Главная | Обратная связь

Глава 1. «Детство – фундамент жизни»

В сочинении автора середины XIII века Филиппа Новарского (Ю.Л.Бессмертный использует в своей монографии цитаты из этого сочинения) довольно четко сформулированы основные цели воспитания: «помимо укоренения в благочестии, воспитание должно обеспечивать обучение детей «ремеслу» родителей – будь то рыцарское дело или хотя бы ремесло галантерейщика, именно в этом смысле детство – «фундамент жизни»».[13] Актуальность и правдивость данной фразы нет смысла доказывать, очевидно, что как и в средние века, так и в наше время, детство – важнейший период в жизни человека. Именно в детстве формируется характер и приобретаются навыки, которые в будущем будут определять судьбу человека.

В данной главе я хотела бы рассмотреть такие вопросы как: 1) родительские чувства к детям в средние века 2) можно ли назвать отношение мастера к ученику отеческими? 3) разница в статусе и правах законнорожденных и незаконнорожденных, младших и старших детей 4) переодизация детства.

В XIII века наблюдается перелом в культурно-социальном осмыслении детства. В это время появляются религиозные и светские трактаты, посвященные вопросом воспитания и отношения родителей к своим детям. Долгое время среди ученых господствовало мнение о неразвитости родительских чувств в средние века (так называемая концепция Ф.Ариеса), что, вероятнее всего, было связано с обилием критических оценок детства в религиозных, а иногда и светских текстах. «Когда дети маленькие, читаем у светского автора середины XIIIв. обращающегося к горожанам, они не дают родителям спать ночью, а днем надоедают тем, что необходимо постоянно заботиться об их кормлении; когда они подрастут, они носятся по улицам и приходится все время следить, чтобы они не попали под лошадь или повозку; когда они становятся взрослыми, то требуют от родителей богатого наследства и, кроме того, приходится расплачиваться за их долги в тавернах».[14] Но внимательно проанализировав высказывания авторов, которые нетерпимо относились к детским капризам, плачу и прочим «несовершенствам», мы можем, наоборот, найти подтверждение существования в средние века сильной отеческой любви. Епископ Фужер констатирует существование родителей, чья безумная любовь к детям, становится преступной, так как уменьшает их любовь к Богу и толкает на различные преступления.[15] Филипп Новарский пишет по этому поводу так: «Несмотря на детские капризы и шалости, пишет этот автор, «любовь к детям со стороны тех, кто их воспитывает, особенно со стороны отца и матери, деда и бабки изо дня в день лишь растет и крепнет».[16] Также подтверждением заботливого и внимательного отношения к детям могут служить результаты археологических раскопок: обилие находимых при раскопках детских игрушек – глиняных кукол, свинцовой игрушечной посуды, специальных детских люлек. [17]

Известно, что поступая в ученики, дети покидали родной дом и поселялись в доме мастера: «Каждый, кто хочет иметь учеников в упомянутом цехе, не может брать в обучение менее чем на шесть лет, и за 60 су деньгами или больше, если имеет возможность, и за каждый год 10 су; пусть он обучает хорошо и надлежащим образом, как сына порядочного человека, и не может ученик ни выкупиться, ни уйти из дома своего мастера, чтобы работать в другом месте, до тех пор, пока не отслужит указанные шесть лет».[18] Но что происходило с этими детьми, которые были оторваны от родителей и росли в чужом доме, получали ли они свою порцию отеческой заботы и тепла? Стоит отметить, что порой учениками становились в совсем юном возрасте. Исследователь, занимавшийся социальным содержанием возрастных границ в ремесленных корпорациях, - С.Эпштейн пришел к заключению, что всех учеников можно было разделить на две большие группы, исходя из возраста, с которого они начинали обучение: около 10-13(14) лет и с 14-20(21) года.[19] Возможно, дети начинали учиться еще раньше, ведь срок ученичества колеблется от 6 до 12 лет, а согласно уставам реймских сапожников и починщиков в 1571 г.возрастной ценз для тех, кто хотел стать мастером был 16 лет (для сына мастреа) и 20 лет (для всех остальных).[20] Известен случай, когда по приказу парижского преве мальчика-сироту отдали в ученичество в 8 лет, и, вероятно, это не считалось чем-то выходящим за пределы нормы.[21] Н.П.Гроцианский так пишет о положении учеников в мастерских: «Многочисленные распоряжения относительно бегства учеников ясно свидетельствуют о том, что положение этих членов цеховой общины было далеко не блестяще. Источники данной эпохи дают положительные подтверждения этому мнению. Прежде всего нам известно, что цеховые уставы дают мастеру право подвергать своих учеников телесному наказанию. Ясно, что дело не могло обходиться без злоупотреблений».[22] Николай Павлович приводит пример судебного разбирательства против мастера, который избил своего ученика связкой ключей и тем самым нанес ему серьезные травмы головы и приходит к выводу, что отношения мастера к ученику вовсе не являются отношениями отца к сыну, ведь наказание, последствием которого являются увечья и даже смерть – вовсе не отеческое наказание.[23] Но все таки, приведенный выше пример небывалой жестокости мастера не является примером типичного поведения мастеров, ведь они скорее смотрели на учеников как на источник бесплатной рабочей силы и калечить их было не в интересах ремесленника. «Отношения мастера к ученику основаны на коммерческом расчете. Здесь нет ни сентиментализма, ни зверской жестокости».[24] Такой же точки зрения придерживается Н.П.Фрейберг: «Напрасно ряд французских историков говорит об «единой рабочей семье, состоящей из мастера, ученика и подмастерья», объединенных чувством «отеческой привязанности и сыновней почтительности», напрасно изображает светлыми красками положение учеников, этих «баловней старика хозяина и его старушки жены, занимающихся, наравне с родными сыновьями, место у очага, за столом и даже в родительском сердце». Документы этой эпохи рисуют нам совершенно другую картину».[25]

Изучая проблему брака в средние века, Ю.Л.Бессмертный приходит к выводу, что в XIII в. церковный брак еще не стал единственной и главенствующей формой брачного союза. Однако, если к некоторым брачным союзам относились нормально, другие уже начинали вызывать осуждения не только церкви, но и общества - пишет Ю.Л.Бессмертный - например, «плохими союзами» и «Кутюмах Бовези» Филиппа Бомануара считается сожительство замужней женщины и женатого мужчины. Их дети незаконнорожденные в полном смысле слова, не имеющие никаких формальных прав наследование.[26] Однако, тот же Бомануар признает родительские чувства к незаконнорожденным детям. Он, в частности, оправдывает передачу им по наследству не только движимости или благоприобретенной недвижимости, но даже доли родового имущества. Это тем более показательно, что в конце XIII в., когда писал Бомануар, социальный статус незаконнорожденных в целом ухудшался.^[27] Так, например, к поступающим в ученики предъявляли ряд специфических требований, и чаще всего требовали их происхождения от законного брака: «Никто из мастеров этого цеха не может и не должен иметь более, чем одного ученика, если это не его сын, или сын его жены от законного брака»[28] или «Каждый ножевщик может иметь не более чем двух учеников, если только это не его дети от законного брака»[29] и аналогичных примеров из источника можно привести множество.

У ремесленника чаще всего был не один ребенок, и следующий вопрос, который я собираюсь рассмотреть в этом докладе, чем положение старших детей отличалось от младших. Все дети мастера обладали правом стать мастерами и членами профессионального сообщества, но для младших, это право оказывалось менее реальным. Отец передавал свое дело и свою мастерскую старшему сыну. Выделяя в соответствии с местными обычаями, долю для младших сыновей, он не всегда мог дать им столько, столько хватило бы на их самостоятельное обустройство.[30] Сын мастера чаще всего обучался ремеслу у отца, но не занимал при этом место ученика, если же он обучался у другого мастера, он становился обычным учеником, хотя и имел некоторые послабления. «В обучение соседу, скорее всего, отдавали младших сыновей, в то время как старшие оставались в доме отца и наследовали ему».[31] В итоге младшие нередко оставались работать в мастерской старшего брата, получившего ее по наследству.

Последний вопрос, который я хотела бы затронуть в этой главе, это вопрос периодизации. С точки зрения средневекового человека, когда заканчивалось детство? Ю.Л.Бессмертный в своей работе «Жизнь и смерть в средние века» приводит несколько точек зрения авторов XIIIв. на проблему взросления, так Филипп Новарский обозначает кроме традиционного семилетнего рубежа (младенчество и раннее детство) еще две новые возрастные границы: 10 лет (дети начинают нести ответственность за свои поступки) и возраст вступления в брак (14 лет – девушки; 20 лет- юноши).[32] Далее Юрий Львович пишет: «Еще детальнее определяет возрастные грани взросления Бомануар. Совпадая с Филиппом Новарским в признании гранью раннего детства 7 лет, он солидарен с ним и в оценке 10-летнего возраста как рубежа судебной ответственности, при этом он уточняет, что с 10 лет начинается ответственность за особо тяжкие преступления, например за убийство. Более широкая правоспоспособность предоставляется с 12-летнего возраста, когда разрешается приносить судебную клятву, выступать гарантом в сделках купли-продажи и залога. Те же 12 лет для девушек и 15 лет для юношей считал Бомануа рубежом совершеннолетия и правоспособности».[33]