Главная | Обратная связь

Общественной опасности личности преступника

 

Процесс перерастания пережитков прошлого и конкретное преступле­ние является проявлением одного из специфических свойств личности — ее общественной опасности. Этот процесс, начавшийся с воздействия сре­ды на сознание человека, на своей заключительной ста­дии выражается в преступ­ном поведении.

Преступление, как это давно уже известно, — не просто телодвижение человека. Это поведение, в котором как органическое целое сочетаются его сознание и де­ятельность. «Формируясь в деятельности, психика, соз­нание в деятельности, в поведении и проявляется. Деятельность и сознание — не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое — не тождество, но единство. Движимый каким-нибудь влечением, человек бу­дет действовать иначе, когда он осознает его, т.е. установит объект, на ко­то­рый оно на­правлено, чем действовал, пока он его не осознал. Самый факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым также течение и характер самой деятельности; она перестает быть простой со­вокупностью ответных реакций во главе раздражителя

 

среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчи­ня­ет­ся, выходят за пределы одной лишь физиологии; ее объяснение требует рас­крытия и учёта психологических закономерностей. Сознательное действие — это не действие, которое сопровождается сознанием, которое помимо своего объективного обнаружения имеет еще субъективное выражение Сознатель­ное действие отличается от несознательного в самом своем объективном об­наружении: его структура иная и иное его отношение к ситуации, в которой оно совершается, оно иначе протекает»[213].

Учитывая, что преступление представляет собой проявление обще­ственной опасности личности и то, что по своему содержанию оно есть един­ство деятельности человека и его сознания, мы приходим к выводу, что кри­терием общественной опасности личности является совокупность объектив­ных и субъективных признаков совершенного лицом преступного деяния. Этот критерий, являясь отражением социальных свойств человека, су­ществу­ющих в момент их преступного проявления, в то же время свидетельствует о возможности причинения этим человеком вреда в будущем.

А.Н. Трайнин еще в 1929 году писал: «К сожалению, нет и не может быть такого прибора, который дал бы возможность заранее определить ин­тенсивность социаль­ной опасности. Поэтому в реальной действительности социальная опасность может быть установлена и изме­рена лишь при помощи определенных критериев. И это естественно: социолог оперирует идеями, судья — живыми людьми. Для того чтобы социальная идея (в том числе и идея защиты класса) получила надлежащее жизненное воплощение, она дол­жна на пути от теории к практике пройти промежуточный этап: она должна осуществляться при помощи определенных критериев. С точки зрения по­сле­довательно развитой системы соци­альной защиты все эти годами взлеле­ян­ные фетиши юриспруденции понятий — вменяемость, виновность, причин­ная связь, соучастие и т.д. — в действительности,

 

в своём реальном повседневном значении являются лишь критериями опас­ности и защиты, — критериями, при помощи которых суд только и может вести плодотворную борьбу с преступностью. Так, закон считает целесооб­разным варьировать меры социальной защиты в зависимости от отношения субъекта к преступному результату, от повторности преступления, участия в нём нескольких лиц и т.д. и именно для этой цели вводит в качестве кри­те­ри­ев социальной опасности понятие виновности, рецидива, соучастия и т.п. В этом смысле все так называемое учение о преступнике и преступлении со всеми сюда относящимися проблемами — виновности, вменяемости, соу­час­тия, приготовления и т.д. — по существу представляет собой лишь систему этих критериев»[214].

Субъективные и объективные признаки преступления, взятые изоли­ро­ванно, едва ли могут рассматриваться в качестве самостоятельных критериев общественной опасности личности. Вменяемыми являются не только соци­ально опасные лица, причинная связь может существоватьмежду вредными последствиями и непреступными действиями человека и т.д. Но взятые в со­вокупности они составят критерий общественной опасности личности, так как их связь и взаимообусловленность и будут выражением общественной опасности личности.

В пределах этой совокупности одни признаки могут быть критериями других. Так, критериями вины в известной степени выступают признаки, ха­рактеризующие объект и предмет преступления, действие, вредное по­след­ствие, причинная связь между ними и другие признаки преступления. Однако эти внешние признаки не исчерпывают критериев вины и других субъек­тив­ных элементов преступного поведения. Одни и те же внешние признаки мо­гут служить выражением различных по субъективной стороне преступных действий. Например, умышленное и неосторожное убийство могут произой­ти при совершенно одинаковых объективных обстоятельст-

 

вах. Кроме того, если бы внешние признаки преступления были бы доста­точ­ными критериями внутренних, то отдельное установление этих последних по­теряло бы всякий смысл. Установленные судом объективные обстоятель­ства общественно опасного деяния одновременно давали бы ответ и на во­прос о его субъективном содержании. Однако суд, выполняя требования за­кона, не ограничивается выяснением объективных признаков совершенного лицом деяния, а наряду с ними устанавливает целый ряд других обстоя­тельств. При этом он учитывает и такие критерии субъективных признаков преступления, которые находятся за пределами самого преступного пове­де­ния. Так, например, давно известно, что такая форма вины, как преступная не­брежность, устанавливается на основе субъективного и объективного кри­териев, которые предполагают учет служебных и иных обязанностей лица, его образования, способностей, профессионального и жизненного опыта, со­сто­яния здоровья и других его свойств. С помощью этих критериев, которые, хотя и имеют непосредственное отношение к общественно опасному деянию, тем не менее находятся за его пределами, суд устанавливает, должно ли было лицо предвидеть вредные последствия своего деяния и могло ли оно их пред­видеть.

Из сказанного должен быть следующий вывод: критерий общественной опасности личности (он выражается в совокупности объективных и субъек­тивных признаков, которые по действующему советскому законодательству характеризуют определенное деяние как общественно опасное и преступное, т.е. в наличии в действиях лица состава преступления) нельзя путать скри­те­риями отдельных субъективных элементов совершенного лицом деяния.

Каждое преступление обладает множеством объективных и субъектив­ных признаков. Достаточными критерием социальной опасности личности яв­ляется совокупность тех из них, которые являются признаками состава пре­ступления. Это объясняется тем, что совокупность именно этих призна­ков характеризует совершенное деяние как общественно опасное и преступ­ное. Они дают достаточную характеристику типового выражения харак-

 

тера и степени общественной опасности личности преступника. Другие при­знаки позволяют углубить и дифференцировать наше представление о них в каждом конкретном случае.

Преступление прежде всего является критерием характера обще­ствен­ной опасности личности. В его содержании отражается содержание уко­ре­нившихся в сознании лица пережитков прошлого. Антиобщественное отно­ше­ние личности к той или иной стороне объективной действительности не может не обладать определенной содержательной направленностью. Пред­став­ляя собой ту или иную разновидность индивидуализма, оно предполагает удовлетворение личных интересов за счет определенных общественных цен­но­стей или ценностей, обладание которыми, осуществляемое другими ли­ца­ми, имеет общественно полезный характер. Проявляясь в преступном по­ве­де­нии, антиобщественное отношение своим социально-нравственным содер­жа­нием (понятие, представление и т.д.) определяет направленность деяния на конкретный объект, содержательную сторону действия, характер наносимого ущерба, форму вины, мотив, цель и другие элементы преступления. Лич­ност­ное отношение и выработавшаяся на его основе перспектива поведения лица связывают все эти элементы воедино и придают деянию то своеобразие, ко­то­рое характерно для данного конкретного преступления. Поэтому по харак­те­ру признаков совершенного преступления, по их связям и сочетаниям мож­но судить о содержательной стороне сложившихся в сознании личности ан­тиобщественных отношений, а следовательно, и о характере общественной опасности личности.

Признавая важное значение всех признаков состава в выявлении харак­тера общественной опасности личности преступника, мы должны обратить вни­мание на то, что наиболее определяющую роль в решении этой задачи иг­рают такие элементы преступления, которые характеризуют его объект, дей­ствие, форму вины, мотив и цель.

Значение объекта для выяснения характера общественной опасности личности определяется главным образом тем, что в его выборе в значи­тель­ной мере выража-

 

ется ее антисоциальная направленность, которая во многом зависит от поня­тий и представлений, составляющих социально-нравственное содержание пе­ре­житка прошлого. В мотиве сконцентрированы побудительные силы лично­сти. Они обладают не только известной силой и динамичностью, но и, что в данном случае для нас особенно важно, определенным социальным содер­жа­нием. Значение формы вины заключается главным образом в том, что именно по ее содержанию мы делаем вывод о сознательно-волевом характере проти­вопоставления личностью своих интересов общественным или об его от­сут­ствии. Цель преступного поведения, как и его объект, позволяет раскрыть ан­тисоциальную направленность личности, а действие человека — содержание этой направленности.

Нельзя не сказать о том, что вывод о характере общественной опас­но­сти лица может быть сделан лишь после того, как будут выявлены все не­об­хо­димые для этого признаки совершенного преступления. Неверное пред­став­ление хотя бы об одном из них может привести к необоснованному вы­воду о ее содержании.

Сошлемся на конкретные примеры из практики.

Новиков былпризнан виновным в том, что он 14 марта 1965 года, бу­дучи в нетрезвом состоянии, угнал из дома Елизарова мотоцикл. Вскоре он был задержан работником милиции, а мотоцикл возвращен владельцу. По­скольку же угон мотоцикла был совершен в присутствии самого Елизарова, действия Новикова суд квалифицировал как грабеж. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, проверив обстоятельства совер­шенного преступления, пришла к выводу об отсутствии у Новикова умысла на угон мотоцикла с целью хищения и квалифицировала его действия по ст.212¹ УК РСФСР[215]. В данном случае неправильное представление о цели преступления повлекло неверный вывод об объекте преступного посягатель­ства, что в конечном итоге привело к неправильному заключению о харак­те­ре общественной опасности виновного.

 

В другом случае Анцупов был осужден за злостное хулиганство и по­кушение на убийство управляющего отделением совхоза Авдеева. Преступ­ные действия были совершены в связи с тем, что Авдеев запретил находив­шемуся в нетрезвом состоянии Анцупову взять лошадей на совхозной ко­нюшне. Недовольный законными действиями управляющего, Анцупов стал выражаться нецензурными словами и применил насилие. Затем, взяв дома ружье, выстрелил в Авдеева с намерением его убить, но причинил ему лишь телесные повреждения. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР пришла к заключению, что квалификация действий осуж­ден­ного была неправильной. Обстоятельства дела свидетельствовали о том, что Анцупов применил насильственные действия в отношении Авдеева не из ху­лиганских побуждений, а в связи с его служебной деятельностью. Поэтому действия Анцупова были квалифицированы Верховным Судом по ч. 2 ст. 193 и по ст. 15 и п. «в» ст. 102 УК РСФСР[216].

Преступные действия, совершенные виновным при указанных обсто­я­тельствах, были недостаточно правильно оценены судом первой инстанции потому, что их антисоциальная направленность частично была определена не­верно. Ошибка была вызвана тем, что судом было получено неточное пред­ставление о мотивах преступного поведения Анцупова. Действительной побудительной силой преступных действий были не хулиганские побужде­ния, а мотивы мести, вызванные служебной деятельностью потерпевшего. Поэтому совершенное преступление давало основание признать наличие у Ан­цупова антисоциального отношения к человеческой личности и порядку управления, поддерживаемому деятельностью должностных лиц, а не при­су­щего хулиганам анархистского бесцеремонного отношения гражданам и к по­рядку в общественных местах.

Значение преступления как критерия характера об­щественной опас­но­сти личности заключается не только в том, что оно позволяет установить по­родившие его пе-

 

режитки прошлого. Оно, кроме того, прямо указывает, какое поведение при таких же или сходных условиях можно ожидать от виновного в будущем. От этого зависит выбор конкретной меры наказания, а также определение кон­кретных методов его перевоспитания, в процессе применения наказания.

Преступление является критерием не только характера, но и степени об­щественной опасности личности преступника. По ней мы судим о срав­ни­тельной опасности лиц, совершивших преступления.

Степень опасности преступника зависит от степени опасности воз­можного в будущем нового преступления и, кроме того, от степени его ве­роятности.

Общественная опасность лица, как его свойство, обращенное в буду­щее, может определяться лишь признаками возможного в будущем преступ­ления. Однако, поскольку такая опасность уже имеется, критерий её су­ще­ствования должен быть в настоящем времени. И таким критерием является совершенное лицом преступление.

По этому критерию мы судим о степени опасности возможного в буду­щем преступления (так же, как о характере общественной опасности лица мы судим по характеру опасности уже совершенного лицом преступления), по­тому что по общему правилу естественно будет предположить, что лицо спо­собно совершить в будущем преступление такой же опасности, какой им уже было совершено. Здесь мы, однако, должны сделать оговорку, еще раз под­тверждающую, насколько важно уметь разграничивать содержание рассмат­ри­ваемой опасности от ее критериев. Дело в том, что при повторном со­вер­шении тождественного преступления второе преступное деяние всегда будет более опасным, чем первое. Как об этом будет сказано подробней в сле­ду­ющей главе, повышенную опасность повторному преступлению придает ему сам факт вторичного его совершения. Но до его совершения мы оцениваем уже существующую общественную опасность личности по первому преступ­лению, так как критерием указанной опасности является именно это преступ­ление. Отсюда следует вывод: опре-

 

делять меру наказания преступнику нужно с учетом степени опасности со­вершенного преступления, а не того, которое может быть осуществлено, если лицо не исправится.

Степень опасности преступления прежде всего определяется его ха­рак­тером. Преступление одного характера более опасно, чем преступление дру­гого характера: убийство опаснее изнасилования, изнасилование опаснее кра­жи и т.д. При совершении однотипных преступлений более опасно то, кото­рое обладает большим числом отягчающих обстоятельств или более тяжкими отягчающими обстоятельствами.

Степень опасности преступления, определяемая его характером, обу­словливается, как и характер общественной опасности личности преступ­ни­ка, главным образом, такими элементами состава, как объект, действие или бездействие, форма вины, мотив, цель. Степень опасности преступления, определяемая в основном количественными признаками, зависит главным об­разом от того, наступили ли предусмотренные законом последствия, ка­кой ущерб причинен преступлением, совершено ли преступление в соучастии, в какой форме осуществлялось соучастие, а также наличием других, относя­щихся к характеристике преступления и являющихся элементами состава преступления смягчающих и отягчающих обстоятельств. В каждом кон­крет­ном случае учитывается как степень опасности преступления, определяемая его характером, так и степень опасности, определяемая наличием преду­смот­ренных в законе смягчающих и отягчающих обстоятельств.

Другой признак, от которого в прямой зависимости находится степень опасности личности преступника, — степень вероятности совершения им но­вого преступления. Мера ее существования, достаточная для того, чтобы го­во­рить о ней как о реальной опасности, находит убедительное подтвержде­ние в самом факте совершения лицом первого преступления. Насколько ре­альна эта опасность — говорят цифры. Так, в числе осужденных судами Том­ской области за 1 полугодие 1968 года значительную часть составили реци­ди­висты. Среди них осуждено за хулиганство — 35,4%, за хищение социали-

 

стического имущества — 16,5%, за кражи, грабежи и разбои — 22,6%, за пре­ступления против личности — 17,5%. Нет необходимости говорить о том, как велик был бы среди осужденных процент повторных преступников, если бы после совершения ими преступлений в первый раз к ним не применялись меры государственного и общественного воздействия. Поэтому для того, что­бы с большей эффективностью исправлять правонарушителей, необходимо при назначении им наказания учитывать степень вероятности совершения ими новых преступлений. В определении конкретной меры такой вероятно­сти наряду с фактом совершения ими первого преступления и его характером (при совершении некоторых преступлений, например, убийства из ревности, при превышении пределов необходимой обороны, неосторожных преступле­ний и др. вероятность повторного совершения преступных действий значи­тель­но меньше, чем в случае совершения многих других преступлений) в ка­честве дополнительных критериев могут учитываться и те действия винов­ных, о которых говорилось в предыдущем параграфе.

Преступление — не единственный критерий характера и степени опас­ности личности преступника. На неё могут оказывать влияние различные смягчающие и отягчающие обстоятельства. Но это основной критерий. Такое значение ему придает, во-первых, то, что в нем объединяются единственный уголовно-правовой критерий наличия этой опасности и критерий ее харак­те­ра и степени опасности. Во-вторых, опасность личности преступника — это опасность совершения им в будущем нового преступления. А о том, какое преступление можно от него ожидать, мы можем судить, если не исклю­чи­тельно, то главным образом по характеру и степени опасности уже осу­ще­ствленной им преступной деятельности.

В связи с этим мы должны признать неправильным высказывание А.Б. Сахарова о том, что критерием общественной опасности личности при­знается не только (а иногда даже не столько) само преступление, но и опре­де­ленные антисоциальные свойства и черты лично-

 

сти[217]. Оно не учитывает, что в определенных антисоциальных свойствах лич­ности заключается содержание ее общественной опасности, и уже по этой причине они не могут быть одновременно и ее критериями. Следовательно, они не могут считаться обстоятельствами, которые позволяют преступлению в каких-то случаях лишиться значения основного критерия общественной опас­ности личности преступника.