Фундаментальная ошибка атрибуции и ее причины

Основанием для оценки поступков людей может явиться не толь­ко то, что «случилось», но и то, что «не случилось», т.е. и то, что человек «не сделал». Однако при наивном наблюдении такая ин­формация о «неслучившемся» нередко опускается. Поверхностно воспринимается именно «случившееся», а субъект «случившего­ся» — личность. К ней прежде всего и апеллирует наивный наблю­датель

Д. Гилберт ут­верждал, что «первая атрибуция» — всегда личностная, она дела­ется автоматически, а лишь потом начинается сложная работа по перепроверке своего суждения о причине. По мнению Гилберта, эта «работа» может осуществляться либо «по Келли», либо «по Джонсу и Дэвису», но все это совершается «потом»: непосред­ственное суждение всегда адресовано личности. Аналогичную идею высказывал и Ф. Хайдер, считавший, что «причинную единицу» образуют всегда «деятель и действие», но «деятель» всегда «более выпукл», поэтому взор воспринимающего прежде всего обращает­ся именно на него.

Косвенным подтверждением таких рассуждений является экс­перимент Дж. Миллер, в котором вскрыто различие традиционной культуры индивидуализма и восточной (коллективистской) куль­туры: в ее эксперименте индусские дети, выросшие в США, дава­ли в экспериментальной ситуации (при описании «хорошего» и «плохого» поступка своего знакомого) личностную атрибуцию, а выросшие в Индии— обстоятельственную. Особенно отчетливо это проявилось при описании негативного поступка: выросшие в США приписывали причину личности в 45% случаев, а выросшие в Индии — лишь в 15% случаев⁴.

К факторам культуры следует добавить и некоторые индивиду­ально-психологические характеристики субъектов атрибутивного процесса: в частности, было отмечено, что существует связь пред­почитаемого типа атрибуции с «локусом контроля». В свое время Дж. Роттер доказал, что люди различаются в ожиданиях позитив­ной или негативной оценки их поведения: интерналы в большей степени доверяют своей собственной возможности оценивать свое поведение, в то время как экстерналы воспринимают оценку сво­его поведения как воздействие какой-то внешней причины (уда­ча, шанс и пр.). Роттер предположил, что именно от «локуса кон­троля» (внутреннего или внешнего) зависит то, как люди «видят мир», в частности предпочитаемый ими тип атрибуции: интерна­лы чаще употребляют личностную атрибуцию, а экстерналы — обстоятельственную.

Исследования фундаментальной ошибки атрибуции были до­полнены изучением того, как приписываются причины поведе­нию другого человека в двух различных ситуациях: когда тот свобо­ден в выборе модели своего поведения и когда тому данное пове­дение предписано (т.е. он несвободен в выборе).

Интересен эксперимент Э. Джонса и В. Харриса [133]. Испыту­емым, разделенным на две группы, давались тексты «речей» их товарищей с просьбой оценить причины позиций авторов, заяв­ленных в этих «речах». Одной группе говорилось, что позиция ора­тора выбрана им свободно, другой, что эта позиция оратору пред­писана. Во втором случае было три варианта: а) якобы текст «речи» — это работа студента по курсу политологии, где от него требовалось дать краткую и убедительную защиту Ф. Кастро и Кубы; б) якобы текст «речи» — это выдержка из заявления некоего уча­стника дискуссии, где ему также была предписана руководителем одна из позиций (про-Кастро или анти-Кастро); в) якобы текст — это магнитофонная запись психологического теста, в котором ис­пытуемому была дана точная инструкция, заявить ли ему позицию «за» Кастро, или «против» Кастро.

В ситуации «свободный выбор», как и следовало ожидать, ис­пытуемые совершили традиционную фундаментальную ошибку атрибуции и приписали причину позиции оратора его личности. Но особенно интересными были результаты приписывания при­чин в ситуации «несвободный выбор». Несмотря на знание того, что оратор во всех трех ситуациях был принужден заявить опреде­ленную позицию, испытуемые во всех случаях приписали причи­ну позиции автора его личности. Причем в первой ситуации они были убеждены, что именно автор конспекта по политологии «за» Кастро. Во второй ситуации (когда он волен был выбрать одну из позиций) испытуемые посчитали, что если была заявлена пози­ция «за» Кастро, значит автор сам «за» Кастро, если же заявлена позиция «против» Кастро, значит автор действительно «против». Также и в третьей ситуации испытуемые приписали причину по­зиции только и исключительно автору речи. Результаты экспери­мента показали, таким образом, что, даже если известен вынуж­денный характер поведения воспринимаемого человека, субъект восприятия склонен приписывать причину не обстоятельствам, а именно личности деятеля.

Сказанное делает тем не менее очевидным тот факт, что фун­даментальная ошибка атрибуции не носит абсолютного характера, т.е. ее нельзя считать универсальной, проявляющейся всегда и при всех обстоятельствах.

В экспериментах Э.Джонса и Р. Нисбета [134, р. 79] установле­но, что перцептивные позиции наблюдателя события и его участ­ника, как это было в приведенном примере, существенно различ­ны. И различие это проявляется, в частности, в том, в какой мере каждому из них свойственна фундаментальная ошибка атрибуции. Выявлено, и мы это уже видели, что она присуща прежде всего наблюдателю. Участник же чаще приписывает причину обстоятель­ствам. Почему? Существует несколько объяснений:

1. Наблюдатель и участник обладают различным уровнем инфор­мации: наблюдатель в общем мало знает о ситуации, в которой развертывается действие. Как уже отмечалось, он прежде всего схва­тывает очевидное, а это очевидное — личность деятеля. Участник же лучше знаком с ситуацией и, более того, — предысторией дей­ствия. Она его научила считаться с обстоятельствами, поэтому он и склонен в большей степени апеллировать к ним.

2. Наблюдатель и участник обладают разным «углом зрения» на наблюдаемое, у них различный перцептивный фокус. Это было ярко проиллюстрировано в известном эксперименте М. Стормса [152]. На беседу, фиксировавшуюся камерами, были приглашены два иностранца. Кроме того, присутствовали два наблюдателя, каж­дый из которых фиксировал характер беседы (взаимодействия) своего подопечного. Затем субъектам беседы были предъявлены записи их действий. Теперь они выступали уже как наблюдатели самих себя. Стормс предположил, что можно изменить интерпре­тации поведения, изменяя «визуальную ориентацию». Гипотеза была полностью подтверждена. Если сравнить суждения А о себе (в бе­седе) в том случае, когда он выступал участником, с теми сужде­ниями, которые он выразил, наблюдая себя, то они существенно расходились. Более того, суждения А о себе, наблюдаемом, прак­тически полностью совпали с суждениями его наблюдателя. То же произошло и с субъектом Б (рис. 10).

Отсюда видно, что участники, когда видят себя на экране, дают более «личностную» атрибуцию своему поведению, так как теперь они не участники, а наблюдатели.