Здавалка
Главная | Обратная связь

Сравнение с дореволюционной Россией 10 страница



Последствия заключения договора[править | править исходный текст]

Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.  

Оценки влияния договора на последующие события разными историками существенно различаются.

Позиция советских историков состояла в том, что договор «расстроил расчёты империалистов и позволил выиграть время для укрепления обороны страны»[44].

По мнению Н. В. Павлова, договор не означал вообще никаких изменений в проводимой до этого антисоветской политике и программных целях Германии, что доказывает высказывание Гитлера за двенадцать дней до его подписания, 11 августа 1939 года, в разговоре с Карлом Буркхардом: «Всё, что я делаю, направлено против России; если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден договориться с русскими, разбить Запад, и затем, после его разгрома, концентрированными силами обратиться против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас не уморили голодом, как в последней войне». Гитлер таким образом пытался избежать войны на два фронта и обеспечить свободу действий в Польше и на Западе, чем он и воспользовался.[22]

Подобного мнения придерживается и Г. А. Куманёв, который также отмечает, что это соглашение наносило урон международному престижу СССР и вело к свертыванию в стране антифашистской пропаганды, что ослабляло единый антифашистский фронт. По мнению Куманёва, пакт представлял для СССР не более чем временное достижение нестабильного нейтралитета, и Сталин прекрасно это осознавал: накануне подписания договора он признавался, что это выбор нелегкий и даже тяжёлый, тем не менее «плюсов» для Советского Союза всё же больше. Пакт давал СССР выигрыш времени, в то время как Гитлер приступил к осуществлению масштабных военных действий против целого ряда государств[45].

Как указывает российский историк О. Б. Мозохин, заключение договора с Гитлером, так же как и последовавшие за ним военный конфликт с Финляндией и исключение СССР из Лиги Наций подорвали международный авторитет Советского Союза как реальной силы, способной противостоять нацизму, и осложнили участие зарубежных коммунистических партий в антифашистском движении, поскольку по указанию Коминтерна они прекратили политическую и пропагандистскую работу против нацистской Германии[46].

Член Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте России Сергей Кривенко считает, что заключение данного пакта явилось причиной начала Второй мировой войны[47]

Международная реакция на подписание договора[править | править исходный текст]

Япония[править | править исходный текст]

С весны 1939 года в Монголии шла полномасштабная необьявленная война на Халхин-Голе, развязанная союзной Германии Японией против СССР и Монголии. В день подписания договора завершилось окружение основной группировки японских войск. Попытки деблокировать окружённую группировку, предпринятые 24-25 августа, успеха не принесли, и далее не предпринимались[48]. Поражение, нанесенное советско-монгольскими войсками и одновременное подписание советско-германского договора[49] привели Японию к правительственному кризису и далеко идущему изменению военных планов[49].

25 августа 1939 года министр иностранных дел Японской империи Арита Хатиро заявил послу Германии в Токио Отто протест по поводу подписания советско-германского договора о ненападении.[50] В протесте отмечалось, что «этот договор по своему духу противоречит антикоминтерновскому соглашению»[50].

28 августа 1939 правительство Японии во главе с Киитиро Хиранумой, являвшимся сторонником совместной японо-германской войны против СССР, подало в отставку[51][52]. По утверждению историка Х. Тэратани, «никогда — ни до, ни после — в истории не было случая, чтобы японское правительство уходило в отставку по причине заключения договора двух других государств между собой»[50]. Новое японское правительство подписало соглашение о перемирии 15 сентября 1939 года, а 13 апреля 1941 года заключило советско-японский пакт о нейтралитете[50].

Можно представить шок, поразивший Токио, когда в разгар боев на Халхин-Голе становится известно о подписании Советско-Германского договора о ненападении.

Оказалось, что японское правительство Хиранумы поставило не на ту лошадь. Германия предала Японию и все надежды, связанные с развитием Халхин-Гольского конфликта с помощью Германии и превращением его в победоносную войну против коммунизма, лопнули. Уже 4 сентября Япония выступила с заявлением, что ни в какой форме не намерена вмешиваться в конфликт в Европе. Германскую пощечину трудно было вынести. Хиранума с позором вылетел в отставку, на его место пришло правительство Абэ, которое приоритетным направлением в войне считало южное.

--Игорь Можейко, историк-востоковед, писатель. Западный ветер — ясная погода

Англия и Франция[править | править исходный текст]

Как указывает российский историк О. Б. Мозохин, сближение СССР с Германией, поставки Германии советских нефтепродуктов, имевших стратегически важное значение, вызвали негативную реакцию Англии и Франции. Военно-политическое руководство этих стран не исключало развязывания боевых действий против СССР, в первую очередь в целях противодействия поставкам советской нефти в Германию. При этом планировалось нанести воздушные удары по коммуникациям и непосредственно по объектам нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности на Кавказе. Последовавшее в 1939—1940 гг. присоединение к Советскому Союзу Прибалтики, западных областей Украины, Белоруссии и Бессарабии, осуществлённое на основе соглашений СССР с Германией, отрицательно сказалось на общественном мнении за рубежом, особенно в странах, находившихся в состоянии войны или уже оккупированных Германией. Тем не менее, то обстоятельство, что к СССР были присоединены в основном регионы, входившие до 1917 года в составРоссийской империи и находившиеся к востоку от «линии Керзона», рекомендованной в качестве восточной границы Польши в ходе подготовки Версальского мирного договора1919 г., оказало определённое сдерживающее влияние на позицию западных держав в отношении СССР[46].

Версии о причинах подписания договора[править | править исходный текст]

Версия о стремлении СССР избежать войны с Германией[править | править исходный текст]

Этой версии придерживаются советская и современная российская историографии.

Договор был подписан после провала московских переговоров, проводившихся весной-летом 1939 года между представителями СССР, Англии и Франции в целях заключения тройственного договора о взаимопомощи (проект договора был представлен Советским правительством 2 июня) и военной конвенции, предусматривающей конкретные военные меры по обеспечению коллективной безопасности в Европе.

В ходе переговоров обнаружилось нежелание Англии и Франции дать конкретные военные обязательства и разработать реальные военные планы для противодействия возможной германской агрессии. Более того, параллельно с московскими переговорами английское правительство проводило переговоры в Лондоне с германскими представителями о разграничении сфер влияния. И это ещё более усилило опасения советского правительства в том, что его западные партнеры стремятся направить гитлеровскую агрессию на восток, ту агрессию, которая уже привела к «Мюнхенскому сговору» и разделу Чехословакии. В результате провала московских переговоров СССР потерял надежду на создание военной коалиции с западными державами и оказывался в обстановке враждебного окружения, когда на Западе его потенциальными противниками были как страны «санитарного кордона», так и Германия, а на Востоке в роли агрессора выступала милитаристская Япония. В этих условиях СССР был вынужден согласиться на предложения Германии о начале переговоров о заключении договора о ненападении.

Позиция западных держав предопределила срыв московских переговоров и поставила Советский Союз перед альтернативой: оказаться в изоляции перед прямой угрозой нападения фашистской Германии или, исчерпав возможности заключения союза с Великобританией и Францией, подписать предложенный Германией договор о ненападении и тем самым отодвинуть угрозу войны. Обстановка сделала неизбежным второй выбор. Заключённый 23 августа 1939 советско-германский договор способствовал тому, что, вопреки расчётам западных политиков, мировая война началась со столкновения внутри капиталистического мира. Большая Советская энциклопедия[8]

Таким образом, советская историография считала подписание договора о ненападении с Германией единственной возможностью избежать войны с Германией и другими странамиАнтикоминтерновского пакта в 1939, когда СССР, по её мнению, находился в изоляции, не имея союзников[53]

Версия об экспансионистских мотивах Сталина[править | править исходный текст]

23 августа 1939 года. Сталин и Риббентроп в Кремле

Как полагает ряд исследователей, договор стал проявлением экспансионистских устремлений Сталина, который стремился столкнуть Германию с «западными демократиями» и занять позицию «третьего радующегося», а после их взаимного ослабления — советизировать Западную Европу.[54] С. З. Случ, полагающий, что Сталин видел в Германии, прежде всего, «естественного союзника» в борьбе с капиталистическим миром, так характеризует договор: «По существу, континентальная Европа ещё до начала второй мировой войны была поделена между двумя диктаторами, представлявшими на международной арене модели во многом схожего поведения — политический гангстеризм нового типа, различавшиеся разве что масштабами и степенью лицемерия»[19].

Данная точка зрения также критикуется, так как договор о ненападении не предусматривал каких-либо территориальных изменений в отношении третьих стран. Критики «экспансионистской» теории исходят из того, что После не значит Вследствие. Вмешательство СССР в войну в Польше могло быть вызвано стремлением не позволить Германии занять всю территорию Польши и оказаться на тогдашней границе СССР, проходящей через центр Белоруссии[55].

Мнение С. Случа о том, что Сталин видел в Германии, прежде всего, «естественного союзника» плохо согласуется с тем, что СССР в 1930-х годах проводил политику, направленную против нацистской Германии, и только после «Мюнхенского сговора» отказался от линии, направленной на совместное с Великобританией и Францией сдерживание Германии. Что же касается «Буферных государств», то существовала вероятность того, что они, в первую очередь Польша, присоединятся к Германии в случае её агрессии против СССР.[55].

Версия об имперских мотивах Сталина[править | править исходный текст]

Эта точка зрения объясняет действия Сталина исключительно прагматически-имперскими соображениями. Согласно ей, Сталин некоторое время выбирал между Германией, с одной стороны, и Великобританией и Францией, с другой, но, столкнувшись с недобросовестностью последних, предпочёл остаться в стороне от войны и воспользоваться выгодами от «дружбы» с Германией, прежде всего утвердив политические интересы СССР в Восточной Европе. Такое мнение высказал Уинстон Черчилль непосредственно после подписания договора.

Как полагает профессор истории Ирландского университета Джеффри Робертс, политика СССР заключалась в том, чтобы на основе соглашения с Германией добиться ограниченной сферы влияния, которая позволила бы гарантировать первоочередные потребности безопасности страны, главным образом, удержать страну от втягивания в войну и ограничить экспансию Германии на восток.[56]

В целом, каждый автор по-своему решает вопрос о соотношении в действиях Сталина моментов «вынужденности», «прагматизма» и идеологически мотивированного экспансионизма.

Возможные мотивы действий Сталина[править | править исходный текст]

Достоверность этого раздела статьи поставлена под сомнение. Необходимо проверить точность фактов, изложенных в этом разделе. На странице обcуждения могут быть пояснения.  

Расчёты на провокацию войны[править | править исходный текст]

По мнению ряда исследователей, Сталин не был приверженцем курса коллективной безопасности, официально провозглашавшегося (и искренне отстаивавшегося) Литвиновым.

Показательно, что о коллективной безопасности ни словом не упоминается в «Кратком курсе истории ВКП (б)», отредактированном и частично написанном самим Сталиным. Более того, в этом труде, написанном в 1938 г., утверждалось, что «вторая империалистическая война на деле уже началась»[57] — таким образом, происходящие политические события квалифицировались Сталиным как война между империалистическими государствами. Замнаркома НКИД В.Потемкин так излагал в журнале «Большевик» официальную концепцию «второй империалистической войны» и её перспектив:

«Фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию». В результате «между двумя жерновами — Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, — в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы».[27]

А. А. Жданов, изложив тезисы будущей сталинской «речи о жареных каштанах» на Ленинградской партконференции 3 марта 1939 года, сделал следующее резюме: задача Москвы — «копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом»[27]

Как полагает С. З. Случ, Сталин «видел в остро конфронтационном развитии международной обстановки дополнительные возможности для реализации собственных имперских амбиций, отождествлявшихся с интересами безопасности страны, и стремился заставить капиталистический мир „немного потесниться и отступить“»[19].

В 1935 году Сталин в шифротелеграмме писал Кагановичу:

Чем сильнее будет драка между ними <капиталистическими странами>, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем и другим, чтобы они могли драться. <…> Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой[58]

Практически те же мысли были высказаны Сталиным сразу после начала Второй мировой войны Георгию Димитрову:

Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. п.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если бы руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему. <…> Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. <…> Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население?[59]

В связи с этим некоторые историки полагают, что и Сталин реально руководствовался теми «правилами игры», которые он сформулировал в своей «речи о жареных каштанах» применительно к Англии и Франции[54]:

Формально политику невмешательства можно было бы охарактеризовать таким образом: «пусть каждая страна защищается от агрессоров как хочет и как может, наше дело — сторона, мы будем торговать и с агрессорами, и с их жертвами». На деле, однако, политика невмешательства означает попустительство агрессии, развязывание войны, следовательно, превращение её в мировую войну. В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам творить своё чёрное дело <…> дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, выступить на сцену со свежими силами — выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево и мило!

«Государственные задачи СССР» в понимании Сталина[править | править исходный текст]

Ряд исследователей полагает, что Сталин, выдвигая свои предложения совместной борьбы с Гитлером, вовсе не был столь бескорыстен, как это представляла официальная Москва. В этом они опираются на ряд заявлений, прямо или косвенно восходящих к самому Сталину. В 1940 г. газета «Правда» следующим образом определяла поведение СССР перед подписанием пакта: «СССР стремился к осуществлению своих государственных задач в рамках западных границ нашей страны и укреплению мира, а англо-французская дипломатия — к игнорированию этих задач СССР, к организации войны и вовлечению в неё Советского Союза»[60].

Указывают также на слова Сталина Георгию Димитрову (7 сентября 1939 г.), из которых явствует, что Сталин рассчитывал получить «плату» за союз с демократиями:

Мы предпочитали соглашение с так называемыми демократическими странами, и поэтому вели переговоры. Но англичане и французы хотели иметь нас в батраках, и притом ничего не платить! Мы, конечно, не пошли бы в батраки и ещё меньше, ничего не получая[61].

Мнения современников[править | править исходный текст]

В данной статье или разделе имеется избыток цитат либо слишком длинные цитаты. Излишние и чрезмерно большие цитаты следует обобщить и переписать своими словами. Возможно, эти цитаты будут более уместны в Викицитатнике или в Викитеке.  

1. Уинстон Черчилль — премьер-министр Великобритании в 1940—1945:

Только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт.

Невозможно сказать, кому он внушал большее отвращение — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему методу «поодиночке». Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет.

В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских калёным железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, ещё не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчётливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной.

— Черчилль У. Вторая мировая война. — М.: Воениздат, 1991, т. 1, часть 1, глава 21.

2. Адольф Гитлер — фюрер и рейхсканцлер Германии:

Благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта и то, что уже более не существует возможности участия в подобном конфликте Румынии!

— Документы и материалы о советско-германских отношениях[18]

Наши враги рассчитывали ещё на то, что Россия станет нашим противником после завоевания Польши. Враги не учли моей решимости. Наши враги подобны маленьким червячкам. Я видел их в Мюнхене. Я был убежден, что Сталин никогда не примет предложения англичан. Только безоглядные оптимисты могли думать, что Сталин настолько глуп, что не распознает их истинной цели. Россия не заинтересована в сохранении Польши… Отставка Литвинова явилась решающим фактором. После этого я моментально понял, что в Москве отношение к западным державам изменилось. Я предпринял шаги, направленные на изменение отношений с Россией. В связи с экономическим соглашением завязались политические переговоры. В конце концов от русских поступило предложение подписать пакт о ненападении. Четыре дня назад я предпринял специальный шаг, который привел к тому, что Россия вчера объявила о своей готовности подписать пакт. Установлен личный контакт со Сталиным. Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь Польша оказалась в положении, в котором я хотел её видеть… Положено начало уничтожению гегемонии Англии. Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт.

— Уильям Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха.

3. Иосиф Сталин — секретарь ЦК ВКП(б), с 1941 — председатель Совета Народных Комиссаров-Совета Министров СССР:

Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии.

— Дневник Г. Димитрова, запись 7.09.1939. А. Л. Безыменский. Гитлер и Сталин перед схваткой

Могут спросить: как могло случиться, что Советское Правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского Правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

— И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. Выступление по радио 3 июля 1941 года

4. Бенито Муссолини, дуче Фашистской партии Италии, премьер-министр Италии:

Что касается соглашения с Россией, то я одобряю его полностью <…> сближение между Германией и Россией необходимо для предотвращения окружения их демократиями

— Документы и материалы о советско-германских отношениях[18]

5. Вячеслав Молотов — Председатель Совета Народных Комиссаров, народный комиссар иностранных дел:

Главное значение советско-германского договора о ненападении заключается в том, что два самых больших государства Европы договорились о том, чтобы положить конец вражде между ними, устранить угрозу войны и жить в мире между собой. Тем самым поле возможных военных столкновений в Европе суживается. Если даже не удастся избежать военных столкновений в Европе, масштаб этих военных действий теперь будет ограничен. Недовольными таким положением дел могут быть только поджигатели всеобщей войны в Европе, те, кто под маской миролюбия хотят зажечь всеевропейский военный пожар.

— Оглашению подлежит: СССР-Германия 1939—1941 (Документы и материалы)[18]

Этот договор (равно как кончившиеся неудачей англо-франко-советские переговоры) показывает, что теперь нельзя решать важные вопросы международных отношений — тем более вопросы Восточной Европы — без активного участия Советского Союза, что всякие потуги обойти Советский Союз и решить подобные вопросы за спиной Советского Союза должны окончиться провалом. Советско-германский договор о ненападении означает поворот в развитии Европы… Этот договор не только даёт нам устранение угрозы войны с Германией… — он должен обеспечить нам новые возможности для роста сил, укрепления наших позиций, дальнейший рост влияния Советского Союза на международное развитие.

— Из выступления Молотова на сессии Верховного Совета СССР по вопросу о ратификации пакта о ненападении.
Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941. М.: Вече, 2000.

6. Курт фон Типпельскирх, генерал вермахта, в 1939 — начальник разведывательного управления Генерального Штаба сухопутных войск:

Напрашивается вопрос: не мог ли какой-нибудь государственный деятель, используя все свое влияние, предотвратить надвигающуюся катастрофу <мировую войну>? То, что Гитлер хотел войны, хотя бы локальной, является документально подтвержденным фактом. Но он бы не добился так легко этой цели, если бы не нашёл необходимых союзников и противников в лице Советского Союза, Англии и Польши. Решающее значение имела позиция Советского Союза. Когда Гитлер заручился его согласием, у него появилась уверенность в том, что он выиграет воину против западных держав. Позиция Советского Союза была также убедительнейшим аргументом, который позволил Гитлеру рассеять сомнения своих военных советников. Последние считали, что трудно предвидеть, какой размах примут военные действия, если они выйдут за рамки локального конфликта, и поэтому на такое расширение войны пойти нельзя.

— К. фон Типпельскирх. История Второй мировой войны(недоступная ссылка)

7. Уильям Ширер, американский историк, в 1939 г. корреспондент в Германии:

Франция вместе с Германией и Англией единодушно исключили Россию из числа участников встречи в Мюнхене. Через несколько месяцев западным демократиям пришлось за это расплачиваться. 3 октября, через четыре дня после мюнхенской встречи, Вернер фон Типпельскирх, советник германского посольства в Москве, докладывал в Берлин о последствиях Мюнхена для политики Советского Союза. <…>

В Лондоне и Париже горько сокрушались по поводу двойной игры Сталина. Многие годы советский деспот кричал о «фашистских зверях», призывая все миролюбивые государства сплотиться, чтобы остановить нацистскую агрессию. Теперь он сам становился её пособником. В Кремле могли возразить, что, собственно, и сделали: Советский Союз сделал то, что Англия и Франция сделали год назад в Мюнхене — за счет маленького государства купили себе мирную передышку, необходимую на перевооружение, чтобы противостоять Германии. Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повел себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая все равно отказалась от советской помощи?

О тайной циничной сделке Сталина с Гитлером <по разделу Восточной Европы> <…> знали только в Берлине и Москве. Правда, вскоре о ней узнали все по тем шагам, которые предприняла Россия и которые даже тогда поразили весь мир. <…>

Вступив в Лигу Наций, Советский Союз завоевал репутацию поборника мира и ведущей силы, противостоявшей фашистской агрессии. Теперь этот моральный капитал он быстро терял.

Кроме всего прочего, заключив сделку с Гитлером, Сталин дал сигнал к началу войны, которой наверняка предстояло перерасти в конфликт мирового масштаба. Это он, несомненно, знал. Как оказалось, это была величайшая ошибка в его жизни.

8. Константин Симонов, военный корреспондент на Халхин-Голе, писатель:

Когда мы были там, на Халхин-Голе, когда там шла война, эта возможность удара в спину ножом связывалась с Германией. И вот вдруг наступила странная, неожиданная, оглушающая своею новизной эра предстоящего относительного спокойствия: был заключен пакт о ненападении — с кем? — с фашистской Германией. <…> Хотя мы окружили, разбили, в общем, разгромили, это не будет преувеличением сказать, японцев на монгольской территории, но что будет дальше и начнется ли большая война с Японией, было неизвестно, как мне тогда казалось, можно было ждать и этого. <…> В моих глазах Сталин был прав, что сделал это. А то, что практически ни Англия, ни Франция, объявив войну немцам, так и не пришли полякам на помощь, подтверждало для меня то, что писалось о бесплодности и неискренности с их стороны тех военных переговоров о договоре, который мог бы удержать Германию от войны. Вдобавок было на очень свежей памяти все давнее: и Мюнхен, и наша готовность вместе с Францией, если она тоже это сделает, оказать помощь Чехословакии, и оккупация немцами Чехословакии, — все это было на памяти и все это подтверждало, что Сталин прав.

Актуальность[править | править исходный текст]

Информация в этой статье или некоторых её разделах устарела. Вы можете помочь проекту, обновив её и убрав после этого данный шаблон.  

В СССР на протяжении всего послевоенного периода существование «секретного протокола» к договору (пакту) категорически отрицалось. На Западе его существование не ставилось под сомнение и было основанием для тезиса о «советской оккупации Прибалтики». С началом Перестройки в СССР в середине 80-х c проведением политики гласности стало возможным полноценное расследование всех обстоятельств вопроса (подробнее см. Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и СССР#История опубликования).







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.