 |
|
Последняя светлая полночь
Как-то раз 15 июня Джим Моррисон вышел прогуляться. В Париже был разгар лета, все цвело, но в воздухе веяло прохладной свежестью. Он перешел на остров Сент-Луи, затем на д’Анжой. Остановился возле дома №17 и сел на парапет у реки, делая записки о Шарле Бодлере, который некогда жил на чердаке этого дома. Затем Джим отправился на Левобережье Парижа, к отелю «Odeon», где купил газету. Вблизи находилась дешевая двухэтажная звукозаписывающая студия, на которую он уже натыкался прежде, во время ранних прогулок. Джим поднялся по лестнице и арендовал студию на час, чтобы послушать записи своих поэтических чтений, которые постоянно носил с собой. Последнее время он переживал, что оригинал записи остался в лос-анджелесском «Village Recorders», откуда могла быть украдена, попав в руки бутлегеров. Звукооператор проиграл для Джима части записи, некоторые дважды. Перед уходом Джим сказал, что хочет сделать еще несколько свежих записей, и владелец ответил, что он может приходить в любое время.
Джим продолжил прогулку, оказавшись в «Café de Flore», где иногда встречал Памелу и ее друзей. Воспользовавшись платным телефоном рядом с баром, он позвонил Аньес Варда, чтобы узнать, есть ли прогресс касательно показа в «Cinematheque Francaise» фильмов «Feast of Friends» и «HWY». У Варда не было новостей для Джима. Она напомнила ему, что во Франции никто не слышал об этих экспериментальных фильмах, которые сейчас уже в каком-то роде уже устарели. В 1971 в Париже все интересовались политикой, проявляя мало интереса к показу кровавых фантазий американской рок-звезды. Война во Вьетнаме убила в те дни у французов прежде всегда живую заинтересованность в американской культуре.
Джим вышел на террасу кафе «Flore» и начал заказывать неразбавленный виски, пока алкоголь не помог поднять настроение. Заметив беспокоящий его шум, он сфокусировался на паре американских уличных музыкантов, работавших в кафе за мелочь. Гитарист носил замшевую куртку, а певец ковбойскую шляпу. Они отвратительно исполнили Кросби, Стилза, Нэша, Янга, а затем и других. Джим, уже прилично набравшись, сразу влюбился в них. После того, как они исполнили «Marrakech Express» и никто не дал им денег, Джим представился и любезно пригласил их выпить. Он рассказал им о том, что рядом есть звукозаписывающая студия, и спросил нет ли у них желания пойти с ним и записать сессию. Два парня не могли поверить.
«Подожди, чувак, подожди. Ты стебёшься над нами, верно? Ты правда Джим Моррисон?» Час спустя они оказались в студии. Сохранилась пятнадцатиминутная запись того периода.
Джим выглядел отвратительно. Его американский акцент звучал, как у пьяного южанина. Люди в студии были расстроены, что он в стельку пьян. У них планировалась запись джинглов (рекламной песенки) и обычных музыкантов, так что они с издевкой сказали Джиму, что у него и пары фриков, которых он привел с собой, есть максимум полчаса. Джим потратил первые пять минут на дружелюбную лесть двум парням, пытаясь заставить их играть. Хиппи-гитарист был любителем, а взволнованный певец («Я записал трек в Париже с Джимом Моррисоном!») оказался безнадежен, когда получил студийную гитару. Они не могли даже нормально играть. Джим заметил, что заскучавший с другой стороны стекла звукооператор начал хмуриться и попытался объяснить: «Э-э-э… Это потому что он не музыкант».
Он спросил двух хиппи, что они хотят исполнить. Гитарист предложил три неизвестных песни, но у Джима был свой план. Он сказал: «Давай, попробуем кое-что. Я написал это сам». И с энтузиазмом начал поразительную версию «Orange County Suite» - незаконченную, исключенную из последних двух альбомов Doors хвалебную песнь Памеле.
Запись превратилась в пьяную импровизацию. Музыканты оказались неумехами. Также, слушая внимательно (одну из проданных тысячами пиратских копий той записи), можно разобрать последнего Джима Моррисона за две недели до его смерти, как он ревет спонтанные стихи о своей жестокосердной женщине, своих страданиях и одержимостях, легко развертывая гениальные композиционные изыскания для естественной каденции и спонтанного ритма: «Что ж, ее отец отошел в мир иной / А ее сестра звезда / Ее мать курит кристаллы / А она спит в машине».
Но для парня в операторной сессия казалась пародией, и когда Джим девять минут спустя закончил рифмовать, звукооператор сообщил, что хочет остановить запись. Джим: «ОК, но я хочу послушать. Можем мы услышать запись пожалуйста?»
Джим отдал двум хиппи все деньги, что у него остались после того, как он заплатил за услуги студии. Звукооператор передал ему коробку с пленкой. Дрожащей рукой Джим нацарапал и обвел название его спонтанной Левобережной уличной группы: JOMO AND THE SMOOTHIES.
21 июня, в день летнего солнцестояния, Джим провел на ногах всю ночь. Облака оставались прозрачными почти до двенадцати часов, и Джим не один час гулял один по набережной Сены, наслаждаясь своей последней светлой полночью.
Жарким субботним вечером в конце июня, Памела зависала в «Café de Flore», когда наткнулась на свою подругу из Эл-Эй Тере Теребу, мечтавшую стать писательницей. Когда-то на начальных стадиях «Themis» она помогала Памеле с бутиком. Тереба заметила, что Памела была частью «печально известных парижских дармоедов», которые быстро исчезали в столовой на верхнем этаже «Flore», чтобы избавиться от надоедливых туристов на террасе. Памела пригласила Тере прийти на следующий день на Ботрейи на чай.
Тере заскочила за свежими фруктами в один из магазинов под открытым небом на улице Святого Антуана перед тем, как поднялась по лестнице в квартиру 17 на улице Ботрейи, которую нашла «красивейшей и большой». Джим Моррисон открыл дверь четырехкомнатной квартиры, одетый в строгую рубашку, штаны цвета хаки и ботинках для пустыни. «Он был гладко выбрит, длинные темные волосы обрамляли молодое лицо, его можно было ошибочно принять за выпускника колледжа из Средней Америки». Тере похвалила просторную, комфортабельную квартиру. Джим сказал, что она была сдана в субаренду. «Такого в Эл-Эй не найдешь», - пробормотал он.
Джим заварил чай. Он был жизнерадостным и хотел поболтать. Джим сказал Теребе, что полюбил Париж. Он постоянно писал. Показал ей «Парижский дневник», сказав, что эта записная книжка близка к завершению, и почти готова к частной публикации. Когда наступило время ужина, Тереба предложила поесть в «la Coupole» - знаменитое бистров в квартале Монпарнас, которое обессмертили (для американцев) писатели потерянного поколения: Эрнест Хемингуэй, Скотт Фитцджеральд и Гертруда Стайн. В такси Джим заикнулся о том, как «они отказались от многих планов, приехав в этот город». Тере слушала об их поездках в Испанию, Марокко и на Корсику. Джим упомянул, что собирается написать что-то о времени, проведенном в Марракеше. Он сказал, что чувствовал во время пребывания в пустыне, словно они вернулись в прошлое.
***
«La Coupole» был под завязку забит парижанами разных мастей. Центральные колонны ресторана все еще хранили декорации, созданные Пикассо, Модильяни, Шагала. Но наплыв посетителей и суета официантов напомнили Джиму одно место из другой жизни. «Здесь реально круто, - улыбнулся Джим, - но я не могу не сравнивать его с «Rather’s» - забавный ресторан, расположенный рядом с «Fillmore East» в Нижнем Истсайде».
За едой Джим сказал, что осведомлен касательно того, что Doors репетируют новые материалы без него. Сказал, что его приглашали на роль второй звезды с актером Робертом Митчемом, в телевизионную версию «Почему мы во Вьетнаме» Мейлера, но отказался, потому что должен был остаться в Париже и писать. Он так же рассказал о попытках организовать показ своих фильмов. А затем обратился к официанту: «Месье, s’il vous planit немного mousse au chocolat для дам, будьте добры?»
Им пришлось продираться сквозь студенческую демонстрацию по дороге назад в «болото» (название политического центра в эпоху великой французской революции). Студенты пели песни и выкрикивали слоганы. Красно-синие вьетконговские флаги дрожали на ветру. Зловещие копы, в длинных черных плащах, формировали защитную линию на дороге. Джим хотел посмотреть, но Памела настояла, чтобы водитель продолжал движение. Тере сказала, что возвращается в Эл-Эй на несколько дней. Джим удивился ее желанию вернуться. Она говорит, что он сказал ей, что не собирается возвращаться как минимум до сентября.
Роне, облегчая душу в разговоре с Варда касательно семьи Моррисон/Курсон, сказал об опасных, вероятно фатальных, проблемах с героином. Варда тут же сказала, что им нужно вмешаться. Определяя Памелу как главный источник проблем, она позвонила Джиму и договорилась о визите элитной целительницы, работающей по системе йоги, в квартиру дома №17 на улице Ботрейи с целью излечить потребности Памелы в героине.
Ее звали Моник Годар. Она пользовалась большим спросом и стоила очень дорого. Она была худой, милой, модной, носила мини-юбку и заслужила репутацию хорошего спиритуального советника многих важных людей в Париже. Роне сомневался насчет ее сил, но надеялся, что Моник Годар сможет каким-то образом уберечь Памелу от самой себя. Вначале Памела не выходила из ванной, так что Моник немного поговорила с Джимом, обсуждая взгляды Ницше на суицид и другие темы, связанные с приближающейся смертью, которая, как отметила Годар, поглощала Джима. Затем Памела наконец-то вошла в гостиную. Она передвигалась в белой шелковой джеллабе, была под кайфом и далека от реальности, чтобы бороться со своими проблемами. Моник Годар в ужасе отпрянула от Памелы Курсон, попрощалась с Джимом Моррисоном, поблагодарила Алана Роне за его помощь и выбежала из квартиры.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)
Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!
Она переживет
Последняя записная книжка, с которой работал Джим Моррисон, сейчас находится в частной коллекции в Париже. Очевидно, что он начал скрепленный спиралью дневник до того, как покинул Эл-Эй, поскольку первая запись сделана в Кахуэнга Ауто 466-3268. Первые двадцать страниц заполнены куплетами и образами, написанными крупным почерком Джима. Там почти нет зачеркиваний, как если бы в записной книжке были представлены законченные поэмы.
Несколько страниц содержат альтернативные варианты таких старых стихов, как «Ancient Ones» («Древние»), «Winter Photography» (Зимняя фотография»), «Hitchhiker» («Автостопщик»). Другие страницы содержали всего одну-две строчки, но написанные разным стилем, что указывает на то, что вероятно их обдумывали не один день. Записная книжка содержит две замечательные новые поэмы и скабрезные наброски: «JERK-BAIT SCROTUM, INC» (Корпорация гимнастика для мошонки) и «Fuck Shit Piss Cunt» (Драть ссаную шмонку). Ранее неизвестный стих «Impossible Garden» (Невероятный сад) содержит строки: «прекрасный и дикий, как я» и «самая чокнутая блудница в христианстве». Слова новой песни «Now You Are in Danger» (Теперь ты в опасности), кажутся суммированием парижской идиллии Джима: «Пусть волынщик задает ритм / Март, апрель, май, июнь». Следующая страница содержит короткие строчки для блюзовой песни: «Мы два похожих человека / Мы два похожих / Ты хочешь получить свое, а я свое».
Страница 17 содержит всего одну строчку: «She get over it» (Она переживет).
Записная книжка содержит различные формы чувственных страданий.
Страница 18: «Что я могу сказать? Что могу сделать? Я думал, ты находишь мои сексуальные ласки возбуждающими».
Страница 19: «М-да / Великое сексуальное спокойствие / Я наконец-то умер».
Страница 20: «В этот год нас благословило / Великое явление энергии».
Эта записная книжка находилась в полиэтиленовой сумке Джима вместе с двумя коробками пленки с аудиозаписями, фотографиями, и некоторыми бумагами, когда он случайно встретился с Филипом Далеки на улице. Джим думал, что записал что-то особенное в «Orange County Suite», но ему не на чем было послушать катушки, потому что у него был только кассетник.
Филип Далеки: «Помню, я гулял по Риволи, когда наткнулся на Джима. Мы выпили в баре, и он сказал, что ему нужно переделать катушки в кассету. Я сказал, что могу помочь, и мы пошли ко мне в квартиру [Шалгрин, 5], расположенную недалеко от Л’Этуаль, в пяти минутах от бара, если идти пешком. У меня была небольшая домашняя студия с «Revox» [катушечник] и «K7» [касетник], так что я сделал то, о чем просил Джим. Мы еще выпили, и он быстро ушел, забрав кассету, так как сильно хотел послушать запись. Я вернулся в свою студию и заметил полиэтиленовый мешок Джима на полу. Я подбежал к окну, но Джим уже прошел половину квартала. Я заорал: «Эй, Джим! Ты забыл это!» Он обернулся, посмотрел на меня через плечо и крикнул: «Ничего страшного. Сохрани это. Увидимся позже. Пока!»
Филип убрал сумку в ящик. На следующий день он с Зозо поехал в Сан-Тропе, где она снималась в фильме. Филип Далеки больше никогда не видел Джима Моррисона.
***
28 июня 1971. Памела хотела посмотреть деревни, поэтому с Аланом Роне они отправились на день в путешествие, посетив скачки в Шантийи, расположенной возле живописной реки Ауаза севернее Парижа. День был пасмурным и прохладным, так что все надели свитеры. Меняющиеся декорации, которые они снимали, не останавливая машину, напоминают художества импрессионистов в реальном времени. На обед они остановились в деревне муниципалитета Сен-Лё, где Роне сделал последнюю фотографию Джима и Памелы, прижавшихся друг к другу: в руках чашки кофе, в глазах безумие, на лицах следы загулов, превращенных ими в марафон эпического саморазрушения. Но Джим широко улыбался в камеру, которая последовала за Памелой и Джимом, когда они на пару минут зашли на блошиный рынок сделать покупки.
На следующий день Робин Вертел работала с Джимом. Она пыталась достучаться до кого-нибудь в «Cinematheque», чтобы обсудить фильмы Джима, к которым теперь добавилась недавно полученная копия документального фильма телекомпании «Granada» под названием «Doors Are Open» (Двери открыты). Но заинтересованных не было. Doors никогда не выступали во Франции, потому что их второй Европейский тур пришлось отменить из-за судебного разбирательства в Майами. Без американских рок-фанатов Джим оставался в неизвестности в своем дворце изгнания.
Джим так же продиктовал письмо, отпечатанное Робин Вертел, адресованное счетоводу Doors, Бобу Грине, без даты, отправленное 28 июня 1971. В нем Джим был решительно настроен порвать с прошлым, сказав, что «Париж прекрасен в солнечную погоду, этот город волнует, он построен для людей», и спросил, есть ли возможность остаться там «на неопределенное время». Он так же просил Грине прислать финансовый отчет и копию партнерского соглашения с Doors, а так же поставил в известность, что они с Памелой решили передать «Themis» ее сестре и ее мужу, так что они должны тут же быть «освобождены от любых вмешательств». В заключении он написал:
«Есть подвижка с кредитными картами? Мы могли бы их использовать на оба наших имени. В чем проблема? И если ты будешь отправлять нам чек после того, как получишь это письмо, то высылаю тебе наши счета, чтобы ты оплатил их. Пожалуйста вышли $3000 [около $25000 на сегодняшний день].
Желаем удачи.
Увидимся.
Джим».
Нико, бывшая страсть Джима, так же находилась в Париже, остановившись с друзьями недалеко от Елисейских полей, пытаясь писать песни. В пятницу вечером 29 июня она ехала в такси, остановившемся на красный возле «Opera». В тот момент она увидела Джима Моррисона, идущего по бульвару, и удивилась. Нико понятия не имела, что Джим в Париже. Она подумала, что Джим неплохо выглядит, разве что нужно немного сбросить лишний вес. Ей вспомнилась их неистовая связь четыре года назад. Она опустила стекло, чтобы позвать Джима, но цвет на светофоре сменился, и такси рвануло вперед, так что момент был упущен.
В конце июня Алан Роне съехал с квартиры Джима, потому что Памела остановилась в доме №17 по улице Ботрейи ненадолго. Она жила время от времени в парижской квартире Жана де Бретей, но распутный граф вернулся из Лондона с Марианной Фейтфулл на хвосте, и втроем им там стало тесно. Однако Жан и Марианна въехали в «L’Hotel», и Жан скоро начал снабжать китайским героином и Марианну и Памелу. У графа также была пробная запись «Sticky Fingers», еще не представленный новый альбом Rolling Stones, который Джим слушал без остановки, когда Памела одолжила пленку на ночь.
Алан Роне, предположительно возвращавшийся в Калифорнию на несколько дней, вселился в дом Аньес Варда. (Другим гостем у нее был режиссер Бернардо Бертолучи, с которым она работала над сценарием «Последнее танго в Париже»). Роне, облегчая душу в разговоре с Варда касательно семьи Моррисон/Курсон, сказал об опасных, вероятно фатальных, проблемах с героином. Варда тут же сказала, что им нужно вмешаться. Определяя Памелу как главный источник проблем, она позвонила Джиму и договорилась о визите элитной целительницы, работающей по системе йоги, в квартиру дома №17 на улице Ботрейи с целью излечить потребности Памелы в героине.
Ее звали Моник Годар. Она пользовалась большим спросом и стоила очень дорого. Она была худой, милой, модной, носила мини-юбку и заслужила репутацию хорошего спиритуального советника многих важных людей в Париже. Роне сомневался насчет ее сил, но надеялся, что Моник Годар сможет каким-то образом уберечь Памелу от самой себя. Вначале Памела не выходила из ванной, так что Моник немного поговорила с Джимом, обсуждая взгляды Ницше на суицид и другие темы, связанные с приближающейся смертью, которая, как отметила Годар, поглощала Джима. Затем Памела наконец-то вошла в гостиную. Она передвигалась в белой шелковой джеллабе, была под кайфом до неприличия и далека от реальности, чтобы бороться со своими проблемами. Моник Годар в ужасе отпрянула от Памелы Курсон, попрощалась с Джимом Моррисоном, поблагодарила Алана Роне за его помощь и выбежала из квартиры.
Согласно не внушающим доверия рассказам, нечто очень плохое случилось с Джимом Моррисоном в один из последних вечеров июня. Харви Мюллер, жизнь которого оказалась под угрозой, когда он проводил свое расследование последних дней Джима, нашел людей в героиновых андеграунд-кругах, клявшихся, что Джим купил немного дури у китайского дилера по имени Чинуа и у местного парня, известного, как Петит Роберт в расположенном в подвале туалете заведения «Rock and Roll Circus». Они заявляют, что Джим вынюхал большую порцию в туалете, отрубился и посинел. Кто-то пробормотал: «El est mort» («Умер» фр.) Люди, которые были с ним – «два парня» - вынесли Джима из туалета, и далее через кухню, которую «Circus» делил с ночным клубом «Alcazar», и через выход этого клуба на улицу Мазарен. Они погрузили Джима в такси, подняли его по лестнице в дом на Ботрейи, закинули в ванную и отсеялись. Джим сумел пройти через это и восстановиться.
Эта не подтвержденная, но часто повторяемая история – что у Джима Моррисона был передоз в «Rock and Roll Circus» - стала частью местных накркопреданий и будет постоянно бросать тень сомнений на то, что случилось две ночи спустя.
Когда Алан Роне пришел утром 2 июля в квартиру №17, то он сразу отметил, что Джима трясет.
Роне предложил пойти прогуляться и перекусить, после чего Джим почувствует себя лучше. Пока они шли через квартал Маре, Джим старался выглядеть жизнерадостным, но Роне понимал, что это делается через силу.
Роне видел, что Джим Моррисон напуган. Памелы не было, и Роне решил встретиться с Аньес Варда во время раннего ужина в половине шестого. Услышав, что Роне собирается уйти, Джим запаниковал. «Не уходи», - взмолился он. Еще один приступ кашля сотряс его тело. Он попытался упросить Роне прочитать статью, о которой рассказывалось на обложке свежего выпуска «Newsweek» под названием «Героиновая чума: Что с ней делать». Еще он сказал, что хочет, чтобы Роне прочитал интервью Уильяма Берроуза в «Paris Review». Сказал, что ему нужно отправить телекс и что он хочет, чтобы Роне помог ему с недружелюбными чиновниками в офисе. Казалось, что он отчаянно не хочет оставаться один.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru или в комментарии. Вместе сделаем перевод книги лучше :)
Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и выложен в свободный доступ для скачивания в fb2 и др. форматах. Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!