Главная | Обратная связь

Эмоциональный кризис

Вместе с Кальдераро, посреди ночи, мы стали заниматься одной несчастной сестрой, которая находилась на грани самоубийства.

Мы проникли в комфортабельный дом, хотя и скромного убранства, чувствуя присутствие в нём многих несчастных сущностей.

Помощник, казалось, торопился. Он не сделал никакого замечания.

Я, в свою очередь, сопровождал его до скромной комнатки, где мы обнаружили молодую женщину, рыдавшую навзрыд. Её разум выявлял чрезвычайное расстройство, которое протянулось до жизненно важных центров физиологического поля.

— Бедняжка! - трогательно произнёс ориентер. - Божественная Доброта не оставит её. Она всё подготовила, чтобы через самоубийство уйти из этого мира этой ночью; но Божественные силы помогут нам вмешаться...

Он возложил руки на лоб нашей плачущей сестры и объяснил:

—Это Антонина, компаньонка в преданной борьбе. Она потеряла отца в самом раннем возрасте, стала зарабатывать с восьми лет, чтобы поддержать мать и свою маленькую сестру. Она провела своё детство и первую юность в огромных жертвоприношениях, не зная радостей смеющейся фазы маленькой девочки и молодой девушки. В возрасте двадцати лет она потеряла мать, которую унесла смерть, и, несмотря на свои высокие женские идеалы, была вынуждена посвятить себя своей сестре, которая тогда собиралась выйти замуж. Антонина пыталась удалиться, чтобы заняться своей собственной жизнью; но очень скоро она поняла, что супруг её младшей сестры ведёт разгульную порочную жизнь. Погружённый в низшие удовольствия, он ежедневно предавался пьянству, очень поздно возвращаясь домой, бил свою супругу, изрыгал ругательства и проклятия в её сторону. Тронутая судьбой сестры, наша преданная подруга осталась в доме в служении молчаливого самоотречения, облегчая её страдания и помогая ей растить и воспитывать своих племянников. Проходили годы, грустные и медленные, и вот Антонина познакомилась с одним молодым человеком, который нуждался в опоре, чтобы поддерживать свои усилия в учёбе. Они подходили друг к другу по возрасту и по общности мыслей и чувств. Преданная и благородная, она ответила на его симпатию, став ему сестрой полной самоотречения ради молодого человека. В какой-то мере его подруга проецировала благословенный свет в его ночи нескончаемого одиночества и жертв. Распределяя свои время и возможности между сестрой, четырьмя племянниками и тем, кто делил с ней её страстные мечты, она посвящала себя каждодневному искупительному труду, радостная и счастливая, в ожидании своего будущего. Она также желала однажды обрести корону материнства в про-

стом и бедном домашнем очаге, но достаточном для счастья двух сердец, соединённых навечно перед Богом. Но Густаво, молодой человек, который пользовался её любящей помощью в течение семи лет, вдруг почувствовал себя чрезвычайно важным после окончания университета, чтобы связать свою судьбу с судьбой скромной молодой девушки. Независимый, обладающий профессиональным титулом, он стал замечать, что Антонина физически не подходила под роль супруги, которую требовали его цели. Хвастаясь дипломом врача и чувствуя настоятельную необходимость создания семьи, для грандиозной программы в общественной жизни, он женился на молоденькой девушке, наследнице большого состояния, презрев верное сердце, которое помогало ему в трудные моменты. Глубоко униженная, наша несчастная сестра отыскала его, но была принята с насмешливой холодностью. С отталкивающей расчётливостью Густаво поделился с ней жестокой новостью: ему нужно было привести в порядок свои материальные дела, и для этого он выбрал себе лучшую партию. Кроме того, он объявил, что его положение обязывает иметь супругу, которая не является выходцем из среды унизительной деятельности; что он претендует на ту, которая не является рабочей лаборатории, у которой гладкие, а не потрескавшиеся от грубой работы руки, и у которой нет седины в волосах. Молодая женщина выслушала всё это, плача горькими слезами, никак не отреагировала и вернулась к себе домой вчера, в страстном желании умереть, так или иначе. Она считает, что её надежды рассеялись, растворились под этим неожиданным ударом, что её существование превратилось в пепел и пыль, что отречение открывает двери к разрушению и смерти.

Она дошла до того, что приобрела для себя определённую дозу смертельного яда, который сегодня же и примет.

Сделав небольшую паузу в своих объяснениях, он попросил меня:

— Осмотри её, пока я буду оказывать ей первую помощь.

Я несколько долгих минут проводил скрупулёзный осмотр.

Тяжёлые слёз катились из глаз Антонины; но из области головного мозга исходили пурпурные лучи, они охватывали грудную клетку и особенно тщательно укутывали её сердце. Мучительные мысли туманили ей разум. Ощущая эти тайные призывы, я с болью слушал крики отчаяния и пылкие мольбы.

Разве это преступление, думала она, любить кого-нибудь с такой чрезмерной нежностью? Где Справедливость Неба, почему она не компенсирует жертвы женщины, посвящающей себя семейному покою? Она ожидала радости и счастья, как её подруги детства, у которых было больше шансов; она томилась по спокойствию достойного брака, с надеждой родить нескольких малышей, доверенных ей Бесконечной Божьей Добротой! Разве достойны осуждения мечты о создании своего скромного домашнего очага, под защитой простого и благожелательного спутника, когда даже птицы имеют свои собственные гнёзда? Разве она не работала ради счастья других? По каким неизвестным причинам Густаво покинул её? Потрескавшаяся кожа рук и морщины на лице разве не свидетельствуют о её преданности честному служению? Стоило ли страдать столько лет, преследуя цель, которая, как она теперь думала, уже невозможна? Нет! Она не хотела больше оставаться в этом мире, где порок так легко одерживает победу, переступая через добродетель! Несмотря на веру, которая придавала мужества её сердцу, она предпочитала умереть, столкнуться с неизвестным... она чувствовала себя потрясённой, сбившейся с пути, почти безумной. Не будет ли более разумно, спрашивала она себя, броситься во мрак могилы, чем гнить на нищенском ложе какого-нибудь хосписа?

Вытянувшись на постели, несчастная закрывала лицо руками, всхлипывая в одиночестве, и эта картина вызывала во мне жалость к ней.

Кальдераро прервал работу помощи, посмотрел на меня многозначительно и сказал:

— У меня есть инструкции навязать ей самый глубокий сон, чтобы она проспала до полуночи.

И, убедившись, что часы показывают почти назначенное время, помощник начал передавать ей флюидические потоки вдоль её симпатической нервной системы.

Огромная сеть нейронов почувствовала обезболивающее влияние, и Антонина попробовала приподняться, закричала, но не смогла встать. Вмешательство было слишком мощным, чтобы больная смогла реагировать.

Ориентер осторожно продолжал свою работу, нежно укутывая её успокаивающими флюидами. Скоро, уступая неумолимому превосходству, побеждённая молодая женщина оперлась на подушки в состоянии, которые обычный гипнотизёр назвал бы «глубоким гипнозом».

Кальдераро продержал её в состоянии полного отдыха более получаса. По окончании этого времени две сущности в окружении интенсивного света проникли в комнату. Они обняли моего инструктора, который сердечно представил меня им.

Марианна, которая была матерью Антонины, и Марцио, просветлённый Дух, который был связан с ней в течение далёких и долгих веков, были теперь вместе с нами.

Взволнованные, они поблагодарили ориентера, который передал больную материнскому контролю.

Симпатичная развоплощённая дама склонилась над своей дочерью и нежно позвала её, как она делала это на Земле. Частично отделённая от своей грубой материальной оболочки, Антонина приподнялась в своём периспритном теле, очарованная и счастливая...

—Мама! Мама! - вскричала она, бросаясь в материнские объятия.

Марианна приняла её, прижала к своей груди, говоря трогательные слова нежности.

— Мамочка моя, помоги мне! Я не хочу больше жить на Земле! Не давай мне возвращаться в это тяжёлое тело... Судьба отвернулась от меня. Я несчастна! Всё против меня! Унеси меня прочь отсюда... навсегда!

Благородная женщина грустно смотрела на дочь, когда Марцио подошёл поближе, показывая своё присутствие уважаемой больной.

Молодая девушка широко открыла глаза и инстинктивно преклонила колени, поддерживаемая матерью. Она, казалось, пыталась вернуть в свои воспоминания кого-то, кто пришёл к ней из далёкого прошлого... Видно было, что ей было чрезвычайно трудно вспомнить всё с достаточной точностью. Она смотрела на эмиссара, и уже плакала совсем по-другому; она уже больше не проливала грустных слёз, которые текли из её глаз несколькими мгновениями ранее. Теперь она была растрогана возвышенным утешением, мистическим восторгом, который необъяснимо как рождался из глубин её сердца.

Марцио подошёл поближе, положил светящуюся руку ей на лоб и нежно произнёс:

— Антонина, к чему такое самоуничтожение, когда искупительная борьба только началась? Разве ты забыла, что мы не сироты? Над всеми препятствиями витает Бесконечная Доброта. Или ты хочешь отказаться от «узкой двери», которая даёт нам счастливый доступ к находкам?

Возможно, собеседница сама пыталась изо всех сил оживить в памяти картины, утраченные во времени, потому что посланник по-братски предупредил её:

— Не форсируй ситуацию! Успокойся! Разве тебе не достаточно настоящего, наполненного благословенным трудом и обновительным светом? Однажды ты обретёшь вновь насле- дие полной памяти; а пока что довольствуйся ограниченными дарами. Используй минуты в перестройке судьбы, пользуйся часами, чтобы вывести свои чаяния в высшие сферы. Что это за причины, подталкивающие тебя к преступлению самоубийства? Какие причины ведут твои ноги по направлению к мрачной бездне? Мы с твоей матерью издалека почувствовали опасность, и вот мы здесь, чтобы помочь тебе...

Он сделал долгую паузу, любовно глядя на неё, и продолжил:

— О, благословенная моя подруга, как ты можешь открывать своё сердце чудовищам отчаяния? Скажи мне! Не молчи... Я не судья тебе, я твой друг в вечности. Утешь меня, дай мне услышать тебя.

Больная хотела заговорить; но нежные лучи света, исходящие от Марцио, полностью укутывали её, сжимая ей горло в экстазе незабываемых мгновений.

Казалось, желая дать ей возможность к более пространным признаниям, он осторожно омыл её лицо и настойчиво произнёс:

— Говори...

Ободрённая, Антонина робко пробормотала:

— Я истощена...

— Но несмотря на это, тебя никогда не забывали. Ты получала тысячи видов помощи от Провидения, необходимые для ценного служения искупления. Земное тело, благословение Солнца, возможности работы, чудеса природы, чувственные связи и даже сама боль человеческого опыта - разве всё это не является бесценными дарами Божественной Помощи? Или тебе неведомо, нежная моя подруга, счастье жертвоприношения, и ты отказываешься от возможности любить?

И тогда я увидел, как молодая женщина стала смотреть на него с ещё большим доверием. Чувствуя себя сильной перед лицом бесспорного проявления нежности, она открывалась с братским откровением:

— Я мечтала иметь домашний очаг... я желаю жить для мужчины, который, в свою очередь, поможет моему существованию.. я хотела бы иметь малышей, которых я могла бы нежить! Разве грех желать подобных вещей, небесный посланник? Разве является преступником женщина, которая старается освятить естественные принципы жизни? После долгих лет упорного труда ради счастья тех, кто мне дорог, я вижу, что судьба смеётся над моими надеждами. Разве это благодетель - жить среди радостных и счастливых людей, когда твоё сердце умирает и падает в бездну?

Марцио по-братски выслушал её, гладя её руки и выказывая свои высокие обретения истинной любви, и добавил, с большим пониманием и нежностью:

— Преданная подруга, не позволяй тени нескольких часов заслонять тебе свет будущих веков. Антонина, как ты можешь ощущать себя ужасно одинокой, если высший Господь даёт тебе возвышенный домашний очаг всего мира? Человечество - это наша семья, маленькие дети боли принадлежат нам. Я признаю, что преходящие унижения чувств связали твою душу, что ты желала бы опираться на солидную руку верного и достойного спутника. Но, подруга моя, именно от Высшей Воли ты сейчас получаешь преимущества, которые могут быть найдены лишь в одиночестве. И если существуют периоды расцвета в человеческих долинах, в которых мы упиваемся пышной весной Природы, некоторые существа считают себя изолированными и несчастными, в своих высотах медитации и отречения, к свету которых мы готовимся для новых святых путешествий.

Не воображай, что фатальный переход в могилу открывает нам двери свободы; Закон следует за нами в любом месте, потому что Высший Господь, если и проявляет бесконечное сочувствие, то не пренебрегает нерушимым правосудием. Вечная Мудрость всегда предлагает нам место, где мы можем быть наиболее полезными и счастливыми.

Ты считаешь себя бесприданницей и несчастной, но ты ещё не ощутила возвышенных возможностей, которые окружают тебя. Ты считаешь себя неспособной взять на руки Божьих детей, но почему же тогда такое исключение для кровных своих детей? Разве до сегодняшнего дня ты не встречала покинутых детей, бедных и обездоленных? Если ты не можешь быть матерью своих собственных детей, то по какой причине ты отказываешься стать духовным опекуном маленьких нуждающихся и страждущих? Антонина, ты считаешь, что мы можем быть абсолютно счастливыми, слыша стоны у нашей двери? Будет ли совершенная радость в бьющемся сердце, если рядом реки слёз? Мир - это не наша собственность. И это нас, детей Свыше, привели помогать тем творениям, которые нас окружают. Истинное несчастье - это полагать, что нам благоволит Небо, как будто Мудрый и Сочувствующий Отец является никем иным, как хрупким и пристрастным диктатором! Встряхни задремавшую свою совесть... Вспомни, что Всемогущий не ограничивается нашей особенностью грешных созданий, и не забывай, что перед лицом Его универсальности нам возвращаются неотъемлемые трудовые обязательства, требуя ценной помощи, которую он нам доверил, чтобы однажды мы могли достичь совершенства в мудрости и в любви.

Ты страдаешь в своей форме, которую ты ориентировала на личность, потому что один мужчина, чей психический уровень по многим аспектам гармонизировался с твоим, изменив затем путь твоей жизни, столкнул тебя в забытье. Ты плачешь, потому что ожидала найти в его компании что-то от Божественного Присутствия, которое принесло бы успокоение твоим тревожным надеждам деликатной и чувствительной женщины...

Озабоченность сексом приняла форму интимности твоего алтаря, и ты страдаешь от долгих мучений. Но... неужели ты считаешь, что исключительный источник любви заключается в сексе? Неужели ты - жертва и этой фатальной лжи? Лучась сквозь всё великолепие души, любовь - это божественное солнце.

Иногда нас лишают тех чувств, которых с тревогой ищем, мешают использовать созидательные энергии физических форм, для того, чтобы мы могли искать более возвышенные наследия существования; но именно поэтому подобные неприятности не мешают проявлению возвышенного чувства; подавление его течения приведёт к разрушению Вселенной. Это климат того характера, который мы сами организовали, климат, который мучает человеческий разум в подобных случаях. Замурованные в жестоком эгоизме, мы не можем пренебречь несколькими днями ради того, чтобы выиграть в вечности, или уступить в преходящих ценностях ради обретения определённых даров жизни.

Перед лицом женщины, которая в экстазе, сквозь плотную пелену слёз, смотрела на него, посланник продолжал:

—Действительно, если ты не можешь поделиться опытом с выбранным тобой человеком из-за обстоятельств, принуждающих тебя к отречению, почему бы тебе не посвятить ему свою чистую братскую любовь, которая всегда возвышает человека? Разве кто-нибудь мешает нам превратить в братьев существа, которыми мы восхищаемся? Кроме того, ты не должна забывать, что жених, который преступает клятву, ошибочно принимая за красоту черты лица, также оденется, в более поздний час, в одежды, изъеденные усталостью и старостью, если только он быстро не привлечёт к своему лицу увечья и смерть. Ты познаешь разочарование плоти и оценишь, в молчании, поиски духа. Если ты истинно любишь его, зачем мучить его сарказмом самоубийства, вместо того, чтобы возобновить силы в ожидании конца дня смертного существования? Если ты не можешь быть кувшином чистой воды для любимого путешественника, почему бы тебе не стать оазисом, который будет ждать его в пустыне неизбежных разочарований? К тому же, как ты могла почувствовать такое красноречивое одиночество, если мы также ждём тебя, жаждущие твоей привязанности и нежности?

Антонина в восторге улыбнулась, несмотря на свои слёзы, которые обильно текли по лицу.

Видя оздоровительный эффект своих ободряющих слов, Марцио погладил её волосы, шепча:

—Зачем ждать плотских детей, чтобы проявить на практике истинную любовь? У Иисуса их не было, и тем не менее, мы чувствуем себя защищёнными его бесконечным самоотречением. Антонина, ты обещаешь мне отныне изменить своё ментальное отношение? Достойная и благородная женщина, возвышенная и утончённая христианка, забудь зло и люби всегда...

Взволнованные, мы увидели, как собеседница снова преклонила колени и торжественно воскликнула:

— Во имя Бога я обязуюсь изменить своё отношение.

В это мгновении эмиссар приложил свои руки ко лбу больной, укутывая её потоками света, которые коснулись не только периспритной материи, но и протянулись вдоль всего плотского тела, останавливаясь в особенности в области головного мозга, на грудной клетке и на женских органах. Чуть позже Антонина, поддерживаемая матерью и своим спутником высшей духовности, удалилась на приятную и дающую отдых экскурсию. В первые часы светлого утра Кальдераро займётся помощью возвращения её в плотное тело.

Обогащённый ночными наблюдениями, я вернулся в его компании в комнату девушки, которая хотела покончить жизнь самоубийством.

Между шестью и семью часами развоплощённая мать принесла дочь, чьё лицо светилось неизведанным и непонятным счастьем.

Инструктор помог ей вернуться в свою физиологическую оболочку, укутав её мозг обезболивающими флюидами, чтобы восторг воспоминаний ночи не мог проявиться во всех своих деталях. Если б она сохранила полное воспоминание, сказал Кальдераро, она бы обезумела от радости и счастья. Таким образом, радость, которую она интенсивно прожила, была заархивирована в её организме в форме новых сил, неизведанных стимулов, мужества и удовлетворения неизвестного ей происхождения.

Действительно, несколькими минутами позже Антонина проснулась совсем другим человеком; она чувствовала себя необъяснимо оживлённой, почти счастливой.

Один из малышей-племянников вошёл в комнату и окликнул её. Благородная тётя радостно посмотрела на него. Необычайная энергия, которую ей не дано было познать, оживила её интерес к жизни. Она находила несказанную радость в Солнце, которое проникало через витражи, она благословляла скромную комнату, где боролась, отвечая Божьим намерениям, и улыбалась самой мысли о том, чтобы так беспричинно избежать ученичества в мире. Не ей ли благоприятствовало Провидение с чудесным количеством благословений? Она смотрела на это очаровательное чадо, бедно одетое, которое настоятельно звало её спуститься в маленький сад, где расцветали новые цветы. Что значит какой-то пустяковый крах сердца перед лицом возвышенной работы, которую она могла выполнять в своём положении молодой и здоровой женщины? Разве маленькие дети её сестры не принадлежат и ей? Не было бы более благородно жить, чтобы быть полезной, в постоянном ожидании Неисчерпаемого Милосердия?

— Тётя Антонина! Тётя Антонина, идём! Идём смотреть новый розарий! - вскричал шаловливый мальчуган пяти лет в весёлом приглашении к жизни.

Глядя, как возвращаются к ней силы, мы отметили, с какой искренностью она обрадовалась, встала и, улыбаясь, ответила:

— Подожди! Я иду, дитя моё!

 

Спасительная мера

Мы только что закончили активную помощь, посвящённую молитве, в возвышенной обстановке, когда один из спутников подошёл к нам, прося ориентера помочь в каком-то особенном случае.

Кальдераро должен был, конечно же, знать детали ситуации, потому что между ними начался любопытный диалог.

—К несчастью, — сказа вновь прибывший, — ваш Анти- дио не может преодолеть ситуацию; он остаётся почти в полном расстройстве. Он снова привязался к опасным элементам теней и вернулся к своим ночным ошибкам, создавая серьёзные препятствия для нашей работы помощи.

— Улучшения последних пятнадцати дней не пошли ему на пользу? — по-братски спросил ориентер.

— Он воспользовался этим, чтобы как можно быстрей вернуться к своему легкомыслию, — подтвердил собеседник и грустью в голосе.

—Значит, надо отметить, что он стал почти полностью безумцем.

— Да, но в прошлый раз он смог воспользоваться достойным зависти органическим состоянием, благодаря вашему последнему вмешательству; однако, как только он увидел, что силы вернулись к нему, он снова самым наглым образом вернулся к алкоголикам. Всепожирающая жажда, вызванная его собственной грустью и подстрекательствами прожорливых вампиров^[6], кишащих вокруг него, перевернула его нервную систему. Наполовину освобождённый от плотного тела опасными процессами пьянства, периспритный организм населяет его разум жестокими кошмарами, усиленными действиями извращённых сущностей, которые следуют за ним по пятам.

— Он сейчас у себя дома? - с интересом спросил Кальдераро.

—Нет, — ответил понурый собеседник. - Я оставил его пока что в одном из самых недостойных мест, где ситуация нашего больного приняла самые жалкие черты.

Инструктор в течение нескольких мгновений молча изучал ситуацию и ответил:

— Мы сможем заняться этим; однако, если в прошлый раз помощь состояла в восстановлении его возможного органического равновесия, то сейчас надо будет действовать наоборот. Надо предоставить ему усиленную преходящую дисгармонию в его теле. Здесь, как и во многих других сложных процессах, увечность всегда исправляет.

И, глядя на озабоченного благодетеля, он спросил:

— Вы согласны?

— Абсолютно, - ответил тот без колебаний. - Вы специалист в деле помощи, и я уважаю ваши решения. Нас интересует именно

здоровье несчастного брата, которое беззащитно отозвалось на призывы порока.

Мы вышли в дорогу к месту, куда мы должны были принести нашу помощь заблудшему другу.

Мы проникли в местность, где были дома с широкими окнами и обильной иллюминацией.

Атмосфера была удушающей. Неприятные выделения становились всё более плотными по мере того, как мы продвигались вперёд.

В основном салоне здания, где было изобилие экстравагантных украшений и декораций, танцевали несколько десятков пар, с разумом, поглощённым низшими вибрациями, которые сильно передавались через атмосферу.

Неописуемое и разрывающее душу впечатление господствовало в моём существе. Оно исходило не от странности, которую вызывало во мне равнодушие мужчин и женщин; я был ошеломлён тем, что никто из них не видел. Было огромное множество расстроенных и порочных сущностей, передвигавшихся здесь. Танцоры танцевали не одни, они подсознательно соотносились в ритме низшей музыки смешным жестам легкомысленных спутников, невидимых для них. Обезьяноподобные ужимки и гримасы появлялись тут и там, время от времени раздавались истерические вопли, разрывавшие воздух.

Кальдераро не останавливался. Он, казалось, привык к подобным сценам; и, не в силах сдержать изумление, охватившее меня, я в какой-то момент спросил:

— Друг мой, что мы видим? Радостные создания, окружённые такими извращёнными и несознательными сущностями? Значит, танцевать - это грех? Неужели поиски радости представляют собой серьёзную ошибку?

Инструктор терпеливо выслушал наивные вопросы, слетевшие с моих губ, продиктованные удивлением, охватившим меня, и объяснил:

- Ты что спрашиваешь, Андрэ? Акт танца может также быть освящённым, как и акт молитвы, потому что уместная радость - это возвышенное наследие Бога. Но здесь ситуация совершенно другая. В этом месте танец и удовольствие означают декларированное возвращение в примитивное состояние существа с очевидными обстоятельствами, усиливающими опорочивание чувств. В этом месте мы видим мужчин и женщин, которым дана высокая способность к размышлениям, но они усваивают лишь то, что вызывало бы стыд у многих обезьян. Но оставим в стороне любые нарекания; мы просто сожалеем о них. Это социальные перебежчики, которые, в большинстве своём, возмущены против дисциплины, установленной Высшими Намерениями для их земных путей. Многие из их глубоко несчастны, нуждаются в нашей помощи и сочувствии. Они стараются утопить в вине или в удовольствиях определённые понятия ответственности, о которых они не могут забыть. Слабые перед лицом борьбы, но достойные жалости по причине угрызений совести и горя, которые пожирают их, они заслуживают нашей братской поддержки.

И, окинув взглядом множество расстроенных Духов, которые предавались здесь вампиризму и сарказму, он сказал:

—Что же касается этих несчастных, что делать, как не просить помощи у Божественной Власти? Они также безуспешно стараются убежать от самих себя. В плену галлюцинаций, они могут лишь оттянуть ужасную минуту самопознания, которое всегда наступает, когда его меньше всего ждёшь, с помощью тысячи процессов боли, истощения помощи божественной любви, которую Высший Отец нам всем предлагает. Их разум также привязан к примитивным инстинктам, и, хрупкие и колеблющиеся, они боятся ответственности работы и обновления.

Видя, что я озадачен и жажду новых разъяснений, помощник предложил мне:

— Пошли! Не будем мешать им развлекаться. Танец в этом месте будет всегда для них, в конце концов, благостью. Наши воплощённые и развоплощённые друзья, присутствующие здесь, опустились до такого жалкого уровня, что, вне всякого сомнения, если бы не эти танцы, были бы вне дома и отдавались бы актам, достойным резкого осуждения, если принять в расчёт их предрасположенность к преступлению, в которой они оказались. Да сжалится над всеми нами Отец наш.

Мы поторопились войти внутрь помещения.

В небольшом скрытом зале лежал мужчина около сорока пяти лет, ему никак не удавалось держаться на ногах.

Кальдераро оценил ситуацию и спросил у нашего нового друга, который сопровождал нас:

—Он вернулся к алкоголикам несколько дней назад?

—Ровно неделю назад.

—Видно, что он быстро утомился.

И пока он занимался проведением магнетических флюидов, ориентер попросил меня отметить характерные черты сцены дантовского ада, который разворачивался перед нашими глазами.

Антидио, больной и несчастный, несмотря на ненадежные условия, требовал ещё одной рюмки, всегда ещё одной, которую приносил ему услужливый официант. Все его члены тряслись, выдавая его изнеможение. Холодный пот временами стекал по лбу, он издавал крики дикого ужаса. Вокруг него сидели четыре сущности в скотском состоянии, которые подчиняли его своим прихотям. Обе они по очереди завладевали его физиологическим организмом, сменяя друг друга, чтобы поглощать алкогольные эманации, и в этом они находили особое удовольствие. Они, в частности, захватили пищеварительный тракт, вдыхая пары напитков в момент, когда они проходили от кардии к пи лоре.

Сцена вызывала тревогу и изумление.

Может, перед нами был пьяный человек или живой стакан вина, чьё содержание поглощалось сатанинскими демонами порока?

У бедного Антидио желудок был полон жидкости, а голова была затуманена её парами.

Наполовину освобождённый от своего плотного тела при помощи обезболивающего эффекта отравы, он всё более становился похожим на сущностей, которые преследовали его.

Разум четырёх несчастных развоплощённых, в свою очередь, с был охвачен ужасающими видениями могилы, через которую они прошли в состоянии запойных пьяниц. Жаждущие и страждущие, они всюду носили с собой спектральные образы змей и летучих мышей тех мрачных мест, где они были погребены.

Войдя в магнетический резонанс с расстроенными психиками вампиров, пьяница стал громким голосом кричать:

— Спасите меня! Спасите, ради Бога!

И, указывая на ближайшие стены, он уже вопил, не в силах избавиться от нескончаемого ужаса:

— О! Летучие мыши!... Летучие мыши! Прогоните их! Убейте их! Сжальтесь надо мной! Кто освободит меня? На помощь! На помощь!...

Два человека, тоже с замутнённым от вина разумом, испуганно приблизились к нему. Один из них успокаивал другого, говоря:

— Ничего особенного. Это снова Антидио. У него снова приступ. Оставим его в покое.

А тем временем бедный пьяница продолжал кричать:

— А! А! Змея... она сжимает меня, душит... Что со мной будет? На помощь!

Преследующие его сущности веселились и насмехались; они зловеще хохотали. Несчастный слышал их, улавливая их

эхо в глубине своего существа, он кричал, пытаясь добраться до своих невидимых палачей:

—Кто здесь смеётся надо мной? Кто?!

Сжимая кулаки, он добавил:

—Прокляты! Будьте вы прокляты!

Болезненная сцена продолжалась, когда Кальдераро подошёл ко мне и объяснил:

— Речь идёт о несчастном отце семейства, который, будучи не в состоянии реагировать на соблазны порока, целиком подпадает под влияние зловредных сущностей, развопло- тившихся в гармонии со своим расстроенным положением. В ответ на ходатайство своей супруги и двоих любящих деток, мы помогаем ему всеми доступными нам средствами; но этот неосмотрительный брат не отвечает на наши усилия. Он проявляется во всех попытках всё более извращать чувства; он старается бежать от всего; он ненавидит ответственность и не решается познать ценность труда. Смягчая его безудержную жажду к алкоголю, мы надеемся, что он изменится. Но для этого мы теперь предпринимаем сильно действующую помощь, имея в виду, что несчастный отвергает любой процесс помощи.

Бросив на меня красноречивый взгляд, он заключил:

— С сегодняшнего дня и в течение некоторого времени Антидио будет защищён своей увечностью. Он познает тюрьму в своей постели в течение нескольких месяцев, чтобы его тело не гнило в каком-нибудь хосписе, что могло бы начаться через несколько дней, и тогда он оставил бы свою благородную супругу и двоих детей на мрачную неуверенность в будущем.

Затем Кальдераро начал работу по проведению сложных пассов вдоль спинного мозга больного.

Увечный постепенно успокоился, сидя в своём старом кресле. Помощник в течение нескольких минут нагонял ему световые потоки в сердце. Я заметил, что эманации постепенно концентрировались в этом центральном органе, который вдруг показал полную остановку.

Антидио, казалось, вот-вот развоплотится, когда ориен- тер быстрым движением восстановил ему энергии.

Задыхающийся под воздействием феномена кровообращения, которое стоило ему ужасного шока, бедный наш друг стал громко звать на помощь. В его жалобном голосе слышались такие нотки боли, что многие, слыша это, в растерянности приблизились к нему.

Один сочувствующий мужчина проверил у него пульс, констатировал нарушения в работе сердца и быстро вызвал «скорую помощь». Несколькими мгновениями позже Антидио был уложен на больничные носилки, где ему была оказана первая медицинская помощь, под наблюдением нашего духовного благодетеля.

Мы вдвоём пустились в обратный путь, и Кальдераро грустно добавил:

- У нашего несчастного друга будет сердечный невроз в течение примерно двух-трёх месяцев. Напрасно он будет принимать валерьянку и другие медикаменты, напрасно он будет прибегать к обезболивающим и очищающим средствам. В течение нескольких недель он познает непередаваемо плохое состояние, для установления гармонии своей психики. Он будет ощущать невыразимую тревогу, он будет принимать любое лечение и режим, которые уменьшат его тенденцию забывать священные обязательства момента и медленно начнут пробуждать в нём ощущения благородного акта жить.

Отметив моё удивление, помощник заключил:

— Что делать, друг мой? Те же Божественные Силы, которые предоставляют человеку ласкающие дуновения бриза, навязывают ему и разрушительную бурю... Тем не менее, и то, и другое являются элементами, необходимыми для славы жизни.