Главная | Обратная связь

Эд Салливан встречает Короля Ящериц

Салливан встретил Джима Моррисона субботним днем, заскочив в раздевалку Doors после прослушиваний. Группа смеялась над Робби, который разыгрывал «Трех клоунов» (комедийная телевизионная передача 1950-х) – лежал на полу, притворяясь, что бегает по кругу. Салливан увидел и сказал (согласно Денсмору): «Вы, парни, выглядите просто здорово, когда улыбаетесь! Ведите себя сегодня так же, не будьте слишком серьезными». Затем Эд вышел в коридор, чтобы посмотреть других участников шоу того дня: Юл Бриннер, Стив и Эйди, Родни Дэнджерфилд, Skating Epsteins. Doors высмеивали знаменитую чопорность Эда Салливана, когда постучался и вошел его зять – Боб Прехт, продюсер шоу. Прехт уже успешно принудил великого Мика Джаггера исправить тексты своих песен, и теперь добродушно объяснял Джиму Моррисону, что фраза «Девочка, тебе не может стать еще кайфовей», будет выглядеть, как ссылка к наркотикам, что не вписывается в «Стандарты и нормы» цензуры сети CBS. Прехт сказал Джиму, что он не сможет использовать слово «кайф» на телевидении, и просил изменить слова песни для эфира.

«Пошел ты», - проворчал Джим. Удивленное молчание.

Прехт: «Что ты сказал?»

Джим: «Как ты хочешь, чтобы я изменил слова?»

Прехт внес несколько предложений, но группа лишь смущенно переглянулась, после чего Рэй Манзарек заверил Прехта, что они обязательно придумают что-нибудь. Ситуация была отстойной. Джим злился, переодеваясь в байроническую белую рубашку и кожаный костюм, грозясь заменить слова на «Let’s Spend the Night Together» («Давай проведем вместе ночь» - песня Rolling Stones) или начать материться, как сапожник во время эфира. Никто не знал, что случится, ни один из участников группы, кроме Джима. И конечно, никто не решался спросить его об этом. «Мы все были в ярости, - писал позднее Денсмор, - негодовали почти в открытую, соглашались с Джимом».

Когда Эд Салливан представлял Doors, губы его немного кривились, подчеркивая неприязнь. В первой части Doors исполнили «People Are Strange». У Джима были необычайно мертвые глаза, и он тщательно старался попасть в ритм музыки. На экране некоторые певцы, которые приходили на шоу, выглядели пьяными. То же самое было и с Джимом. К тому же манжеты его белой рубашки казались грязными. В последней части они пели «Light My Fire», исключая инструментальное соло, и, конечно же, Джим спел о кайфе, дважды использовав это слово в песне, не делая на нем особого ударения, но так же, как пел до этого сотни раз. В финале, разгоряченный и потный под яркими прожекторами Рэй крикнул Джиму: «Давай!», и Джим, глядя в камеру, издал моррисоновский вопль, адресованный Средней Америке, не готовой услышать нечто столь пронзительное. Когда песня закончилась, в зрительном зале раздались крики и аплодисменты. Джим принял позу а-ля Марлен Дитрих – скрестил ноги и держал микрофон за плечами, словно это было копье, которое он собирается бросить. Известный своими рукопожатиями с Rolling Stones, Beatles и Элвисом Пресли Эд Салливан стоял угрюмый на краю сцены и вяло аплодировал. Злой Боб Прехт завывал касательно нарушенного обещания, которое дали ему Doors. Рэй сказал ему, что это было случайностью, потому что Джим, взволнованный тем, что попал к Эду Салливану, забылся и спел то, что было в оригинале. «Мы собирались подписать вас еще на шесть шоу, - сказал Прехт. – Вы, парни, нравились мистеру Салливану. Еще шесть шоу. Представляете, что это может значить для вашей карьеры?» Джиму было плевать. «Эй, чувак, - сказал он, взглядом заставляя Прехта замолчать. – Зачем нам еще шесть шоу? Мы только что поимели Эда Салливана».

Действительно, выступление Джима Моррисона было волнительным, сексуальным, самым провокационном на американском телевидении с момента дебюта Элвиса на шоу Салливана одиннадцатью годами ранее. Это было преднамеренной провокацией, подобно крику «Пожар» в густонаселенном городе. Можно предположить, что где бы он ни был: в Мемфисе или Лос-Анджелесе, Элвис Пресли смотрел вечернее воскресное шоу разодетого в кожу Джима Моррисона. Годом позже, делая свое легендарное телевизионное возвращение 1968, Элвис надел костюм из черной кожи, похожий на костюм Моррисона, в тот первый и последний вечер, когда Doors выступали у Эда Салливана.

 

Съемочная группа Doors сделала несколько пророческих (и неосознанно метафорических) записей диалогов, когда Джим, Рэй и Робби пили пиво «Микелоб» и играли в покер в отеле незадолго до выступления. Джим хотел сбросить карты и не ставить еще четвертак на кон.

Рэй: «Нам нужно, чтобы ты остался в игре».

Робби: «Да, мы высосем из тебя все до последнего».

Джим: «Ну, дело в том, что… мне не нравится эта игра».

И он задиристо заржал. Пленка кончилась. Они говорили о карточной игре, но выходило так, словно обсуждают дела группы.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁶

Ближе к концу 1967 года Джим Моррисон улучшил и облагородил свое сценическое обаяние, в то время как Doors, играя в гимнастических залах средних школ и крытых стадионах колледжей, собирали все больше и больше народа. Они выступали в знаменитой средней школе «Staples High School» в Вестпорте, штат Коннектикут, следом за группами Yardbirds и Cream. В «Университете Брауна» 22 сентября, после выступления названного в студенческой газете «гениальным», Джим разбил стойкой микрофона достававший во время шоу световой экран, который поливал его пульсирующими угодливыми пучками света весь вечер.

На следующий день в университете штата Нью-Йорка «SUNY» в Стоуни-Брук на Лонг-Айленде Джим дразнил крайне искушенную аудиторию, уже разогретую певцом Тимом Бакли, экспериментируя с долгими пассажами тишины, чтобы повысить внутреннее напряжение выступления. Многие просто заскучали и ушли. Другие потеряли терпение и начали кричать: «Громче!» Это подвигло Джима, опустившегося на колени, закрыв глаза, ждать еще дольше. Пытаясь почувствовать точный момент, когда толпа готова взорваться, Джим в последнюю минуту вернулся к «Back Door Man» и «The End». Студенческая газета назвала это «Вьетконговский рок» и «прерванная черная месса». Позднее Джим сказал Глории Ставерс: «Они должны принадлежать тебе, не ты им. И если ты не можешь заполучить их, то надо остановиться и понять их. Вот, что случилось сегодня. Врубаетесь?»

Субботним вечером 30 сентября в денверском «Family Dog», Doors вышли на сцену следом за Lothar and Hand People и Captain Beefheart. Группа была тверда, как камень. С Джимом в своем лучшем кожаном костюме, они играли для первых рядов, где сидели цыпочки без лифчиков. Он исполнил вторую часть «The End», свешиваясь вниз головой с перил на краю сцены, становясь похожим в свете единственного пятна прожектора на жертву пыток в исполнении Гойи.

В октябре 1967 Doors отыграли свои последние клубные рок-концерты. Местом для этого стал «Scene» Стива Пола в Нью-Йорке. В находившийся в подвале клуб набилось так много фанатов Doors, что невозможно было и развернуться. Джим пел, приложив чашечкой правую руку к уху, потому что только так мог слышать свой голос в стоявшем гвалте.

6 октября спортзал в университете Лонг-Бич «CSULB» был заполнен до отказа и кипел нетерпением. Гигантское помещение изверглось подобно вулкану, когда вышел одетый в кожу Джим, встреченный акустическим ударом «Soul Kitchen». Он двигался по сцене, как пантера и орал своей группе: «Да! Громче! Играем! Еще больше, Робби!» Затем Джим метнулся ненадолго к микрофону, чтобы, согласно газете «Daily Bruin» из «UCLA», «восстановить чистейший социальный ужас в темной атмосфере зрительного зала».

8 октября Doors отыграли последний концерт в «Oklahoma State Fair» в Тулсе. Джим был одержим написанием и переработкой «Celebration of the Lizard» - его новой и крайне ожидаемой части рок-театра, которая, как планировалось, должна была занять всю вторую сторону пластинки с третьим альбомом Doors, и в Тулсе Джим представил раннюю завершенную форму «Wake Up» секции, выходившую на «Light My Fire». Они так же экспериментировали со светом, используя лишь красные, синие и желтые цвета. В какой-то момент во время исполнения «Back Door Man» Джим установил контакт с молодым парнем из четвертого ряда «Tulsa Civic Assembly Auditorium». «Эй, ты там! – указал Джим на парня, кривя губы в своей зловещей сценической улыбке. – Ты один. Ты хочешь танцевать… НО НИКТО НЕ МОЖЕТ ПОМЧЬ ТЕБЕ!» Позднее, люди, слушая запись, сделанную в «Tulsa», представляли, не смотря на то, что Джим говорил с одним человеком, что он обращается ко всей аудитории, ко всему своему поколению. Джим был безумным танцором, пляшущим на холмах, глазами, смотрящими за кромку леса. Ему было недостаточно, чтобы зрители платили за возможность увидеть его. Он хотел, чтобы покинув зал, они сделали что-то еще.

11 октября лимузины «Cadillac» доставили Doors с Манхэттена в среднюю школу «Danbury High» в Коннектикуте. Съемочная группа Doors и Альберт Гольдман, который собирался взять у Джима интервью, ехали с ними. Но так как Джим весь день бухал с Томом Бейкером, то ничего путного из интервью не вышло. После того, как женщина-директор официально велела занять всем свои места, Том Бейкер представил Doors. Публика была недружелюбной; многие пришли, чтобы увидеть Four Seasons, выступление которых отменили. Это беспокоило Джима, который задирал зрителей, а затем в приступе слепой ярости разбил в дребезги микрофон, прочитав невнятно три секции из «Lizard» во время исполнения «The End». (В 1998, вмятины, оставленные Джимом, были все еще заметны).

12 октября, в переполненном клубе «Surf Nantasket» на пляже юга Бостона, состоялось убийственное шоу. Следующим вечером, в Балтиморе, Doors отыграли все песни первого альбома, и Джим испробовал некоторые сценические действа с красным шелковым платком во время «The End», после чего упал и лежал неподвижно на сцене, пока группа продолжала играть. Публика не знала: было это частью шоу или нет, потому что Джим выглядел так, словно действительно потерял сознание. Но затем он поднялся и закончил песню шаманским танцем. Аплодисменты были такими долгими и такими громкими, что группа вернулась и отыграла еще официально не представленную «When the Music’s Over» на бис.

На выходных в университете «Соскуэханна» в западной части Пенсильвании проходил вечер встречи выпускников. Doors приехали туда 14 октября. Шоу происходило на крытом спортивном манеже. Группа старалась понравиться публике, но зрители не понимали их, поэтому Джим начал высказывать им это, оскорбил несколько девушек из студенческого братства и закончил выступление долгой «Who Do You Love?» На следующий день Doors полетели в Калифорнию, чтобы выступить в Беркли, потом назад в Нью-Йорк, играть в клубе «Scene» Стива Пола. Их расписание было составлено так плохо, что Doors зачастую приходилось летать через всю страну дважды в неделю, но концерты были их единственным стабильным заработком. Поэтому они все боролись с усталостью, спали урывками и пытались игнорировать толпы девиц, стучавшихся в двери отелей, где останавливалась группа.

Впервые, новая подруга Джона Денсмора, Джулия Броуз, увидела Джима Моррисона в аэропорте среднего запада, пьяным, в отключке, спрятанным под скамейкой у стены. Билл Сиддонс блокировал скамейку двумя мусорными баками, так что Джим не смог бы уйти, даже если очнулся. «Ну, вот и он, - сказал Денсмор с презрением. – Вот наш знаменитый лидер».

20 октября 1967, в университете штата Мичиган в городе Анн-Арбор, недалеко от Детройта, на выходных проходил вечер встречи выпускников. Джим был так пьян, что начал бунтовать на сцене. Группа настраивала оборудование, в то время как Джим вообще смутно понимал, что им предстоит выступать перед толпой, которая понятия не имеет, кто такие Doors. Джим начал сыпать на подростков проклятия, предлагая спеть им «Louie Louie». Рэй отрядил двух парней, чтобы увести Джима со сцены, пообещав толпе вернуться, как только Моррисон придет в чувства. В раздевалке он немного очухался и закурил сигару. Другие члены группы пришли и молча смотрели на него. Они были Doors, о чем тут еще говорить. Когда Джим докурил, группа вернулась на сцену. Джим начал петь высоким, писклявым голосом, звучавшим (согласно парню из Детройта по имени Джимми Остерберг, который был там) как голос мультяшного персонажа Бетти Буп (кокетливая дамочка из мультфильмов 1920-30-х годов). И Джим не собирался останавливаться, выбешивая толпу и свою собственную группу. Его освистали и начали забрасывать всякими предметами. Джим отказался исполнять «Light My Fire». Сотни зрителей ушли, за ними смущенный Денсмор и разочарованный Кригер. Затем Джим напел некоторые рифы Джона Ли Хукера и экспромтом неподготовленные строчки «Maggie M’Gill» под бодрый аккомпанемент Рэя, пока члены местной футбольной команды и пришедшие с ними подруги не начали бросать в оставшихся на сцене Doors стаканы с фруктовым пуншем. Джимми Остерберг был глубоко тронут столь анархичным, полным презрения рок-шоу. Почти сразу же он организовал свою собственную группу «Psychedelic Stooges» и под конец изменил свое имя на Игги Поп.

На следующий день Doors вылетели в колледж «Колорадо», а сутки спустя вернулись на восток, в колледж «Уильямса» в Массачусетсе. Их съемочная группа сделала несколько пророческих (и неосознанно метафорических) записей диалогов, когда Джим, Рэй и Робби пили пиво «Микелоб» и играли в покер в отеле незадолго до выступления. Джим хотел сбросить карты и не ставить еще четвертак на кон.

Рэй: «Нам нужно, чтобы ты остался в игре».

Робби: «Да, мы высосем из тебя все до последнего».

Джим: «Ну, дело в том, что… мне не нравится эта игра».

И он задиристо заржал. Пленка кончилась. Они говорили о карточной игре, но выходило так, словно обсуждают дела группы.

Школьная газета «Williams» почти идеально уловила в тот вечер драму и жуткое беспокойство Doors: «Моррисон высвободил микрофон из стойки и слепо слонялся по сцене, извергая из своего рта лирику и крики «The End» - злобно, сатанически, волнительно, страстно. Затем он споткнулся, упал перед возвышающимися усилителями и разрыдался про себя. Гитарист подтолкнул его в шею своей гитарой. Он поднялся на колени и протянул руки к усилителям, словно поклонялся им… Публика не понимала, аплодировать или нет. Гитарист отключил шнур электрогитары, органист промаршировал к выходу, барабанщик бросил в презрении и разочаровании свои палочки на пол, и Моррисон скрылся за бархатным занавесом не попрощавшись с публикой».

На следующий день они вернулись в Лос-Анджелес. Все молчали. После пяти дней отдыха Джим восстановился, и следующие шесть недель Doors давали неплохие концерты, путешествуя вдоль западного побережья, где Джима принимали лучше всего, да и он чувствовал себя там уютно. Джим снова жил в квартире Памелы, работая над «Celebration of the Lizard», пытаясь улучшить его опытными поэтическими каденциями, чтобы использовать в следующем альбоме, как образчик высшего класса. Еще он писал сюрреалистический сценарий о странствующем автостопом по американским пустыням убийце. Джим так же писал эпизоды для песни, являвшейся частью театрального шоу, которая обещала быть противоречивой, рассказывая о дезертировавшем солдате во Вьетнаме, приговоренном к расстрелу. Джим был глубоко тронут фотографиями своих литературных героев (Аллен Гинзберг, Уильям Берроуз, Норман Мейлер, Терри Саузерн и Жан Жене) в первых рядах демонстрантов, которые в донхиитском порыве пытались левитировать Пентагон во время внушительного антивоенного марша на Вашингтон в начале того месяца. Джим в это время подумывал сделать несколько решительных заявлений. «The Unknown Soldier», которую Doors представят в Сан-Франциско в ноябре, станет одной из самый ярых песен протеста по отношению ко всей вьетнамской войне и, несомненно, одной из самых сильных.

Джим так же стал теперь объектом постоянных слухов и сплетен в Лос-Анджелесе. Он пропадал на долгие дни время от времени, когда группа не работала, и говорил, что задержался у друзей гомосексуалистов на ранчо в каньоне Топанга, или, скрываясь от Памелы, с таинственной пятнадцатилетней подругой снимал любовное гнездышко в отеле. Джим Моррисон умел скрываться и разделять своих друзей, не особенно заботясь о том, кто сосет его член, лишь бы кто-нибудь сосал. Джим Моррисон держал всех в недоумении.

27 октября, калифорнийский политехнический институт «CPSU», зал забит под завязку нетерпеливыми девочками, окружившими сцену, в ожидании Doors. На сцене были установлены шестнадцать усилителей металлического цвета, собранные в четыре группы по четыре – красноглазые, жужжащие; наклонная хромированная стойка микрофона; черно-красный орган «Vox», наверху которого находилась басс-клавиатура «Fender» серебристого цвета; бордовая гитара «Gibson SG». Сильно пахло «травой». Ее белый дым висел почти в абсолютной темноте. Девочки перестали вертеться, когда группа материализовалась на сцене и начала настраивать аппаратуру. «Дамы и господа, будьте любезны, поприветствуйте Doors!» Жуткий орган начал играть «When the Music’s Over», в то время как Джим подскочил к микрофону, напуская на себя немного жуткий вид, вращаясь фантомом в черной коже с глазами мертвеца – танцуя, падая без чувств, безжизненно, перед тем как подпрыгнуть, словно марлин. Затем он стряхнул пепел зажженной сигареты на девушек в первом ряду, распаляя их двусмысленными жестами и сексуальными разговорами. Спустя двадцать пять минут группа ушла. Зрители не знали, что будет еще один сет, и многие покинули здание. После вся группа посетила вечер встречи выпускников, устроенный возле костра на открытом воздухе. Джим Моррисон общался со студентами, которые узнавали его, и выглядел довольным собой.

Альбом «Strange Days» был представлен той осенью, являясь в основном сюрреалистичным, нежели модно-психоделичным, но его напряжение, экспериментальная атмосфера и пессимистичные послания потерянности и трудности человеческих отношений не смогли получить такую же большую аудиторию, как первый альбом. В чартах альбом достигнет всего лишь почетного четвертого места. Но, как бы там ни было, «Strange Days» все еще остается ярчайшим шедевром группы, их действительно единственным великим альбомом, точным изображением опьяненного наркотиками 1967-го, когда поколения перемалывали друг друга, социальный прогресс «великого общества» испарился в ненависти и вражде, и Америка, казалось, находится на грани гражданского конфликта.

«Time» и «Newsweek» рецензировали альбом. «Time» назвал Doors «черные жрецы Великого Общества», а Джима «Дионисий рока». Даже Rolling Stones не получали такого внимания. Критики подвергли «Strange Days» беспрецедентному разбору, определив его темы, как: глубокая отчужденность нервного времени; безнадежная гибель маленькой девочки, несчастливой девочки, которая не может быть ни удовлетворена, ни утешена; равенство зрительного восприятия и любви, где допускается «my eyes have seen you» (я уже видел вас) и «I can’t see your face» (я не вижу ваших лиц). Романтические сценарии Джима описывали призрачные поиски среди темноты, раздумий и экзистенционального ужаса. (В записных книжках того времени Джим писал: «Ты можешь наслаждаться жизнью издали. Ты можешь смотреть на вещи, но не пробовать их. Ты можешь ласкать мать одними глазами). «When the Music’s Over» бойко отменяла Спасение, а затем в агонии вопля просила Иисуса о спасении. Банальный орган Doors, приправленный примитивным синтезатором вызывал у всех мурашки (да и все еще вызывает). Не удивительно, что «Strange Days» не продавался: это была гениальная театральная работа и абсолютный крах надежд. Beatles и Rolling Stones нужны для того, чтобы поднять вам настроение, - писал андеграунд Лос-Анджелеса «Free Press». – Doors нужен для послевкусия. Когда в голове уже ничего нет. Это как скрип ваших ногтей по доске».

 

Джим перешел к «When the Music’s Over» и на пике песни закричал: «Нам нужен весь этот гребаный мир, и он нужен нам… сейчас». Когда лейтенант Келли услышал дикий вопль Джима и увидел, как толпа хлынула к сцене в каком-то экстазе, то велел включить свет. Затем он вышел на сцену и хлопнул Джима по плечу: «Ты зашел слишком далеко, молодой человек». Рэй поднялся, подошел к Джиму и прошептал ему что-то на ухо. Джим проигнорировал его и закричал разгневанной толпе: «Вы хотите услышать еще?» и «Выключите свет! Выключите этот чертов свет!» Джим протянул Келли микрофон и провокационно протянул: «Давай, чувак. Скажи, что ты думаешь. Вперед!» Но два других копа схватили Джима за руки и вывели со сцены. Билл Сиддонс в белой рубашке, как у казака, попытался вмешать, но Джим остановил его: «Остынь, Билли. Им нужно это сделать. Это то, что должно произойти». Винс Тринор последовал за ними по служебной лестнице, засвидетельствовав, как два копа бьют Джима по почкам. И обрабатывали его не хило. Доставив Джима к погрузочной площадке за зданием, копы повалили его на землю и били по ногам, затем шарахнули головой о крышу, когда сажали в патрульную машину. Джим вынес все это, не сказав ни слова.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁶