Главная | Обратная связь

Цикл «Новогодний винегрет»

Я – Зона

Сборник стихов и рассказов по вселенной S.T.A.L.K.E.R., написанных в период с 2012-2015гг.

Осторожно! Попадается нецензурная лексика.

 

 

Миниатюра из Зоны

Солнце расплескало над Свалкой свои последние лучи, готовилось уйти на покой. Меж огромных куч фонящего мусора стояли пять человек. Причем четверо держали пятого под прицелом стареньких, видавших виды АКМов.
– Не мандражуй, мясо, – весело гаркнул один из вооруженных людей. – Кидай хабар и расходимся по-хорошему.
Сталкер, судя по всему, только-только выбился из отмычек в вольное плавание. Он тоской покосился на свой автомат, валявшийся в двух шагах от него, но промолчал. Парню было безумно жаль свой первый приличный хабар, но и жить хотелось до чертиков. Мародеры глумливо скалились, понимая, что никуда парню не деться, из-под четырех пусть старых, но от этого не менее смертоносных стволов. Они наслаждались своей властью и беспомощностью юного сталкера. Все эти люди не догадывались, что жить им оставалось всего несколько минут.
Химера лежала неподалеку от людей под сваленными как попало бетонными плитами. Она была голодна и недовольна. Химера ненавидела Свалку с ее грязью, крысиным дерьмом, а главное, этими двуногими, столь часто портящими ее холеную шкуру. Но приказ есть приказ, и ослушаться она не смела, лишь в бессильной ярости дергала хвостом и скалила обоюдоострые клыки. Хозяева медлили, наблюдали.
Мародерам наскучило ждать строптивого парня и самый нетерпеливый дал в его сторону короткую очередь, сталкер повалился лицом вниз. В этот момент химера, получив ментальный приказ, плавно и неслышно перетекла в сторону бандитов. Лишь один, заподозрив неладное, успел расстрелять полмагазина почти в упор, но это его не спасло. Мутант, походя расправившись с подельниками мародера, настиг и его. Разодрав людей в кровавые клочья, химера успокоилась, конечно, и она успела поймать свою порцию свинца, но чудовищные процессы регенерации в организме заживляли раны за пару минут. Ничего, ей не привыкать, она потерпит, только бы Хозяева были довольны и хоть на какое-то время оставили ее в покое.

В лагере яйцеголовых на Янтаре сравнительно тихо. Бродят вдоль забора несколько зомби, уныло бормоча и волоча за ремни растерзанное бесполезное оружие. Военсталкеры лениво отстреливают их с вышек. На другом конце озера пара снорков затеяла драку из-за ноги псевдогиганта, расстрелянного вояками еще утром. Дрались надо признать знатно. Взревывая и рыча, совершали умопомрачительные прыжки, лягались неимоверно сильными ногами, рвали друг друга крепкими желтыми когтями, роняя из патрубков противогазов клочья розовой пены. Злобные, склочные твари. Хозяева равнодушно наблюдают. Вот победитель принялся с аппетитом поедать поверженного собрата, изредка огрызаясь на слепцов, шныряющих по кустам, тухлятина его уже не интересовала.

А там что за нездоровое оживление? Ах да, кланы «Долг» и «Свобода» делят очередную стратегически важную кочку, диаметром в полтора километра. Опять потратят немереное количество боезапаса, положат энное количество людей. Возня! Мышиная возня!

Взор Хозяев обращается на Кордон. Там, так сказать, в предбаннике Зоны, горит уютный костерок, у которого примостился бородатый крепыш Пичуга. Старательно выскребая тушенку из банки, старый бродяга учит уму-разуму трех отмычек, расположившихся по другую сторону костра и поглощавших тот же нехитрый продукт.
– Так вот, стало быть, салаги, кровосос, не к ночи будь упомянут, любит селиться в разрушенных домах и складах, а, к примеру, бюреры в подземельях, туннели там всякие, канализации. А еще псевдогиганты, но те на Янтаре…
Отмычки почтительно внимали. Легкий ветерок гулял по макушкам вездесущего чернобыля, невдалеке слабо искрила в темноте небольшая мясорубка. Что ж, свежее мясо Зоне необходимо, учи Пичуга.

Хозяева Зоны были очень недовольны. Грандиозный план по захвату всего мира превратился в дурацкий фарс! После Большого Прорыва, когда их коллективному разуму удалось расширить границы Зоны сразу на несколько километров, энергия иссякла. Сил едва хватало, чтобы удерживать границы в их нынешнем состоянии. Новички, которых Хозяева пытались привлечь, предпочитали пустить себе пулю в лоб, чем согласиться на подключение к ноосфере. Глупые люди копались в радиоактивном мусоре Зоны, утопали в крови и не выпускали автоматов из рук. А ведь могли повелевать такими силами, что им и не снились! Они, видите ли, хотели быть тупыми индивидуальностями, вместо того, чтобы влиться в их замечательный и во всех отношениях совершенный коллективный Разум. Эти негодные твари приспособились обходить ловушки, научились с виртуозной легкостью убивать мутантов, да еще и принялись делить Зону, их Зону, на участки и (какое святотатство!) таскать сюда туристов. Хозяева не понимали, что люди лучше будут прорываться с боем по Жизни, чем лежать в «хрустальном гробу» повелевая какими-то там силами. Хозяева уже не были людьми, и все человеческое им было недоступно. Единственное, что они ощущали это невыносимую, всепоглощающую, смертельную скуку.

 

 

Злая земля

Огромная тень появляется в дверном проеме и, шатаясь, подходит все ближе и ближе. Я съеживаюсь в углу, стараясь занимать как можно меньше места. Тень входит в комнату, распространяя вокруг удушливую вонь перегара.

«Недоносок», – хрипит тень, шарит рукой по стене.

Загорается свет, и я вижу отца, пьяного и потому очень страшного, с налитыми бессмысленной яростью глазами.

«Вот ты где! – торжествующе ревет он. – Хренов сопляк!»

Я зажмуриваюсь и мечтаю, чтобы отец оставался лишь тенью и исчез навсегда при вспышке яркого света. Широченная ладонь сгребает меня за воротник рубашки и выволакивает из ненадежного убежища.
***
Я рывком сел, тщетно стараясь унять колотящееся сердце. Исподнее было мокрым от пота, ныли поломанные когда-то ноги.
Многих наших мучили ночные кошмары, что немудрено, учитывая особенности нашей службы. Нет, не в какой-нибудь воинственной горной республике, хотя термин «горячая точка» подходил идеально. Еще какая горячая – Чернобыльская Зона. Регулярные рейды по зачистке мутантов в составе группировки «Долг», кровавые стычки с враждебно настроенными свободовцами, наемниками и бандитами, каждодневное ожидание смерти, жестокой и мучительной. Все это налагало отпечаток на психику бойцов. Только вот прожив здесь без малого три года и успев испытать все эти «радости», я страдал от кошмаров, принесенных с Большой земли. Из далекого, полузабытого, тринадцатилетнего прошлого.
Мы жили в предзоннике, в деревушке под названием Редковка. В 1986 году, когда рванула АЭС, мне исполнилось три года, еще год спустя от лучевой болезни умерла моя мама. С тех пор отец запил. Я вызывал в нем странную ненависть, что порой бывает у скорбящих вдовцов и частенько служил для него боксерской грушей. В тот памятный день, что до сих пор является в кошмарах, отец сломал мне обе ноги и остаток своего детства я провел в приюте. В 2006 году, когда катастрофа повторилась, я, в числе первых, попал в Зону. Меня не пугали ее дьявольские порождения, хитроумные ловушки и обещание насильственной гибели, разлитое в воздухе, словно отвратительный запашок разложения. Я отвечал яростью на ярость, кровью на кровь, убивал врагов и мстил за друзей. Я больше не боялся смерти, но когда тьма накрывала мое сознание липкой паутиной сна, снова умирал от страха перед шатающейся тенью отца.
Мне много раз приходилось слышать ненависть в голосах сталкеров, говорящих о Зоне. Ненависть к мутантам, аномалиям и радиации. Я их понимал, но в душе был не согласен. Что может значить ярость голодного мутанта или бездушная смертоносность радиации перед кровожадностью человека. Аномалия не может не убивать, ибо такой создана – безумными учеными или пришельцами – не важно. Она не делает различий между сильным и слабым и скрутит в одинаковый кровавый фарш и того, и другого. А человек, в соответствии с порочностью своей натуры, отнюдь не заложенной природой, склонен издеваться над слабым и трусливо убегать от сильного.
Да, я не очень люблю людей, зато всей душой предан Зоне. Негостеприимная, жестокая, злая земля. Но это наша земля. Наша Зона. Моя Зона.

 

 

Иллюзия свободы

Дорога стлалась под ноги серым асфальтовым полотном, дружески подталкивая подошвы ботинок. На душе было легко и радостно. Я возвращался на базу, где ждали меня друзья и собутыльники. Пояс приятно оттягивал контейнер для артефактов, обещая вечером славную гулянку с песнями и плясками, битьем бутылок об головы, стрельбой по воронам, а может быть даже и мордобоем. Лучше всего снимает стресс добрая драка с друзьями-приятелями, когда намяв друг другу бока, вы с одобрительным хохотом идете допивать забытый пузырь.
Впереди ждала свобода, во всех смыслах этого слова. Всегда меня манила эта недоступная дама, всю жизнь я протестовал против рамок, в которые меня загоняли. Устраивал истерики в нежном детском возрасте, когда родители заставляли есть невкусную кашу, в юношескую пору шокировал добродетельных граждан адской музыкой и неформальным видом и в нынешней тридцати трехлетней зрелости, когда надоело тянуть лямку на заводе и прогибаться под государственную систему.

Я хотел быть свободным. От лживых политиков, командующих с экранов телевизоров, кого нам любить, в кого стрелять, а кому лизать задницу. От продажных ментов, занятых покрытием преступлений сильных мира сего, вместо того, чтобы служить и защищать. От нищенствующих пенсионеров, от переполненных детских домов, от бардака в задыхающейся под гнетом коррупции стране.

Нельзя воевать с системой – слишком прочен и безжалостен ее механизм, от нее можно лишь убежать. И я сбежал в Зону, примкнул к группировке «Свобода». Абсолютной свободы нам не обещали, да мы о ней и не просили, но предоставили хоть какую-то иллюзию выбора – умереть стоя или жить на коленях. Это немало.

Я свернул с дороги и начал подниматься на холм, с которого уже можно было разглядеть бетонное ограждение родной базы. Вдруг из зарослей, прямо передо мной, изник сталкер в черно-красном комбезе. Долговец! Мы одновременно вскинули оружие и уставились друг на друга. Судя по выражению лица, встреча со мной не входила в его планы и явилась полной неожиданностью.
– И что теперь? – спросил я, делая крохотный шажок в сторону. – Будешь стрелять?
Мой оппонент усмехнулся и довернул «Грозу», вписываясь в мое движение. Тьма внутри ствола проглотила радость встречи с друзьями и вожделенную ночную гулянку. Внезапно воздух за спиной долговца пришел в движение и я увидел две пары горящих глаз.
– Кровососы! – заорал я, падая набок и открывая огонь поверх головы моего врага.
Долговца спасла отменная реакция. Он мгновенно присел, развернулся и выпустил очередь в голову склонившегося над ним мутанта. Оценивать результаты его действий я не стал, так как на меня надвигалась еще парочка кровососов. Вскочив, я угостил их свинцовыми подарками, медленно отступая, пока не уперся во что-то спиной. Это что-то оказалось спиной долговца. Мы обменялись неприязненными взглядами и продолжили зачищать каждый свой сектор. Как только последний мутант свалился бездыханным, мы снова наставили оружие друг на друга.
– У тебя патроны-то остались? – насмешливо спросил я.
– Хрен знает, – беспечно ответил мой враг. – А у тебя?
Мне стало смешно.
– Я как то тоже не в курсе, – признался я и заржал так, что чуть не выронил винтовку.
– Долбанные отморозки, – заухмылялся долговец и опустил «Грозу».
Мы синхронно выщелкнули обоймы и продемонстрировали их друг другу. У каждого в рожке осталось по одному патрону. Я отвесил шутливый поклон и, повернувшись, направился к своей базе, напряженно ожидая выстрела в спину. Через два десятка шагов я не выдержал и обернулся. Долговец спустился на дорогу и шагал по направлению к Ростку. Наверное, он не хотел больше стрелять. Я вдруг понял, что он тоже был свободен – от приказов и навязанной идеологии. Привык сам принимать решения, не опираясь на инструкции. М-да, с такими врагами нам и друзей не надо.
На самом деле мы все не свободны – человек не может без поводка, что зовется зависимостью. Кто-то зависит от полноты наполненного алкоголем стакана и очередной дозы, кто-то от толстого кошелька и ощущения власти, кто-то от личной удачи. Но во всех, кто не смирился, не признал себя рабом системы, живет стремление к свободе, как бы она ни была иллюзорна. Ты можешь всю жизнь тосковать о ней, бороться, истекать кровью и сдохнуть тысячу раз, но пока в тебе живет это стремление – ты не побежден, а значит свободен.

 

 

Немтырь

В баре «Сталкер» все было по-прежнему. Так же тусовались у костров новички, не нюхавшие толком Зоны и не умеющие ценить нехитрый уют бара. Ветераны, хлебнувшие походной романтики с избытком, предпочитали вкушать отдых в помещении. Так же красовалась на стене надпись, сделанная веселенькой сиреневой краской: «Жаба жадный осел, нах». Я полюбовался этим донельзя справедливым замечанием и спустился в бар. Торговец Жаба заприметил меня еще у входа и торопливо замахал, указывая на дверь подсобки. Я прошел через слабо освещенный зал, спиной чувствуя взгляды сталкеров, что сидели, согнувшись над своими стаканами. От этих взглядов стало неуютно, на меня и раньше пялились, потому как внешность примечательная, но такого откровенного интереса не выказывали прежде.
Едва я протиснулся в подсобку и закрыл за собой дверь, Жаба накинулся на меня с обвинениями.
– Что ты себе позволяешь?
Я неопределенно пожал плечами. Жаба злобно пялился на меня некоторое время, потом выхватил что-то из кучи бумаг на столе и сунул мне под нос. Смятый листок гласил: «Разыскивается, живой или мертвый, сталкер Немтырь. Особые приметы – родимое пятно на левой стороне лица. Вознаграждение гарантируется».
– Вот это, – раздельно выговорил Жаба, – принес мне Султан со товарищи. Ты что это вытворяешь, скотина?!
Я улыбнулся. Жалобы торговца меня ничуть не впечатлили. Не станет Султан тыкать Жабу ножичком только из-за того, что я ему хабар таскаю, и торгаш это знает прекрасно. А возмущается так, для проформы. Увидев, что руганью меня не пронять, Жаба сразу сдулся и почти жалобно попросил:
– Ну, не томи уж, показывай.
Я извлек из контейнера «Золотой шар», дал торговцу полюбоваться и убрал обратно.
– Охренеть, – выдавил Жаба. – Люди болтали, что «Золотой шар» находили какие-то сталкеры, родные братья вроде, но я до сего дня был уверен, что это выдумки.
Он с трудом оторвал взгляд от контейнера и посмотрел на меня.
– Как обычно?
Я кивнул. Торговец выложил на стол консервы, цинк патронов к моей винтовке, несколько шоколадок и свернутые в рулончик купюры и, пока я складывал припасы в рюкзак, изводил меня наставлениями.
– Выйдешь через заднюю дверь, в баре тебя уже, небось, охотники за головами дожидаются. К Южному тоннелю не ходи, там, говорят, матерый контролер поселился. И, Немтырь, береги себя, ладно?
Я развел руками, мол, как получится, кивнул на прощание и ушел. Вся искренняя забота торговца о моей шкуре была продиктована лишь опасением потерять поставщика эксклюзивного хабара.
Я не был немым, как думали многие. Говорить мог, но не любил, потому как сильно заикался и вкупе с родимым пятном чуть не на всю рожу, личностью прослыл более чем странной. Поэтому я чурался людей и исхоженных троп и бродил в самых неприятных местах – другое дело и хабар там был совершенно особенный. Как раз из-за «Золотого шара» и вышел у меня спор с одним из людей Султана, последствий которого бандит не пережил. А теперь разозленный потерей верного человечка, Султан решил отомстить, что же флаг в руки.
Заныкав денежный рулончик в одном из своих схронов, я устремился прямиком к Южному тоннелю, справедливо полагая, что в место, пользующееся дурной славой никто в здравом уме не сунется.
У тоннеля меня ждала засада. Мимо уха вжикнула пуля, заставив растянуться в придорожных кустах. Как же легко меня просчитали. Кто сунется в место, пользующееся дурной славой? Правильно – Немтырь! Я рискнул приподнять голову, но следующая пуля снова заставила прижаться к земле. Нехорошо-то как. Пока один прижимает огнем, двое наверняка обходят с флангов. Я начал было отползать, как позади мелькнула тень, затылок взорвался резкой болью, и сознание мое померкло.
***
Ощущение окружающего мира возвращалось постепенно, какими-то обрывками. Болит голова, воротник куртки мокрый от крови, давит щиколотки. Да я же подвешен вниз головой. Проморгавшись, осмотрелся. Ну, так и есть, подвесили, сволочи, аккурат у входа в Южный тоннель – контролеру на съедение.
– Как, Немтырь, весело?
Султан стоит в полусотне шагов и печально так смотрит, а двое его шестерок рядом радостно скалятся. Я не стал отвечать.
– Надо было отдать Хану «Золотой шар» по-доброму, а ты воевать кинулся, нехорошо. Чего добился, Немтырь? Хана похоронят с почестями, ты же умрешь медленно, пожираемый грязной тварью, с мыслями о не потраченных деньгах. Скажи, где ты их спрятал, и я убью тебя быстро.
Я изобразил неприличный жест. Шестерки схватились за оружие, но Султан их остановил, что-то негромко приказал и величественно удалился, те поплелись следом. Ветерок легонько покачивал мое бренное тело, в тоннеле царила тишина. Так, хватит изображать из себя окорок, пора сваливать. Я ощупал многочисленные карманы и едва не расхохотался от облегчения. В потайном кармане куртки лежал перочинный нож, эти бакланы меня даже не обыскали как следует. А, может, торопились.

Зажав нож в зубах, я хорошенько раскачался и резко согнувшись, схватил себя за ноги. Постанывая от напряжения и мучительной головной боли, перепилил веревку, грохнулся на землю и снова отключился. Пришел в себя уже под вечер, немного удивился, обнаружив, что никто не пытался откусить мне руку или ногу. То ли врали про контролера, то ли он давно свалил, в принципе меня любой из вариантов устраивал. Рюкзаком моим мародеры почему-то побрезговали, только вывернули все содержимое на землю и уперли шоколадки. Надо же, какие сластены! А вот красавицу винтовку и патроны забрали, шакалы позорные.

Я прикинул расстояние до схрона и немного воспрянул духом, может, и дойду живым. А потом мне одна дорога – на Болота. Туда Султан совершенно точно не сунется, кроме того, ходили слухи, что он собрался отвалить на недавно открывшийся уровень – Затон. Ну и флаг в руки, может какая добрая душа пришибет по дороге, а я пока на Болотах перекантуюсь. Тамошними тропами ходили только ребята из группировки «Чистое небо», отморозки из бандитского клана «Ренегат» и Болотный Доктор. Но Док живет в самом центре топей, куда даже я не рискнул бы сунуть свой нос.
В тоннеле вдруг отчетливо зазвучали чьи-то шаркающие шаги, и спина моя покрылась холодным потом, неужели контролер? Кое-как побросав пожитки в рюкзак, я поспешно зашагал в сторону схрона, надеясь, наконец, вооружиться и избавиться от гадкого чувства беспомощности, что не отпускало меня с момента пробуждения. Я успел удалиться от тоннеля только на двадцать шагов, как руку пробила пуля.
«Да что за день сегодня такой!» – возмущенно думал я, катясь в заросли мутировавшего шиповника. С трудом выдрался из кустов, оставив там порядочное количество фрагментов одежды и собственной кожи, и спрятался за валявшимся на боку ЗИЛом. Осторожно выглянув, увидел три тени, перебегающие от укрытия к укрытию. Шестерки Султана, кто ж еще. Полный кирдец, три автомата против безоружного меня. Не рюкзаком же от них отмахиваться.

Я торопливо перевязал простреленную руку прямо поверх куртки. Потом выхватил из-под ног булыжник и метнул в ближайшие кусты, а сам кинулся обратно к тоннелю, надеясь вывести преследователей прямиком на контролера. Бандюки некоторое время азартно обстреливали кусты, пока кто-то из них не заметил меня, по-снорочьи скачущего через дорогу. И тотчас троица мародеров с гиканьем устремилась в погоню, словно свора охотничьих собак, преследующих раненого, облезлого волка. Я вихрем пролетел мимо тоннеля, старательно глядя в другую сторону, чтобы не попасть на ментальный поводок контролера, ведь для этого мутантам нужен хоть кратковременный визуальный контакт с жертвой.

Свалившись за груду камней у левого бока тоннеля, я осторожно выглянул, чтобы оценить результаты своих усилий. Моя хитрость отчасти удалась. Один из мародеров продолжал преследование, а двое других замерли, бессмысленно глядя перед собой. Выскочив из своего укрытия, я сшиб с ног бандита, и мы покатились по земле, рыча и молотя друг друга кулаками. Я пропустил пару чувствительных зуботычин, но после спуску уже не давал. Оседлав мародера, я некоторое время сосредоточенно его прессовал, а после сдавил ему глотку. Тот захрипел, засучил ногами и принялся колотить меня по раненой руке, но я, не обращая внимания на боль, продолжал выдавливать из него жизнь.
«Отдай его мне!»
Властный голос раздался словно внутри меня и ему невозможно было не подчиниться. Я разжал руки и поднял голову. Контролерша стояла рядом и уплетала мою шоколадку, двое шестерок Султана маячили за ее спиной. Мои ноги сами собой разогнулись, отнесли меня в сторонку и заботливо усадили на пенек. Гаже ощущения мне еще не доводилось испытывать и, надеюсь, не доведется. Я все понимал, сохранил все мысли и чувства, но телом владеть не мог. Если сейчас эта жуткая баба начнет мною ужинать, я буду сидеть абсолютно неподвижно, внутренне вопя от ужаса и безнадеги.

К счастью до этого не дошло. Контролерша, подчинив третьего мародера, неспешно заковыляла к Южному тоннелю, а к моему телу постепенно возвращалась чувствительность.
Когда человек чудом выбирается из огромных, грозящих смертью неприятностей, его охватывает невыносимая усталость или же бесшабашное, хулиганское настроение. Я попал под второй вариант. Глядя вслед радиоактивной дамочке, уводящей моих врагов, смирных как ягнята, мне вдруг захотелось пошалить.
«Эй!» – крикнул я мысленно.
Контролерша обернулась и вопросительно посмотрела.
«Хорошая задница», – подумал я.
Она хищно оскалилась и заковыляла дальше, нарочито покачивая бедрами. Я расхохотался. Нет, ну какова чертовка!

 

Цикл "Атомная радуга"

 

Красный

Я удивленно разглядывала спину сталкера, сидящего у костра. Ничего особенного, спина как спина. Облаченная в стандартный комбез, с ремнем автомата через плечо. Вот только волосы... Черные волосы, собранные в аккуратный хвост и украшенные красным цветком. Я еще не видела в Зоне ничего столь яркого и красивого. С тех пор, как у меня появились приятели среди сталкеров, я не задумывалась, что и у людей бывают особи женского пола. Первая человеческая женщина, встреченная мной в Зоне, надо же. Я не смогла пройти мимо. Ее ментальный рисунок не нес угрозы, однако я не решалась выйти из своего укрытия. Поведение людей, порой, бывает непредсказуемым, и рисковать не хотелось.
Сталкерша шевельнулась и подтянула к себе рюкзак. О, я знала, что это такое! Рюкзаки сталкеров хранили в себе массу чудесных вещей. Консервы, банки со сладкой водой, приятно щиплющей язык и самое прекрасное – шоколад. Да, с тех пор, как у меня появились приятели среди людей, я многое узнала о сталкерских рюкзаках.
Мой разум, затуманенный видениями шоколада и, почему-то, красного цветка в волосах сталкерши, дал ментальный сбой. Позади недоуменно завозились и замычали кадавры – моя верная охрана. Сталкерша вскочила и направила в темноту ствол автомата. Нас она не видела и я решилась. Мысленно потянувшись, коснулась ее сознания легким импульсом.
«Не бойся, не бойся».
Автомат в ее руках дрогнул и опустился.
– Кто там? – прошептала она.
«Не бойся, не бойся».
Я выглянула из укрытия, позволила рассмотреть себя и снова скрылась. Ментальный рисунок человеческой женщины окрасился в желтые и серые тона. Страх, удивление. Я искала черные полосы ненависти, но не находила.
«Не бойся, не бойся».
Продолжаю наблюдать. Девушка беспомощно оглядывалась. Ну, чего же ты боишься, глупая? Если бы я хотела тебя убить, ты была бы уже мертва. Решайся. Девушка глубоко вздохнула, аккуратно положила автомат и медленно выпрямилась, не сводя глаз с моего укрытия.
– А ну, выходи, – потребовала она.
Ура! Строго наказав кадаврам не двигаться с места, я подошла. С минуту мы изучали друг друга. Несведущий человек, наблюдая со стороны, мог подумать, что контролер взял на ментальный поводок очередную жертву. Только я не хотела больше охотиться на людей. Не могла. Многое изменилось в моем мире с тех пор, как у меня появились приятели среди сталкеров. Я смотрела на цветок в ее волосах. Красный цвет, виденный мною в ментальном рисунке некоторых людей, был совсем другим. Багровый, с черными кляксами и грязно-желтыми вкраплениями. Страх, ненависть, жажда убийства. Цветок был чистым, ярким и веселым.
– Что тебе нужно? – спросила сталкерша.
Я протянула руку и коснулась цветка. Девушка хотела отпрянуть, но сдержалась. Молодец, уважаю. Она вытащила цветок из прически и вложила мне в руку. Зачем? У меня нет волос. Сталкерша вытянула из кармана длинный шнурок, взяла цветок, привязала к шнурку и повесила мне на шею. А потом, о чудо, в моей руке оказался шоколадный батончик. Улыбка расползалась по моему лицу и ее невозможно было удержать. Я не хотела… С тех пор, как у меня появились приятели среди сталкеров, я видела как люди реагируют на мою улыбку. Я просто не могла допустить, чтобы человеческая женщина убежала с воплями ужаса, после того, как угостила меня шоколадкой. Я боялась. Я...
Сталкерша улыбнулась в ответ.

 

 

Оранжевый

Озеро Янтарь застилал туман. Тек, завивался кольцами, то скрывая, то снова являя взору разбитый вертолет с уныло опущенными лопастями. Где-то за вертолетом бормотали кадавры. Я щелчком отправил окурок в воду и обернулся. Позади маячили две фигуры в оранжевых комбинезонах. Не люблю работать с научниками. Фанатики, мать их. Вколоть человеку какой-нибудь мутированный штамм для них обычное дело. В интересах науки, понимаете ли. Справедливости ради стоит признать, что «ботаны» этот штамм введут и в собственный организм, и рука не дрогнет. Но это если бедолаги для экспериментов не найдутся, а они ведь находятся. Опустившиеся, отчаявшиеся, плюнувшие на все и всех сталкеры. Те, кого Зона пережевала и выплюнула, сохранив зачем-то жизнь, если это можно назвать жизнью. Неприятно признавать, но я из той же братии, хотя и пытаюсь еще трепыхаться.
Два месяца в Зоне не было Выбросов, соответственно новых артефактов тоже. Зона опустела, замерла в ожидании. Кое-кто говорит – это затишье перед бурей. Что же, будем надеяться. Многие подались на Большую Землю, а мне не к кому возвращаться. Пришлось скрепя сердце идти на поклон к ученым, наниматься для сопровождения и охраны экспедиций.
Я снова обернулся. Да что они там копаются! Научники неспешно приближались, болтая на ходу и помахивая чемоданчиками для образцов. Туман оседал на их комбинезонах, придавая им глянцевый блеск.
– Вы готовы, Шлем?
Это Друшляков, младший научный сотрудник. Хороший, в общем-то, мужик, компанейский, только очень уж задвинутый на своей науке.
– Аки пионер, – буркнул я недовольно.
– Язвите? – хмыкнул Друшляков. – Это хорошо.
– Здесь или дальше пройдем? – спросил Климченко, лаборант нашего мэнэса.
Друшляков с минуту размышлял, оглядывая прибрежные воды.
– Я думаю, это место подойдет, – наконец решился он.
«Ботаны» распаковали чемоданчики, извлекли свои шайтан-машинки и полезли в озеро. Все, мир для них больше не существует. Теперь будут возиться в стылой, вонючей воде до позднего вечера. И не жравши.
Я сжимал в руках оружие, снова и снова обшаривая взглядом унылый пейзаж. На душе было пусто и тоскливо. Вдруг захотелось швырнуть верную винтовку в озеро и уйти, куда глаза глядят. Перед глазами прыгали белые точки, в ушах звенело, голова налилась тяжестью... Что за черт? Я потряс головой и крепко зажмурился, вроде отпустило. Посмотрел на ученых, но те по-прежнему бродили по колено в воде, уткнувшись в приборы. Еще раз пробежавшись взглядом по окрестностям, я вдруг увидел ее. Босая, закутанная в жуткое рванье, она стояла у разбитого вертолета, окруженная троицей зомби и внимательно смотрела на меня. Я так поразился, что стоял столбом, пялился на нее и даже не помышлял о защите своих яйцеголовых подопечных.
Убедившись, что приковала к себе все мое внимание, она подняла лапу и указала на север. Я послушно посмотрел и желудок мой ухнул куда-то вниз. Зарево! На севере дрожало и разгоралось багровое зарево Выброса. Стряхнув с себя ступор, я бросился к ученым и заорал:
– Выброс!
Климченко вздрогнул и посмотрел на начальство.
– Не может быть, – спокойно сказал Друшляков. – Наши прогнозы...
– Вылезай, мать твою, – перебил я. – Уносим задницы по-быстрому! Отстанешь – брошу на хрен!
Как бы ни был занижен инстинкт самосохранения у мэнэса, он, наконец, понял, что я не шучу и не спятил. Признаться этому поспособствовали не столько мои вопли, сколько глухой рокот, катившийся со стороны атомной станции.
Мы переглянулись и очертя голову бросились к бункеру. Черт, черт! Можем и не успеть. Вокруг сгустились красноватые сумерки, земля под ногами вздрагивала. Мне вдруг нестерпимо захотелось посмотреть на свою спасительницу. Не останавливаясь, я обернулся, но у вертолета уже никого не было. В спину мне с разбегу врезался Климченко, он почти ослеп от ужаса и бежал, не разбирая дороги. Я схватил его за шкирку и как следует, встряхнул.
– Не спать на ходу!
Глаза лаборанта приобрели осмысленное выражение, он поспешно закивал. Друшляков вырвался вперед, но бежал он уверенно, еще и чемоданчик с образцами успел прихватить, м-да.
Над бункером истошно завыла сирена. Очень вовремя, господа ученые! Ничего, мы уже на подходе. Небо над головой приобрело кроваво-красный оттенок и озарялось сполохами призрачного свечения. Хрипя и поддерживая друг друга, мы подбежали к заветной двери и всей кучей ввалились в дезактивационную камеру, при этом интеллигентный Друшляков матерился как сапожник. Дверь тоненько зашипела, изолируя нас от внешнего безумия. Мы успели.

 

 

Желтый

Дверь сотрясается от ударов извне и жалобно скрипит. Я сижу, забившись в угол, и судорожно сжимаю обрез. Смешно конечно, оружие без патронов — бесполезный кусок стали. Во мне крепнет уверенность, что этот день я не переживу, тем не менее продолжаю надеяться. Человек всегда надеется, даже если видит занесенный над собой топор палача. И я ждал, что кто-нибудь вмешается, спасет, не даст погибнуть во цвете лет. Говорят, перед смертью перед глазами пробегает вся жизнь. Может и так. Отдельные моменты моей жизни я сейчас вижу особенно отчетливо.

...Я в предзоннике, в одной из многочисленных деревушек, что служат прибежищем для сталкеров, бандитов и военных всех сопредельных стран. Сумрачный бар, где я, молодой и крепкий парень, выслушиваю наставления одноногого калеки. Слушаю невнимательно и с раздражением. Да что может знать о Зоне этот полоумный старпер. Залпом допиваю дерьмовое пиво и ухожу не прощаясь. Калека умолкает на полуслове и укоризненно качает головой. «Не жилец», – бормочет он себе под нос, но я слышу. А, плевать.

...Зона. Жутко, но красиво. Смертельно красиво. Только красотами мне любоваться не хочется. Деньги все вышли, за неделю блужданий добыл один паршивенький артефакт, да и тот никому не нужен. Удалые сталкеры из моего воображения сменились на угрюмых недоверчивых мужиков из реальности. Никто не хочет брать меня в напарники, только отмычкой. Ага, сейчас! Чертово отребье, мать их растак.

...Держу на прицеле «зеленого» отмычку. Парень трясущимися руками протягивает мне свой контейнер для артефактов. Рядом валяется ветеран, застреленный моими новыми приятелями. Я забираю контейнер, а Шляпа стреляет парнишке по ногам, тот с криком падает. Голос внутри меня протестует, но я смеюсь, смеюсь до упаду вместе со Шляпой и Пузырем. Потом мы уходим, за спиной стихают стоны отмычки.

...Длинные, светлые волосы, голубые глаза, зареванное лицо. Молоденькая девчонка бьется в руках Пузыря, срывающимся голосом умоляет отпустить. Шляпа скалит гнилые зубы и расстегивает штаны. Голос внутри меня кричит громко и протестующе, но вслух я говорю тихо и неуверенно.
«Может не надо, пацаны?»
«Ты что импотент?» – хрипло ржет Шляпа.

Я наматываю волосы девушки на кулак и... Нет! Не хочу вспоминать!
«Полина Ларченко была найдена зарезанной во дворе собственного дома 28 сентября ...года»

...Я с Пузырем и Шляпой потрошу чей-то схрон на Агропроме. Мы перешли на постоянную «прописку» в Зоне. На нас не охотится только ленивый и потому было решено пересидеть опасное время в подземных коммуникациях. В первый же вечер наткнулись в одном из тоннелей на трех зомби. С хохотом расстреляли, радуясь неожиданному развлечению. Голос внутри меня молчит.
Краем глаза ловлю какое-то движение в правой ветке тоннеля, поворачиваюсь и вижу ее. Она стояла и смотрела на изорванных пулями мертвяков так, словно они были самым важным в ее жалкой жизни.
«Контролер!» – визжит Шляпа. Какой у него, оказывается, противный голос, не замечал раньше. Пузырь поднимает обрез и вдруг замирает. Я вижу расползающееся по его промежности пятно и чувствую, как намокают мои собственные штаны. Срываюсь с места и бегу прочь, прячусь в какой-то каморке, подтаскиваю железный стеллаж и заклиниваю дверь. Дыхание со всхлипами рвется из груди, по щекам текут слезы. Я хочу жить, понимаете? Я, мать вашу, очень хочу жить! Забиваюсь в угол, проверяю обрез – пусто. Все потратил на зомбаков, чтоб они сдохли! Так они и сдохли…
Я чувствую такой сильный страх, что могу его увидеть. Он липкий, тягучий и очень неприятного цвета. Цвета пятна на моих штанах. Как хочется жить. Дверь начинает сотрясаться от ударов извне. Это они – мои приятели. Я узнал их голоса, хоть они и не говорят ничего, лишь мычат нечто бессвязное и долбят, долбят эту проклятую дверь. Я только сейчас увидел, какая она хлипкая и ненадежная. Стеллаж с грохотом падает на пол. Как хочется жить...

 

 

Зеленый

Весна в Зоне – понятие не принципиальное. Не бывает здесь говорливых ручьев, гомона птиц, кошачьих «концертов». Не распускаются на деревьях молодые листочки, играющие на солнце всеми оттенками изумруда. Нет в Зоне ярких красок. На всем лежит печать заброшенности и скорби. Даже в этот погожий весенний денек лесополоса выглядела скорее серой, чем зеленой.
Я, Сергей Капельянов, рядовой доблестных войск РХБЗ, сидел на наблюдательной вышке и мечтал о дембеле. Меньше месяца, друзья! Еще три недели, и я увижу мамку с батей, обниму свою Нинку, и все снова станет хорошо. Я начну забывать это страшное место, возле которого прослужил целых полгода. Большой срок для простого деревенского парня, вроде меня, слыхом не слышавшего про всех этих жутких тварей, населяющих чернобыльскую Зону. Вот и сейчас, мечты мечтами, но поглядывать в бинокль на лесополосу я не забывал. После вчерашнего Выброса ждали волну мутантов, что обезумевшим потоком рвались из центра Зоны на периферию. За полгода службы на Кордоне я видел множество таких волн, но так и не смог привыкнуть.
Солнце приятно припекало мой стриженый затылок. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что неплохо бы попить на минус. Махнул рядовому Бригвадзе, что подпирал столб с матюгальником на верхушке и спустился с вышки. Бригвадзе, с мукой в глазах, неохотно занял мое место. Едва я успел сделать дела, как во дворе зазвучали тревожные голоса, а секунду спустя взвыла сирена. Меня пробрала крупная дрожь, в кровь хлынул адреналин – началось.
Рев, визг, рычание. Выпученные глаза, оскаленные пасти, роняющие клочья пены с клыков. Грохот калашей, раскатистые голоса пулеметов, мощный мат командира.
В знакомую какофонию примешивается посторонний звук, и я соображаю – что-то не так.
– Заряжаю! – крикнул я и, меняя рожок, быстро осмотрел двор.
Вот оно. На земле, прямо под вышкой, искрились и потрескивали маленькие молнии. Пока я завороженно смотрел на зарождающуюся «электру», она резко вздулась и выбросила вокруг себя смертоносные рогатые щупальца. Вышка окуталась нестерпимо ярким светом, громко шарахнуло, и на землю упал хорошо прожаренный Бригвадзе. Меня передернуло. Задержись я на вышке всего на десять минут дольше, на земле сейчас дымился бы мой труп.
Я поискал глазами командира, но его уже раскручивала огромная «карусель». Ненасытная Зона лично заглянула к нам в гости. От мутантов пока защищали автоматические системы огня, но против аномалий мы были бессильны. Мимо, гулко топая, пробежал Вась-Вась. Я метнулся следом, ухватил его за «комок» и, не без труда, опрокинул на землю. Из-под его ног с ревом взвилось пламя. Вась-Вась, выпучив глаза, отползал.
– Живой, брат? – спросил я.
– Живой, – пробасил Вась-Вась, поднимаясь.
Мне было чертовски радостно видеть этого бугая живым. Как-никак он был моим другом. Из-за угла КПП выбежали близнецы Моторенко, покрутили головами, оценивая ситуацию, и рванули к нам.
– Уходим, – скомандовал я.
Близнецы дружно кивнули.
– Куда уходим? – спросил Вась-Вась. – До первой аномалии?
– Можешь оставаться, – сказал я и зашагал вперед, внимательно глядя под ноги. Я знал – никуда он от меня не денется.
До ближайшего поселка было около полутора километров. Я шел первым и, разбрасывая патроны, провешивал путь. Близнецы следили за ситуацией по флангам, а Вась-Вась подбирал раскиданный мной боезапас и монотонно перечислял все беды, обрушенные на нас непонятно за что всего за месяц до дембеля. Я с тоской смотрел на деревья. Едва распустившиеся листья только сегодня утром блестели глянцевой зеленью, а сейчас как будто пожухли и выглядели точь-в-точь как лесополоса, которую я рассматривал с вышки. Значит, Зона и сюда добралась.
Поселок встретил нас дымом пожарищ. Кричали люди, бегавшие от колонки к горящим домам с ведрами воды, плакали дети. Нам стоило огромных трудов убедить посельчан бросать дома и уносить ноги. Никто не хотел верить, что Зона ухватила родной поселок в свои жадные лапы.
Детей я поручил Вась-Васю. Этот добродушный великан скорее умрет, чем позволит пострадать хоть кому-то из них. Построив гражданских, я занял уже привычное место ведущего. Мы прошли еще два километра, прежде чем я заметил яркую зелень обычных, не тронутых Зоной деревьев. А навстречу нам, грохоча, катила бэха. Мы вывели живыми двадцать шесть человек, из которых шестеро были детьми.

 

 

Голубой

На Зону упали вечерние сумерки. Не сгустились постепенно, а именно внезапно упали. Я сидел на чердаке заброшенного дома на Кордоне и услаждал себя разогретой тушенкой, с удовольствием поглядывая на контейнер для артефактов. Ходка выдалась очень удачной и, если ночью все пройдет так же хорошо, утром я буду в предзоннике. Форсировать военный блокпост я предполагал во второй половине ночи, когда часовых сильнее всего одолевает сон.
Швырнув опустевшую банку в угол, я удовлетворенно похлопал себя по животу, теперь можно и покемарить пару часов. Я уже было задремал, как вдруг услышал приглушенные голоса. Кого это там несет на ночь глядя? Приоткрыв чердачную дверцу, я увидел два невнятных, в густых сумерках, силуэта, что приближались к «моему» дому. При этом болтали они без умолку, а один нес на плече неведомую хреновину. Вот вошли в дом и спустя несколько минут в щелях заплясали блики огня – гости развели костер.

Чувствуя себя Д`Артаньяном, я осторожно разобрал кусок пола и заглянул вниз. В единственной комнате дома стояли двое парней в стильных курточках, джинсах в обтяжку и ярко-розовых резиновых сапогах в цветочек. Один – белобрысый, в дурацком берете с большим помпоном, грел над огнем руки. Второй больше всего походил на печального Гоголя и держал в руках видеокамеру. Же-е-есть!
– О май гад, Антон! – воскликнул белобрысый. – Посмотри, какое убожество.
– Ой, ладно тебе, – голосом светской львицы сказал второй. – Это местный колорит.
Я покосился на автомат. Потом решил, что стрельба в такой близости от блокпоста привлечет нездоровое внимание военных, а это крайне нежелательно. Пока я щелкал клювом, помпонистый, оглядывая комнату, узрел в дыре на потолке мою любопытную рожу. Он тонко, по-девчачьи завизжал и спрятался за спину гоголеобразного, тыча дрожащей рукой в потолок. Хрен с камерой вздрогнул, но мужественно заслонил собой белобрысого. Как будто я на него покушался.
– Кто вы такой? – спросил он, безуспешно пытаясь казаться грозным.
Я подумал, стоило ли отвечать, потом решил, что стоило, и сказал:
– Пошел на хрен.
Камероносец завис на несколько секунд, потом торжествующе улыбнулся и сказал своему нервному товарищу:
– Успокойся, Эдик. Мы нашли, что искали.
Я преисполнился самых черных подозрений по поводу этих поисков и на всякий случай сообщил:
– Я не из этих!
– Вы не сталкер? – разочаровался помпонистый.
– Сталкер, – подтвердил я. – Но не из этих.
– Я вас не понимаю.
– Наш новый друг хочет сказать, что он, в отличие от нас, гетеросексуален, – вмешался гоголеобразный.
– Точно, – милостиво согласился я. – Еще раз назовешь меня своим другом – пристрелю.
Кажется, они обиделись, а меня разбирало любопытство: как попали в Зону два чувака нетрадиционной ориентации и на кой ляд они приволокли с собой камеру.
– Послушайте, – сказал, наконец, гоголеобразный. – Мы заплатим вам пятнадцать тысяч за услуги проводника и охрану. Мы с Эдуардом журналисты и нам очень нужен сюжет о Зоне. Всего одна маленькая аномалия и хоть один завалящий мутантик, этого хватит, уверяю вас. Совсем немного за такие деньги.
Я задумчиво посмотрел на контейнер. Артефактов в нем тысяч на восемь, немало на самом деле, но пятнадцать. Показать этим дятлам полудохлую «карусель» в ближайшей рощице, а потом сводить к Южному тоннелю, где я видел недавно пару псевдособак и у меня почти в три раза больше, чем я рассчитывал. А следующей ночью перебраться за Кордон, как и было задумано.
– Согласен, – сказал я. – Мой портрет не снимать, в тыл ко мне не заходить — я нервный, другом не называть. Тебя зовут Помпон, а тебя – Гоголь. Утром деньги, днем – съемка, спокойной ночи!
На чердак я их, конечно же, не пустил.

***
«Карусель» этих идиотов привела в щенячий восторг. Если бы я их не торопил, журналюги могли проторчать там до ночи, позируя и произнося в камеру пафосные речи. Но я до дрожи боялся встретить кого-нибудь из знакомых, поэтому беспощадно пресекал все мольбы задержаться еще хоть на пять минут. Если братья сталкеры меня увидят в подобной компании, моей репутации конец.
У Южного тоннеля, как ни странно, было тихо и ни одной собаки в радиусе трех ста метров. Печалька! Помпон заглянул в тоннель, замер и вдруг отчаянно замахал своему приятелю. Гоголь включил камеру, подошел и засемафорил уже в мой адрес. И чего они там нашли?
За кучей, брошенных как попало, бетонных блоков лежало тело. Причем, судя по некоторым признакам – женское. Но я смотрел только на ее непропорционально большую, безволосую голову. Контролерша! Схватив голубков за шкирки, я предпринял поспешное отступление. Возмущенный столь грубым обращением, Помпон громко заверещал. Контролерша зашевелилась и неуклюже встала. Увидев ее физиономию, Помпон завизжал еще громче и бухнулся в обморок. Гоголь всучил мне свою камеру и, взволнованно кудахтая, кинулся хлопать его по щекам. Я стоял, дурак дураком, пытался навести на контролершу автомат и не выронить при этом камеру. Естественно ни то, ни другое толком не получилось. В этот напряженный момент пришел в себя Помпон и мученически застонал:
– Бегите, я их задержу.
Гоголь, обливаясь слезами, уверял помпонистого в своей любви и верности. Я не придумал ничего умнее и расхохотался. Должно быть, со стороны, это была эпическая картина. Страшный, злобный мутант, два плачущих голубка и, ржущий, как конь, сталкер с автоматом и видеокамерой.
Контролерша постояла пару минут и скрылась за бетонными блоками. Очевидно, я со своим зоопарком ее ничуть не интересовал. Все еще заливаясь смехом, я подобрал Помпона и Гоголя и отбуксировал их в «свой» дом. Хватит, наснимались.

 

 

Синий

Косые струи дождя хлещут по стволам сосен, перебегают дорогу, превращая ее в чавкающее, непролазное месиво. Темень, совершенно непроглядная для обычного человека, но прозрачная для моих глаз. Нас называют Темными. Мы те, кто врос навсегда в эту отравленную землю. Кишками, кровеносными сосудами, всей шкурой. Врос до такой степени, что Зона приняла, сделала своими детьми, подарила многое, недоступное обычным сталкерам. Ускоренную регенерацию и умение предчувствовать Выбросы задолго до наступления. На нас редко нападают мутанты и самые дорогие артефакты к нашим услугам. Но за все приходится платить. За пределами Зоны энергетическая пуповина, питающая нашу силу, рвется и наступает смерть.
Я, спотыкаясь, бреду меж черных сосен и зажимаю рану на животе. Стоит мне убрать руки и мои кишки могут врасти в землю Зоны в буквальном смысле. Как холодно, черт. Мне еще никогда не было так холодно.
В клане Темных редко бывают разборки – мы очень держимся друг за друга, но иногда все же случаются. Вот и иду, жалкий изгнанник, неведомо куда. Дождь заливает изуродованное мутациями лицо, ледяными лапами ползет за шиворот, вызывая крупную дрожь. Как давно я не был дома. Там, на Большой земле, радуется жизни моя Анютка. Десять лет назад я поцеловал ее в пухлую щечку и обещал вернуться.
«Возвращайся, папка».
Я не выполнил обещания, давно и прочно забыл дорогу домой. Почему я вспомнил ее сейчас? Да потому, что человек – эгоистичная сволочь и, лишь чувствуя дыхание смерти за спиной, начинает сожалеть о дорогих, когда-то, людях, невыполненных обещаниях, мелких грешках и крупных подлостях. Старея, рьяные атеисты вдруг совершают крещение и подолгу простаивают на коленях в благочестивых молитвах, криминальные авторитеты и политиканы щедро жертвуют на благотворительность, а я вот вспомнил доченьку. Анютка, чудо мое синеглазое! Ну почему не екнуло у меня в груди десять лет назад. Как же вышло, что я предал тебя?
Ноги заплетаются, я валюсь лицом вниз и качусь в какой-то овраг, на дне его огромная лужа, куда и приземляюсь. На смену дождю пришел ветер, разогнавший остатки туч. Я смотрю в светлеющее, умытое, ярко-синее небо, так похожее на глаза Анютки.
С края оврага, размокшего за ночь, отделяется внушительный ломоть и лениво ползет в мою сторону. Вот и все. Ночное предсмертное омовение и утренние похороны, устроенные самой Зоной. Уж она-то позаботится о своем ребенке, не бросит.

 

Фиолетовый

ЧАЭС тряслась в конвульсиях, передавая тяжкую судорогу земле. Где-то глубоко в ее недрах постепенно истончалась непрочная пленка пространства, готовя сокрушительный катаклизм. Выброс. Небо Зоны, и без того хмурое, было темнее обычного. Воздушные аномалии беспрерывно разряжались, выплескивая на тучи полные пригоршни молний, вспышек и огненных вихрей. Дневной свет тускнел, уступая место красноватому свечению, что властно разливалось в атмосфере, придавая ей зловещий оттенок ночного пожара.
Люди и мутанты, объединенные общим ужасом перед Выбросом, заползли, забились глубоко под землю. Вечно голодные мутанты забыли про охоту и свернулись клубками в своих норах. Люди перестали делиться на группировки, собрались в барах, подвалах и канализационных коллекторах. Не было сейчас Долга, Свободы и Ренегатов, лишь жалкие человеческие пылинки, объятые первобытным страхом перед лицом могущественных и непознанных сил. Разборки, самоутверждение, жажда наживы – все было отложено на завтра. Если это завтра наступит, ведь в Зоне ни в чем нельзя быть уверенным, особенно в том, где, когда и как ты умрешь.
Труба АЭС качнулась и выпустила столб алого света, тот, как будто ударившись о небо, брызнул яркими каплями вниз. В воздушном пространстве над станцией раскинулись мириады аномалий, не давая драгоценной энергии бесцельно уйти в космос, она должна остаться и питать эту землю.
Сумерки окрашиваются багровыми бликами по мере того, как аномальная энергия с ревом и грохотом катится от центра Зоны к окраинам. За доли секунды наливаются силой «жарки», искрят новорожденные «электры», с гудением раскручиваются «мясорубки» и «карусели».
Полосатая труба станции извергает сполох оранжевого пламени. Прокатываясь по Зоне, тот оставляет неизвестные образования – артефакты. Разбрызгивает на мутировавших растениях капли «Мертвой воды», небрежно высыпает горсть «Конденсаторов» у края Болот, щедро разбрасывает «Медузы» и «Каменные цветы» на территории Свалки. Семена Зоны в ближайшие часы будут собраны сталкерами, и отправлены торговцами засевать Большую землю.
Из жерла трубы желтым облаком вырывается радиоактивная пыль. Часть ее осядет в тучах, чтобы пролиться завтра кислотным дождем, а часть образует на хоженых-перехоженых сталкерских тропах «горячие пятна», от которых заходятся в стрекоте счетчики Гейгера, а с их хозяев лоскутами слезает кожа.
Зеленое призрачное свечение заливает подступы АЭС и, схлынув, оставляет на земле мокрые, дрожащие клубки шерсти, когтей и клыков. Зона неустанно пополняет свою армию, основательно прореженную людьми с прошлого Выброса. Утром по земле Зоны прокатится еще одна волна, сметающая все живое и вызывающая ужас. Волна новорожденных мутантов.
Голубоватыми сугробами из трубы валит жгучий пух и оседает в щелях Саркофага. Ненадолго, до ближайшего ветра, что разнесет его по всей Зоне, наметет смертоносные залежи в оврагах, оставит глубокие язвы на лицах неосторожных сталкеров.
Рев и грохот Выброса сходит на нет. Последним аккордом ЧАЭС выплевывает сгусток синих молний, прямо на антенны Радара, отчего те начинают перемигиваться веселыми неоновыми огнями. Все затихает и на Зону опускается чернильно-фиолетовая ночь. Утром снова начнется борьба группировок и дележ артефактов, отстрел мутантов и война за место под атомным солнцем Зоны. Но это утром, а пока и люди, и мутанты просто спали, каждый в своей норе, одинокие и жалкие, объединенные лишь нездоровой зависимостью от этого проклятого места, где жизнь – чудо, а смерть – счастливое избавление.

 

 

Маленький сталкер

Маленький сталкер по Свалке гулял
И мародеров в Депо увидал.
Дернул колечко, крикнул: «Привет!»
Будет мутантам отличный банкет.

***

Маленький сталкер в колодец упал,
Долго в тоннелях каких-то блуждал.
Вдруг видит девок голых толпу.
За углом контролер роняет слюну.

***

Доктор Болотный снорка лечил,
Делал уколы, спиртом поил.
Мутант от рюмашки не отказался,
От водки паленой тихо скончался.

***

Сталкер Семецкий рентген хватанул,
Водки паленой грамм сто намахнул.
Не захотел покупать антирад,
От него потом долго руки дрожат.
Сталкерам падает свежая пресса:
«Умер Семецкий, смерть неизвестна».
Этой морали бродяги не рады:
«Водку не пей, покупай антирады».

***

Сидорыч днюху свою отмечал,
У Бармена водки паленой набрал.
Утром мозги вылезли из ушей.
Сталкер, паленую водку не пей!

***

Маленький сталкер к ученым пришел,
Тут же под скальпель бедняга пошел.
Блестяще закончился сложный опыт,
У сталкера черный, пушистенький хобот.

***

Вояки отважно Кордон охраняли,
Тут вдруг химеру они увидали.
Не было выстрелов, не было взрывов,
Лишь целый взвод плачущих дезертиров.

***

Вояки отважно Кордон охраняли,
Тут вдруг химеру они увидали.
Смело солдаты с мутантом сражались,
Только штаны стирать задолбались.

***

Долговцы в поле мутантов стреляли,
Свободовцы рядом «план» собирали.
Думали будет сейчас перестрелка?
Нет, все банально упороты в стельку.

***

Маленький сталкер в Арену попал,
Арни весело бой объявлял.
Не было крови, бойцы не сражались,
Арни убили и быстро съебались.

***

Бандит ранним утром по Свалке гулял,
Тут вдруг рюкзак с хабаром увидал.
К себе потянул и внезапно взорвался,
Хабар этот Хемуля оказался.

***

Хемуль по Зоне быстро бежал,
Диану свою от папаши спасал,
Клочками летят из под пяток враги,
Зря огорчили его дураки.

***

Маленький сталкер по Свалке гулял,
Кто-то в кустах за спиной зашуршал.
Сталкера резко пробило в понос,
В кустах притаился большой кровосос.

***

Маленький сталкер под Выброс попал,
Много он нового в жизни узнал.
Встал, отряхнулся, пошел на Янтарь,
Теперь он у зомби великий главарь.

***

Маленький сталкер нашел Монолит,
С желаньем своим он к камню бежит.
На пути аномалия, вот невезуха!
У камня упало горелое ухо.

 

 

Крещение Зоной

(В соавторстве с Владиславом Русиным)

При написании данного текста не пострадало ни одного московского журналиста.

***
Деревня новичков гудела подобно трудолюбивому улью. Во все стороны сновали отмычки, стремясь услужить ветеранам и жадно постигая основы сталкерского мастерства.
– Эй, салага, – крикнул одному из новичков Волк, – тебя Сидорович звал.
Толян радостно помчался на встречу. Его первое задание! Он ждал его уже месяца два и наконец, дождался.
Придя в каморку барыги, Толян увидел там еще одного странного посетителя. Выглядел он как типичный представитель богемы, кроме того, отчего-то возникали сомнения в его сексуальной ориентации.
– Знакомься, – сказал Сидор, – это московский журналюга, снимает сюжет о Зоне. Поводишь его по окрестностям и к вечеру живым и здоровым вернешь сюда. Да возьми кого-нибудь еще в подмогу.
Журналюга Толяну категорически не нравился, но делать нечего, пришлось соглашаться.
***
Прошли всего сутки, как Колян пришел в деревню новичков. Поспать сразу не получилось, хотя ныли все конечности, а в особенности отбитая при падении с дерева задница.
– Эй, сталкер! – крикнул кто-то, оторвав его от созерцания разобранного на составляющие пистолета. Через пару секунд к парню подошел мужик в сталкерском комбинезоне, за плечом болтался короткоствольный автомат.
– Хорош прохлаждаться, Сидор ждет, запишет тебя в базу сталкеров.
– Ага. Щас, помчался... – Колян начал собирать ПМ.
– Не борзей, зелень. Дуй, давай. – Насвистывая песенку, сталкер отправился к подвалу.
Смирив свое упрямство, парень направился на встречу. Извилистые тропинки судеб Толяна и Коляна готовились пересечься. Подходя к бункеру, Колян столкнулся еще с одним сталкером
– О! Сталкер, заработать не желаешь? – улыбнувшись, начал он.
И тут Колян заметил еще одно. Это было «оно». За спиной сталкера топталось нечто: рюшечки-побрякушки, куртка в стразах. Неужели педик?!
– Не против. – Колян протянул руку, не задумываясь о последствиях. – Колян.
Сталкер вернул рукопожатие:
– Толян. А у тебя кликухи тоже еще нет? Ну, ничего, скоро будет.
Свершилось! Судьбы двух раздолбаев пересеклись и потекли в одном направлении. Ни журналист, ни Сидорович, ни все остальные еще не догадывались, к каким последствиям приведет эта роковая встреча.
Коротко объяснив ему ситуацию, Толян направился к окраине деревни новичков. Следом шагал журналюга в своих модных шмотках, тылы прикрывал Колян.
Толян терзался сомнениями, пока шел по деревне, но к тому времени, как он со своей командой вышел на бетонку, сомнения переросли в дурное предчувствие и виноват в этом был отнюдь не Колян. Журналист начал с того, что приготовил к работе свою навороченную камеру, включил, навел на Толяна и сладким голосом спросил:
– Можно интервью?
Полный алес! Толян ухватил камеру за объектив и вырвал из рук журналюги.
– Эй! – взвизгнул тот. – Верните мой инструмент.
– Еще раз наведешь на меня или вот этого парня свою шайтан-машинку, повезешь ее домой у себя в заднице, – пообещал Толян и вернул камеру оторопевшему журналисту.
– Мужлан! – вякнул тот обиженно, но камерой в рожу больше не тыкал. Вместо этого он увлеченно затарахтел о своей карьере, которая вот-вот сделает огромный скачок вверх благодаря сюжету о Зоне.
Компания шагала на север Кордона. Попытавшись взять интервью у Толяна, Петик (так журналиста окрестили парни) потерпел фиаско и теперь переключился на Коляна. Но тот и так слабо понимал, в чем суть задания, а тут еще этот...
– Завали, а, - зло прошипел Колян. – Толян, во-он там, что за фигня? Парень указал пальцем в сторону кучи металлолома в километре от них.
– Могильник, – ответил Толян и задумчиво посмотрел на Петика.
Посоветовавшись, Толян с Коляном решили сводить идиота журналиста к могильнику радиоактивных отходов. Там кишмя кишели «карусели», так что было на что посмотреть и что поснимать.
– Не спи, журналист, туда идем.
– Мужланы... – обиженно прохныкал Петик. – Мои ботинки...
Сталкеры шли, а Колян потихоньку приспосабливался к новой жизни, новым ощущениям. Но какая-то атмосфера тревоги висела в воздухе, не давая сосредоточится.
– Не спи! Колян! Справа «трамплин», – запоздало предупредил Толян.
– Како... – Коляна резко дернуло в сторону и слегка подкинуло вверх, – ...го хера!
– Аномалия такая, смотреть надо! Хорошо, что на Кордоне все слабые и разряженные почти. Повезло.
С каждым шагом могильник открывал все свое безобразное великолепие. Несколько десятков «каруселей» гудели, кружили в своих вихрях килограммы мусора, непрерывно разряжались и вновь раскручивали смертоносные вихри. Как раз в тот момент, когда компания подошла к могильнику вплотную, из кустов вылетела плоть и со страху, не разбирая дороги, помчалась прямо в ловушку. «Карусель» мгновенно подхватила жирную тушу, яростно раскрутила и разорвала в фарш. Толян уже знал, чего ожидать и сделал несколько шагов назад, потащив за собой и Коляна. Журналист Петик увлеченно снимал, повизгивая от восторга. Поэтому неудивительно, что именно он оказался в эпицентре кровавого дождя из мелконарубленной плоти. За долю секунды моднявый прикид журналюги превратился в одеяние маньяка из фильма «Техасская резня бензопилой». Несколько секунд Петик тупил, не веря в такую подставу, потом тоненько, по-девчачьи завизжал и бухнулся в обморок.
– И что теперь? – спросил Толян у Коляна. – Может, пожрем, пока он отдыхает?
– Бр-р... Ну, его туды-растуды. А что за колобок рванул? – передернув плечами, Колян пошел оттаскивать бездыханного обморочника в сторону.
– Не колобок, а плоть. А взорвалась оттого, что попала в аномалию. Почти как ты! Только аномалия поинтересней и помощней. Зря оттаскиваешь, пусть лежит. – Толян присел на ствол поваленного дерева и, достав из рюкзака хавчик, приступил к трапезе.
Колян послушал ведущего и, бросив «окровавленного» Петика, присел рядом с Толяном.
– Ну что, не хочешь постебаться над этим? – сталкер подбородком указал в сторону журналиста.
– По... что? – новичок поперхнулся. – Пое...
– Да не, поржать, ну прикольнуться! – помотав головой, ответил Толян. – Снорков видел? Нет, конечно же. Так вот, сейчас давай мне рюкзак... А противогаз есть?
– Че за... норки? Есть, «слоник», а что? – парень заинтересованно уставился на Толяна.
– Вот смотри: снорки – это полутрупы, какие какого-то хрена прыгают и рычат, пытаясь забить жертву конечностями. А ты, мил человек, сейчас будешь его изо всех сил изображать. – Толяна уже распирало от смеха. – Надевай противогаз, да, и грязи немного на куртку намажь, чтоб эффект был.
– Ну... ладно. А он ничего нам не... Ну, это? – Колян натянул противогаз, теперь голос, искаженный мембраной, звучал глухо.
– Во-от! А теперь на карачки и пару кругов, чтоб освоился. – Толян уже вовсю стебался над непонимающим Коляном. – Заодно маскировке научишься! Все, шабаш!
Толян поднял калаш и дважды нажал на спуск. Одиночные выстрелы разорвали тишину могильника. Сталкер затряс журналиста за плечо – никакого эффекта, зато хлесткая пощечина сделала свое дело.
– А-а-й! Извращенец! – завизжал Петик.
– Журналист, тут снорк, твою мать! – сделав суровое лицо, рыкнул Толян.
– Ка... – Петик держа в руке камеру и тыча пальцем вперед, дико заверещал.
На пригорке показался «мутант». Хобот противогаза мотался по сторонам, в такт прыжкам Коляна, а вот с грязью он переусердствовал, хотя... Деря горло и при этом, прыгая по-лягушачьи, Колян пытался извлечь из себя звериный рык. Удалось! Журналист снова упал в обморок.
– Все, все, Колян! – держась за бока и задыхаясь от смеха, Толян похлопал по плечу грязного и тяжело дышащего парня. – Фу блин! Да он еще и обоссался!
Пока Колян чистил от грязи куртку, Петик снова пришел в себя и завозился, поднимаясь на дрожащие конечности.
– На меня пытался напасть какой-то сумасшедший бомж, – прохныкал он. – Спасибо, друзья, что защитили мою дорогую жизнь!
– Еще раз назовешь меня другом, получишь в торец, – хором сказали Колян и Толян и заржали, как боевые кони Александра Македонского. Эта ходка им обоим уже начинала нравиться.
– Куда теперь? – с энтузиазмом спросил Колян.
Толян подумал с минуту и тихо ответил:
– Тут неподалеку, есть пси-аномалия, сам в нее один раз вляпался. Приходы – мама не горюй! Хочу посмотреть на это дело со стороны, не являясь непосредственным участником. А если заснять упоротого аномалией Петика на видео, мы с тобой станем звездами ютуба.
Толян повернулся к Петику, который двумя пальчиками счищал с себя мозги и кишки плоти.
– Эй, мясник-недоучка, пошли, покажем редчайшую аномалию. За такой сюжет тебе сразу премию отвалят и станешь Главным Журналистом Всея Руси.
Петик сразу бросил гигиенические процедуры и заинтересованно поскакал за сталкерами, рассыпаясь в благодарностях и воняя мочой.
– Пришли, – показал Толян журналисту на синее марево, что загадочно и влекуще трепетало меж елок. Потом тихо предупредил Коляна:
– Ближе чем на десять шагов не подходи, а то накроет. И приготовь ПДА к режиму съемки, ща будет сталкерское кино.
Колян расплылся в улыбке – ну Москва, держись!
– Э! Куда спешишь! – Толян встал перед Петиком, тот принял стойку охотничьего пса, учуявшего добычу. – Камеру не забудь, а там та-акие чудеса бывают... Стой, вот тебе шапка, в нее вшит защитный освинцованный купол, чтоб мозги не выгорели. – Толян полез в рюкзак и вытащил грязную шапку. Стеб продолжался.
– Можешь идти, только осторожно! – включая камеру на КПК, предупредил Петика Колян. И тут началось... Петик рванул, что есть сил в аномалию, обозначенную, как психотропная.
Он перекувыркнулся в воздухе и, пропахав носом землю, начал скидывать с себя одежду.
– Ты гляди, ты гляди! – изгалялся Толян. – Меня так не накрывало. Вот извращенец-то! Че он орет? – вопрос был адресован Коляну.
– Стой, Ромео! – ржал уже Колян. – У-у!! Стриптизу нет! Он уж того, труселя скинул. За кем он там? – изменяя масштаб съемки, парень комментировал процесс. Тем временем наш «ловелас» осоловело прыгал по поляне нагишом, только шапочка на голове болталась, размахивая камерой, как лассо.
– Уй, мля! Я не могу. Покажем – не поверят... – донеслось снизу. – Толян лежал и конвульсивно подергивался от смеха. – По-о-с-нимай минутку еще и хорош. Вот только кого он там так?
Наш боровичок оседлал первый попавшийся пенек и начал лупить себя ремнем камеры по заднице, изредка издавая нечленораздельные вопли...
Сталкеры прислушались повнимательнее.
– Я был очень плохим мальчиком, – вопил Петик. – О-о-очень плохим! Очень-очень!
Потом он вскочил, швырнул в сталкеров камеру и припустил бежать, сверкая голой задницей. Сталкеры переглянулись и рванули следом. Стеб стебом, но клиента следовало возвратить живым и по возможности невредимым, иначе не видать награды. Обдолбанный журналист меж тем мчался прямиком на армейский блокпост под железнодорожной насыпью. Судя по отвисшим челюстям вояк и безвольно болтающимся в руках автоматам, стрелять они в ближайшее время были не в состоянии, поэтому Петик беспрепятственно промчался мимо, хохоча и показывая им средний палец, а следом, матерясь, пробежали Колян и Толян.
– Поднажмем, Колян! – рявкнул Толян и сталкеры стали постепенно нагонять разошедшегося журналюгу. Но он вдруг резко свернул в сторону и проворно полез на дерево, где и засел, кажется навсегда. Сталкеры остановились неподалеку, тяжело дыша и ругаясь на чем свет стоит.
– Слезай, кретин, – позвал журналиста Толян.
– Неть, – тоненьким, мультяшным голоском отозвался Петик.
– Пристрелю к чертовой матери, – сделал страшное лицо Колян.
– Неть, – повторил журналист и затрясся от идиотского смеха.
Сталкеры присели под деревом и устроили военный совет.
– Я