 |
|
Глава восемнадцатая. 2 апреля 1945 г.
Если нам предначертано быть разбитыми в этой войне, разгром будет полным и окончательным. Наши враги провозгласили свои цели в отношении нас в манере, которая не оставляет нам никаких иллюзий относительно их намерений. Американские и английские евреи, русские большевики, и та орда шакалов, которая, сглатывая слюну, несётся за ними по пятам, - мы все знаем, что никто из них не отложит в сторону оружие, пока они не уничтожат национально-социалистическую Германию и не превратят её в груду щебня. В таком жутком конфликте как этот, в войне, в которой две столь непримиримые идеологии сталкиваются между собой, вопрос может быть разрешён только посредством тотального уничтожения одной или другой стороны. Это сражение, которое должно продолжаться обеими сторонами, пока они полностью не будут истощены; и с нашей стороны мы уверены, что мы будем бороться или до победы, или до последней капли крови.
Это жестокая мысль. Она наполняет меня ужасом - даже просто подумать, как наша Германия будет порублена на части победителями, а наши люди будут подвергнуты всем жестокостям еврейских большевикови американских гангстеров. Но, тем не менее, даже эта перспектива, не может поколебать мою несокрушимую веру в будущее германского народа. Чем больше мы страдаем, тем более величественным будет воскрешение бессмертной Германии! Это свойство германского ума, погрузиться в летаргию, когда кажется, что само существование нации поставлено на кон, сослужит нам ещё хорошую службу. Но что касается меня самого, я не смог бы жить в Германии во время переходного периода, который последует за разгромом Империи. Позор и предательство, которые мы испытали в 1918 году, - это всё пустяки, по сравнению с тем, что ждёт нас сейчас.
Это немыслимо, что после двенадцати лет существования национальной социалистической Германии, такое может произойти. Моё воображение отказывается принять, что элиту Германии, которая вела её к самым вершинам героизма, ожидают годы и годы уничтожения. Тогда какой совет мы можем дать, какие правила поведения мы можем рекомендовать для тех, кто выживет, сохранив чистые души и недрогнувшие сердца?
Сокрушённый, брошенный на произвол судьбы, как узник во тьме ночи, весь германский народ сам по себе должен бдеть те расовые законы, которые мы сами и очертили. В мире, который становится всё более извращённым еврейским вирусом, люди, имеющие иммунитет к этому вирусу, в конце концов, окажутся победителями. С этой точки зрения, люди должны быть бесконечно благодарны национальному социализму, который очистил от евреев Германию и центральную Европу.
Первоочередной заботой послевоенной Германии должно быть сохранение нерушимого союза всех германских народов. Только когда мы вместе, проявляются наши лучшие качества; только когда мы перестаём быть пруссаками, баварцами, австрийцами, рейнцами и становимся просто германцами. Пруссаки первыми объединили всех германцев в одну империю при Бисмарке и этим дали всем германцам возможность показать, что они являются в Европе первейшим народом. Я сам объединил их в Третью Империю и сделал их строителями новой Европы. И чтобы ни случилось, германский народ должен всегда помнить, что они должны избавиться от всего, что ведёт к несогласию, и настойчиво стремиться к единству.
Что касается других стран, то невозможно придерживаться каких-либо строгих правил, поскольку ситуация постоянно меняется. Двадцать лет назад я написал, что для Германии в Европе есть только два потенциальных союзника - Англия и Италия. Однако события за этот период времени не позволяли применять политику, логически вытекающую из моих положений. Англия формально ещё считалась Британской Империей, но она уже не обладала моральными качествами, необходимыми для сохранения своей империи. Казалось, Англия ещё доминировала в мире; а в реальности Англия сама доминировалась Еврейством. Италия стремилась подражать древнему Риму. Она заимела все древнеримские амбиции, но у неё отсутствовали два необходимых древнеримских качества: воинственный дух и материальная сила. Единственный козырь, который был у Италии - это предводительство истинного римлянина. Какая личная трагедия для этого человека! И какая трагедия для этой страны! Для народов, как и для отдельных людей - это трагедия - иметь личные амбиции и не иметь никаких качеств, которые помогли бы эти амбиции осуществить; и не иметь никакой надежды эти качества заполучить.
Оставалась ещё Франция. Двадцать лет назад я написал, что я думаю о Франции. Франция есть смертельный враг германского народа. Её постоянная деградация и её частые "нервные срывы", привели к некоторой нашей недооценке важности её действий. Франция становилась всё слабее и слабее, так и доверять ей надо было всё меньше и меньше. Военная мощь Франции - не более как память. И даже с одной этой точки зрения, будьте уверены, что более она никогда не будет вызывать у нас никакого беспокойства. Какой бы ни был исход, эта война, по крайней мере, поставила Францию на своё место - пятиразрядной страны. Но даже в этом случае, благодаря её неограниченной силе коррупции, и её несравненному искусству шантажа, Франция всё ещё может представлять для нас опасность. Поэтому для нас в отношении Франции - два правила: недоверие и бдительность. И путь никогда немцы не позволят убаюкать себя голосом этой сирены!
И хотя нет никакой возможности соблюдать жёсткие принципы в общении с другими государствами, и приходится приспосабливать политику к меняющимся условиям; Германия, тем не менее, будет всегда выбирать своих самых лучших друзей из числа наций, устойчивых к еврейской заразе. И я уверен, что японцы, китайцы и мусульмане всегда будут нам гораздо ближе, чем та же Франция, несмотря на то, что мы родственники по крови!
Это трагедия, что Франция за последние столетия полностью деградировала и что её высшие классы замещены евреями. Теперь Франция обречена преследовать еврейскую политику.
С разгромом нашей империи и только ожидающимся появлением азиатского, африканского и, возможно, южноамериканского национализма в мире есть только две силы, способные к противостоянию - это США и СССР. Законы, как истории, так и географии, всё равно вынудят эти державы воевать между собой, если не на поле боя, то экономически и идеологически. И те же законы неизбежно делают эти же обе державы врагами Европы. И также неизбежно, что обе эти державы, рано или поздно, будут искать поддержки единственно оставшейся великой нации Европы - германского народа. И я не должен экономить на ударении того факта, что немцы должны любой ценой избегать быть пешками одного или другого лагеря.
В настоящий момент мне трудно сказать, какой иудаизм, с идеологической точки зрения, для нас будет более вредоносным - американский, капиталистический или его большевистский, коммунистический вариант. Вполне возможно (что в сразу же после войны и случилось. - Прим. пер.), что под давлением обстоятельств русские полностью освободятся от еврейского марксизма, но только для того, чтобы возродить панславизм в его наиболее яростной форме. Что касается американцев, если они немедленно не избавятся (чего как раз и не случилось. - Прим. пер.) от своей еврейской петли евреев из Нью-Йорка, которые имеют умственные способности обезьяны, пилящей сук, на котором сама же и сидит, то евреи их быстро на ней же и удавят, прежде чем те даже сообразят, что вообще происходит.
Тот факт, что евреи из Нью-Йорка сочетают обладание такой огромной материальной силой с полным отсутствием интеллекта, вызывает у меня образ ребёнка, поражённого слоновостью. Хорошо бы задаться вопросом, не является ли это типичным случаем "грибковой цивилизации", которая характеризуется тем, что исчезает также быстро, как и появляется.
Если Северной Америке не удастся сменить себе идеологическую доктрину на менее злокачественную, чем та, которая сейчас у них в качестве инструкции, основанная на химере, громко называющей себя Христианской Наукой; весьма сомнительно, что ей ещё долгое время удастся оставаться преимущественно белым континентом. Очень скоро станет очевидно, что у этого колосса на глиняных ногах, после своего фантастического подъёма, осталось только и сил, чтобы вызвать своё собственное низвержение. И что за прекрасный шанс, предоставит этот падение жёлтым расам! С точки зрения, как истории, так и справедливости жёлтые расы будут иметь абсолютно те же аргументы и факты, или их отсутствие, чтобы оккупировать американский континент, какие имели европейцы в шестнадцатом столетии. Их многочисленные и голодные массы примут на себя единственное право, распознаваемое историей - право голодных людей на утоление голода - разумеется, если это право подкреплено силой!
Таким образом, в этом жесточайшем мире, с двумя подряд мировыми войнами, очевидно, что только те белые люди имеют шанс уцелеть и процветать, которые знают, как мучаться и сохранять мужество драться насмерть, даже когда дело безнадёжно. И только те народы имеют право уцелеть и процветать, которые проявят способность полностью очистить свой организм от трупного яда Еврейства.
Приложение:
Ален де Бенуа
Загадка Гитлера
В 1933 г. французский писатель Франсуа Ле Гри (Francois Le Grix), присутствовавший на выступлении Гитлера в Берлине, так писал о впечатлении, произведенным тем на него: "в его лице, походке чувствовалось столько уверенности, искренности, бравады, что это заставляло многих дам называть его "прекрасным мальчишкой"". ("Двадцать дней с Гитлером", изд. Grasset).
В 1936 г. Альфонс де Шатобриан (Alphonse de Chateaubriant) так описывает Гитлера: "Его глаза, насыщенного голубого цвета, напоминают воды озера Кеннигссе. Его тело вибрирует; движения его головы по юношески стремительны. Его спина, прямая как стержень, не согнута грязными политическими страстями. Его характеризует бесконечная доброта. Да, Гитлер, - добрый. ("Сноп сил", Grаsset).
В том же году, романист Бодель писал: "Я не знаю насколько приятно быть гражданином тоталитарного Государства; я лично, этого бы не перенес. Но я знаю, что сегодня гораздо радостней жить в порабощенной Германии, чем в свободной Франции. ("Господин Гитлер", Gallimard).
Ницше говорил: "История всегда пишется с точки зрения победителей".
Золотая середина
После 1945 г. количество обвинений в значительной степени превысило прежние восхваления. Гитлер, по мнению пишущих о нем авторов, превратился в "старого маляра", политического, тупого и ограниченного животного, великого безумца, больного, импотента, садиста, архетип "авторитарной личности", воплощение зла, гангстера высокого полета, марионетку, управляемую промышленниками и т.п.
Имеющиеся точки зрения можно разделить на две основные категории. Первая объясняет его личность "из вне": Гитлер был порождением обстоятельств. В некотором смысле, дитя случайного и необходимого. Другие объясняют "изнутри": это был безумец, преступник и т.д. С одной стороны, социальный анализ: логический результат определенного процесса. С другой, личная биография: непредсказуемая развязка.
Иоахим Фест (Joachim Fest) - 51 год, гладкие волосы, бледное лицо, узкие губы и выступающие скулы - считает эти теории попыткой уйти от проблемы.
Действительно, один вопрос создает непреодолимое препятствие: если Гитлер был всем тем, что о нем говорят сегодня, как могло случиться так, что немецкий народ пошел за подобным человеком? Как он мог привести к власти подобную помесь скота и слабоумного и поддерживать его даже в огне и смерти "сумраков богов"? Наконец, сколь же велика должна быть извращенность людей, если даже сегодня, освобожденные от диктатуры, они по всей видимости питают по отношению к нему тревожащую и невысказанную ностальгию?
В 1965 г. Иоахим Фест опубликовал серию портретов основных сановников национал социалистического режима: "Властелины Третьего Райха" (Grasset). Сотрудник еженедельника "Шпигель" (тираж 800.000), начиная с 1968 г., затем директор "Frankfurter Allgemeine Zeitung" он никогда не отклонялся от своего сюжета. Достойный ученик Макса Вебера, он заботился о простых ответах и дуалистических формулировках. Он искал золотую середину. Это вылилось в многотомную работу, опубликованную им о Гитлере - по толщине в два раза превосходящую "Mein Kampf".
Его книга, ставшая предметом интенсивной рекламной компании (300.000 экземпляров были проданы в Германии, она была переведена на 13 языков), содержит в себе прежде всего размышления о величии - об идее величия и того "ужасного", что кроется в этом понятии.
История позволяет людям обрести форму. Гитлер, Сталин, Де Голль, Мао Дзе Дун были творцами своего времени и, вместе с тем, его порождением. Восхождение Гитлера, - пишет Иоахим Фест - стало возможным исключительно благодаря неповторимому стечению индивидуальных и общих обстоятельств и трудно объяснимому соответствию человека своей эпохе".
Не вызывает сомнения, что Гитлер полностью отвечал чаяниям своего времени. Однако, столь же безусловно можно утверждать, что немецкой душе присуще некое чувство, которое Гитлер воспламенил, придав ему конкретную форму; чувство, которое угасло сегодня, но которое неизбежно возгорится вновь завтра или в течение тысячелетий. Об этом состоянии духа Фест пишет, что оно состоит в очищении реальности во имя "идеалистических революционных концепций". Он добавляет: "Произошедшее - было порождением именно немецкого духа. Однако, не стоит думать, как это делают многие, что все дороги, которыми идет этот дух, неизбежно ведут в Аушвиц."
Критика правых
Было бы ошибочно отождествлять немецкий национализм исключительно с национал-социализмом. В своей книге о "консервативной революции" (Die konservative Revolution in Deutschland, 1918-32, Wissenschaftliche Buchgesellcheft, Darmstadt, 1974) доктор Армин Молер (Armin Mohler), наоборот, подчеркивает наличие оппозиции со стороны многочисленных представителей политических движений, духовных течений и интеллектуальных обществ, составлявших Немецкое Движение (deutsche Bewegung), по отношению к окончательно сформировавшемуся гитлеризму - оппозицию, за которую некоторым из них пришлось заплатить ценой своей жизни.
Доминик Веннер (Dominique Venner) замечает: "В то время как левые сдались, несгибаемыми противниками победившего фашизма стали правые. В 1943 г. именно итальянские правые, а не левые, объединились для свержения Муссолини. В Третьем Райхе действительно опасные для Гитлера заговоры замышлялись немецкими правыми, от Канариса до Штауфенбергера" (Op.cit, февраль 1976 г.).
Опубликованная в июле 1933 г., за три года до смерти автора, книга О. Шпенглера "Решающие годы" с этой точки зрения является наиболее показательной. Антон Мирко Коктанен видел в ней "единственное свидетельство существования внутреннего, консервативного сопротивления, никогда не проявлявшегося во времена Третьего Райха". (Освальд Шпенглер и его время, C.H. Beck, Мюнхен, 1968 г.) Жильбер Мерлио (Gilbert Merlio) даже сказал, что "в Германии "Решающие годы" своим успехом обязаны именно тому, что в этой книге дана критика нацизма с точки зрения правых". (О. Шпенглер и национал-социализм, Германские исследования, N 6, 1976 г.)
В 1930 г. А. Розенберг напал на Шпенглера в своей наиболее известной работе "Миф XX века" (Hoheneischen, Мюнхен). В дальнейшем национал-социализм наградил Шпенглера званием Untergangsmelodramatiker (закатившийся мелодраматик - прим.пер) (E. Gunter, Grundel, Jahre der Uberwindung. Korn. Bresleu, 1934).
Для О. Шпенглера, о чем он заявил в "Закате Европы", не раса создает нацию, но, наоборот, культура, движущая идея (например, русская идея) выковывает расу (к примеру, тип прусского офицера). Душа (духовная энергия) создает психику - и составляет с ней одно целое. Человек строится изнутри, а не только снаружи. Он обладает расой, но не принадлежит ей.
В 1932 г., в том же году, когда NSDAP стала господствующей силой в Германии, Шпенглер, в своем введении к "Politische Schrifften" ("Политические работы"), заявил, что национальная революция нуждается не в "партийных вождях", а в "государственных мужах". И добавил: "Сегодня, я не вижу ни одного такого". Он считал национал-социализм вариантом "революции снизу" (Revolution von unten), которая ведет к обезличиванию. Для него она стала примером "стадной морали". "Он выступал против гуманистических, социалистических и во многом демократических черт, имеющихся в нацизме, видя в этих проявлениях серьезную опасность" - писал Мерлио. Шпенглер призывал Гитлера освободиться от пеленок социализма, в которые было закутано его движение. Плебейскому вождю и плебсу он противопоставлял подлинного представителя прусского аскетизма, Herrenmensch, харизматического лидера, который черпает свою власть не из массы, но исключительно из трансцендентности принципа авторитета.
Но невозможно было оторвать Гитлера от "массы". "Марксистское толкование - заметил Раймон Картье (Raymond Cartier), - пытается сделать из Гитлера орудие, изобретенное, финансируемое и управляемое капиталистами, единоличными правителями мира, однако это объяснение рассыпается в прах перед лицом фактов. Если Гитлер и был чьим-либо орудием - все исторические деятели являются им в той или иной степени - то только немецких масс". (La Craponillot, N 31, июль 1974 г.)
На протяжении двух томов, составляющих его книгу, Иоахим Фест, обильно цитирует архитектора и бывшего министра Райха Альберта Шпеера, чьи мемуары, опубликованные в 1971 г., ("В сердце Третьего Райха") наделали немало шума. Это более всего прочего, вызывает улыбку. Не шептались ли за Рейном, что И. Фест принимал участие в редактировании этих воспоминаний (Кроме того, Альберт Шпеер голосовал за партию Вилли Брандта, вернувшего ему конфискованное ранее имущество).
Согласно Фесту, у Гитлера были не только "навязчивые идеи". Он также понял как воплотить их в жизнь. С этой точки зрения, он даже представляет собой "исключительный случай интеллектуала, умеющего использовать свою власть на практике".
Гитлер, - объясняет Иоахим Фест - отрицал экспериментальный принцип, согласно которому все революции пожирают своих детей; он действительно был Руссо, Мирабо, Робеспьером и Наполеоном своей революции, он был ее Марксом, Лениным, Троцким и Сталиным. Это доказывает, что он прекрасно понимал, какие силы были спущены им с цепи.
- Неприятная очевидность, уточняет Фест - по ходу книги. Но, наконец, настало время показать феномен Гитлера каким он был и покончить с переодеваниями. Гитлер не был Диктатором Чаплина: он был его противоположностью".
"Величие, - говорит Яков Бурхардт - это необходимость ужасных эпох". Иоахим Фест, считающий себя демо-христианином, близок к мысли о том, что все "великие люди тем или иным образом сопричастны Злу, по его мнению в любом величии скрывается Зло. Гитлер был одним их величайших людей, поскольку в нем было крайне сильно Зло".
- Я думаю, что великие люди оказывают большое влияние, - говорит Фест - но их величие оценивается, исходя из их умения сохранить независимость по отношению к обстоятельствам. Поэтому хорошо, что "сфера действия", на которую распространяется их влияние, уменьшается. В этом смысле, Гитлер, возможно был последним человеком, который стремился делать историю".
Уже В 1970 г. Рудольф Аугштайн (Rudolf Augstein) писал в Шпигеле: "Сегодня, индивидуум на вершине власти уже не обладает возможностью реально решать что-либо. В лучшем случае он обуздывает свои решения. Он действует по долгосрочному плану. Можно с уверенностью сказать, что Гитлер был последним представителем классического великого политика". "Феномен великого человека, - замечает также Фест - всегда эстетического порядка: крайне редко его интересует моральный порядок". Это утверждение ведет далеко. Конечно, "метаморальный" характер всех исключительных исторических деяний кажется очевидным. Однако, наиболее ярко это проявилось в национал-социализме, ввиду той важности, которая придавалось этой системой стилю и зрелищу (факт, неизменно поражавший наблюдателей) - а также благодаря личности вождя.