Здавалка
Главная | Обратная связь

Взгляд с позиций физиогномики



Кто хочет вернуть понятию "фашизм" его осязаемое содержание, может пойти простым путем и отнести это понятие к итальянскому движению, которое его, собственно, и создало, и возникшему в результате этого государству. Но всякий, кто не лишён некоторого чутья в области физиогномики, не будет чувствовать себя вольготно в рамках такого ограничения. Он скоро заметит, что само собой напрашивается распространение этого понятия за пределы Италии. Сначала он примет к сведению родственные фашизму явления в районе Средиземноморья (к примеру, испанскую Фалангу). Затем ему на ум придут попадающие под это понятие имена: Хосе Антонио Примо де Ривера в Испании, Леон Дегрелль в Бельгии, Освальд Мосли в Англии. Содержательны будут и некоторые колебания. Причислить ли сюда еще и Жака Дорио во Франции, который заметно сохранил стиль массового коммунистического движения, из которого он пришёл? Считать ли фашистом румына Корнелиу Кодряну, "Железная Гвардия" которого уходит своими корнями в крестьянство и сильно привержена христианству? За этими политиками просматривается целая плеяда писателей, которые создают соответствующую литературу. Очевидно, существует такой эпохальный феномен как фашизм, который между 1919 и 1945 гг. встречается в различных странах и сильно отличается от того, что подразумевается под этим понятием после 1945 г.

Такое пристёгивание понятия "фашизм" к определённой эпохе в истории пересекается со своеобразной теорией фашизма Эрнста Нольте, хотя всё ещё не прекращаются попытки (больше в ходе полемики, а не в научных трудах) доказать существование фашизма после 1945 г. Результаты физиогномики, напротив, значительно удалены от попыток Нольте называть то, что он считает фашизмом, общим стилем эпохи между двумя мировыми войнами. Фашизм нам представляется образом действия, стилем, которые пересекаются с другими образами действия на данном этапе и только вкупе с ними составляет стиль времени. В отличие от Нольте (и особенно от левых фашистских теорий), мы не распространяем понятие "фашизм" на те государства и политические движения, которые в своё время насильственно отмежевались как от либерального общества, так и от левого радикализма. Фашизм является там лишь частью от целого и представлен сильнее или слабее в зависимости от страны и ситуации.

В любом случае, на провал обречены все попытки понять суть фашизма, основывающиеся на теоретических высказываниях его глашатаев, или, что не одно и то же, сводящие его к голой теории, так же, впрочем, как и попытки ограничить его определёнными социальными слоями. В этой сфере политики отношение к понятию является инструментальным, косвенным, задним числом изменяющимся. Предшествует решение о жесте, ритме, короче: "стиле". Этот стиль может выражаться и в словах. Фашизм не безмолвен. Скорее, наоборот. Он любит слова, но они у него служат не для того, чтобы обеспечить логическую взаимосвязь. Их функция скорее заключается в том, чтобы задать определённый тон, создать нужный климат, вызвать соответствующие ассоциации. По сравнению с левыми и либералами путь к пониманию здесь ищется с оглядкой и находится с трудом. Поэтому и результаты могут быть какими угодно. Мы покажем это на примере цитат из фашистских текстов. Это кажется парадоксальным, но бьёт в десятку.

Обобщая, можно сказать, что фашисты, похоже, легко смиряются с теоретическими несоответствиями, ибо восприятия они добиваются за счёт самого стиля. Нольте попытался выявить на основании стиля логическую последовательность для таких разных явлений как "Французское действие" Шарля Море и Леона Доде, фашизм Муссолини и национал-социализм Гитлера. Подобное может случиться лишь с учёным-философом. Исторический такт предполагает рассмотрение тему с позиций физиогномики, что приносит менее наглядные результаты.

Бенн и Маринетти

Наш анализ с позиций физиогномики не охватывает сразу несколько политических явлений. Для этого необходимо более объёмное исследование. Наши усилия в рамках ограниченных возможностей данной публикации направлены на выявление особенностей фашистского чувства стиля, выраженного в словах. Ведь речь здесь идёт о том, что представлялось парадигмой уже для современников. Теоретик футуризма Филиппо Томмазо Маринетти уже в ранге высокого государственного сановника весной 1934 г. посещает гитлеровскую Германию. Он является рупором не только модного направления в искусстве, но и итальянского фашизма. Поэтому его принимают в Берлине со всеми почестями. Однако, при этом бросается в глаза некоторая отчуждённость и неуверенность по отношению к гостю с юга. Немецкий Райх ещё не совсем вырос из одежды младшего партнёра Муссолини. Похоже, лишь один человек принимает итальянского писателя и оратора на равных: Готфрид Бенн, который приветствует гостя на организованном в его честь "Союзом национальных писателей" банкете в качестве его вице-президента. Бенн замещает находящегося за границей президента Ганса Йоста, который, как и Бенн, "родом" из экспрессионизма, но лучше вписывается в культуру национал-социализма, благодаря своей нарочитости и фольклорной основе творчества. (В том же году Бенн вернётся к исполнению обязанностей военного врача.) По речи Бенна видно, что он говорит, как дышит. Это не стоит ему никаких усилий.

Любопытно, что Бенн апеллирует при этом не к объединяющему их мировоззрению или общности идей. Задачей Германии и Италии, по Бенну, скорее является "работа над холодным и лишённым театральности стилем, в который врастает Европа". Бенну нравится в футуризме то, что тот переступил через "ограниченную психологию натурализма, прорвал прогнивший массив буржуазного романа и, благодаря сверкающей и стремительной строфике своих гимнов, вернулся к основному закону искусства: творчеству и стилю". Положительных оценок удостаивается значительная часть фашистского восприятия: холодный стиль, стремительность, блеск, великолепие.

Обращаясь к своему гостю, Бенн стремится к определённой динамике, ритму. "В эпоху притупившихся, трусливых и перегруженных инстинктов вы основали искусство, которое отражает пламя битв и порыв героя... Вы призываете "полюбить опасность" и "привыкнуть к отваге", требуете "мужества", "бесстрашия", "бунта", "точки атаки", "стремительного шага", "смертельного прыжка". Всё это вы называете "прекрасными идеями, за которые умирают"". С помощью этих ключевых слов, взятых из творений Маринетти, Бенн озвучивает то общее, что "родом" из войны. Война здесь, однако, не истолковывается в национал-социалистическом духе как освободительная война окружённого народа. Имеется в виду борьба как таковая. Не имеет значения, что гость стоял тогда по ту сторону баррикад. Даже наоборот, такая война создаёт своего рода братство среди противоборствующих сторон, для каждой из которых противник даже ближе, чем бюргеры и обыватели в собственном лагере.

Бенн говорит также и о "трёх основополагающих ценностях фашизма". Сюда не относятся какие-либо общие идеи или этические императивы. Бенн удивляет, но верен себе, говоря о трёх формах: "чёрной рубашке, символизирующей ужас и смерть, боевом кличе "a noi" и боевой песни "Giovinezza"". То, что он имеет в виду не только итальянскую специфику, самоочевидно, поскольку уже в следующем предложении он переходит на "мы". "Мы здесь... несём в себе европейские настроения и европейские формы...". Бенн делает акцент на футуризме, на том, что устремлено в будущее, когда он, отметая "ничего не значащие общие фразы эпигонов", указывает на "суровость творческой жизни", на "строгость, решительность, вооружённость духа, творящего свои миры, для которого искусство являет собой окончательное моральное решение, нацеленное против природы, хаоса, откатывания назад и т. п.".

 







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.