности человека, по этому часто эту интерпретацию называют либеральной. Данный подход к истории отрицает ее всемирный характер, возможность выделения в ней этапов, стадий или формаций, общеисторические закономерности. Чаще всего с таких позиций история представляет собой развитие отдельных цивилизаций или «культурно-исторических типов», отличающихся друг от друга своими глубинными особенностями170. Основным методом объяснения истории в рамках культурно-исторической интерпретации является цививизационный подход. Суть его применения к истории заключается в том, чтобы выяснить, как на развитие исторического процесса оказывают влияние такие факторы длительного и устойчивого действия, как язык, территория, природные условия, религия, нравы, обычаи, традиционные институты, ментальность общества, государственность, роль и место личности по отношению к обществу и государству. Согласно этому подходу, цивилизации развиваются нелинейно-прогрессивно, а как живые организмы, проходя в своем развитии стадии зарождения, молодости, зрелости и упадка. Сторонники цивилизационного подхода к истории видят в нем много преимуществ по сравнению с формационным подходом. По словам А. А. Искандерова, «цивилизация - это более широкое и более емкое понятие, чем социально-экономическая формация. Оно включает в себя черты и признаки, действующие на протяжении более длительного времени, и — что очень важно - имеет большую не только временную, но и сущностную устойчивость, поскольку не связано напрямую с социально-экономическим факторами». Второе преимущество, по мнению автора, заключается в том, что I категория «цивилизация» «имеет дело в первую очередь с культу-1! рой, духовно-нравственными ценностями, стоящими выше любых I классовых интересов и партийных пристрастий, а главное - выра-;:: жает интересы общества в целом, объединяя всех живущих на данной территории, в данном государстве или регионе людей принадлежностью к данной исторической общности (самоидентификацией)»171. Л. И. Семенникова считает, что цивилизационный подход допускает разную степень многовариантности исторического развития, тогда какформационный подход предлагает одновариантность исторического процесса. По ее словам, степень многообразия в рамках концепции локальных цивилизаций несравнимо выше, чем при стадиальном подходе, когда исторический процесс рассматривается с точки зрения всеобщности развития, и цивилизационный подход стремится «смягчить жесткую однолинейность исторических процессов»172. Она видит заслугу цивилизационного подхода в том, что он «позволил развернуться лицом к человеку в анализе исторических процессов, смягчить традиционный детер-менизм, характерный для различных вариантов марксизма и позитивизма»173. Критики цивилизационного подхода полагают, что у него имеется немало слабых мест. Сам термин «цивилизация» используется сторонниками различных интерпретаций истории. В рамках историко-мзтеризяистической интерпретации этим термином обозначают либо стадию всемирной истории, либо коммунистическую формацию, либо как антоним дикости и варварства. В рамках культурно-исторической концепции термином цивилизация могут обозначаться локальные цивилизации, стадии в развитии мировой цивилизации, дихотомия Восток-Запад как два принципиально разных способа жизнедеятельности общества. По справедливому замечанию И. Д. Ковальченко, до сих пор не разработаны критерии, позволяющие объективно выделять и общие стадии в развитии цивилизаций, и ее локальные варианты (типы)174. цивилизационного и формационного подходов к истории на основе принципа дополнительности. Стал использоваться даже термин «формационно-цивилизационный» подход к истории176. Часть историков при этом ссылается на необходимость выделения в истории уровней общего, особенного и единичного. По их мнению, общий уровень всемирно-исторического процесса выражается в смене формационных стадий, уровень особенного обнаруживает себя в возникновении, сосуществовании и радикальной трансформации локальных цивилизаций, уровень единичного - в проявлении и существовании неповторимых социальных организмов177. Другая часть историков полагает, что оба эти подхода являются двумя сторонами единого целого, поскольку нельзя разорвать сами понятия «формация» и «цивилизация». Интересно то, что данное утверждение зачастую примиряет непримиримых противников. По словам сторонника формационного подхода И. Д. Ковальченко, «суть цивилизационного подхода состоит в том, чтобы «вписать» изучаемые явления в уже известную научную картину мира, рассмотреть их как повторяющиеся в новых исторических условиях варианты аналогичной деятельности»178. Его научный оппонент А. А. Искандеров, в свою очередь, признает: «Не цивилизации существуют и действуют в рамках той или иной социально-экономической формации, а как раз напротив, цивилизация охватывает ряд социально-экономических формаций (если уж придерживаться данной терминологии)»179. Некоторые исследователи полагают, что дискуссия между сторонниками цивилизационного подхода, который ставит в центр процесса исторического познания человека, и сторонниками формационного «подхода, ставящего в центр исторического познания общество, носит тупиковый характер. При этом они ссылаются на дискуссию о соотношении микро- и макроистории в процессе исторического познания. В последние годы наметилась устойчивая тенденция к атомиза-ции исторического знания. Сторонники изучения микроистории заявляют о своей приверженности широкому историко-культурному контексту180, однако не раскрывают, каким образом можно вписать «казус» в этот контекст. По словам М. А. Бойцова, при исследовании «казуса» главное - «это установка автора не на вписывание «своего» фрагмента прошлого во все расширяющийся круг заданных некими внешними теоретическими установками внешних связей, а на углубленное выявление собственных свойств этого фрагмента «на фоне» индивидуального личного опыта исследователя»181. В 1999 г. была проведена научная конференция, специально посвященная соотношению микро- и мароистории182. На этой конференции возобладало мнение о принципиальном различии и несводимости этих подходов к истории. Позднее данная проблема специально обсуждалась на страницах альманаха «Казус-2000». Было высказано несколько иных подходов к соотношению микро- и макроистории. Н. Е. Колосов заявил о принципиальной невозможности микроистории на том основании, что она «использует макроисторические понятия и, следовательно, имплицитно отсылает к макроисторической проблематике». По его словам, «единственный реальный выбор микроистории - между эксплицитной и имплицитной зависимостью от макроистории»183. Ю. Л. Бессмертый утверждал, что нельзя сводить микроисторию к «относительно малой величине исследуемого объекта, позволяющей изучать его предельно интенсивно, со всеми возможными подробностями, во всех его возможных связях и взаимодействиях». По его словам, о микроисторическом подходе можно говорить «как об «истории в малом» (а не «истории малого») или же как об истории индивидуального опыта конкретных участников исторических процессов (а не истории «условий их деятельности»)184. Ю. Л. Бессмертный считает, что, сочетая микро- и макроподходы к изучению истории, исследователь должен иметь в виду мысленную конструкцию двухслойного (индивидуальное и стереотипное) неслиянного видения прошлого. Именно такой подход к соотношению микро- и макроистори : . получил широкое распространение в литературе самого последнего щ времени. М. В. Винокурова утверждает, что микроистория в процес- 1 се иаорического познания является лишь особым ракурсом и в этом I качестве она может быть использована в рамках самых разных под- 1 ходов к изучению истории186. М. Ф. Румянцева считает, что «отсутст- 1 вие эксплитации макроисторического контекста на фоне стремления 1 к атомизации научного знания требует к себе самого пристального внимания, поскольку такой подход не только успел овладеть умами отдельных историков, но и начинает внедряться в школьное образо- I вание, когда в виде эксперимента школьнику предлагается «написать» свой учебник истории, основываясь на некоторой, естественно весь-ма фрагментарной, фактической и источниковой базе, отобранной для него методистом»187. Видимо, следует согласиться с тем, что в современной исследовательской практике вполне возможно сочетать изучение истории отдельного человека с изучением жизни всего общества. Микро- и макроподходы к изучению прошлого нельзя противопоставлять друг другу, ибо они являются не соперничающими, а взаимодополняющими парадигмами исторического процесса. При этом парадигму следует понимать как способ мышления, при котором исследователи отнюдь не обязаны исходить из одних и тех же положений и делать общие выводы188. Конечно, не ео всем сторонники формационного и цивилизаци-онного подходов к истории могут договориться. Прежде всего, это касается оценки советской истории. Во второй половине 1990-х гг.-начале XXI в., в отличие от предыдущего этапа, издается немало обобщающих работ по советской истории189. Выходят труды западных исследователей по истории России в XX в.190. Часть авторов рассматривает советскую историю как особый тип цивилизации191. Многие современные исследователи продолжают оценивать послеоктябрьский период отечественной истории через призму концепции советского тоталитаризма. Во второй половине 1990-х гг эта концепция получила развитие в целом ряде обобщающих трудов192, сборников статей193. По-прежнему печатается значительное количество работ западных теоретиков концепции тоталитаризма194. По мнению В. И. Михайленко и Т. П. Нестеровой, «теория тоталитаризма на современном этапе своего развития, утратив чрезмерно политизированную окраску эпохи холодной войны, позволяет с большей степенью объективности и обобщенности понять разнообразные явления политической и социальной жизни многих стран — прежде всего европейских, но также и азиатских, латиноамериканских и других. Конкретные проявления и формы тоталитаризма - фашизм, коммунизм (социализм), национал-социализм — показывают современному исследователю как свои общие черты, так и свои особенности, отличия, отдельные аспекты своей реальной политической действительности»195. Слабой стороной этой теоретической концепции можно считать то, что ее сторонники никак не могут договориться о ее сущности и о хронологических рамках советского тоталитаризма. Можно выделить несколько определений тоталитаризма., которыми оперируют современные исследователи. Первый тип определений связывает понятие «тоталитаризм» с определенным типом государства или общественно-политическим строем. Ряд авторов считают, что тоталитаризм - «одна из форм государства (тоталитарное государство), характеризующаяся его полным (тотальным) контролем над всеми сферами жизни общества, фактической ликвидацией конституционных форм и свобод, репрессиями в отношении оппозиции и инакомыслящих (например, различные формы тоталитаризма в фашисткой Италии, Германии, коммунистический режим в СССР франкизм в Испании и др.)»196. А. В. Бакунин полагает, что «термин «тоталитарный» вполне обоснованно применяется к политическому и социально-экономическому строю, в котором режим устанавливает не только полный контроль, но и господство определенного слоя людей или класса (номенклатуры) над остальным обществом»157. А. В. Голубев пишет по поводу данного типа определений: «Очевидно - и это давно подмечено как в западной, так и в отечественной литературе — что «полный контроль» над обществом невозможен даже теоретически и тем более никогда не был осуществлен на практике»196. В. И. Михайленко и Т. П. Нестерова считают, что «понятие «тоталитаризм» характеризует специфическую форму взаимоотношений между индивидуумом, коллективом, массовым обществом и политической властью. Понятие «тоталитарный» в смысле «всеохватывающий, всепроникающий», может характеризовать различные стороны человеческого бытия - культуру, идеологию, массовое и индивидуальное сознание, стереотипы поведения, религию, власть и др. В отличие от авторитарных форм связей «индивидуум-коллектив-общество-власть» тоталитарные проявления непременно имеют массовое коллективное выражение. Они непременно сопровождаются тотальной мобилизацией масс. Эта проблема определения сущности понятия «тоталитаризм», которая реально существует в современной исторической науке, отражается в учебниках по отечественной истории XX в. В некоторых учебниках с термином «тоталитаризм» отождествляется особая форма государства200, в других под тоталитаризмом понимается «государственный строй, осуществляющий абсолютный контроль над всеми областями общественной жизни»201. Ряд авторов учебников вообще избегают употреблять данный термин202 или, используя его, предпочитают не давать определение тоталитаризму203. С. В. Тютюкин считает, что если использовать в учебниках термин «тоталитаризм», то нужно, «во-первых, дать школьнику определение тоталитарной системы (а не описывать ее отдельные черты), во-вторых, раскрыть ее социальное содержание (формы собственности, производственные отношения, отношения между классами, роль государства и т. д.) и, в-третьих, показать отличия советского тоталитаризма от других его форм, в первую очередь фашистской»204. Большие расхождения существуют в литературе и по поводу хронологических рамок советского типа тоталитаризма. По мнению А. В. Бакунина, «в России с первых месяцев Октябрьского переворота закладывалось не свободное демократическое государство, а типичный тоталитарный режим со всеми присущими ему признаками». Автор распространяет хронологические рамки тоталитаризма на весь советский период205. Ю. И. Игрицкий полагает, что тоталитарный характер носило советское государство, а не советское общество, ибо идеология не имела всеобъемлющего характера и не была безальтернативным кредо для всех граждан, поэтому идеологическая свая тоталитарного государства рухнула первой под напором гласности. Кроме того, считает автор, советское общество не на всех стадиях было тоталитарным, а лишь постепенно втягивалось в него и также постепенно выходило, к тому же в нем переплетались элементы тоталитаризма и авторитаризма206. Ряд авторов полагает, что тоталитаризм в СССР распространяется лишь с конца 20-х гг. XX в.207 Именно последняя точка зрения особенно часто пропагандируется в современных учебниках по отечественной истории XX в. А. А. Данилов и Л. Г. Косулина отодвигают начало тоталитарного периода в советской истории к концу 1920-х гг., связывая его с годом «великого перелома»208. В. П. Островский и А. И. Уткин утверждают, что тоталитарный режим утвердился в СССР только к середине 1930-х гг., и отмечают особую роль в его становлении событий, происшедших в стране в 1934 г.209. У концепции тоталитаризма в объяснении советской истории В последние годы увеличивается количество сторонников модернизационного подхода к истории. Выходят работы теоретического плана о концепциях модернизации. Особенно заметен интерес региональных исследователей к применению модернизационного подхода при изучении конкретных проблем истории России213. Современные исследователи по-разному определяют место модернизационного подхода по отношению к другим подходам рассмотрения исторического процесса. По мнению Ю. И. Игрицкого, различные модернизационные теории родились из ахиллесовой пяты всех цивилизационных концепций - неспособности дать типологию цивилизаций, обществ, систем. Они объясняют не стадии развития, а сам процесс развития, и прежде всего — процесс преодоления отсталости экономической, социальной, технологической, политической, управленческой, инфраструктурной214. В. В. Алексеев пишет: «Модернизация - явление цивилизационного масштаба, глобальный феномен мировой истории ХУ11-ХХ вв.». Автор полагает, что еще предстоит предпринять значительные шаги по теоретическому размежеванию таких феноменов, как модернизация, капитализм, социализм. Автор считает, что «капитализм и социализм можно идентифицировать как социально-экономические системы, которые находятся в различных отношениях к рыночным механизмам... Мо дернизационный процесс сам по себе относительно независим от капитализма и социализма, то есть он может протекать как капита листическом, так и в социалистическом контексте, что, конечно, не снимает вопроса о социокультурной цене использования «капиталистических» или «социалистических» методов модернизации, а также об их экономической и организационной эффективности»215. А. В. Голубев, напротив, считает, что формационный и модер-низационный подходы имеют гораздо больше общего между собой, чем с цивилизационным подходом, ибо оба основное внимание уделяют развитию производительных сил и лишь в некоторой степени социальным и культурным факторам и направлены на то, чтобы выделить единый вектор развития у всех стран при переходе от традиционного к индустриальному или постиндустриальному обществам216. А. С. Синявский полагает, что «если рассматривать историю России XX в. как исторический процесс, имеющий внутреннюю логику и подчиняющийся определенным закономерностям, то ключевыми остаются цивилизационный и стадиальный процессы. Они по-разному вписывают российское общество в контекст общечеловеческой истории: первый - через акцентирование внимания на его социокультурном своеобразии, второй - через универсальные закономерности, действующие несмотря на уникальность обществ, этносов, культур (для России XX в. это, прежде всего, процесс модернизации)»217. В литературе второй половины 1990-х гг.-начала XXI в. продолжают вестись споры о том, прошла ли Россия модернизацию, сколько этапов модерниззционного процесса в российской истории можно выделить, на какой стадии модернизационного процесса находится современная Россия, каковы особенности российского варианта модернизации и т. д.218. В этих спорах многое зависит от того, какой вектор имеют модернизационные процессы в России. По мнению Ю. И. Игрицкого, многие ошибки на данном пути проистекают из-за того, что модернизационные процессы понимаются исключительно как вестернизация России. Для большинства сторонников этих концепций модернизация означает, что имеется некий эталон развития, под которым подразумеваются передовые страны Западной Европы и Северной Америки, а «догоняющие» страны должны копировать их опыт развития. Автор считает, что если принять подобный вектор отечественной модернизации, то из нее выпадет советский период истории, ибо СССР не собирался перенимать экономические, политические и социальные институты Запада, а наоборот, стремился полностью уничтожить их социальные корни и создать собственный эталон развития2'9. С. Кургинян полагает, что если рассматривать развитие России с позиций теории вестернизации, то ее вполне можно назвать «немодернизирующейся страной», учитывая неприятие ею ценностей западной цивилизации на всех этапах ее истории220. В литературе второй половины 1990-х гг. термин «социалистическая модернизация» используется гораздо чаще и даже вошел в школьные учебники. По мнению А. А. Данилова и Л. Г Косулиной, «сталинская модернизация объективно преследовала те же цели, что и модернизация начала XX в. Она также имела догоняющий характер, поэтому ей были присущи те же противоречия и возможные тупики. Но помимо этого она была отягощена рядом как объективных, так и субъективных обстоятельств»221. А. В. Голубев считает, что тоталитаризм порождается особенностями и противоречиями процесса модернизации222. А. К. Соколов, напротив, полагает, что концепция модернизации в широком смысле должна пониматься «как индустриализация, движение к городскому обществу, институционализа-ция управления, стирание мифологического и религиозного мышления, изменение в идеологии и менталитете, а не ГУЛАГ»223. Далеко не все историки полагают, что с позиции различных концепций модернизации можно объяснить историческое развитие России. По словам Л. И. Семенниковой, «введение понятий, давно используемых в западной исторической науке (тоталитаризм, модернизация), несколько расширило теоретическое поле, однако они также страдают односторонностью, поскольку сформулированы на основе определенных исторических, идеологических и политических реалий и несут в себе заряд конфронтационности»224. Завершая обзор основных концептуальных моделей, с помощью которых на рубеже ХХ-ХХ1 вв. ученые пытаются объяснить историю России, следует сказать, что перечисленные концепции являются лишь одними из наиболее часто употребляемых, но далеко не исчерпывают всего многообразия взглядов. Ю. А. Игрицкий выделяет в современной исторической науке приверженцев «мир-системного анализа» И. Валлерстайна, теории конвергенции и многих других225. Б. В. Личман отмечает, что в литературе, написанной историками Русской православной церкви, можно встретить различные варианты религиозной интерпретации истории России226. Они кладут в основу изучения истории идею провиденциализма: истолкование исторического процесса как осуществление замысла Бога, воздаяние людям за добродетели и наказание за грехи. Провиденциализм предполагает осознание того, что исторический процесс движется по путям, указанным Богом и основной его сущностью является реализа-ция воли Провидения. Основу религиозного направления интерпретаций составляет вера в вечность души, духовное начало человека и кратковременность материального существования. Религиозная интерпретация истории проявляется в том, что она уделяет основное внимание фактам, связанным с духовной стороной развития человека. Именно она поставила такие историософские проблемы исторического познания, как смысл и содержание человеческой (земной) истории, начало и конец истории, внутренняя структура исторического процесса. На вопрос о смысле истории христианская интерпретация дает ответ, что он заключается в последовательном движении человечества к Богу, в ходе которого формируется свободная человеческая личность, преодолевающая свою зависимость от природы и заданных ею потребностей и страстей, приходящая к познанию конечной истины, дарованной человеку в Откровении. В этом смысле человек выступает уже как продукт собственно исторического развития, а не как стихийная сила природы, полностью подвластная слепой судьбе, как это было в античной истории. Основным содержанием исторического процесса является освобождение человека от первобытного состояния, страстей, превращение его в сознательного последователя Бога. Поскольку в советское время проповедовали атеизм, то это время характеризовалось как отступление России от пути, намеченного Богом. Но все предопределено, и это было дано в наказание русскому народу за грехи его, и прежде всего за предательство, совершенное в отношения «помазанника Божьего» Николая \1227. К сказанному выше хочется добавить, что попытки рассмотрения российской истории с позиций религиозной интерпретации предпринимаются на современном этапе не только церковными, но и светскими историками. По словам С. В. Рыбакова, «сегодня серьезную актуальность приобретает обращение к религиозно-духовному опыту нашего народа. Осмысленный в историческом контексте, в непрерывной связи с тысячелетней практикой русского Православия, он призван помочь оздоровлению культуры (и общественной жизни в целом) в современной России»228. Автор считает, что «без привлечения духовно-нравственных ценностей история превращается либо в логическую таблицу, либо в печальный каталог человеческих заблуждений»229. С. В. Рыбаков считает, что применение религиозной интерпретации истории невозможно без соблюдения ряда условий, осознание важности которых позволит современным историкам «успешно ис- пользовать религиозно-духовный фактор при объяснении исторических явлений». К ним он относит отказ от тотально критической оценки роли религии в становлении и функционировании человеческих сообществ; признание того, что любое мировоззрение, систематизирующее представление человека о мире и самом себе, не может существовать без религиозной составляющей; отказ от убеждения, что история разных стран подвержена механическому воздействию изначально предопределенных, «универсальных» социологических законов; знание содержания, мировоззренческих принципов и мотивацию конкретных религиозных систем230. Систематическое изложение внешнеполитической истории России с религиозно-философских позиций предприняла Н. А. Нароч-ницкая. Автор полагает, что «исследование религиозно-философских корней внешнеполитических доктрин и идеологий вместе с конкретными событиями и поворотами в истории позволяет понять формирование стереотипов в общественном сознании, которые, в свою очередь, воздействуют на политику».231. Все перечисленное свидетельствует о том, что историческая наука в России на рубеже ХХ-ХХ1 вв. переживает методологический и научный плюрализм, который, наряду с обновлением источниковой базы исследований, является необходимым условием для переосмысления истории России. Признавая этот факт, Л. И. Семенникова в то же время считает, что «если несколько лет назад этот процесс можно было охарактеризовать как своеобразный методологический вакуум, так как традиционные исторические концепции перестали удовлетворять историков, а новых не было, то теперь уместно говорить о практически безграничном методологическом плюрализме при отсутствии ведущих, наиболее авторитетных школ. При этом заметно отсутствие диалога между сторонниками различных концепций, что еще более усугубляется сохраняющейся их узкой специализацией»232. По нашему мнению, научный плюрализм позволяет рассматривать основные проблемы отечественной истории с различных методологических и концептуальных позиций. Историческая наука на рубеже ХХ-ХХ1 вв. стала многоконцептуальной, открытой для научных дискуссий. Это привело к тому, что в ней не существует запретных тем, разрабатываются практически все вопросы отечественной истории. На новом этапе историческая наука от выдвижения новых подходов и формулировки новых исследовательских проблем перешла к переосмыслению всей отечественной истории.
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|