 |
|
Деталь, становящаяся символом
В тарелках заключено пророчество о судьбе самой Эммы и в то же время её недостижимая мечта. Луиза де ла Вальер была любовницей короля Людовика XIV. Эмме тоже суждено пасть, но её любовники и сами обстоятельства падения всего лишь пародия на изысканную историю знаменитой фаворитки короля-солнце, они подобны дешёвым трактирным тарелкам с грубой росписью.
Тарелки занимают важное место в мечтах юной Эммы. С детства она обладала романтической душой. Сначала её трогает сентиментальный роман Бернардена де Сен-Пьера о любви Поля и Виржинии, затем уже в монастыре её завораживают “повторяющиеся в проповеди слова: невеста, супруг, небесный возлюбленный, вечный брачный союз”. В монастыре же она тайком читает романы. Воображению Эммы представляются героини иных эпох. Среди прочих образов в душе её живёт “неизгладимое воспоминание о расписных тарелках, восхваляющих Людовика XIV”.
Роман Флобера столь тщательно выстроен, что каждая на первый взгляд незначительная деталь получает своё место в контексте целого, “рифмуется” с родственными ей деталями, проясняет читателю смысл происходящего. В иллюстрированных гравюрами альбомах, которые подруги привозили в монастырь, героиня видит полулежащих в колясках английских леди в белокурых локонах, прыгающих перед коляской борзых собак, маленьких грумов в белых рейтузах. Сделавшись женой Шарля Бовари, Эмма получает в подарок борзого щенка, которому даёт имя, заимствованное у Виктора Гюго. Джали звали козу Эсмеральды в романе «Собор Парижской богоматери».
Свою роль играют в романе Флобера и белые рейтузы. Для наивной Эммы они остаются весьма выразительным символом богатства и изысканности. Она в отчаянии, что ей приходится довольствоваться “конюхом в дырявой блузе” “вместо грума в рейтузах”. Белые рейтузы и бархатный фрак (символ идеального медового месяца в глазах Эммы) надевает Родольф Буланже, её первый любовник, для прогулки верхом, во время которой совершается грехопадение героини. Белые панталоны и на её втором любовнике Леоне Дюпюи, когда он спешит к ней на первое свидание.
Предметы туалета занимают в мечтаниях, а затем в жизни Эммы непропорционально большое место. Непременным условием идеального медового месяца, который следует проводить в швейцарском домике или в шотландском коттедже, является не только чёрный бархатный фрак с длинными фалдами, но и “мягкие сапожки, остроконечная шляпа и кружевные манжеты” мужа. “Мягкие сапожки” носит Родольф, в то время как сапоги Шарля грубые и жёсткие, словно деревянные. Впоследствии её судьбу отчасти решают новые платья, за отрезы ткани на которые Эмма задолжала большую сумму лавочнику и ростовщику Лере.
Символы пошлости
“Галантерейная” тема проходит через весь роман, Флобер обозначает её также как тему “парикмахерскую”. Выражение “вкус парикмахера” означает для него страсть к пошлой красивости, фальшивым ценностям, нечувствительность ко всему подлинному.
“Галантерейной” теме принадлежит один из центральных символических образов романа — зелёный шёлковый портсигар. Шарль находит его, когда они возвращаются с праздника в поместье Вобьессар. Эта поездка стала поворотным пунктом в жизни Эммы. Вкусив суеты и роскоши светской жизни, она начинает страстно мечтать о Париже, об изысканно порочной жизни светских дам, о “ночных маскарадах, о дерзких радостях и неизведанном самозабвении, которое должно было в них таиться”. Именно тогда она вынуждает Шарля переехать из тихого Тоста в городок Ионвилль, где начинаются её приключения, и символическим жестом сжигает свой свадебный букет.
В XIX веке, казалось, вся Франция устремилась в Париж. Судьбу молодых людей, которые ехали в столицу, мечтая о богатстве и славе, описал ещё Бальзак. Флобер помещает действие своего романа в провинцию, но Париж фантастическим призраком появляется перед нашими глазами в мечтах Эммы. Ей кажется, что только там настоящая жизнь. Она без колебаний соглашается на неприличное и рискованное предложение Леона устроить любовное свидание прямо в карете извозчика, когда юноша произносит слова: “Так делают в Париже”.
Зелёный шёлковый портсигар с гербом заставляет её вновь и вновь мечтать о Париже. Она покупает карту города, изучает его улицы, выискивает в романах подробности парижской жизни, парижские моды. Столичные новости она узнаёт из дамских журналов.
“Париж, безбрежный, как океан, сверкал в глазах Эммы своим багровым блеском <…> Остальной же мир как-то терялся, не имел точного места и словно бы вовсе не существовал”.
Зелёный цвет портсигара несколько раз фантомом возникает на страницах романа. Когда Эмма видит Родольфа впервые, на нём зелёный бархатный сюртук. В сцене их объяснения на героине зелёная шляпка. В зелёном фраке является Леон на первое свидание. Куском зелёного бархата Шарль просит закрыть тело Эммы в гробу.
Портсигар принадлежал виконту, который поразил воображение Эммы на балу. Она видит его во второй раз, когда возвращается с Шарлем из Вобьессара: он несётся мимо в кавалькаде блестящих всадников. Память об этом человеке способствует её падению. От напомаженных волос Родольфа во время их объяснения пахнет так же, как пахло от бороды виконта — ванилью и лимоном. Эмма чувствует, как благоухание “обволакивает ей душу”. Позже она дарит Родольфу в знак любви “портсигар, совершенно похожий на портсигар виконта”.
Ещё раз виконт появляется на страницах романа, когда действие стремительно движется к катастрофе. Эмма посылает Леона добыть денег, чтобы заплатить долг Лере. Леон не возвращается. Эмма понимает, что для неё всё кончено. И вот тогда-то мимо неё стремительно проезжает коляска, которой правит “джентльмен в собольей шубе”. В нём героиня узнаёт виконта: “Эмма обернулась: улица была пуста. И она почувствовала себя такой разбитой, такой несчастной, что прислонилась к стене, чтобы не упасть”. В этой последней встрече выражают себя несбывшиеся надежды Эммы, её неосуществимые мечты. И в то же время образ быстро скачущих лошадей постоянно соединяется в романе с мотивом рока, предчувствием трагической судьбы героини.
Описываемый в романтических произведениях рок влечёт к себе Эмму. “Я ненавижу пошлых героев и умеренные чувства, какие встречаются в действительности”, — говорит она Леону. Родольф прельщает её речами о влюблённых, которых рано или поздно соединит любовь, “ибо этого требует рок”. В финале романа Шарль, усвоивший вкусы Эммы после её смерти, произносит пошлую и одновременно удивительно точную фразу: “Во всём виноват рок!”
Мотив рока также носит в романе “галантерейный” характер. Перед тем как покончить с собой, Эмма пытается и не может вспомнить “причину своего ужасного состояния — денежные дела (долги за дорогие ткани, ковры, обивки для кресел, подарки для любовников. — О.П.). Она страдала только от любви…”
Эмма живёт в вымышленном мире, который автор называет “фантасмагорией чувствительной реальности”. Это мир воспринятых как руководство к жизни романтических произведений, от Вальтера Скотта до Ламартина и Гюго. Но это и мир сентиментальных песенок “об ангелочках с золотыми крылышками, о мадоннах, лагунах и гондольерах”, картинок, на которых можно было видеть и “пальмовые рощи, и ели <…> и всё вместе окаймлено чисто подметённым лесом”. В этом мире “только и было, что любовь, любовники, любовницы, преследуемые дамы, падающие без чувств в уединённых беседках, почтальоны, которых убивают на всех станциях, лошади, которых загоняют на каждой странице, тёмные леса, сердечное смятение, клятвы, рыдания, слёзы и поцелуи, челноки при лунном свете, соловьи в рощах, кавалеры, храбрые, как львы, и кроткие, как ягнята <…> всегда красиво одетые”. Все эти заимствованные в книгах клише Эмма переносит на собственную жизнь. Усилиями героини в ней появляются и любовники, и уединённая беседка, где она встречается с Родольфом, и сердечное смятение, и катание в лодке при лунном свете с Леоном. Но всё это обладает смыслом и очарованием только в её собственном воображении. Родольф едва терпит её восторженность, и даже юный Леон скоро начинает тяготиться “шумом страсти”. Для них обоих связь с Эммой не более чем банальная интрижка.
Эмма мыслит готовыми формулами из плохих романов. Когда в юности у неё умерла мать, героиня “в глубине души была очень довольна, что сразу поднялась до того изысканного идеала безрадостного существования, который навсегда остаётся недостижимым для посредственных сердец”.
Более того, для Эммы не существуют чувства, не облечённые в условные формы. Она не только пренебрежительно относится к глубокой и трогательной любви мужа, но и не осознаёт своего первого увлечения Леоном. Коль скоро она не чувствует ровно то, что полагается в таких случаях, значит, нет и любви: “Любовь, думала она, должна явиться внезапно, как гром и молния; это небесный ураган, который обрушивается на жизнь, переворачивает её, срывает желания, как лист с дерева, и уносит сердце в пучину”.
Чтобы понравиться Эмме, мужчина должен говорить на понятном ей языке. Её увлечение Леоном начинается, когда они обедают в гостинице «Золотой лев». За столом, кроме Леона и Эммы, Шарль Бовари и аптекарь Омэ. О сложной структуре этой сцены Флобер упоминал в письмах. Она включает разговор Эммы и Леона, перебиваемый репликами Омэ. Аптекарь разглагольствует о врачебных обязанностях Шарля, при этом допускает несколько характерных ошибок, путая показания градусника по Фаренгейту, состав аммиака с составом воздуха. По выражению В.Набокова, “все свои познания в физике и химии он старается запихнуть в одно неподъёмное предложение; но, кроме хваткой памяти на всякую всячину из газет и брошюр, предъявить ему нечего”. Его наукообразная речь на самом деле всего лишь поток газетных штампов.
В романе их сменяют романтические штампы, которыми обмениваются Леон и Эмма. Море — это “безграничное пространство”, над которым “свободнее парит дух”; горы “воодушевляют человека, располагают его к молитвам, к экстазу”; немецкая музыка “уносит в мечты”. Эти фразы в устах героев столь же пошлы и банальны, как рассуждения аптекаря Омэ.
Этот персонаж играет особую роль в романе. В нём воплощается дух Второй империи. Он делает карьеру с помощью тайных интриг и псевдонаучных брошюр. Имя Омэ заключает в себе анаграмму имени Эмма. В каком-то смысле Омэ — это Эмма наоборот. Он прозаичен — она сумасбродна, в финале романа ему удаются все замыслы, он процветает — она терпит крах и умирает. Но оба персонажа воплощают тривиальность, буржуазность мышления.
Флобер писал: “Вся ценность моей книги — если таковая у неё есть — будет в том, что я сумел пройти по волоску между двумя безднами — возвышенного и пошлого”.
В образе Эммы пошлость соединена с высоким стремлением к идеалу. Вопреки всему она не желает примириться с вялым и однообразным течением жизни и в каждой своей любви ищет совершенства. Несмотря на все безумства страсти, пережитые в объятиях Родольфа, а затем Леона, Эмма чувствует, что “у неё нет и никогда не было счастья”. Незадолго до смерти она придумывает себе совершенного возлюбленного, “призрак, созданный из самых жарких её воспоминаний, самых прекрасных книг, самых мощных желаний”.
Порыв к несбыточному, жажда неуловимого совершенства, заключённого в слове, были свойственны и самому Флоберу. О симпатии автора к героине свидетельствует единственное место в романе, где звучит его голос. Когда Эмма наскучивает ему, Родольф начинает думать о её пылких речах как о “прикрывающих посредственные влечения”. “Как будто истинная полнота души, — восклицает автор, — не изливается порой в самых пустых метафорах! Ведь никто никогда не может выразить точно ни своих потребностей, ни понятий, ни горестей, ведь человеческая речь подобна надтреснутому котлу, мы выстукиваем на нём медвежьи пляски, когда нам хотелось бы растрогать своей музыкой звёзды”.
В остальном автор принципиально устраняется из повествования. По мысли Флобера, совершенная форма предполагает полное отсутствие субъективности. Авторская мысль выражается в построении произведения, но ни в коем случае не высказывается прямо, личность автора не навязывается читателю. Мопассан сравнил функцию формы у Флобера с действием солнечных лучей: “…Его сила властно покоряет даже тех, кто меньше всего чувствует форму, так же как солнечные лучи согревают слепого, хотя он не видит их источника”.
Истинная цена тому, о чём мечтает Эмма, становится очевидной читателю, когда, задолго до своего крушения, ещё в Вобьессаре героиня видит жалкого старика с отвисшими губами, который указывает на блюда и что-то мычит. “Его бурная жизнь прошла в кутежах, дуэлях, пари, похищениях <…> Взгляд Эммы то и дело <…> задерживался на нём, как на чём-то необычайном и величественном: он жил при дворе, он лежал в постели королевы!”
Хрестоматийным примером безличного стиля является сцена объяснения Эммы и Родольфа во время Земледельческого съезда. Эту главу Флобер сравнивал с симфонией. Всё здесь “сливается в общем гуле”, “одновременно слышно мычание быков, вздохи любви, слова начальства; всё освещено солнцем, огромные чепцы шевелятся от порывов ветра”. Нужный эффект достигается “лишь переплетением диалога и противопоставлением”.
По структуре эта сцена напоминает беседу в гостинице «Золотой лев». Во время съезда Эмма и Родольф наблюдают за происходящим из окна мэрии. Зал заседаний пуст, они сидят рядом. Напыщенная речь советника, изобилующая газетными штампами, сопровождается не менее напыщенными репликами Родольфа. Обольщая Эмму, он использует весь испытанный запас расхожих чувствительных формул. Вперемежку звучит: “утвердившаяся религия улыбается всем сердцам” и “души, постоянно подверженные мукам”; “вы, земледельцы и сельские рабочие; вы, мирные пионеры цивилизации” и “чувствовать прекрасное, обожать великое”.
Впечатление пошлости усиливается, когда начинается награждение за успехи в сельском хозяйстве. Теперь уже лживые фразы Родольфа, чьи намерения низменны, перебиваются перечислением таких низменных материй, как деньги, породистые свиньи, бараны-мериносы и прочее.
“Сто раз я хотел удалиться, а между тем я последовал за вами, я остался…
«За удобрение навозом…»
…как останусь и сегодня, и завтра, и во все остальные дни, и на всю жизнь!
«Господину Карону из Аргейля — золотая медаль!»”
Принцип объективности романного повествования был заимствован у Флобера натуралистами. Сам писатель не любил “школы господина Золя”, хотя и был с самим Золя в дружеских отношениях. О своих расхождениях с натуралистами он говорил так: “Я превыше всего ставлю красоту, тогда как моих собратьев она заботит весьма умеренно”. Однако именно Флобер, в отличие от Бальзака и Стендаля, начинает мотивировать эмоции своих героев физиологическими состояниями.
Одной из первых натуралистических сцен в истории французской литературы стала сцена смерти госпожи Бовари. Эмма умирает от мышьяка, похищенного у аптекаря. Агония описана им предельно точно, со всеми клиническими подробностями: “И тотчас грудь её задышала необычайно часто. Язык весь высунулся изо рта; глаза закатились и потускнели, как абажуры на гаснущих лампах…” До Флобера так описать смерть романной героини, красивой, молодой, блистательной женщины, было невозможно.
Роман «Госпожа Бовари» вызвал взрыв негодования среди порядочных буржуа. Автор и его издатель были привлечены к суду за “оскорбление общественной морали, религии и добрых нравов”. Однако Флоберу удалось выиграть процесс.
История Эммы Бовари вставлена, словно в рамку, в историю жизни её мужа Шарля. Роман начинается появлением его неуклюжей фигуры в нелепой каскетке на пороге школы и завершается смертью Шарля, который не может пережить потерю жены. Флобер изображает его туповатым и покладистым. Эмма очень скоро начинает смотреть на своего супруга с отвращением. Ему недостает изящества манер, он не умеет “ни плавать, ни фехтовать, ни стрелять из пистолета”, не знает терминов верховой езды, не носит ни бархатного фрака с длинными фалдами, ни остроконечной шляпы, ни кружевных манжет. Даже сама любовь к ней Шарля кажется Эмме не стоящей внимания. Между тем именно этого героя Флобер наделяет способностью к глубокой, всепоглощающей любви. Эмму раздражает, что Шарль прощает её легкомыслие в денежных делах. Героине кажется, что мужу не достаёт характера. Но дело не только в этом. Шарль прощает её и тогда, когда уже после её смерти находит любовные письма Леона и Родольфа. Его любовь столь велика, что он принимает и такую память об Эмме, поднимаясь над ревностью и любыми эгоистическими устремлениями. Он умирает в той самой беседке, где встречались Родольф и Эмма, “задыхаясь в смутном приливе любви, переполнявшей его измученное сердце”.
В образе Шарля Бовари Флобер изображает “простую душу”, не развитую эстетически и интеллектуально, но способную к самой чистой любви. Эту тему он разворачивает двадцатью годами позже в повести «Простая душа» (1876).
Героиня повести служанка Фелиситэ всю свою жизнь посвятила тем, кого любила. В юности её любовь предаёт жених, который женится на богатой старухе, чтобы избежать солдатчины. Затем Фелиситэ привязывается к детям своей новой хозяйки госпожи Обен. Но Поль покидает дом, а Виржиния совсем юной умирает в монастыре. Та же печальная участь постигает и любимого племянника Фелиситэ Виктора.
Вся сила чувств, таящихся в героине, обращается на подаренного хозяйке попугая Лулу, который становится собственностью служанки. Она учит птицу говорить, вылечивает от болезни, ищет его повсюду, с риском для жизни осматривая крыши, когда попугай улетает. После смерти попугая уже постаревшая Фелиситэ заказывает из него чучело и продолжает относиться к нему как к живому.
Флобер подчёркивает, что его героиня никогда ничему не училась и не получила даже элементарного религиозного воспитания. Шарль Бовари тоже не имел случая развить свои способности. Мать, безумно его любившая, не отпускала сына от себя, и его образование фактически началось в пятнадцать лет, когда он уже мало что мог усвоить. Шарль ничего не читал и даже никогда не бывал в театре. Глубоко спрятанная способность его души к эстетическим впечатлениям проявляется, когда он с всё возрастающим удовольствием слушает оперу.
Фелиситэ охватывает наивное благоговение, когда она водит Виржинию на занятия в воскресной школе: “Она стала нежнее любить ягнят, из любви к агнцу, и голубей — потому что Дух Святой принял образ голубя” (перевод Н.Соболевского). Перед смертью Фелиситэ отдаёт чучело попугая для украшения праздничного алтаря. Умирая, она вдыхает голубые пары кадила, и ей кажется, “что она видит в разверстых небесах гигантского попугая, парящего над её головой”. Впервые в жизни Фелиситэ совершенно счастлива. В её наивной фантазии попугай — Дух Святой, забирающий её душу на небеса. “В этом нет никакой иронии <…> — писал Флобер, — наоборот — всё это очень печально и очень серьёзно”.
Гюстав Флобер умер 8 мая 1880 года за своим письменным столом, по выражению Мопассана, “убитый литературой, как погибают те, кто любит с безудержной страстностью и кого неизбежно пожирает их собственная страсть”.
Круг понятий
Объективный роман
| научное описание | символ |
| возвышенное | пошлое |
| буржуазность | башня из слоновой кости |
Литература
Набоков В.В. Гюстав Флобер (1821–1880) // Набоков В.В. Лекции по зарубежной литературе. М., 1998.