Главная | Обратная связь

Локаст Уолли, Лонг-Айленд

С января по август я совсем неплохо жил в Локаст Уолли. Мне предложили работу в библиотеке, но я мог зарабатывать больше денег и обладал большей свободой, занимаясь случайной работой по найму - перекрывая крыши домов, в чем я весьма преуспел, плотничая, садовничая и так далее - работой, которую я любил. Не будучи американским гражданином, я не имел права на какую-либо ответственную должность. Но у нас были настоящие друзья и много знакомых, многие из них были богатыми жителями Лонг-Айленда, другие - бедными учителями и торговцами.

Однажды на празднике с коктейлями я обнаружил, что разговариваю с хорошо выглядящей интеллигентной женщиной, русской, у нас оказались общие друзья среди белых русских в Лондоне. Я случайно упомянул князя Юсупова, убийцу Распутина, которого я встречал. «Вы знаете, - сказал я, - у него был такой утомленный и обеспокоенный вид, что я спросил русских друзей, кто это. Они рассказали мне, что это Юсупов, он говорил, что хотел бы никогда не убивать Распутина. Это было ошибкой, и то, что она не улучшала положение вещей, делало ее еще хуже». «Это правда, - сказала она. - Распутин не был шарлатаном, которым его представляли. Я знала его. Он был единственным человеком, помогавшим царевичу. Он видел, к чему движутся события, и пытался оказать влияние на царя, чтобы что-то сделать для остановки бесполезной бойни и разрушений. Он открыто говорил о том, о чем многие, включая таких людей в Англии, как Лорд Лэндздаун, думали: что нужно заключить мир. Он не был святым, но он не убивал людей, не жил за счет пота крестьян, а старался помочь им, он никого не грабил. Но поскольку он пытался повлиять на царя, чтобы остановить войну, то привлек к себе внимание власть имеющих людей, и от этой помехи нужно было избавиться. А поскольку он любил вино, водку и женщин, как любит любой мужчина или любил бы, если бы мог, на него смотрели настороженно».

В старой России было очень много хорошего, что придавало богатство внутренней жизни, и делало ее «Святой Русью». Революция убила это богатство внутренней жизни в России; мир стал более бедным и пустым из-за этого. Но импульс, приданный космическими силами и ненормальной жизнью людей в девятнадцатом веке был таков, что войну нельзя было остановить; она привела к следующей, все еще продолжающейся великой войне, и жизнь скатывалась по шкале все ниже и ниже; теперь, всего тридцать лет спустя, мы столкнулись с практически тотальным разрушением. И так будет до тех пор, пока не случиться в космосе нечто необычное, или пока под воздействием высших сил достаточное число имеющих власть людей не переменят свое отношение к жизни.

Эффекты умственных способностей поразительны. Я думал о воздействии умственных способностей Успенского на умы и чувства его последователей, большая часть которых были мужчинами и женщинами из мира интеллигенции, как их жизни подверглись его влиянию - и в основном к лучшему. И все же умственные способности Гюрджиева в сотни раз превышали силы Успенского. Я думал и об умственных способностях Иисуса, чьи слова, сказанные две тысячи лет назад, по-прежнему положительно влияют на людей; а те священники и защитники закона, римские солдаты его времени, в чьей власти было уничтожить его планетарное тело, исчезли, от них сегодня не осталось даже следов воспоминаний. Идеи и учение Иисуса до сих пор обладают живительной силой. Идеи, которые нельзя увидеть и потрогать, более могущественны, чем тираны, диктаторы, короли, полиция, судьи и армии. Внешняя жизнь человека всегда меняется: его мысли о философии, субъективной морали, психологии хороши только на злобу дня, тогда как внутреннее учение великих учителей и настоящих святых остается неизменным.

В последние пятьдесят лет произошли такие изменения в жизни человека на нашей планете, которые не происходили никогда в истории: Первая Мировая война, революции в России и Китае, открытие нефти, принесшее новую чуму – машины, аэропланы и бомбы, по сути, исчезновение лошадей, использование химии и ядов в производстве пищи; Вторая война и водородная бомба, разрушение старой цивилизации Дальнего Востока, которая несла в себе много хорошего, двойное отравление коммунизмом и коммерциализмом, и т.д. и т.п. - и все это в течение моей короткой жизни. Тем не менее, внутренне человек остался тем же самым.

Летом Френк Ллойд Райт нас вновь пригласил провести каникулы с ним в Талиесине, но я ждал отправки в Англию. Потом на несколько недель свой дом в Ньюфэйне нам предложил Рэймонд Грэм Свинг. Это предложение мы приняли, поскольку дом располагался в двухстах милях езды, вместо тысячи, и у нас оставалась возможность посещать друзей в школе Патни.

Весь этот год я думал о возвращении в Англию. Необходимо было найти способ зарабатывать деньги на жизнь, чтобы приготовиться к будущему; в воздухе витало чувство, что война подходит к концу – по крайней мере, до сдачи Германии оставалось недолго. В возрасте пятидесяти семи лет у меня не было надежды получить работу в Америке, и в июне я записался на отправку в Англию.

Получить ее было нелегко; человек должен был быть готов к отъезду спустя сорок восемь, или даже спустя двадцать четыре часа после уведомления, и если бы разразился мир, нахлынула бы толпа. А также, когда солдаты начали бы, наконец, возвращаться домой в Америку, я не смог бы найти работу даже садовником. Человек может сохранять достоинство и быть бедным в Европе и даже Англии. В Америке бедность рассматривалось так же, как в Англии до 1914 года - как грех.

Жизнь в доме Свингов на горе Патни была приятной. У нас было только два посетителя: мужчина из старой группы Орейджа, работавший теперь с Успенским, со своей женой. Я случайно упомянул Рассказы Вельзевула, и спросил П., читает ли он их до сих пор. «Нет, - сказал он особым, чужим тоном. - Знаете, Рассказы Вельзевула требуют большой интеллектуальной подготовки, которой у нас еще нет».

«О, бросьте, П. – сказал я. - Вы говорите как Успенский. Фактически, вы используете те же самые слова. Вы очень хорошо знаете, что книга не требует «интеллектуальной подготовки», а только эмоционального отношения. Почему вы говорите так после стольких лет, проведенных с Орейджем? Вы загипнотизированы Успенским».

Он с удивлением на меня посмотрел, немного подумал, а затем рассмеялся. «Может быть, вы и правы», - сказал он своим собственным голосом. Он был приятным, но слабым человеком; одним из тех многих, кто, не приобретя определенной степени индивидуальности, бессознательно копирует своих учителей.

Книга 4. Англия