Главная | Обратная связь

Сравнение с дореволюционной Россией 4 страница

Такие факты провокационной работы врагов партии, пробравшихся в партийный аппарат, имели место также в Воронежской, Краснодарской, Челябинской и в других партийных организациях.[42]

Вследствие массовых репрессий, распространившихся в том числе и на сам ЦК, его численность в течение 1937—1938 годов постоянно уменьшалась. В ходе трёх пленумов — июньского и октябрьского 1937 года, а затем январского 1938 года, — из ЦК было исключено более половины его членов. Фактически уже январский пленум, даже несмотря на повышение кандидатов до членов ЦК, собрался без кворума.

В общей сложности в промежуток между XVII и XVIII съездом из 139 членов и кандидатов в члены ЦК было расстреляно 98 человек, в общей сложности, вместе с естественными смертями и самоубийствами умерло 108 человек, то есть более 70%.

Роль пропаганды и доносов[править | править исходный текст]

Вопреки распространённому мнению доносы играли незначительную роль в раскручивании маховика репрессий. Характер сталинского террора, его сугубая централизация и проведение на основе заранее определённых «контрольных цифр» оставляли мало места для активности «добровольных помощников» НКВД. Основой обвинительных материалов в следственных делах были признания, полученные во время следствия. Заявления и доносы как доказательство вины арестованного в следственных делах встречаются сравнительно редко. По архиву бывшего управления ФСБ по Томской области, например, такие доносы были обнаружены в менее чем 0,5 % изученных дел. Механизм организации массовых операций 1937—1938 гг. не предусматривал широкого использования доносов (по крайней мере, текущих доносов) как основы для арестов. Изъятия «антисоветских элементов» проводились первоначально на основе картотек НКВД, а затем на основе «показаний», выбитых на следствии. В конце 1937 г. Ежов разослал в УНКВД краёв и областей указание с требованием сообщить о заговорах, которые были вскрыты с помощью рабочих и колхозников. Результаты были обескураживающими. Типичная шифровка пришла 12 декабря 1937 г. от начальника Омского УНКВД: "Случаев разоблачения по инициативе колхозников шпионско-диверсионных троцкистско-бухаринских и иных организаций не было.[43]

Важное значение в механизме террора имела официальная пропаганда. Собрания, где клеймили «троцкистско-бухаринских подонков» проходили в трудовых коллективах, в институтах, в школах. В 1937 праздновалось 20-летие органов госбезопасности, каждый пионерский лагерь стремился к тому, чтобы ему дали имя Ежова.[источник не указан 322 дня]

Казахский поэт Джамбул Джабаев сочинил Ежову целую оду: «… Враги нашей жизни, враги миллионов, ползли к нам троцкистские банды шпионов, бухаринцы — хитрые змеи болот, националистов озлобленный сброд. Мерзавцы таились, неся нам оковы, но звери попались в капканы Ежова. Великого Сталина преданный друг, Ежов разорвал их предательский круг».[44]

1-й секретарь ЦК КП(б) Грузии Л. П. Берия (ставший преемником Ежова) в 1937 на 5 съезде КП(б) Грузии заявил: «Пусть знают враги, что всякий, кто попытается поднять руку против воли нашего народа, против воли партии Ленина-Сталина, будет беспощадно смят и уничтожен». 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии В. Ф. Шарангович (будущий обвиняемый на 3-м московском процессе) в своём выступлении в 1937 заявил: «Мы должны уничтожить до конца остатки японо-немецких и польских шпионов и диверсантов, остатки троцкистско-бухаринской банды и националистической падали, раздавить и стереть их в порошок, как бы они ни маскировались, в какую бы нору ни прятались!»[источник не указан 322 дня]

Нагнеталась шпиономания, доходящая до абсурда.

Перед нами «Сборник упражнений по стилистике» проф. Бархина. Этот учебник, изданный Учпедгизом в 1936 г., содержит такие «упражнения»: «26. Написать сочинение (описание) в деловом тоне: „Завод, на котором работает мой отец (брат, мать…)“, ответив на вопросы: Где находится? Величина (в сравнении, например, с другим заводом, лежащим в том же районе)? Кем был основан и когда? Какие пути ведут к заводу (есть ли железнодорожная ветка, проходит ли поблизости от завода трамвай)? Какой силы машины и какие двигатели (паровой, газовый, электрический и т. д.)? Каким пользуется топливом? Какое сырье перерабатывает? Что завод производит? Куда идет продукт (в город, в деревню)? Сколько рабочих на заводе? К какому профессиональному союзу принадлежат рабочие? В каком цехе работает отец? Какие ещё есть цехи? Когда начинаете работа? Как велик рабочий день? Есть ли при заводе столовая, амбулатория, клуб?» Это, с позволения сказать, «упражнение» предоставляет любому шпиону, разведчику, троцкисту или иному двурушнику, пробравшемуся в школу, широкие возможности для собирания «полезных сведений» в пользу иностранной буржуазной разведки. Такое «пособие» может явиться орудием в руках любого диверсанта…[45]

Многие простые люди видели в терроре удар против «зарвавшегося» и коррумпированного начальства и использовали террор в личных целях, в 1937—1938 тысячи простых граждан заваливали НКВД доносами на своих сослуживцев, соседей, начальников, знакомых, доносов было столько, что НКВД просто не справлялся. Много было случаев, когда доносы писали друг на друга в институтах и прочих учебных заведениях. Так например (уже после снятия и казни Н. И. Ежова) в 1940 году, будущий военный историк и писатель В. В. Карпов, тогдашний курсант Ташкентского военного училища, был репрессирован по доносу, написанному на него однокурсником.

Сталин на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК ВКП (б) так говорил о доносительнице П. Т. Николаенко:

«Пример с Николаенко. О ней много говорили. И тут нечего размазывать. Она оказалась права. Маленький человек Николаенко, женщина. Писала, писала во все инстанции. Никто внимания на неё не обращал. А когда обратил, то ей же наклеили за это. Потом письмо поступает в ЦК. Мы проверили. Но что она пережила, и какие ей пришлось закоулки пройти, для того чтобы добраться до правды. Вам это известно. Но ведь факт — маленький человек, не член ЦК, не член Политбюро, не нарком, и даже не секретарь ячейки, а просто человек, а ведь она оказалась права. А сколько таких людей у нас, голоса которых глушатся, заглушаются. За что её били? За то, что она не сдается так, мешает, беспокоит. Нет, она не хочет успокоиться. Она тыкается в одно место, в другое, в третье. Хорошо, что у неё инициативы хватило. Её все по рукам били, и когда, наконец, она добралась до дела, оказалось, что она права. Она вам помогла разоблачить целый ряд людей. Вот что значит прислушиваться к голове низов, к голосу масс.»[46]

Начальник ленинградского управления НКВД Заковский писал в газете «Ленинградская правда»: «Вот недавно мы получили заявление от одного рабочего, что ему подозрительна (хотя он и не имеет фактов) бухгалтер — дочь попа. Проверили: оказалось, что она враг народа. Поэтому не следует смущаться отсутствием фактов; наши органы проверят любое заявление, выяснят, разберутся».А.Краснов-Левитин. Лихие годы:1925-1941

Пытки[править | править исходный текст]

Официально пытки к арестованным были разрешены в 1937 с санкции ЦК ВКП(б). Когда в 1939 году местные партийные органы требовали отстранять и отдавать под суд сотрудников НКВД, которые участвовали в пытках, Сталин направил партийным органам и органам НКВД следующую телеграмму, в которой дал теоретическое обоснование допустимости пыток как исключительного средства в отношении явных врагов народа:

[ТЕЛЕГРАММА]

ШИФРОМ ЦК ВКП(б)

СЕКРЕТАРЯМ ОБКОМОВ, КРАЙКОМОВ, ЦК НАЦКОМПАРТИЙ,

НАРКОМАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД.

ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов-крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным, как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, — следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показывает, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорочивается сам метод, поскольку он правильно применяется на практике. Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, райкомов, ЦК нацкомпартий, чтобы они при проверке работников НКВД руководствовались настоящим объяснением.

СЕКРЕТАРЬ ЦК ВКП(б) И.СТАЛИН

— http://www.memo.ru/history/y1937/hronika1936_1939/10.html

Images.png Внешние изображения

Шифрограмма от 10.01.1939

Image-silk.png Лист 1

Image-silk.png Лист 2

29 января 1939 г. нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия, секретарь ЦК ВКП (б) А. А. Андреев и заведующий отделом организационно-партийной работы ЦК ВКП (б) Г. М. Маленков представили И. В. Сталину сопроводительное письмо к акту приёма-сдачи дел в НКВД СССР, где в частности было сказано следующее:

Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключённых для вымогательства ложных показаний и «признаний». Заранее определялось количество признаний, которых должен добиться в течение суток каждый следователь от арестованных, причём нормы часто доходили до нескольких десятков «признаний». Следователями широко применялась практика полного взаимного информирования о содержании полученных показаний. Это давало возможность следователям при допросах «своих» арестованных подсказывать им тем или иным способом факты, обстоятельства, фамилии лиц, о которых были раньше даны показания другими арестованными. В результате очень часто такого рода следствие приводило к организованным оговорам ни в чём неповинных людей. Для того, чтобы получить большее количество признаний, в ряде органов НКВД прибегали к прямой провокации: уговаривали заключённых дать показания об их, якобы, шпионской работе в пользу иностранных разведок, объясняя при этом, что такого рода вымышленные показания нужны партии и правительству для дискредитации иностранных государств. При этом обещали заключённым освободить их после дачи подобного рода «признаний». Руководство НКВД в лице тов. Ежова не только не пресекало такого рода произвол и перегибы в арестах и в ведении следствия, но иногда само способствовало этому. Малейшие попытки со стороны чекистов-партийцев противодействовать такому произволу глушились.[47]

Начальник отдела УГБ НКВД БССР Сотников писал в своём объяснении:

Примерно с сентября месяца 1937 года всех арестованных на допросах избивали… Среди следователей шло соревнование, кто больше «расколет». Эта установка исходила от Бермана (бывший наркомвнудел Белоруссии), который на одном из совещаний следователей наркомата сказал: «Ленинград и Украина ежедневно дают на двойку по одному альбому, и мы должны это делать, а для этого каждый следователь должен давать не менее одного разоблачения в день» [дела о шпионаже рассматривались не тройками, а «двойкой», состоявшей из Ежова и Вышинского, которая рассматривала их на основании так называемых альбомов — списков обвиняемых с указанием их фамилий, имени, отчества и других установочных данных, краткого содержания выдвинутого обвинения и предложений следствия по приговору].

Избиение арестованных, пытки, доходившие до садизма, стали основными методами допроса. Считалось позорным, если у следователя нет ни одного признания в день.

В наркомате был сплошной стон и крик, который можно было слышать за квартал от наркомата. В этом особенно отличался следственный отдел. (Архив Ежова, опись № 13).[33]

23 сентября 1939 г. военный прокурор войск НКВД Туркменского погранокруга Кошарский подал докладную записку прокурору СССР М. И. Панкратьеву и исполняющему дела главного военного прокурора РККА Гаврилову об итогах следствия по делам «о нарушениях социалистической законности» в органах НКВД Туркменской ССР. В частности, там говорилось:

Наряду с действительными врагами партии и советской власти начали производиться огульные, необоснованные аресты граждан, что при введённой Нодевым [наркомом внутренних дел Туркменской ССР]системе вымогательств и извращений неизбежно должно было привести и привело к крупнейшим ошибкам и преступлениям. Уже в сентябре 1937 г. по установкам Нодева работники аппарата НКВД ТуркССР начали широко применять т. н. «конвейер» и избиения арестованных. Конвейеру и избиениям подвергались почти все арестованные независимо от наличия их обвинительных материалов и, если в начале эти меры воздействия кое-как «регламентировались» Нодевым, который в каждом отдельном случае давал разрешение на избиение того или иного арестованного, то позже необходимость применения физических мер воздействия к арестованным определял сам сотрудник, производивший расследование по делу… Не довольствуясь, по видимому, эффективностью указанных выше мер приёмов следствия, Нодев вскорости дал провокационную установку о допросах арестованных «на яме». Сущность такого рода допросов заключалась в том, что вместе с очередной группой осуждённых к расстрелу на место приведения в исполнение приговоров выводился подлежащий допросу обвиняемый, который одним из следователей «допрашивался», тогда как в это же время на глазах у допрашиваемого расстреливались другие осуждённые. Обычно такой допрос сопровождался угрозами расстрела и обещаниями, что в том случае, если арестованный сознается и назовёт своих соучастников, ему будет сохранена жизнь… [с ноября 1937 г.] вместо допустимого в отдельных случаях применения принуждения к не сдающемуся на следствии явному врагу, во всех опрегруппах начались поголовные избиения и пытки арестованных, независимо от наличия материалов, уличающих их в контрреволюционной деятельности… За время пребывания Монакова в должности наркома внутренних дел [с декабря 1937 г.] массовые аресты невинных людей, незаконные осуждения тройкой граждан, провокации, подлоги, очковтирательство и обман центра приняли колоссальные размеры… Монаков требовал от сотрудников, ведущих следствие, чтобы они били арестованных так, чтобы было слышно у него в кабинете, и это требование Монакова следователями выполнялось в точности, больше того, крики избиваемых арестованных были слышны не только в кабинете Монакова, но и на улицах и в домах, прилегающих к зданию наркомата. В начале 1938 г. Монаковым и ближайшим соучастником его преступлений, начальником 5-го отдела НКВД ТуркССР Пашковским был введён так называемый «массовый конвейер». На этом «конвейере» или, как его тогда называли «конференции», устраивались групповые порки и пытки арестованных. Арестованных заставляли по несколько суток (иногда по 15-20) стоять на ногах или на коленях, заставляли избивать один другого и т. д. Во время массовых порок сотрудники для того, чтобы заглушить крики арестованных, пели хоровые песни[48]

1 февраля 1939 г. прокурор СССР А. Я. Вышинский в письме И. В. Сталину и В. М. Молотову потребовал привлечь к уголовной ответственности сотрудников УНКВД Вологодской области. Среди прочего Вышинский писал:

1)Быв. начальник Белозёрского оперсектора УНКВД СССР лейтенант госбезопасности Власов, получив задание о разработке и выявлении кулацких, антисоветских элементов, занимающихся контрреволюционной деятельностью, вместо честного и добросовестного выполнения этого задания встал на путь подлогов и фабрикации фиктивных дел. В этих целях Власов и работники оперсектора сержант госбезопасности Воробьёв, старший лейтенант чекист запаса Емин, сотрудник Левашев и прикомандированный к оперсектору начальник пограничной школы в Ленинграде капитан Антипов прибыли в исправительно-трудовую колонию № 14 под видом «медицинской комиссии», якобы для отбора и направления осуждённых в другие колонии. Отобрав здесь из отбывающих наказание 100 человек, Власов и его сотрудники составили подложные протоколы допросов обвиняемых, якобы сознавшихся в совершении тягчайших государственных преступлений. Подписи обвиняемых на протоколах были получены под видом подписей на «свидетельствах о болезни». Сфабрикованные таким образом дела были переданы на рассмотрение во внесудебном порядке на тройку при УНКВД по Вологодской области и все 100 челловек были расстреляны. 2) Власов, Емин, Воробьёв, Левашев и начальник Белозёрского РО НКВД Портнаго во время допросов доходили до изуверства, применяя к допрашиваемым всевозможные пытки. Дело дошло до того, что во время допросов этими лицами четверо допрашиваемых были убиты[49]

Бывший наркомвнудел Грузии Гоглидзе, руководивший вместе с Берией развёртыванием репрессий в Грузии на суде в 1953 году показал:

Председатель: Вы получали указания от Берии в 1937 году о массовых избиениях арестованных и как эти указания вами выполнялись?

Гоглидзе: Массовыми избиениями арестованных стали заниматься весной 1937 года. В то время Берия возвратившись из Москвы предложил мне вызвать в ЦК КП(б) Грузии всех начальников городских, районных, областных УНКВД и наркомов внутренних дел автономных союзных республик. Когда все прибыли, Берия собрал нас в здании ЦК и выступил перед собравшимися с докладом. В докладе Берия отметил что органы НКВД Грузии плохо ведут борьбу с врагами, медленно ведут следствие, враги народа разгуливают по улицам. Тогда же Берия заявил что если арестованные не дают нужных показаний, их нужно бить. После этого в НКВД Грузии начались массовые избиения арестованных…

Председатель: Берия давал указания избивать людей перед расстрелом?

Гоглидзе: Берия такие указания давал…Берия давал указания избивать людей перед расстрелом… (Джанибекян В. Г., «Провокаторы и охранка», М.,Вече, 2005)

Арестованный начальник 1 отдела ГУГБ НКВД СССР И. Я. Дагин в показаниях от 15 ноября 1938 г. сообщал:

Ежов… пристально посмотрел на меня и сказал… «Был у меня такой хороший приятель Марьясин… вместе с ним работали мы в ЦК. Марьясин пошёл против нашего дела и за это по моему указанию его каждый день били… Дело Марьясина было давно закончено, назначалось к слушанию, но каждый день откладывалось по моему распоряжению для того, чтобы продолжать избивать Марьясина. Я велел отрезать ему ухо, нос, выколоть глаза, резать Марьясина на куски. И так будет со всеми»[50]

 

Заведующий отделом организационно-партийной работы Калининского обкома партии, докладывая в конце марта 1939 г. о проверке работников НКВД области, писал: «все следователи… начиная от начальника отдела, занимались извращённым методом ведения следствия, избиением арестованных, необоснованными арестами». Называя чекистов «шайкой палачей», которым «доверили распутывание дел, которые ими же запутаны», партийный чиновник ставил вопрос о необходимости дальнейшей чистки НКВД.[51]

Военачальнику В. К. Блюхеру выкололи глаз, партийному деятелю Р. И. Эйхе и деятелю литовской компартии З. И. Ангаретису сломали позвоночник, сотруднику Коминтерна В. Г. Кнориньшу паяльной лампой жгли спину. С. П. Королёву сломали челюсти и вызвали сотрясение мозга [источник не указан 300 дней].

В том же 1937 году от пыток в Тбилисской тюрьме скончался грузинский композитор и дирижёр Е. С. Микеладзе.

Cлучаи отказа сотрудников НКВД от исполнения указаний[править | править исходный текст]

 

Случаи, когда сотрудники НКВД отказывались участвовать в расправах с невиновными, были весьма редки, так как такой отказ означал смертельную угрозу для самого сотрудника НКВД. Тем не менее, такие случаи известны.

Так, замначальника Особого отдела ГУГБ НКВД СибВО П.Ф.Коломиец столкнувшись с массовыми арестами и расстрелами военнослужащих, 7 декабря 1937 г. отправил «воздушной почтой» письмо Ежову с просьбой прислать комиссию для вскрытия извращений в следствии. Узнав о том, что, вопреки его мнению, сторож Легалов был расстрелян по обвинению в мифическом поджоге, Коломийц сказал о своём рапорте заместителю начальника УНКВД И. А. Мальцеву. Вскоре Коломийц зашёл к начальнику управления Горбачу и отказался нести ответственность за отдел. 23 декабря он был арестован и подвергся пыткам. В марте 1938 г. он был вынужден написать: «... Последние 6-7 лет я не принимал участия в делах по массовым операциям, в так называемой ударной следственной работе... варился в собственном соку и поэтому лишён был приобретения того положительного опыта... который накопили передовые органы и работники ОГПУ-НКВД [...] Некоторые явления практической чекистской работы по осуществлению карательной политики ВКП(б) и Советской власти я в ряде случаев рассматривал с точки зрения ложной, гнилой морали». Коломийц был осуждён на 20 лет лагерей, но в 1940 г. его реабилитировали.

Мобилизованный в НКВД в разгар террора, молодой сотрудник оперчекотдела Сиблага Садовский написал Сталину письмо с протестом против пыток и фальсификаций. Его немедленно арестовали, пытали и осенью 1938 г. он был расстрелян.

Начальник СПО и член тройки НКВД ТатАССР Я. Я. Веверс в ноябре 1937 г. приказал арестовать своего подчинённого С.А. Аухадеева, отказавшегося принимать участие в расстрелах. Аухадеев получил пять лет за «антисоветскую агитацию», но в 1939 г. его дело было прекращено.

Заместитель начальника Благовещенского РО УНКВД по Алтайскому краю М.Сейфулин, будучи, по словам одного из коллег, не согласен «с постановкой в то время арестов и методов следствия, весной 1938 года застрелился». Начальник одного из РО НКВД Курской области Д.Щекин 4 августа 1938 г. также покончил с собой, а перед этим посещал семьи арестованных и выпивал с ними.

В сентябре 1937 г. референт по следственному производству Воронежского областного УНКВД Гуднев без доклада начальнику управления освободил четырёх человек, арестованных за «подрывную агитацию против ЦК и выпуск нелегальной литературы». После этого он скрылся, а вместе с ним скрылись и освобождённые им лица. Перед этим Гуднев уничтожил находившиеся в своём производстве дела, по которым арестованным грозил расстрел.[52]

Репрессии в отношении иностранцев и этнических меньшинств[править | править исходный текст]

 

Национальные операции НКВД[править | править исходный текст]

Основная статья: Репрессии по «национальным линиям» в СССР (1937—1938)

В 1937—1938 гг. серией приказов Ежова был запущен механизм массовых репрессий против этнических немцев, поляков, румын, латышей, греков, финнов, иранцев, болгар, македонцев, афганцев и других, которые воспринимались руководством СССР как опора для иностранных разведок.

Особым размахом отличилась «польская операция» (проведённая в соответствии с приказом НКВД № 00485 от 11.08.1937 г.), в ходе который было расстреляно 111 тыс. чел[53].

Приказы НКВД, с которых начались национальные операции, не уточняли, сколько именно человек нужно осудить. Репрессии по национальным операциям с огромной силой обрушились на политэмигрантов, бежавших в СССР после поражения революции в своих странах. По данным Л. Треппера, во время чистки было репрессировано 80 % проживавших в СССР политэмигрантов[54]. Показательно, что репрессиям подвергались именно лица «иностранных» для СССР национальностей. Чистки были минимальными в АССР немцев Поволжья, которые не воспринимались, как «иностранцы». И наоборот, были репрессированы харбинцы — этнические русские, до японского вторжения в Маньчжурию работавшие в полосе отчуждения КВЖД. В рамках национальных операций арестам подвергались не только представители нацменьшинств, но и русские, украинцы, белорусы, евреи. Например, по польской линии арестовывались не только этнические поляки, но также лица, связанные с арестованными, имевшие родственников в Польше и т.п. Большую роль в масштабах репрессий в отдельных областях играла личная жестокость местных руководителей органов госбезопасности[55]. Другими словами, к аресту могла привести «враждебная» национальность и/или какая-либо связь с заграницей[55].

Приказ НКВД № 00485 установил «альбомный порядок» проведения всех национальных операций. Обвинительные заключения на арестованных с рекомендованными мерами наказания отправлялись с мест в Москву. Далее в центральном аппарате НКВД составлялись протоколы заседаний «Комиссии НКВД СССР и прокурора Союза ССР», которые подавались на подпись Н. И. Ежову и А. Я. Вышинскому. За один раз Ежов и Вышинский могли вынести несколько сотен смертных приговоров: например, 29 декабря 1937 г. они приговорили к расстрелу 992 человека. В итоге Комиссия НКВД СССР и прокурора Союза ССР осудила 235 122 человека, из которых 172 830 человек приговорила к расстрелу[56].

В сентябре 1938 г., когда в Москве скопились данные о десятках тысяч следственных дел, во всех республиках, краях и областях для их рассмотрения были образованы «особые тройки», функционировавшие два месяца.

С 25 августа 1937 г., когда был подписан первый альбом, и до 17 ноября 1938 г., в «альбомном порядке» и Особыми тройками по всем национальным операциям были рассмотрены дела на 346 713 человек, из которых осуждено 335 513 человек, в том числе приговорено к расстрелу 247 157 человек, то есть 73,66 % от общего числа осуждённых[53].

Репрессии против иностранных коммунистов[править | править исходный текст]

Иностранные коммунисты, проживавшие в СССР, также подверглись чистке.

Разгрому подверглась польская компартия, членов которой в СССР насчитывалось до 5 тыс. чел. В 1938 году она вообще была распущена.

Расстрелянные во время чистки известные политэмигранты и зарубежные коммунисты

 

Милан Горкич

 

Бела Кун

 

Пак Дин Шунь

 

Юлиан Ленский

 

Ханс Пегельман

 

Чистке подверглись также Профинтерн, МОПР, Коминтерн. На шестой день после ареста погиб от пыток ответственный секретарь Интернациональной контрольной комиссии Коминтерна Ян Анвельт. Завотделом международных связей ИККИ Мельников Б. Н. восемь месяцев руководил зарубежной сетью Коминтерна из тюрьмы, после чего был расстрелян.

Во время голода, сопровождавшего насильственную коллективизацию 1932—1933 годов, когда средний советский служащий вынужден был довольствоваться сушеной рыбой и хлебом, был создан кооператив для обслуживания иностранцев, где они по низким ценам покупали все, что ни за какие деньги нельзя было достать. Гостиница «Люкс» стала символом социальной несправедливости, и всякий москвич, будучи спрошен, кому хорошо живется в Москве, скажет: "Дипломатам и иностранцам в «Люксе».

Для ОГПУ вся эта разношерстная публика, живущая в «Люксе» за государственный счет, всегда была объектом для подозрений. Этот картонный мирок «пролетарской революции» вечно бурлит интригами, ссорами, взаимными обвинениями в недостаточной верности Сталину. Через своих осведомителей ОГПУ заносит себе на заметку эти обвинения и контробвинения. …

Отношение Сталина к Коммунистическому Интернационалу и его зарубежным функционерам всегда было циничным. Ещё в 1927 году на заседании Политбюро он сказал:

— Кто такие эти люди из Коминтерна? Это — нахлебники, живущие за наш счет. И через девяносто лет они не смогут сделать ни одной революции.

Излюбленное словечко, которое Сталин применял к Коминтерну, было «лавочка». …

Репрессиям подверглись 242 члена Компартии Германии, большинство бывших деятелей австрийского Шуцбунда (военизированной организации социалистической ориентации), 600 членов Компартии Болгарии, было арестовано большинство венгерских коммунистов во главе с Белой Куном.

Были репрессированы даже итальянский коммунист Роботти — зять Пальмиро Тольятти, жена и сын финского коммуниста Отто Куусинена. Едва не был арестован Вилли Мюнценберг.

16 июля 1938 года расстрелян лидер Компартии Ирана Султан-Заде.

Репрессии за границей[править | править исходный текст]

 

Большой террор 1937—1938 годов не ограничился территорией собственно СССР. Некоторые советские дипломаты, военные атташе и разведчики, отзываемые в СССР, догадывались о том, что их ждёт арест, и предпочитали остаться за рубежом. Среди них были сотрудники ИНО ГУГБ НКВД И. С. Рейсс, А. М. Орлов, В. Г. Кривицкий, дипломат Ф. Ф. Раскольников, дипломат и разведчик А. Г. Бармин. Наиболее известным является бегство в Маньчжоу-Го начальника УНКВД Дальневосточного края Г. С. Люшкова, которого в июне 1938 года попросили вернуться в Москву для «повышения». 14 ноября 1938 года инсценировал самоубийство и бежал в Воронеж нарком внутренних дел УССР А. И. Успенский. Два последних побега стали одним из поводов для смещения Ежова.

Логотип Викитеки

В Викитеке есть полный текст Открытого письма Раскольникова Ф. Ф. Сталину И. В.

Оставшийся за границей Раскольников обратился с «открытым письмом Сталину», в котором резко осуждал его репрессивную политику. Никакого ответа на его открытое письмо не последовало. Через месяц после написания письма Раскольников умер в Ницце. Кроме него, при подозрительных обстоятельствах умерли также В. Г. Кривицкий и сын Троцкого Лев Седов. В 1937 году в Швейцарии советскими спецслужбами был убит невозвращенец И. А. Рейсс. В 1938 году во Франции был убит и обезглавлен секретарь Троцкого Рудольф Клемент.