Главная | Обратная связь

Исуна Хасэкура Волчица и пряности. Том 5

Пролог

Путешествие проходило в молчании.

Никаких разговоров, лишь скрип повозки.

Они просыпались, шумно передвигались по повозке, ели — ничего больше.

Крафт Лоуренс сидел на козлах, сжимая поводья. Шел уже седьмой год с тех пор, как он, восемнадцатилетний, стал бродячим торговцем.

Одиночество было вечным попутчиком бродячего торговца, и Лоуренс, бывало, начинал заговаривать с собственной лошадью. Были времена, когда такое случалось частенько. Но последние несколько дней путешествие проходило в молчании — он не произносил слов, которые стоили бы того, чтобы называть их словами.

Однако если бы кто-то спросил, одиноко ли ему, Лоуренс бы ответил «нет» — благодаря своей спутнице, сидящей на козлах рядом с ним.

Хотя его спутница укуталась в покрывала настолько тщательно, что по фигуре невозможно было определить, юноша это или девушка, на красоту ее лица обернулась бы любая голова, а длинные русые волосы, достойные аристократки, привлекали внимание всех прохожих мужского пола.

Если бы она держалась тихо и вежливо, то без тени смущения могла бы явиться на любой торжественный прием — однако имелась причина, почему для спутницы Лоуренса все было не так просто.

Ведь она обладала парой звериных ушей и хвостом, которые любому постороннему ясно говорили о ней как о порождении зла.

Звали его спутницу Хоро.

Истинным ее обличьем была волчица, настолько огромная, что она могла зараз проглотить человека. Волчица — а еще богиня урожая, обитающая в пшенице.

— …

На мгновение Лоуренсу показалось, что Хоро сказала что-то; но, видимо, она просто открыла глаза. Почему — было, в общем-то, понятно.

Секундой раньше она шевельнула хвостом; значит, пришла очередь ушей. Лоуренс протянул руку, облаченную в перчатку из оленьей кожи, и чуть приподнял капюшон Хоро.

Его рука ощутила, как волчьи уши под капюшоном сдвинулись, принимая новую, более удобную позу. Секунду шевеление продолжалось, потом прекратилось. Хоро, похоже, осталась довольна. В воображении Лоуренса встала картина привередливой аристократки, тщательно выставляющей цветок в вазе, пока он не будет стоять в точности так, как надо. Хоро мягко вздохнула, затем слегка приклонилась закутанной головой к Лоуренсу.

Возможно, так она выражала свою благодарность.

Лоуренс вновь обратил взор на дорогу, и молчаливое путешествие продолжилось.

Прошли времена, когда они, случалось, не понимали друг друга.

Даже без слов им не было одиноко.

Глава 1

Миновала неделя с тех событий в деревне Терео, когда их едва не казнили как преступников.

Сейчас Лоуренс и Хоро направлялись в Реноз, город, где, возможно, хранились еще истории о стародавних похождениях Хоро.

Реноз был крупным северным городом, известным своей древесиной и мехами.

Посещало его довольно много народу, так что Лоуренс и Хоро на своем пути встретили немало торговцев. Лоуренс и сам уже много раз сюда ездил; правда, на этот раз он ехал не по торговым делам.

Сейчас он собирал сведения о древней родине своей спутницы.

Поэтому повозка его, обычно заполненная товарами, была пуста.

Изначально Лоуренс намеревался продать часть той горы печений, которую ему в знак благодарности подарили жители Терео, но всю эту гору сожрала волчица, сейчас безмятежно спящая у него под боком. Если была возможность полакомиться чем-нибудь вкусненьким, она ела и ела, пока было что есть, и приходила в ярость, когда лакомство заканчивалась.

Есть, пить и спать она могла сколько угодно.

Впрочем, Лоуренс не мог не признать, что, одолеваемый холодом и скукой, он и сам бы заснул, если бы только не надобность постоянно держать вожжи. Но как бы там ни было, способность Хоро спать всю ночь, после того как она продремала весь день, поистине впечатляла. Не раз Лоуренс дивился про себя, не пробуждается ли она в ночные часы, чтобы слезть с повозки и повыть на луну.

Так, без особых событий, прошла неделя. А потом полил дождь.

Хоро каким-то образом ухитрилась предсказать дождь за два дня; может, из-за этого воспоминания, а может, из-за самого дождя… так или иначе, она поерзала под своим покрывалом и одарила Лоуренса сердито-обиженным взглядом.

Лоуренс отвернулся. Поделать с дождем он ничего не мог, как бы обвиняюще Хоро на него ни смотрела.

Дождь шел не переставая с середины дня — не лил, а сыпал мелкими каплями, почти как туман; само по себе это была не беда, но вкупе с холодом складывалось ощущение, что тебя посыпают ледяной крошкой.

Руки Лоуренса мгновенно задубели, и он уже начал всерьез подумывать о том, чтобы спрятаться под пологом повозки, когда какой-то бог, видимо, заметил наконец его хорошее поведение.

Хоро тоже почувствовала; ее голова вынырнула из-под покрывала. Затем она зевнула во весь рот.

— …Похоже, мы все-таки доберемся, не успев замерзнуть вконец.

— Тебе легко говорить — завернулась там в свои покрывала, а я мерзну тут снаружи с вожжами в руках.

— Пфф. Это все мое холодное сердце. Его надо держать в тепле, — ухмыльнулась Хоро.

Лоуренс просто не мог на нее сердиться.

Впереди виднелось их место назначения — неясная черная тень посреди белого пейзажа.

— Вот оно. Как подгоревшая рисинка в похлебке, — произнесла Хоро, и ее пустой живот предательски заурчал. Похоже, даже недовольная Мудрая волчица не ожидала, что ее живот выберет столь неподходящий момент для урчания. На мгновение она застыла, потом медово улыбнулась и отложила свои поддразнивания.

Реноз был крупным портовым городом, стоял он на широкой, медленной реке Ром. Значит, если город перед ними, то и река уже близко. Но сейчас ее не было видно из-за мороси. Будь небо ясным, они, несомненно, уже видели бы множество лодок, испещряющих водную гладь.

Подъехав к городу, они увидели, что, помимо лодок на реке, множество их было пришвартовано по берегам. Повсюду виднелись обожаемые Хоро палатки с едой и крепким алкоголем.

Если зимние снегопады помешают им двигаться дальше, то по крайней мере здесь Лоуренс с Хоро скучать не будут.

Однако кое-что Лоуренса все-таки грызло.

— Я должен сказать тебе одну вещь, просто чтобы убедиться, что ты понимаешь.

— Мм?

— Я знаю, ты уже была здесь когда-то, но, может, ты забыла, так что я повторю: Реноз — город дерева и меха.

— Ну да.

Пожалуй, поднимать этот вопрос было поздновато, но то, как Лоуренсу следовало в дальнейшем обращаться с Хоро, зависело от того, сумеет ли он сейчас донести свою мысль достаточно внятно.

— Ты не будешь сердиться, если среди этих мехов попадутся волчьи шкуры?

Лицо Хоро оставалось умопомрачительно непроницаемым; она потянула за шарф из лисьего меха, который служил ей воротником.

Шарф этот она получила в дар от Амати, юноши, пытавшегося ухаживать за ней в Кумерсоне.

В общем-то, в том, что она его носила, ничего такого не было, и, следует признать, в холодную погоду он был весьма полезен, так что Лоуренс обычно молчал. Сейчас, однако, при виде шарфа он поежился.

Хоро, несомненно, прекрасно понимала чувства Лоуренса и нарочито грелась об этот шарф; но сейчас она его сняла и уставила лисьей головой на Лоуренса.

— Я ела мышей, а меня съели волки! — пропищала она, голосом изображая, судя по всему, лису.

Лоуренс вздохнул.

Его противником была волчица Хоро Мудрая.

— Пфф, — продолжила Хоро. — Есть те, кто охотится, и те, на кого охотятся. И кроме того: вы, люди, делаете намного худшие вещи. Вы ведь даже покупаете и продаете себе подобных?

— Так и есть. Работорговля необходима и очень доходна.

— Как ты принимаешь это, считаешь нормальным обычаем твоего мира, так и мы спокойно смотрим на тех, на кого охотятся. И потом: что будет, если роли поменяются? — янтарные с красноватым оттенком глаза Хоро прищурились.

Лоуренсу вспомнился его разговор с Хоро вскоре после их первой встречи — когда она сказала, что волки становятся умнее, пожирая людей.

Даже Лоуренс понимал, что если путешественник забредает на волчью территорию и не выходит оттуда живым, вина лежит на путешественнике. Одно дело — бояться волков, но ненавидеть их за это — большая ошибка.

Уж это-то для Лоуренса было очевидно.

— Хотя, думаю, видеть своими глазами, как охотятся на твоих друзей, очень нелегко, — сказала Хоро.

Лоуренс кивнул в знак понимания. Хоро продолжила:

— И ты был такой милый, когда на меня охотился другой самец, ты так суетился, — с напускной скромностью произнесла она; сейчас ее настроение было абсолютно не таким, как секундами раньше.

— О да, еще как, — с небрежным видом ответил Лоуренс и обратил взгляд на лошадиный круп.

— Откуда такое безразличие?

— Ну… — глаза Лоуренса неотрывно смотрели вперед. — Мне стыдно.

И признаваться в этом стыдно, подумал он.

Но для сидящей рядом с ним волчицы подобные мелочи были сущим лакомством, так что поделать ничего было нельзя.

Хоро расхохоталась, и белое дыхание в холодном воздухе затуманило ее лицо.

— Стыдно, да?

— Угу.

В холодной монотонности долгого странствия разговоры быстро увядали. Хотя Лоуренс и Хоро прекрасно понимали друг друга и могли общаться без слов (что было для Лоуренса большим облегчением), все же настоящий разговор было ничем не заменить. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Лошадь дернула хвостом, словно желая сказать «хватит!», но это лишь вызвало новую волну смеха у обитателей повозки.

Все еще хихикая, Хоро вновь обернула лисий шарф вокруг шеи; Лоуренс повернулся и начал рассматривать Реноз, к которому они подъезжали.

По размеру он был, на глаз, вдвое больше языческого города Кумерсона. Его окружала стена, возведенная, должно быть, лет сто назад; дома за этой стеной давно уже заполнили все отведенное им место. В ширину строиться было некуда, и здания постепенно уплотнялись и становились все выше и выше.

Сцена, открывшаяся глазам Лоуренса сейчас, заставила его в первое мгновение подумать, что город выплеснулся-таки из собственных стен. Дюжины палаток выстроились по обе стороны дороги, по которой сквозь туманную морось повозка приближалась к городу.

— Это что, то, что называется «привратным городком»? — поинтересовалась Хоро.

— Такое часто случается возле церквей, да; особенно если церковь построена где-нибудь в глуши. Однако устроить постоянный рынок за пределами городских стен — это странно.

Чтобы город процветал, он должен собирать пошлины, а чтобы собирать пошлины, нужно, чтобы люди шли через городские ворота.

Разумеется, были города, запруженные домами настолько, что им приходилась устраивать рынки за городскими стенами; но эти рынки всегда ограждались временными заборами.

— Хмм. Непохоже, чтобы эти люди торговали.

Как раз когда Хоро это произнесла, повозка подъехала к палаточному городку, и Лоуренс с Хоро смогли разглядеть, что его обитатели, все в дорожном платье, занимались разными делами — кто готовил еду, кто беседовал. Да, все они были в дорожном платье, но стили и фасоны разнились. Часть людей, судя по одеянию, прибыла из еще более северных краев, другие были с запада или с юга. На глазок здесь было десятка два палаток, и в каждой жили три-четыре человека.

Единственное, что их объединяло, — все они, похоже, были торговцами, специализирующимися на том или ином товаре. Примерно половина из них была с тяжелыми грузами; на некоторых повозках даже стояли громадные бочки.

Лица у всех торговцев были запыленные и усталые от долгой дороги; иногда глаза вспыхивали раздражением.

Лоуренс подивился, не происходят ли в Ренозе какие-нибудь беспорядки; но на это было не похоже с учетом того, что лишь часть собравшихся здесь людей обитала в палатках. Были здесь крестьяне с ослами в поводу, а также люди, похожие на торговцев, с мешками за спиной; все они либо торопились в Реноз, чтобы поскорее укрыться от дождя, либо, наоборот, шли куда-то из Реноза.

Насколько Лоуренс мог судить, город более-менее жил своей обычной жизнью.

— Возможно, опять какие-то проблемы? — задумчиво произнесла Хоро с ударением на «опять» и ухмыльнулась под своим капюшоном.

Лоуренс искоса глянул на Хоро, словно спрашивая: «А по чьей именно вине все это было?» — однако Хоро метнула в ответ точно такой же взгляд.

— Это верно, что после встречи со мной ты время от времени попадаешь в переделки; но едва ли было бы справедливо утверждать, что все они случились по моей вине.

— Я…

— Я соглашусь насчет первой — да, пожалуй, отчасти это была моя вина, но истинной причиной послужила твоя алчность; и она же целиком и полностью была виной второй катастрофы. Ну а последняя наша неприятность — это нам просто не повезло. Или я неправа?

В яблочко, по-другому и не скажешь.

Лоуренс погладил бородку — та отросла в последнее время, поскольку он не хотел бриться без горячей воды, — и решил, что сдаваться рановато.

— Я, в общем-то, понимаю, что ты имеешь в виду…

— Мм.

— Но согласиться с тобой не могу. Это верно, что не всегда именно твое присутствие непосредственно приводило к нашим неприятностям, но…

Лоуренс просто не мог заставить себя признать, что Хоро права.

Он хотел сказать ей, что во всем виновата она.

Его ворчливая речь увяла на полуфразе; Хоро кинула на него такой взгляд, словно не могла поверить, что они вообще разговаривают.

— Я прекрасно вижу, что ты просто не желаешь со мной соглашаться, несмотря на то, что я отнюдь не корень всех наших проблем.

Лоуренс нахмурил брови, пытаясь понять, какой еще фокус она затевает. Хоро заметила это и хихикнула. Затем продолжила:

— Это потому что ты всегда действуешь с оглядкой на меня — потому тебе и кажется все время, что это я тебя тяну то туда, то сюда.

Лоуренс ощутил, как у него дернулась бровь.

Она была права.

Но признать это означало признать, что волчица его превзошла.

Иными словами –

— Хех. Упрямый, как всегда, — сказала Хоро; ее голос колол не хуже сыплющейся с небес ледяной крошки.

Улыбка ее была чистой, и ненадежной, и холодной — словно волчица готова была уйти навсегда.

Он должен был ее поймать.

Вопреки рассудку от этой улыбки Хоро ему хотелось кричать в голос.

И в следующее мгновение ее хрупкое тело оказалось бы в его объятиях.

Это казалось самым естественным, что только может быть на свете.

— Ммпф.

Желание одолевало его не дольше, чем четыре шага лошади, влекущей повозку.

Сохранив самообладание, Лоуренс направил повозку в очередь, ожидающую досмотра перед въездом в город.

Причина его сдержанности была проста.

Вокруг них толпилось множество людей.

Встречаясь на пересечении торговых путей, бродячие торговцы обожали сплетничать, даже о себе подобных. Если Лоуренс будет открыто заигрывать со своей спутницей, слухи разнесутся, в этом сомнений не было.

Хоро со скучающим видом огляделась.

Определенно ей было скучно.

Некогда Лоуренс считал, что все женские улыбки одинаковы; теперь, однако, он мог различать малейшие оттенки чувств на лице Хоро. Сейчас, помимо скуки, присутствовала еще толика беспокойства.

Увидев это, Лоуренс вдруг кое-что осознал. Все его действия были вызваны двумя основными побуждениями.

Во-первых, Хоро.

Во-вторых, торговля и прибыль.

Хоро боялась одиночества еще сильнее, чем Лоуренс. Неудивительно, что иногда ее пугало, что она и торговля находятся на разных чашах лоуренсовых весов. В конце концов, лишь богам ведомо, в какую сторону качнутся эти весы — или насколько шатким будет равновесие.

И конец их странствия был не так уж далек.

Не решит ли она влезть в новые неприятности как раз тогда, когда Лоуренс наденет на себя личину торговца, — просто чтобы проверить, какой путь он изберет и что для него важнее, она или кошель?

Впрочем, едва ли она настолько мелочна, чтобы о подобном стоило беспокоиться.

Повозка медленно продвигалась вперед вместе с очередью; клуб белого тумана вырвался из-под капюшона Хоро, когда она раздраженно взглянула на Лоуренса.

— Горяченького бы сейчас, — сказала она.

Несомненно, она имела в виду ужин. И явно ждала от него согласия.

— О да, после такого холода. Зависит от цены, конечно, но я бы взял рагу с хорошим таким, густым мучным соусом.

— Да, да! Сладкий молочный запах… иногда он лучше, чем запах хорошего вина.

При виде того, как Хоро восторженно кивает, спрятав пол-лица в лисий шарф, Лоуренс мгновенно забыл все ее раздраженное бурчание последних нескольких дней.

Хорошо иногда заказать какое-нибудь блюдо, где много разных вкусных вещей.

— Рагу из сезонных овощей было бы особенно неплохо, — продолжил Лоуренс.

— Из овощей? Неужели тебя не привлекает запах тушеного мяса, которое плавает в сливочном соусе?

Несмотря на то, что Хоро провела несколько столетий в пшеничных полях, ее вкусы были аристократичнее, чем у любого аристократа.

Уже перед самой стеной Реноза Лоуренс предпринял последнюю контратаку. Он жалел, что дал слабину прежде.

— Говорят, изысканная пища вредна для глаз и для языка.

— О? А как ты думаешь, насколько вредно для моего сердца было провести столько столетий, вообще ничего вкусного не пробуя? — и Хоро кинула на него пронзительный, сердитый взгляд.

Она была непреклонна, янтарные с красным отливом глаза сверкали, как два драгоценных камня.

Перед этими драгоценными камнями оставалось лишь упасть на колени.

Лоуренс, однако, был торговцем, не какой-нибудь аристократкой, помешанной на драгоценностях. Если цена не устраивала, сказать можно было лишь одно, даже стоя перед прекраснейшим из брильянтов.

— Только после того, как я посоветуюсь со своим кошелем.

Хоро отвернулась, как упрямый ребенок.

Лоуренс знал, что, скорее всего, в итоге на ужин у них будет мясное рагу. И Хоро явно была уверена в том же.

И все-таки они притворялись, что спорят.

Лоуренс шевельнул вожжами и направил повозку вперед.

Когда они въезжали на досмотровую площадку, Лоуренс поднял глаза на каменную стену, поросшую мхом под долгими дождями.

Тут же он вновь опустил голову; но вовсе не для того, чтобы попытаться скрыть что-то из товаров от пошлины. Нет, он хотел всего лишь спрятать в бороде улыбку.

 

Видимо, холодный зимний дождь был виной малолюдности улиц города.

Те немногие, что все-таки оставались снаружи, — в основном это были дети; они носились туда-сюда, прижав руки к груди и оставляя позади себя облачка белого дыхания, — несомненно, по поручениям городских лавочников и ремесленников. Некие призрачные фигуры, закутанные в тряпье, судя по всему, выполняли ту же работу.

Ларьки, обращенные к улице, были безлюдны; легкий туман собирался на краях крыш и стекал с них. Нищие собирались под крышами ларьков, пользуясь отсутствием торговцев, которые бы их прогнали. Типичная картина дождливого дня.

Но палаточный городок, выстроившийся вне города у самых ворот, и его обитатели, готовящие себе там еду, давали понять, что что-то происходит.

Лоуренс держал в руке деревянную пластинку, полученную во время досмотра (пластинка удостоверяла, что ее владелец — иностранный торговец), и вполуха слушал недовольное брюзжание Хоро.

— Не сказать чтобы я считала это чудом мироздания, но разве это не что-то недостижимое, разве это не достоинство? Как ты считаешь?

— Да, конечно.

— Если мы сравним что-то, что лишь чуть-чуть недотягивает до абсолютной грандиозности, и что-то, что, несмотря на скромное происхождение, достигает все же величия, — последнее заслуживает большего уважения, ты согласен?

— …Ты права.

Должно быть, всему виной усталость от долгого путешествия. Гнев Хоро был не похож на ее обычную пылающую ярость. Свое недовольство она выражала тихим, непрерывным брюзжанием.

Лоуренс мысленно обругал болтливого стража, чьи слова навлекли на него все это; но тут же он осознал, что если и дальше будет отвечать Хоро односложными репликами, ее гнев обратится уже на него самого.

— В общем, да; если выбор стоит между аристократом, у которого нет ни славы, ни обаяния, ни денег — ничего, кроме знатного происхождения, и умным простолюдином, который своим умом достиг славы и богатства, — конечно же, я буду уважать второго, — согласился Лоуренс.

При обычных обстоятельствах такое поддакивание лишь ухудшило бы настроение Хоро, но сейчас оно казалось вполне удачной идеей.

Хоро картинно, почти пьяно кивнула, затем фыркнула подобно разъяренному быку.

На въезде в город их подвергли необычайно тщательному досмотру, и страж обнаружил хвост Хоро.

Разумеется, Хоро осталась невозмутима, как всегда; она заявила, что это часть нижней юбки, и страж поверил. Но затем он брякнул вот что:

— А, дешевая волчья шкурка.

Будучи стражем в городе, специализирующемся на древесине и мехах, он, конечно, без труда мог отличить волчий мех от собачьего или лисьего.

И насчет цены он был прав. Волчьи шкуры ценились дешевле собачьих. Каким бы прекрасным ни было качество, как бы ни исходил слюной торговец мехом, факт оставался фактом: никогда волчья шкура не будет стоить столько, сколько, например, оленья.

Проблема возникала, если гордость волка оказывалась дороже, чем его шкура; а в этом отношении Хоро была очень и очень недешева.

Это и послужило причиной ее по-детски сердитого бормотания. Лоуренсу было ее так жалко, что хотелось приласкать, погладить по волосам.

Будь они в пути, он знай себе держал бы поводья и обменивался с Хоро короткими репликами; но сейчас он лишь поглядывал на нее искоса. Почесав подбородок уголком дощечки иностранного торговца, он подумал: интересно, улучшит ли еда настроение Хоро?

По правде сказать, гораздо больше Лоуренса волновало значение этой деревяшки.

Похоже, изготовили ее в спешке, и на ней не было никакой официальной печати.

Ему сказали, что если он захочет купить что-либо в городе, никто не будет с ним торговать, пока он не покажет эту дощечку.

 

Никакого другого объяснения он не получил. Затем его быстро отправили дальше через досмотровую площадку вместе с другими путешественниками; очередь извивалась, словно угорь.

Подобную ситуацию не вынес бы ни один торговец.

Впервые в жизни он столкнулся с чем-то подобным — не только в Ренозе, вообще где-либо.

— Да, и еще, — произнесла Хоро.

— О, э, что? — получив тычок в ногу, Лоуренс вышел из своего задумчивого состояния и встретился с пристальным взглядом Хоро.

У него мелькнула мысль, не пропустил ли он какую-то ее фразу; но не успел он переспросить, как она продолжила:

— Скоро уже постоялый двор?

Она замерзла, она была голодна, и она явно не собиралась оставаться в повозке минутой дольше, чем это было необходимо.

— Прямо за углом, — заверил Лоуренс. Хоро вздохнула, раздраженная тем, что постоялый двор не находился прямо здесь, перед ее носом, и натянула капюшон еще ниже.

Придется очень тщательно обдумать, сколько мяса должно быть в сегодняшнем рагу. С этой мыслью Лоуренс продолжил направлять повозку, и совсем скоро она достигла наконец места назначения.

Это было обычное четырехэтажное здание; однако каким-то образом оно казалось почти изящным.

Посреди фасада виднелась двустворчатая дверь. Нижняя створка открывалась вбок, и на ней можно было выписывать названия товаров; верхняя створка открывалась вверх и могла использоваться как навес. Сейчас обе створки были плотно закрыты, добросовестно не пуская внутрь холодный воздух.

Лицо Хоро потемнело еще больше. Видимо, она ожидала, что ее отведут на постоялый двор с более правильным фасадом.

Лоуренс не стал объяснять, что даже если они потратят больше денег, это еще не значит, что они найдут лучший постоялый двор. Он слез с козел, старательно не замечая мрачного взгляда Хоро, и, подойдя к двери, постучал.

Перед постоялым двором не было чего-то наподобие объявления, так что вряд ли он был переполнен; но существовала реальная возможность, что владелец закрыл постоялый двор из-за холодов.

Поэтому когда Лоуренс услышал за дверью шарканье, а потом она чуть приоткрылась, он испытал облегчение.

— Постояльцы или продаете чего? — грубым, сердитым голосом осведомился сквозь щелку седобородый старик.

— Постояльцы. Нас двое.

Старик коротко кивнул и отошел в глубь здания.

Дверь он закрывать не стал — значит, свободные комнаты были.

Лоуренс обернулся к повозке и спросил:

— Какую комнату предпочитаешь, теплую или светлую?

Этот вопрос явно стал для Хоро неожиданностью. Она изогнула бровь.

— Как можно сомневаться? Конечно, теплую.

— Хорошо, я пойду отведу лошадь в стойло. А ты пока зайди внутрь и поговори с владельцем — это тот старик — и скажи ему это. Он тебя проводит в комнату.

— Мм.

Лоуренс поменялся местами с Хоро — поднялся на козлы и взял вожжи, а она слезла. Лошадь, словно осознав, что совсем скоро покинет холодную улицу и окажется в теплом стойле, тряхнула головой, поторапливая своего хозяина. Шевельнув вожжами и поглядывая уголком глаза на заходящую в здание Хоро, Лоуренс пустил лошадь шагом.

Ее запыленное многослойное одеяние он без малейшего труда распознал бы в любой толпе, будь там хоть сто человек

Ведь во сколько бы одежек она ни закуталась, он всегда мог заметить колыхание ее хвоста.

Улыбнувшись себе под нос, Лоуренс направил лошадь в сарай; там дежурили двое нищих. Они окинули Лоуренса оценивающим взглядом.

У таких людей всегда хорошая память на лица, так что, естественно, они вспомнили Лоуренса и движением головы показали, где ему следует оставить лошадь. Не имея причин возражать, Лоуренс подчинился. Вдруг он заметил, что рядом с отведенным ему местом стоит другая лошадь — горная, с широкими копытами; из-под длинной косматой челки на него уставились холодные глаза.

— Ну, надеюсь, вы подружитесь, — произнес Лоуренс, сойдя с повозки и похлопав по боку своего жеребца. Затем он дал нищим по медяку и, забрав свои пожитки, отправился в здание постоялого двора.

Это здание некогда было кожевенной мастерской. На первом этаже делали кожаные ремни, так что здесь было просторно — мало стен; кроме того, пол был каменный. Сейчас он использовался как склад; то тут, то там виднелись товары, которые многочисленные торговцы оставили на постоялом дворе на длительное хранение.

Пробравшись мимо нагромождения товаров, возвышающихся башнями выше его роста, Лоуренс добрался наконец до единственного места на первом этаже, которое содержалось в порядке, — комнаты владельца.

На маленьком столике стояла железная чаша на трехногой железной же подставке. В этой чаше владелец подогревал на древесных углях вино и целыми днями его потягивал, мечтая о далеких странах. «В будущем году я отправлюсь в паломничество на юг», — частенько говорил он.

Владелец заметил Лоуренса и окинул его пронзительным взглядом голубых глаз из-под кустистых бровей.

— Третий этаж. Оконная сторона.

— Понятно, третий этаж… постой — оконная сторона?

Постояльцы могли платить за себя по желанию либо вперед, либо уже при отъезде, однако настроение владельца заметно улучшалось, если ему платили вперед. Лоуренс поэтому положил на стол умеренно щедрую сумму денег; но слова владельца застали его врасплох, и он развернулся.

— Оконная сторона, — повторил тот и закрыл глаза.

Старик явно не собирался обсуждать этот вопрос.

Лоуренс кивнул. Ну и ладно, подумал он, выходя из комнатушки.

Держась за перила, потемневшие от времени и частого использования, он поднялся по лестнице.

Как положено жилому помещению при любой мастерской, на втором этаже располагались общая комната с очагом, кухня и спальня владельца. Это конкретное здание несколько отличалось от других тем, что очаг здесь находился посреди общей комнаты, а комнаты на третьем и четвертом этажах были выстроены так, чтобы как можно лучше улавливать тепло от дымохода, идущего вверх через весь постоялый двор.

Расположение комнат, благодаря которому это достигалось, было несколько странным; в придачу обслуживать дымоход, чтобы дым не шел в комнаты, было довольно-таки непросто. Прежний владелец заведения, однако, ставил превыше всего удобство своих подмастерьев, живших на третьем и четвертом этажах.

Нынешний владелец постоялого двора был человеком добрым и тихим. Звали его Арольд Эклунд, и прежде он занимал пост главного ремесленника в кожевенной мастерской.

Ближе к ночи общая комната на втором этаже наполнится дружелюбной болтовней — там соберутся постояльцы, каждый со своим каким-нибудь вином. Сейчас, однако, слышалось лишь потрескивание огня.

На третьем этаже было четыре комнаты.

В те времена, когда здесь располагалась мастерская, на четвертом этаже жили новопринятые подмастерья, и там же хранилась всякая всячина; поэтому комнаты на третьем этаже были просторнее, чем на четвертом.

Но не всем из этих комнат доставалось тепло от дымохода. Одна из комнат третьего этажа выходила на улицу, и ради окна, через которое вливался свет, доступом к дымоходу пришлось пожертвовать.

Иными словами, хочешь комнату с окном — пожертвуй теплом.

Лоуренс совершенно точно слышал слова Хоро, что она предпочитает теплую комнату. Едва войдя, он обнаружил, что она уже поснимала с себя и раскидала повсюду свою сырую одежду и лежит, свернувшись калачиком, под одеялом в своей кровати.

Лоуренс подумал, уж не плачет ли она от такого унижения; но, судя по тому, как Хоро свернулась, она уже спала.

Видимо, она устала из-за того, что долго сердилась, мысленно предположил Лоуренс.

Он подобрал разбросанную одежду Хоро и пока что повесил на спинку стула, затем разделся сам. Это была самая приятная часть всех путешествий — возможность избавиться наконец от отсыревшего одеяния на постоялом дворе. Лоуренс чувствовал себя так, словно снял налепленный на него слой сырой глины. Отложив снятые вещи в сторону, он переоделся в свою обычную одежду, не промоченную дождем.

Конечно, она была холодной, но все же это лучше, чем сырая.

Без очага в этой комнате будет не теплее, чем под открытым небом, когда придет ночь.

Одного лишь одеяла будет недостаточно, чтобы отогнать холод. Лоуренс понял это, когда подобно прислуге свернул тяжелые сырые одежды Хоро.

Из-под одеяла Хоро высунулся хвост — во всем прочем одеяло выглядело так, как если бы оно было наброшено на груду, скажем, хлебных караваев, или сырных кругов, или кусков копченой грудинки.

Она нечестно играет, подумал Лоуренс.

Это было не вполне то же, что, например, когда дочь аристократа, сидя у окна, показывает всем свои длинные роскошные волосы в надежде поймать взгляд проезжающего мимо рыцаря, — но тем не менее Лоуренс понял, что просто обязан среагировать.

— По-моему, у тебя прекрасный хвост; такой теплый и с отличным мехом.

Секунда — и Хоро втянула хвост под одеяло.

Лоуренс мог лишь тяжело вздохнуть.

Едва ли Хоро относилась к числу ранимых девушек, оскорбленные чувства которых можно исцелить одним комплиментом. Даже сейчас в ней наверняка клокотала тихая ярость.

И все равно она заставила Лоуренса восхвалить ее хвост.

Спускаясь по лестнице, Лоуренс грустно улыбнулся и снова вздохнул. Хоро опиралась на него — на свой необычный манер. Другого объяснения ему и не требовалось.

Вполне возможно, это была одна из ее хитрых ловушек; но Лоуренс не возражал против того, чтобы в нее попасть.

Лоуренс воспользовался отсутствием рядом с собой читающей мысли волчицы, чтобы думать обо всем этом, направляясь к общей комнате с очагом.

Здесь никого не было. Компанию ему составили лишь потрескивающие в очаге дрова.

Мебели было мало — лишь одинокий стул, освещенный неверным светом очага. Одного лишь стула было недостаточно, чтобы высушить одежду, которую Лоуренс держал в обеих руках, но это его не волновало.

В стены комнаты повсюду были наполовину вбиты гвозди — их головки вполне могли служить крючками для одежды. С одного из них свисала кожаная лента, достаточно длинная, чтобы ее можно было протянуть до противоположной стены. В дождливые дни это было идеальное приспособление, чтобы промокшие путники могли обсушиться; а в сухие дни здесь можно было сушить мясо и овощи, которые затем служили припасами в дороге.

Лоуренс быстро натянул ленту и развесил на ней сырую одежду.

Плащи и балахоны заняли больше места, чем он ожидал, и ему пришлось задействовать всю длину ленты.

— Только пока еще кто-нибудь не придет сушить вещи, — пробормотал Лоуренс себе под нос и уселся на единственный стул перед очагом.

И тут же до его ушей донесся скрип лестницы.

— …

Скрип, похоже, шел снизу.

Лоуренс обернулся на звук и встретился взглядом с фигурой, поднявшейся по лестнице и заглянувшей в комнату.

Голова этого человека была скрыта под капюшоном, большая часть лица замотана шарфом, так что разобрать выражение его лица было невозможно; глаза, однако, смотрели пристально и твердо. Он был не особенно высок, но и не низок — пожалуй, немного повыше Хоро.

Из-за толстого дорожного одеяния его фигура казалась квадратной. Но самой примечательной деталью одежды незнакомца были кожаные ботинки с кожаными же онучами на икрах. Такая обувь свидетельствовала, что это был путешественник, предпочитающий передвигаться пешком, а не на лошади; по зиме онучи были затянуты очень туго.

Голубые глаза, разглядывающие Лоуренса сквозь щель в одеянии, смотрели чисто и пронзительно — и недружелюбно.

Одарив Лоуренса долгим оценивающим взглядом, человек без единого слова продолжил свой путь вверх по лестнице.

Несмотря на тяжелый груз на спине, шагал он почти беззвучно.

Похоже, незнакомец тоже занимал комнату на третьем этаже. Лоуренс услышал, как у него над головой открылась и закрылась дверь.

Арольд в основном предоставлял своих постояльцев самим себе, что придавало его постоялому двору особую ценность в глазах тех, кто не особо стремился к общению. Даже среди торговцев далеко не все были экстравертами.

Лоуренс останавливался здесь всякий раз, когда был в Ренозе, потому что его устраивали цены и обслуживание, а еще потому, что Арольд прежде состоял в Торговой Гильдии Ровена. Когда-то Арольд был бродячим торговцем и занимался мехами, но женился на дочери владельца кожевенной мастерской и со временем сам стал владельцем.

Отделения Гильдии Ровена в Ренозе не было, поэтому многие члены Гильдии останавливались на его постоялом дворе, когда проезжали здесь.

Склонность Арольда не вмешиваться в дела постояльцев оказалась особенно уместна теперь, когда с Лоуренсом была Хоро.

Основное, что было сейчас на уме у Лоуренса, — необходимость раздобыть мясное рагу, которое, он надеялся, улучшит настроение Хоро. Если ей станет лучше, одна-две миски рагу будут вполне нормальной платой; но вообще-то, если он утратит бдительность, цена их пребывания в городе взлетит до небес.

Пока Лоуренс обдумывал этот вопрос, сидя перед очагом, к нему подкралась усталость от долгого путешествия, и он сам не заметил, как задремал.

Проснулся он, когда пришел Арольд, чтобы подкинуть дров в очаг; но Арольд, разумеется, ничего не сказал, а, напротив, был довольно щедр по части количества поленьев, и Лоуренс не удержался от соблазна воспользоваться щедростью старика.

Второй раз он проснулся, когда солнце уже село; вся комната, за исключением пятнышка возле очага, была погружена в такую густую темноту, что хоть руками черпай.

Поняв, что проспал, Лоуренс вскочил на ноги, но время назад не воротишь. Вне всякого сомнения, себялюбивая Хоро давно уже пробудилась и прямо сейчас сидит в своей комнате, лишенная возможности выйти, пока Лоуренс не вернется с ее одеждой, и лелеет распирающий ее гнев.

Лоуренс вздохнул и, убедившись, что вся одежда просохла, быстро поснимал ее с кожаной ленты и вернулся на третий этаж.

В каком настроении его встретила Хоро, можно даже и не говорить.

Мясное рагу, заказанное Лоуренсом в первой попавшейся таверне, было поистине роскошным.

 

На следующее утро Лоуренса разбудил солнечный луч. Теплые ниточки света нашли себе дорогу через щели в деревянных ставнях. Несмотря на то, что тепло от очага до комнаты не доходило, утренний холод не казался таким уж зверским — то ли благодаря солнечному свету, то ли просто потому что торговец привык к морозным ночевкам в пути.

Как бы там ни было, в этом тепле Лоуренс смог понять, почему Хоро выбрала светлую комнату.

Утреннее солнышко, несомненно, заслуживало восхищения.

Случилось редкое событие — Лоуренс проснулся раньше Хоро; та продолжала спать, высунув голову из-под одеяла. Обычно она спала, свернувшись калачиком, как подобает приличной волчице, но сейчас она выглядела совсем как обычная спящая девушка; это зрелище было для Лоуренса внове.

В тех немногих прежних случаях, когда Хоро просыпалась поздно, это было вызвано похмельем, но сегодня утром она выглядела вполне здоровой.

Глядя на бесхитростное выражение ее открытого лица, Лоуренс решил, что она просто проспала.

— Ну что ж, — прошептал он.

Сидеть и смотреть на спящее лицо Хоро было приятно, но если раздражительная Мудрая волчица поймает его за этим занятием, ее подковыркам не будет конца.

Чем ему нужно было сейчас заняться, так это подготовкой к походу в город. Лоуренс погладил бородку.

Естественно, на севере длинные бороды были в порядке вещей, но у него была слишком длинная; а запущенную бороду едва ли можно назвать привлекательной. Он вытащил из своих пожитков бритву и полотенце, намереваясь позаимствовать горячей воды у Арольда; в этот момент востроухая волчица на кровати шевельнулась — похоже, ее разбудили издаваемые Лоуренсом звуки.

Лоуренс услышал ее недовольный стон и тут же ощутил у себя на спине взгляд.

— Пойду собственной шкурой займусь, — пояснил он, поднеся нераскрытую бритву к подбородку.

Хоро зевнула и молча улыбнулась, прищурив глаза. Похоже, она была в хорошем расположении духа.

— Надо ведь постараться, чтобы за нее дали хорошую цену, — добавил Лоуренс.

Хоро спрятала нижнюю часть лица за одеялом.

— Уверена, она стоит целого королевства.

Видимо, это из-за того, что она только что проснулась. Ее глаза смотрели мягко, хотя и по-прежнему сонно.

Вне всяких сомнений, она как минимум наполовину дразнила его; но все же Лоуренс был совсем чуть-чуть доволен, услышав ее прямые, откровенные слова. Он пожал плечами, стараясь скрыть смущение.

Хоро тем временем продолжила.

— О да, она такая дорогая, что ее никто не купит, — произнесла она, и в ее глазах вспыхнул злорадный огонек; одновременно она перекатилась с живота на спину. — Что, до сих пор-то никто не купил?

У нее явный талант вселять в людей преждевременные надежды, подумал Лоуренс.

Он помахал кончиком бритвы, показывая, что сдается. Хоро хихикнула и, шмыгнув обратно под одеяло, свернулась калачиком, словно собиралась спать дальше.

Лоуренс вздохнул.

Быть постоянной жертвой подобных игр — это одновременно раздражало и, как ни странно, забавляло.

Спускаясь по лестнице и держась рукой за перила, Лоуренс грустно улыбнулся в бороду.

Но его улыбка исчезла, едва он обнаружил перед собой кого-то еще.

— Доброе утро, — вежливо обратился Лоуренс к постояльцу, появившемуся у подножия лестницы.

Это был тот самый закутанный незнакомец, которого Лоуренс видел мельком накануне вечером, когда сушил одежду.

На незнакомце был тот же капюшон, но остальной одежды было поменьше, а ноги — обуты в сандалии. В руках он держал сверток, от которого исходил легкий пар, — похоже, он купил что-то себе на завтрак.

— …Да, — ответил незнакомец почти шепотом, глядя на Лоуренса своими голубыми глазами сквозь щель между капюшоном и шарфом, когда Лоуренс проходил мимо него.

Голос звучал хрипло — голос путешественника, близко знакомого с сухим песком и каменистой почвой.

Как бы там ни было, едва уловив запах мясного пирога, исходящий от свертка постояльца, Лоуренс понял с полной уверенностью, что Хоро в ближайшее время затребует себе такой же.

 

— Ну, что дальше? — спросила Хоро, держа в руке кусок мясного пирога; полоска мяса прилипла ей к уголку губы.

— Ну, для начала мы должны разыскать здесь как можно больше историй о тебе.

— Мм. Истории обо мне и о том, где Йойтсу…

Чавк, чавк, чавк. Три укуса — и последнего куска пирога размером с ладонь как не бывало. В мгновение ока.

— Мы должны отыскать летописца, как в Кумерсоне, — сказал Лоуренс.

— Ну, это я предоставлю тебе. Ты лучше меня знаешь, как это сделать… ну что? Что такое?

На вопрошающий взгляд Хоро Лоуренс лишь помахал рукой, улыбаясь.

— Если я знаю, как это сделать, то что знаешь ты? — он взглянул на нее прямо. — Есть такая старая пословица: «Тот, кто знает, как что-либо сделать, — слуга того, кто знает, зачем это нужно сделать».

— Мм. Понятно. И я действительно знаю, зачем ты так старательно трудишься.

— Древние были мудры, — произнес Лоуренс и впился в свой кусок пирога.

Хоро уселась на кровати, скрестив ноги, и заявила:

— Если я твоя госпожа, думаю, мне следует тебя вознаградить.

— Вознаградить?

— Да. Ну, например, хмм… — и Хоро улыбнулась совершенно чарующей, на взгляд Лоуренса, улыбкой. — А какой награды ты желаешь?

В комнате царил соблазнительный полумрак, и сердце Лоуренса непременно забилось бы чаще, если бы только не полоска мяса, прилипшая к губе Хоро.

Прикончив свою порцию пирога, Лоуренс указал пальцем себе на уголок рта.

— Да ничего особенного.

— Пфф, — чуть раздраженно фыркнула Хоро и сняла полоску мяса.

— Было бы очень мило, если бы ты вела себя полюбезнее, — добавил Лоуренс.

Рука Хоро замерла, губы дернулись. Она крутанула пальцем, так что кусок мяса отлетел в сторону.

— Значит, теперь ты обращаешься со мной, как с ребенком?

— Вовсе нет. Дети, в отличие от тебя, делают то, что им сказано, — Лоуренс взял кувшин с ледяной водой и сделал глоток. — Короче, так: для начала, думаю, надо расспросить владельца нашего постоялого двора. Он, может, и старик, но все-таки он тут главный.

Лоуренс встал и накинул куртку, готовясь идти. Что до Хоро, то она тоже слезла с кровати.

— Хочешь пойти со мной, да? — спросил Лоуренс.

— Да, хоть ты и отбросил мою руку, — ответила Хоро. Подтрунивая над Лоуренсом, она одновременно надевала пояс, платье и балахон — все это с такой быстротой и легкостью, что Лоуренс смотрел, как зачарованный. Волчица наигранно крутанулась на месте и сказала:

— Сейчас я хлопну в ладоши, и заклинание, что я наложила на тебя, спадет!

Вот, значит, что она планировала.

Лоуренс решил подыграть.

— Э? Что я здесь делаю? Ах да: я в Ренозе, городе дерева и меха. Я должен закупиться мехами и отправиться в другой город, — проговорил он, преувеличенно жестикулируя. Он изрядно насмотрелся представлений бродячих лицедеев.

Хоро, сложив руки на животе, расхохоталась, словно смотрела величайшую из комедий.

Отхихикавшись, она подбежала к Лоуренсу, который собрался уже открыть дверь комнаты.

— О, да ты бродячий торговец? А у меня наметанный глаз насчет качества мехов.

Лоуренс взял ее за руку и, открывая дверь, ответил:

— О да! У тебя острый глаз, это верно. Но можешь ли ты определить качество человека?

В утренней тишине постоялого двора разнесся скрип лестницы.

Когда они дошли до второго этажа, Хоро, неотрывно глядя на Лоуренса, произнесла:

— На мне лежит злое заклятье.

Лоуренс коротко улыбнулся, словно спрашивая безмолвно, к чему она клонит.

— Пожалуй, я не буду хлопать в ладоши, чтобы невзначай его не скинуть.

— Ты уже хлопнул.

— Ты хочешь сказать, оно уже снято?

Понять, где здесь таится ловушка, было невозможно.

Одно было ясно: Хоро намерена каким-то образом заставить его купить ей что-нибудь вкусненькое.

В размышлении, как бы ему этого избежать, Лоуренс прошел мимо общей комнаты на втором этаже, где увидел пару путешественников, которые спали, должно быть, заговорившись перед очагом.

Он спускался уже на первый этаж, когда что-то потянуло его за руку и вывело из состояния задумчивости.

Точнее сказать — Хоро, все это время державшая его за руку, внезапно остановилась.

Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась из-под капюшона.

— Раз так, не наложишь ли ты на меня другое заклятье, чтобы я не пробудилась?

Это была дьявольская игра.

Несомненно, Хоро будет вполне удовлетворена, если Лоуренс не найдется что ответить.

Но Лоуренс хотел хоть иногда брать над ней верх; он развернулся и взял ее ладонь обеими своими.

В целом мире, когда мужчина брал руку женщины таким образом, это означало лишь одно.

Нежно держа белую ладонь Хоро, он мягко поцеловал ее.

— Достаточно ли этого, о моя госпожа? — спросил он нарочито архаичным языком.

Если он ослабит бдительность, кровь прильет ему к лицу и испортит весь эффект.

Но он, сохраняя невозмутимость, поднял голову и взглянул прямо в глаза Хоро, большие и округлившиеся, как блюдца.

— Идем, — сказал Лоуренс и наконец чуть заметно улыбнулся — то была улыбка признания, что он только что сделал нечто нелепое, и одновременно улыбка победителя, которому удалось взять верх над Хоро.

Он легонько потянул Хоро за руку, и она пошла вниз по лестнице, точно марионетка с плохо натянутыми нитками.

Она смотрела под ноги, и Лоуренс не мог разобрать выражения ее лица, но похоже было, что она раздосадована.

Лоуренс мысленно ухмыльнулся. Скрывать свое смущение было трудно, но результат стоил того. Он чувствовал, что его распирает от чувства триумфа; но тут Хоро споткнулась, словно не попала на ступеньку, и Лоуренс поспешил ее подхватить.

Он было рассмеялся, думая, что Хоро слишком раздражена, чтобы твердо стоять на ногах, когда она вдруг прижалась к нему и прошептала на ухо:

— Дурень, это слишком сильное заклятье.

Голос ее звучал сварливо и раздраженно.

Будь Лоуренс тем же человеком, каким он был при их первой встрече, он либо просто оцепенел бы, либо вернул объятие.

Сейчас он не стал делать ни того, ни другого — просто стоял и улыбался; он решил, что это уколет Хоро еще сильнее.

Совсем недавно, когда они были в деревне Терео, Лоуренс чуть приоткрыл ящик, в котором хранилась неприятная правда — правда, что полные блаженства дни вместе с Хоро могут скоро подойти к концу. Но он не хотел открывать этот ящик. И Хоро тоже положила руку на его крышку.

Никто из них не желал тогда встретить лицом содержимое этого ящика, и потому пока что он оставался закрытым.

Но кое-что Лоуренс все-таки понял.

Хоро не хотела думать на эту тему, пока в этом нет необходимости.

Хотя сейчас Лоуренсу удавалось сохранять самообладание, когда Хоро прижималась к нему и шептала ему на ухо, все же он и помыслить не мог, что будет ей так нужен.

Ее неприглаженная челка, прикасающаяся к его щеке, была такая мягкая, и от нее так сладко пахло, хотя она никогда не была знакома с духами. Волосы лежали сплошной волной, так что Лоуренсу и в голову не пришло бы считать пряди.

В конце концов Хоро осознала, что Лоуренс не проявляет вообще никакой реакции. Отодвинувшись от него, она снизу вверх заглянула ему в глаза.

— Ну когда уже ты как следует смутишься? — поинтересовалась она.

— Мм, дай подумать. Когда ты прекратишь этим заниматься, мне кажется.

Хоро среагировала мгновенно.

Сразу же поняв значение его слов, она изобразила раздражение.

— А ты стал умный, знаешь ли.

— Мм, быть может, — кивнул Лоуренс, после чего Хоро высвободилась из объятий, хмыкнула себе под нос и продолжила спускаться по лестнице.

Если ей нравилось видеть Лоуренса смущенным, ей приходилось его дразнить; но если по-настоящему его смущало, когда она прекращала его дразнить, то все, что ей оставалось, — вести себя пристойно.

Лоуренс позволил себе немного самодовольства по поводу своей искусной контратаки. Он молча шел по лестнице следом за Хоро; однако, дойдя до первого этажа, Хоро вдруг развернулась.

— Да, ты явно научился обращаться со словами. Кто тебя учил, интересно?

Сильнее всего Лоуренса удивила ее улыбка — нетипично добрая и такая теплая, что, казалось, может согреть замерзшую руку.

Он-то был уверен, что Хоро на него злится, и при виде столь неожиданной перемены сразу насторожился. Встав перед ней, он ответил:

— Да нет — просто вдруг пришло в голову, вот и все.

— Просто пришло в голову? — и Хоро хихикнула. — Так даже еще лучше.

Она казалась настолько довольной, что будь она щенком, ее хвост сейчас бы отчаянно вилял.

Ничего не понимая, Лоуренс глядел на Хоро; она взяла его за левую руку, переплетясь пальцами.

— Когда я прекращу этим заниматься, да? — шепотом повторила она, кокетливо придвигаясь к нему.

Когда она прекратит этим заниматься?..

Странное чувство охватило Лоуренса, когда он вновь услышал эти слова.

Внезапно он осознал, что они имеют и другое значение, — и застыл.

Хоро хихикнула.

— Ну, в чем дело?

В ней смешались подобная снегу чистота духа и подобная трясине цепкость ума.

Лоуренс не мог заставить себя поднять на нее глаза.

Он по-настоящему смущается, когда она не играет с ним.

«Что же я брякнул!» — хотелось воскликнуть ему.

Это ведь было все равно что прямо заявить, что превыше всего он жаждет ее внимания!

— Что это? Похоже, у тебя кровь быстрее по жилам побежала, — заметила Хоро.

И верно — лицо Лоуренса залилось краской, и он не мог с этим ничего поделать.

Он прикрыл глаза свободной рукой, желая хотя бы показать, что ему стыдно, что он не понял истинного значения своих слов.

Хоро, однако, не собиралась дозволять ему этого.

— И вовсе нечего стыдиться таких сладких, детских слов.

До Лоуренса донеслось шуршание ее хвоста.

Да, одолеть Мудрую волчицу в словесном поединке — поистине невыполнимая задача.

— Ты такой очаровательный, правда, — хихикнула Хоро.

Сквозь щель между пальцами Лоуренс уловил выражение лица Хоро — с ладонями на обеих щеках и безмерно зловредной улыбкой.

 

Арольд, судя по всему, был чем-то занят в стойлах, так что, к счастью, он не слышал дурацкой пикировки Лоуренса с Хоро.

Вне всяких сомнений, Хоро прекрасно об этом знала, когда забавлялась с Лоуренсом.

— Летописец, говоришь? — переспросил Арольд.

— Да. Или еще кто-нибудь, кто знает старые легенды этого города.

Арольд уселся на свой стул и налил подогретого вина в чашку из тонкой жести. Его левая бровь поднялась, выдавая его любопытство. Ясно было, что услышать подобный вопрос от постояльца он никак не ожидал.

Другой владелец постоялого двора, несомненно, начал бы выспрашивать постояльца, зачем ему это нужно, но Арольд был не из таких. Он лишь поглаживал свою снежно-белую бороду несколько секунд, потом ответил:

— Есть один человек, его зовут Риголо — вот он такими вещами занимается… но, к сожалению, он сейчас на заседании Совета Пятидесяти. Не думаю, что он сейчас будет принимать посетителей.

— Совета Пятидесяти? — переспросил Лоуренс.

Арольд налил теплого вина в две глиняные чашки и предложил Лоуренсу с Хоро.

В полном соответствии с названием Совет Пятидесяти был советом, в который входило пятьдесят человек — представителей городских торговцев, ремесленников и аристократов. Каждый из них представлял свою семью или гильдию и в ожесточенных спорах отстаивал ее интересы. Исход этих споров определял судьбу всего города, так что на членах Совета лежала серьезнейшая ответственность.

Некогда вокруг должностей членов Совета была серьезная политическая возня, но, похоже, случившийся несколько лет назад большой мор освободил немало кресел.

— Разве вы не видели, что творится за городом?.. — спросил Арольд.

— Видели. Палаточный городок торговцев, да? Если это как-то связано с Советом Пятидесяти, значит, в городе что-то происходит?

Хоро поднесла предложенное ей вино к губам, но тут же застыла.

Вне всяких сомнений, и хвост ее в это время распушился. В конце концов, качество напитка из новой, неизвестной земли заранее знать было невозможно.

— Понимаете, все дело в мехах, — сказал Арольд.

— В мехах? — Лоуренса внезапно охватило возбуждение. При одном упоминании этого слова по спине пробежал холодок. Дело не в том, что он беспокоился о Хоро, — даже близко ничего подобного. Слово было ему настолько хорошо знакомо, что все его нутро напряглось при внезапном напоминании о том, за чем он гнался столько лет, — о прибыли.

Арольд продолжил, словно и не слышал восклицания Лоуренса.

— Риголо — делопроизводитель в Совете, — сказал он. Похоже, заседание Совета обсуждать он не желал, да и вообще он был не из болтливых. — А вы, значит, ищете людей, которые знают старые байки, да?

— Ээ, да. Это было бы хорошо. Ты знаешь таких? — Лоуренс не мог позволить возбуждению проступить у него на лице.

Похоже, самоконтроль Лоуренса сработал. Синие глаза Арольда, едва видные из-за морщин на лице, устремились куда-то вдаль.

— Вольта, бабка дубильщика — мудрая была старуха… но она умерла четыре года назад, когда был мор.

— А еще кто-нибудь?

— Еще? Мм… есть один старик в Торговом доме Латтона, хотя нет, этим летом его жара прикончила… — Арольд со звучным клацаньем поставил чашку на стол.

Лоуренс заметил, что Хоро повернула голову к Арольду — видимо, на звук.

— Похоже, древняя мудрость города сейчас существует только в письме, — произнес Арольд, пораженный осознанием этого; он продолжал смотреть куда-то в пространство, поглаживая бороду.

Лоуренс почувствовал, как тело Хоро под всеми ее одеждами дернулось от потрясения.

Не было никого, кто знал бы о ней хоть что-то. Сама Хоро и осталась единственным средоточием той утраченной мудрости.

Лоуренс мгновенно позабыл то возбуждение, что владело им минуту назад, и без слов положил руку Хоро на спину.

— Это значит, у нас нет выбора, кроме как отправиться к господину Риголо и попросить его показать нам летописи?

— Думаю, так… месяцы и годы разрушают даже каменные здания, что уж говорить о памяти людской. Ужасно это… — Арольд покачал головой, потом закрыл глаза и погрузился в молчание.

Старик был нелюдимым, еще когда Лоуренс с ним познакомился, и, похоже, эта его черта со временем только усиливалась.

Про себя Лоуренс подивился, не виной ли тому все яснее слышимые шаги смерти.

Решив, что продолжение разговора принесет лишь неприятности, Лоуренс одним глотком допил свое вино и, жестом предложив Хоро идти первой, покинул постоялый двор.

В отличие от минувшего дня, улица бурлила, и светящее Лоуренсу в левую скулу солнце в первое мгновение даже его ослепило.

Он стоял на по-прежнему мокрой брусчатке и смотрел на Хоро.

Та стояла, поникнув головой.

— Ну что, поищем что-нибудь перекусить?

Лоуренс и сам понимал, что это едва ли не худшее, что он мог сказать в такой ситуации; но все стало таким сложным, буквально перевернулось с ног на голову.

Из-под капюшона Хоро вырвался страдальческий вздох; затем волчица улыбнулась и, потянув Лоуренса за руку, произнесла:

— Тебе надо улучшать словарный запас.

Похоже, беспокоиться о том, что она может устроить что-нибудь этакое прямо посреди толпы, было преждевременно.

Лоуренс уже двинулся прочь, увлекаемый Хоро, когда дверь постоялого двора открылась вновь.

— …

На улицу вышел давешний незнакомец.

Он выглядел живым воплощением занятого путешественника; однако, едва взглянув на Лоуренса с Хоро, застыл, явно удивленный.

— …Прошу прощения, — было единственное, что он произнес высоким хриплым голосом после секундного замешательства; и тут же он растворился в толпе.

Лоуренс кинул взгляд на Хоро — просто чтобы лишний раз убедиться, что ее уши и хвост не видны. Она чуть вздернула голову.

— Какое удивление при виде меня, — заметила она.

— Думаю, он не заподозрил, что ты не человек.

— Такого ощущения от нее не исходило. Должно быть, ее просто потрясло мое очарование.

— Конечно, не исходило, — Лоуренс улыбнулся при виде Хоро, с показной гордостью выпятившей грудь. — …Постой, — тут же добавил он. — «Ее»?

— Хмм?

— Это что, была женщина?

Облик человека, привычного к дороге, и хриплый голос заставили Лоуренса предположить, что перед ним мужчина, но Хоро едва ли была способна ошибиться в подобном вопросе.

Лоуренс повернул голову в ту сторону, куда исчезла незнакомка, и подивился, чем может торговать женщина-торговец; в это время его вновь потянули за руку.

— Что заставляет тебя думать, что тебе можно вот так стоять рядом со мной и смотреть на другую самку?

— А обязательно говорить так прямо? Если бы ты пожаловалась как-то более окольно, это было бы куда очаровательнее.

— Ты такой дурень, что ни за что не догадаешься, пока я не скажу прямо, — не моргнувши глазом парировала Хоро; в голосе ее слышалась укоризна.

С учетом их предыдущего разговора было очень обидно, что Лоуренс ничего не мог ей ответить.

— Итак, что мы делаем дальше? — спросил Лоуренс, положив конец дурацкой перепалке. Необходимо было составить план на день.

— А трудно будет встретиться с этим человеком — как там его по имени?

— Риголо, что-то вроде того. Если он делопроизводитель при Совете, это действительно может быть трудно — хотя, конечно, это зависит от того, чем занят Совет… — ответил Лоуренс, поглаживая свежеподбритую бородку.

Хоро шагнула вперед.

— По твоему лицу видно, что ты умираешь от любопытства, что это за заседание.

— Вот как? — Лоуренс продолжал поглаживать бородку. Хоро оглянулась через плечо; судя по ее лицу, она опять была в дурном настроении.

— Значит, будем просто шляться по городу, пока заседание не закончится?

Лоуренс улыбнулся.

— Наблюдательность Мудрой волчицы на высоте. Я смертельно хочу узнать, что происходит в этом городе. Более того, я –

— Ты хочешь получить на этом прибыль.

Лоуренс споткнулся. Хоро, вздернув голову, ухмыльнулась.

— Что бы тут ни происходило, это достаточно серьезно, раз они раздают эти деревяшки. Что-то интересное творится, — произнес Лоуренс, доставая на свет дощечку, свидетельствующую, что он иностранный торговец.

— Однако хочу предупредить… — уронила Хоро.

— Хмм?

— Постарайся сдерживаться.

От слов Хоро нельзя было просто отшутиться — если вспомнить, что они уже прошли через похищение, бегство через канализацию, угрозу разорения, а совсем недавно угодили в междоусобицу.

— Обязательно, — ответил он и тут же увидел, что Мудрая волчица, только что само очарование, внезапно рассердилась.

— Сомневаюсь я в этом, — заявила она.

Против этой неожиданной подозрительности у Лоуренса было лишь одно средство.

Взяв Хоро за руку, он произнес, вложив в слова все свое очарование торговца:

— Не осмотреть ли нам местные достопримечательности?

Похоже, эффект от поцелуя руки Хоро на лестнице уже почти выветрился. А может, даже стал действовать в обратную сторону.

Тем не менее Хоро, похоже, сочла действия Лоуренса приемлемыми. Фыркнув, она подошла к нему.

— Видимо, да.

— Понял, о госпожа.

В голове у Лоуренса мелькнула мысль, что если бы он полугодичной давности увидел себя нынешнего, он был бы в ужасе.

— Итак, какие здесь достопримечательности? Все так сильно изменилось, что я, честно сказать, с трудом припоминаю, что я вообще здесь была.

— Предлагаю отправиться в порт. Я слышал, корабли приобрели здесь такую важность совсем недавно. Здешний порт меньше, чем в каком-нибудь морском городе, но, осмелюсь предположить, зрелище все равно достойное.

Сжав руку Хоро крепче, он зашагал вперед.

И кто сказал, что идти рука об руку с другим человеком — медленно и неудобно? Идя по улице рядом с Хоро, Лоуренс улыбнулся этой мысли.

Глава 2

— В общем, как-то так, — уронил Лоуренс.

— Хмм? — Хоро подняла на него глаза; лицо ее было наполовину скрыто за кружкой, из которой она пила.

— Нет, ничего. Смотри не пролей.

Хоро осушила кружку знаменитого ренозского крепкого эля, потом взяла чуть обугленную раковину.

Моллюски, которых добывали в реке Ром, достигали в размере ладони Хоро. Знаменитое на весь город лакомство готовилось так: из раковины доставали нежное мясо, смешивали с хлебными крошками и подавали в той же раковине с зернами горчицы. Лучшей закуски к хорошему элю и представить было нельзя.

Хоро издала восторженный возглас, едва увидев множество судов, стоящих на причале вдоль изгиба реки; но вскоре ее сердце пленили ароматы продавцов еды, которые поставили здесь свои лотки, дабы насыщать голодных путников, начинающих или завершающих свое путешествие.

Они сидели за столом, сколоченном из деревянных ящиков; перед Хоро стояли три порции моллюсков и две кружки эля.

Лоуренс выдержал испепеляющий взгляд Хоро, заказывая себе подогретого вина наподобие того, какое недавно пил Арольд.

Все, что ему было нужно, — немного времени, чтобы как следует насладиться этой терпкостью.

— И все же на взгляд не похоже, чтобы в городе что-то шло не так, — сказал Лоуренс.

С лодок сгружали ящики размером с человека; группы торговцев вскрывали их и тут же начинали торговаться по поводу их содержимого, каким бы оно ни было.

Для своего размера порт пропускал через себя просто невероятное количество товаров. Да и без порта одного взгляда на город было достаточно, чтобы понять: такому городу товаров нужно очень много.

Дело было не только в пище, которая требовалась каждодневно. К примеру, для производства древесины нужен был не только лес, но и инструменты — пилы, долота, гвозди, молотки, — а значит, бродячие кузнецы приходили в город, чтобы чинить эти инструменты и ухаживать за ними. Далее, чтобы паковать древесину и увозить ее куда бы то ни было, требовались веревки и кожаные ремни, а также лошади или ослы, а также все, что требовалось для ухода за животными, а также… — список можно продолжать и продолжать.

Уже то, что Реноз был портовым городом, означало бойкую торговлю судостроительными инструментами, да и самими судами тоже. Лишь всеведущий бог мог охватить всю полноту товаров и грузов, обращающихся здесь.

В этой ошеломляющей сумятице пестрого портового города любые мелкие проблемы просто тонули.

С помощью позаимствованного у Лоуренса ножика Хоро проворно выковыряла рубленое мясо моллюска из раковины и отправила в рот. После слов Лоуренса она оглядела окрестности.

— Издалека лес кажется спокойным, даже если в нем де