Главная | Обратная связь

ПИСЬМО ЭВРИДИКИ (подумать, кто передаёт)

«Мой любимый, я сижу в этом автобусе, а ты ждешь меня в номере, а я знаю, что не вернусь. И хотя я стараюсь думать, что ты еще об этом не знаешь, мне грустно, грустно за тебя. Если бы я одна могла взять на себя все горе. Но как? Я ухожу, любимый мой. Мне стало страшно еще вчера, и ты сам слышал, во сне я сказала: «Как трудно». Я казалась тебе такой прекрасной, любимый мой. Я казалась тебе сильной, чистой, настоящей твоей сестренкой... Я никогда бы не сумела стать такой. А сейчас тем более, ведь тот, другой, придет с минуты на минуту. Он передал мне письмо. Тот, о котором я тебе не рассказала, он тоже был моим любовником. Не думай, что я любила его; ты его увидишь, его нельзя любить. Не думай также, что я уступила ему, потому что боялась, он, верно, так тебе и скажет. Ты не сможешь понять, я это знаю. Но я чувствовала себя сильной и потом так мало уважала себя. Я тебя еще не любила, мой любимый, вот и весь секрет. Я тебя не любила. Не знала. Стыдливость добропорядочных девиц казалась мне смешной. Как это отвратительно — стараться сохранить что-то из гордыни или для избранного покупателя... Со вчерашнего дня, любимый, я стала целомудреннее их. Со вчерашнего дня я краснею, когда на меня смотрят, я вздрагиваю, когда ко мне прикасаются. Вот поэтому я и ухожу, любимый мой, ухожу одна... Не знаю, поймешь ли ты меня, я ухожу потому, что сгораю от стыда. Я ухожу, мой капитан, ведь вы объяснили мне, что я могу быть хорошим солдатом, поэтому-то я и ухожу...».

Во время чтения этого письма Эвридика все отступала. Теперь она в глубине сцены.
Орфей. Прости, Эвридика.
Эвридика (ласково, из глубины сцены). Не надо, мой любимый, это ты прости меня. (Остальным.) Извините меня, я должна уйти.
Орфей (кричит). Эвридика! (Как безумный бросается к ней.)
Она исчезла. Все другие действующие лица тоже исчезли. Орфей остается один. Он стоит неподвижно. Занимается утро. Вдали гудок паровоза. Дребезжание звонка. Когда дневной свет уже начинает пробиваться, входит официантка, вид у неё оживленный.
Официантка.Добрый день, мсье. Утро сегодня не жаркое. Что прикажете подать?
Орфей (без сил опускается на стул). Что хотите. Чашку кофе.
Официантка. Хорошо, мсье.
По перрону проходит пассажир, с минуту колеблется, потом робко входит в зал. Он нагружен чемоданами, музыкальными инструментами. Это отец Орфея.
Отец. Ты здесь, сынок? Знаешь, я не сел в тот поезд на Палавас. Он был полон. Переполнен, мой дорогой. А эти скоты требовали, чтобы я доплатил за второй класс. Я сошел. Я буду жаловаться Компании. Пассажир имеет право на сидячее место в любом классе. Они должны были бесплатно посадить меня в другой класс. Ты пьешь кофе?
Орфей(словно не замечая его). Да.
Отец (усаживаясь рядом с ним). Я тоже выпью чашечку. Я провел всю ночь в зале ожидания. Там было не очень-то тепло. (Шепчет ему на ухо.) По правде говоря, я пробрался в зал ожидания первого класса. Там великолепные кожаные диваны, дружок, я спал, как принц. (Видит официантку, разглядывает ее; она отводит глаза, он тоже.) Знаешь, при свете дня эта бабенка сильно проигрывает. Груди у нее роскошные, но чересчур уж вульгарна... Так что же ты решил, сынок? Утро вечера мудренее. Все-таки поедешь со мной?
Орфей. Да, папа.
Отец. Я был уверен, что ты не бросишь старика отца! Давай отпразднуем это, позавтракаем как следует в Перпиньяне. Представь себе, дружок, я как раз знаю там маленький дешевый ресторанчик, где можно поесть за пятнадцать франков семьдесят пять сантимов, включая вино, кофе и рюмку коньяка. Да, дружок, великолепного коньяка! Жизнь прекрасна, что там ни говори, сынок, жизнь прекрасна...
Орфей. Да, папа.
Занавес

Действие четвертое
Номер в гостинице. Орфей съежился на кровати. Г-н Анри стоит рядом, прислонившись к стене. Отец удобно расположился в единственном кресле. Он курит огромную сигару.
Отец (г-ну Анри). Это «мервелитас»?
Г-н Анри. Да.
Отец. Такая сигара ведь недешево стоит, а?
Г-н Анри.Да.
Отец. А сами вы не курите?
Г-н Анри. Нет.
Отец. Не понимаю, раз вы сами не курите, почему у вас при себе такие дорогие сигары. Может быть, вы коммивояжер?
Г-н Анри. Вот именно.
Отец.У вас, верно, крупные дела?

Г-н Анри. Да.
Отец. Тогда понятно. Нужно умаслить клиента. В подходящий момент вынуть из кармана «мервелитас». Курите? Тот сразу обрадуется: да-да, конечно! И гоп! Дело на мази. Остается вычесть стоимость сигары из суммы торговой сделки, да она, впрочем, туда уже вошла. Ну и ловкачи! Я с наслаждением занялся бы делами. А ты, сынок?
Орфей не отвечает.
(Смотрит на него.) Надо встряхнуться, мальчуган, надо встряхнуться. Знаете, предложите-ка и ему сигару. Если ты не докуришь, я докурю. Когда мне грустно, хорошая сигара... Ни Орфей, ни г-н Анри не отзываются и на это замечание.(Вздыхает, потом более робко.) В конце концов, у каждого свои вкусы. (Тихонько попыхивает сигарой, бросая взгляды на молчащих Орфея и г-на Анри.)
Г-н Анри (тихо, после паузы). Тебе надо встать, Орфей.
Отец.Правда ведь? Мне уже надоело без конца твердить ему это...
Орфей. Нет.
Отец.Только он никогда не слушает отца.
Г-н Анри. Тебе надо встать и снова начать жизнь с той самой минуты, на которой ты остановился, Орфей...
Отец.Нас как раз ждут в Перпиньяне.
Орфей(приподнявшись, кричит ему). Замолчи!
Отец(съеживается). Я только сказал, что нас ждут в Перпиньяне. Ничего плохого я не сказал.
Орфей.Я больше не буду с тобой ездить.
Г-н Анри (тихо). И все-таки твоя жизнь именно тут, она ждет тебя, как старая куртка, которую утром снова — хочешь не хочешь — надо надеть.
Орфей. Ну а я ее не надену.
Г-н Анри. Разве у тебя есть другая?
Орфей не отвечает. Отец курит.
Почему бы тебе не поехать вместе с ним? По-моему, твой отец очарователен!
Отец.Видишь, это и другие говорят...
Г-н Анри. К тому же ты его так хорошо знаешь. Это огромное преимущество. Ты можешь приказать, чтобы он замолчал, идти рядом с ним и не разговаривать. Представляешь, какая пытка ждет тебя без него? Сосед по столу поведает тебе о своих вкусах, старая дама будет ласково тебя расспрашивать. Самая последняя уличная девка и та требует, чтобы с ней побеседовали. Если ты не пожелаешь выплачивать свою дань бесполезных слов, ты окажешься в страшном одиночестве.
Орфей.Пусть я буду в одиночестве. Я привык.
Г-н Анри. Я должен предостеречь тебя от этих слов: буду в одиночестве. Они сразу вызывают представление о тени, прохладе, отдыхе. Какое грубое заблуждение! Ты не будешь в одиночестве, человек никогда не бывает в одиночестве. Он остается сам с собой, а это совсем другое дело... Возвращайся же к своей прежней жизни вместе с отцом. Он каждый день будет разглагольствовать о трудных временах, о меню дешевых ресторанчиков. Это займет твои мысли. Ты будешь в большем одиночестве, чем если бы ты был один.
Отец (упиваясь сигарой). Кстати, раз уж заговорили о дешевых ресторанах, я как раз знаю один маленький ресторанчик в Перпиньяне. Ресторан «Буйон Жанн-Ашет». Может, слыхали? Его часто посещают ваши коллеги.
Г-н Анри. Нет.
Отец. За пятнадцать франков семьдесят пять сантимов, включая вино, вам подадут закуску — а если доплатите четыре франка, получите омара,—мясное блюдо с гарниром, очень обильным, овощи, сыр, десерт, фрукты или пирожное и — постойте-постойте — еще кофе, и потом рюмочку коньяка или сладкого ликера для дам. Да если к такому обеду в «Жанн-Ашет» добавить хорошую сигару, вроде этой!.. Я даже жалею, что сразу ее выкурил. (Его реплика не дает ожидаемого результата; вздыхает.) Ну как? Едем в Перпиньян, сынок, я тебя приглашаю?
Орфей.Нет, папа.
Отец.Ты неправ, сынок, неправ.
Г-н Анри. Верно, Орфей. Ты неправ. Послушайся своего отца. Именно в ресторане «Буйон Жанн-Ашет» ты скорее всего забудешь Эвридику.
Отец. О, я вовсе не говорю, что там устраивают какие-то пиршества. Но, в конце концов, там хорошо кормят.
Г-н Анри. Единственное место в мире, где нет призрака Эвридики,— это ресторан «Буйон Жанн-Ашет» в Перпиньяне. Ты должен мчаться туда, Орфей.
Орфей.Вы в самом деле думаете, что я хочу ее забыть?
Г-н Анри. (хлопает его по плечу). Придется, дружок. И как можно скорее. Ты был героем в течение целого дня. За эти несколько часов ты истратил весь запас высоких чувств, который был тебе отпущен в жизни. Теперь все кончено, ты спокоен. Забудь, Орфей, забудь даже самое имя Эвридики. Ну же, вставай, иди за отцом. (Более резко, склонившись над Орфеем.) Ты еще можешь пожить в свое удовольствие на этом свете.
Тот поднимает голову и смотрит на него.
Отец(после паузы, наслаждаясь сигарой). Ты знаешь, я ведь тоже любил, сынок.
Г-н Анри. Ты видишь, он тоже любил. Взгляни на него.
Отец. Да-да, взгляни на меня, я хорошо знаю, как это грустно, я тоже страдал. Я уж не говорю о твоей матери; к тому времени, как она умерла, мы давно разлюбили друг друга. Я потерял женщину, которую обожал, тулузка, пылкое создание. Угасла за какую-нибудь неделю. Бронхит. Я рыдал как безумный, следуя за ее гробом. Меня пришлось увести в соседнее кафе. Взгляни на меня.
Г-н Анри. (тихо). Да-да, взгляни на него.
Отец.Что тут говорить. Когда я случайно захожу в «Гран Контуар Тулузэн», где мы бывали вдвоем, и разворачиваю салфетку, сердце у меня екает. Но довольно! Жизнь идет своим чередом. Что поделаешь? Ее надо как-то прожить! (Мечтательно затягивается сигарой; вздыхает, шепчет.) И все же «Гран Контуар Тулузэн»... где я бывал с ней... Подумай только, как там кормили до войны, за один франк семьдесят пять сантимов!
Г-н Анри (склонившись над Орфеем). Жизнь идет. Жизнь идет, Орфей. Послушай отца.
Отец (которого слова г-на Анри поднимают в собственных глазах). Может, я покажусь тебе черствым, мой мальчик, и ты будешь возмущен, но ведь я очерствел больше тебя; вот доживешь до моих лет и признаешь, что я был прав. Вначале испытываешь боль. Это само собой. Но вскоре, вот увидишь, против своей воли снова начинаешь чувствовать сладость жизни. Да, мы чудовища, дорогой мой, все мы одинаковы, все негодяи.
Г-н Анри. Слушай внимательно, Орфей...
Отец.Я не скажу, что сразу начинаешь зубоскалить с первой встречной. Нет. Мы ведь не скоты какие-нибудь, вначале даже и говорить-то чудно. Но удивительно, хочешь не хочешь, обязательно расскажешь ей о той, прежней. Говоришь, каким одиноким себя чувствуешь, растерянным. Да ведь так оно и есть! Это не притворство. Но ты и представить себе не можешь, дружок, как эти рассказы смягчают женское сердце! Знаю-знаю, вы, верно, скажете, что я просто разбойник. Я пользовался этим приемом целых десять лет.
Орфей. Замолчи, папа.
Г-н Анри. Почему он должен замолчать? Он говорит с тобой так, как будет говорить с тобой жизнь тысячью уст; он говорит тебе то, что завтра ты прочтешь во всех взглядах, когда встанешь и снова попытаешься жить...
Отец (который теперь дает себе волю). Жизнь! Да жизнь великолепна, дружок...
Г-н Анри. Слушай внимательно.
Отец.Ты все-таки не забывай, что ты еще мальчишка и у тебя нет жизненного опыта, а тот, кто говорит с тобой, пошил и чертовски пожил. Ох, и отчаянные же мы были в Ньортском музыкальном училище! Хваты, да и только! Золотая молодежь. Ну и молодцы мы были, просто одержимые, чего только не придумывали. Однажды наш класс деревянных инструментов бросил вызов духовым. Мы держали пари, что выпьем тридцать кружек пива. Ох, как же нас потом выворачивало! Да чего там, мы были молодые, веселые. Уж мы-то знали толк в жизни!
Г-н Анри. Вот видишь, Орфей.
Отец.Когда ты здоров, силен и в тебе есть искорка, надо, дружок, идти вперед не сворачивая. Не понимаю я тебя, дорогой мой. Самое главное — хорошее настроение. А хорошее настроение зависит от душевного равновесия. Тут единственный секрет — ежедневная гимнастика. Если я еще в форме, так это потому, что никогда не бросал гимнастики. (Встает и с окурком сигары в зубах начинает смешно и нелепо делать шведскую гимнастику.) Раз, два, три, четыре; раз, два, три, четыре. Дышите глубже. Раз, два, три, четыре, пять.
Г-н Анри. Ты видишь, Орфей, как это просто!
Отец.У тебя горе, но ты ведь молод. Подумай, ты можешь стать богатым. Роскошь, изящество, хороший стол, женщины. Помечтай о женщинах, сынок, помечтай о любви! Брюнетки, блондинки, рыжие, крашеные. Что за разнообразие, что за выбор! И все для тебя. И потом безумные ночи...Нет нужды рассказывать тебе об этом подробно, дорогой мой! Острые ощущения. Все виды ощущений…Где твое горе? Испарилось. (Важно, с широким жестом.) Но жизнь этим не ограничивается. А достойное положение в обществе, а карьера! Ты силен, могуществен, ты промышленный магнат. Ты бросил музыку... По совету лучших своих друзей, ты пускаешься в политику. Великий пример великого француза. Похороны, национальный траур, цветы, море цветов, барабаны, обвитые крепом, надгробные речи. И я скромно, в уголке,— настояли, чтобы я присутствовал на церемонии,— красивый старик, да, увы, дорогой мой, я весь побелел! — но я превозмогаю свою печаль, обнажив голову. (Декламирует.) «Склоним же почтительно головы перед скорбью отца!» (Это слишком красиво, и он не выдерживает.) Ах, мой друг, мой друг, жизнь так прекрасна!..
Г-н Анри. Видишь, Орфей.(Подходит к отцу и протягивает портсигар). Еще сигару?
Отец.Спасибо. Мне, право, неловко. Да-да, неловко. Какой букет! А до чего красивая бандероль! Скажите, дорогой мой, вы слышали, что девочки, которые делают сигары, свертывают их на своем голом бедре? (Вдыхает аромат сигары.) На голом бедре... (Глубоко затягивается, священнодействуя.) Чудесно! (Подмигивает г-ну Анри.) У меня такое чувство, точно я курю голое бедро. (Хочет засмеяться, но поперхнулся дымом.)
Г-н Анри (подходит к Орфею). Ты выслушал своего отца, Орфей? Отцов всегда надо слушать. Отцы всегда правы. Орфей поднимает глаза, смотрит на него.
(Улыбается, тихо.) Даже глупые, Орфей. Так уж устроена жизнь, что глупые отцы знают о ней столько же, а порой даже больше, чем умные. Жизнь не нуждается в умниках. Даже наоборот, именно умники больше всего мешают ее победному шествию.
Орфей(шепчет). Жизнь...
Г-н Анри. Не суди о ней плохо. Вчера вечером ты защищал ее.
Орфей.Вчера, как это давно!
Г-н Анри. (тихо). Ведь я говорил, что жизнь заставит тебя потерять Эвридику.
Орфей.Не обвиняйте жизнь... «Жизнь», что это, в сущности, значит? Это я, я сам.
Г-н Анри. (улыбаясь). Ты сам. Экая гордыня.
Орфей. Да-да... именно моя гордость.
Г-н Анри. Твоя гордость! Вот как, бедный мой человечек! Ты хочешь, чтобы и гордость тоже принадлежала тебе? Твоя любовь, твоя гордость, а теперь, конечно, твое отчаяние. Чуть что, вас так и тянет к притяжательному местоимению! Удивительное дело! Почему не сказать тогда — мой кислород, мой азот! Надо говорить — Гордость, Любовь, Отчаяние. Это названия рек, бедный мой человечек. От них отделяется ручеек и орошает тебя, так же как тысячи других людей. Вот и все. Река Гордость не принадлежит тебе.
Орфей.Так же как река Ревность, я знаю. И горе, которое затопило меня, вытекает, разумеется, из той же самой реки Горе, которая затопляет в эту минуту миллионы других людей. Та же ледяная вода, тот же безымянный поток, ну и что же? Я не из числа тех, кто утешает себя в несчастье словами «такова жизнь». Чем, по-вашему, поможет мне сознание, что жизнь такова?.. Что одновременно со мной растоптаны еще миллионы песчинок?
Г-н Анри. Как говорится, это твои братья.
Орфей.Я их всех ненавижу, всех до одного... Пусть не пытаются впредь меня растрогать, пусть не изображают толпу, как мою страждущую сестру. Человек одинок. Ужасно одинок. И это единственная неоспоримая вещь.
Г-н Анри(склоняется к нему). Но ты одинок потому, что потерял Эвридику. А хочешь знать, что припасла для тебя жизнь, твоя обожаемая жизнь? В один прекрасный день ты почувствовал бы себя одиноким рядом с живой Эвридикой.
Орфей.Нет.
Г-н Анри. Да. Сегодня или завтра, через год, через пять лет, через десять лет, если тебе угодно — может быть, все еще продолжая ее любить, ты заметил бы, что не желаешь больше Эвридики и что Эвридика не желает больше тебя.
Орфей.Нет.
Г-н Анри. Да. Именно так глупо все получилось бы. Ты стал бы мсье Орфеем, обманывающим Эвридику.
Орфей(кричит). Никогда!
Г-н Анри. Для кого ты так громко кричишь, для меня или для себя? Допустим, если тебе это больше нравится, ты стал бы мсье Орфеем, желающим обмануть Эвридику; не знаю, что лучше.
Орфей.Я всегда был бы ей верен.
Г-н Анри. Возможно, довольно долгое время. Бросая при этом боязливые взгляды на других женщин. И медленная, но неумолимая ненависть выросла бы между вами из-за всех тех девушек, к которым ты не решался подойти ради нее...
Орфей. Неправда.
Г-н Анри. Правда. И так до того дня, когда одна из этих девушек прошла бы перед тобой, юная и крепкая — ни следа печали, ни следа мысли,— совсем новая женщина для сломленного усталостью Орфея. Ты увидел бы тогда, что смерть, измена, ложь — вещи самые заурядные, несправедливость называется иначе, верность выглядит по-другому.
Орфей.Нет. Я закрыл бы глаза. Я бежал бы.
Г-н Анри.В первый раз, может быть. Ты еще некоторое время шел бы рядом с Эвридикой, но шел как человек, мечтающий, чтобы его собака потерялась на улице. А в сотый раз, Орфей!.. (Делает выразительный жест.) Впрочем, может быть, Эвридика первая оставила бы тебя...
Орфей(на этот раз жалобно). Нет.
Г-н Анри. Почему — нет? Потому что вчера она тебя любила? Пташка, способная упорхнуть, сама не зная почему, даже если это грозит ей смертью.
Орфей.Мы не перестали бы любить друг друга, это невозможно.
Г-н Анри. Может быть, она и не перестала бы тебя любить, бедняжка. Не так-то легко перестать любить. Нежность ведь живет долго. Может быть, перед тем как пойти к любовнику, она отдавалась бы тебе с таким смирением, так ласково, что ты был бы почти счастлив. Такова правда.
Орфей.Не для нас, не для нас!
Г-н Анри. Для вас так же, как для других. Для вас еще больше, чем для других. Да вы вконец истерзали бы друг друга именно из-за вашей нежной любви.
Орфей.Нет.
Г-н Анри. Да. Или же в один прекрасный день, усталые, улыбающиеся, вялые, вы молчаливо согласились бы отказаться от всякой патетики и стать наконец счастливыми, снисходительными друг к другу. И мы увидели бы смирившихся Орфея и Эвридику...
Орфей.Нет! Наша любовь длилась бы вечно, пока Эвридика не состарилась бы и не поседела бы рядом со мной, пока я не состарился бы рядом с ней!
Г-н Анри. Жизнь, твоя обожаемая жизнь, не позволила бы тебе дождаться этого. Она не пощадила бы любовь Орфея и Эвридики.
Орфей.Неправда.
Г-н Анри. Правда, бедный мой человечек. Все вы одинаковы. Вы одержимы жаждой вечности и зеленеете от ужаса после первого же поцелуя, смутно предчувствуя, что это долго не продлится. Клятвы иссякают быстро…
Отец(полусонный). Ведь я же вам говорю, что жизнь великолепна... (Поворачивается в кресле; рука, держащая сигару, падает; блаженно шепчет.) На бедре... Орфей и г-н Анри молча смотрят на него.
Г-н Анри (приближается к Орфею, отрывистым, низким голосом). Жизнь не сохранила бы твою Эвридику, бедный мой человечек. Но Эвридика может вернуться к тебе навсегда. Эвридика вашей первой встречи, вечно чистая и юная, неизменная...
Орфей(смотрит на него; после небольшой паузы, качая головой). Нет.
Г-н Анри (улыбаясь). Почему нет, бедняга?
Орфей.Нет, я не хочу умирать. Я ненавижу смерть.
Г-н Анри (тихо). Ты несправедлив. Почему ты ненавидишь смерть? Смерть прекрасна. Только в ней одной и может жить любовь. Ты слышал сейчас, как твой отец рассуждал о жизни. Не правда ли, как это смешно и жалко! Но так оно и есть... Шутовство, нелепая мелодрама — это и есть жизнь. Попробуй пройди по жизни со своей маленькой Эвридикой, и при выходе ты обнаружишь, что платье ее все захватано чужими руками, обнаружишь с удивлением, что и сам ты измельчал. Если только ты вообще обнаружишь ее, обнаружишь себя. Я предлагаю тебе нетленную Эвридику. Эвридику в ее истинном обличии, чего жизнь никогда тебе не подарит. Хочешь ли ты такую?
Отец начинает чудовищно громко храпеть.
Твой отец захрапел, Орфей. Взгляни на него. Он уродлив. Он вызывает жалость. Он жил. Как знать? Быть может, он не так глуп, как только что в этом сам признавался. Быть может, была минута, когда он прикоснулся к любви или красоте. Посмотри на него хорошенько. Глядя на лица, хранящие следы прожитых лет, думают, что на них написан страх смерти. Какое заблуждение! Жизнь — вот что страшно. Юнцы с морщинистыми лицами, хихикающие, бессильные и безвольные, но с каждым годом все более самоуверенные и самовлюбленные. Таковы люди... Посмотри внимательно на своего отца, Орфей, и подумай о том, что Эвридика ждет тебя.
Орфей (внезапно, после паузы). Где?
Г-н Анри (улыбаясь подходит к нему). Ты всегда все хочешь знать, бедный мой человечек... Я тебя очень люблю. Мне было больно смотреть на твои страдания. Но теперь всему этому конец. Ты увидишь, каким все станет чистым, сияющим, ясным... Вот твой мир, маленький Орфей...
Орфей.Что надо делать?
Г-н Анри. Возьми плащ, ночь прохладная. Выйди из города и иди все прямо по дороге. Когда дома станут реже, ты поднимешься на холм у небольшой оливковой рощи. Это там.
Орфей.Что там?
Г-н Анри. Там у тебя произойдет свидание с твоей смертью. В девять часов. Уже пора, не заставляй ее ждать.
Орфей.Я снова увижу Эвридику?
Г-н Анри.Тотчас же.
Орфей (берет свой плащ). Хорошо, прощай. (Уходит.)
Г-н Анри. До свидания, бедный мой человечек.
Храп отца усиливается, он напоминает непрерывную барабанную дробь, которая не утихнет до конца сцены. Освещение незаметно меняется.
(Неподвижно стоит все на том же месте, засунув руки в карманы; внезапно тихо.) Войди.
Дверь медленно открывается, входит Эвридика, она остается в глубине комнаты.
Эвридика.Он согласился?
Г-н Анри. Да, согласился.
Эвридика (умоляюще сложив руки). Мой любимый, пожалуйста, приходи быстрее.
Г-н Анри. Он идет.
Эвридика.Ему хоть не будет больно?
Г-н Анри (тихо). А тебе разве было больно?
Горничная(стучится и входит). Разрешите, мсье, я приготовлю постель. (Задергивает занавеси и начинает стелить постель. Она много раз проходит перед Эвридикой, не видя ее. С улыбкой поглядывает на отца.) Мсье храпит, говорят, это признак хорошего здоровья. Я слышала, что мсье разговаривал и боялась, что потревожу его.
Г-н Анри. Я говорил сам с собой.
Горничная. Со мной это тоже случается. Иногда говоришь себе такие вещи, которые другие тебе ни за что не скажут. А как чувствует себя молодой человек, мсье?
Г-н Анри. Хорошо.
Горничная. Но должно быть, для него это был ужасный удар.
Г-н Анри. Да.
Горничная. Как по-вашему, он когда-нибудь утешится?
Г-н Анри. Да. Который теперь час?
Горничная. Без двух минут девять, мсье. (В молчании стелит постель.) Слышен только все усиливающийся храп отца.
Г-н Анри (внезапно окликает). Мадемуазель!
Горничная. Да, мсье?
Г-н Анри. Велите подать мне счет, сегодня вечером я уезжаю.
Горничная. Вчера мсье сказал...
Г-н Анри.Я передумал, на сей раз я уезжаю.
Горничная. Хорошо, мсье. С Марселем теперь покончено, да, мсье?
Г-н Анри. Да.
Горничная собирается уйти.
Сколько сейчас времени?
Горничная. Ровно девять, мсье. (Выходит, оставляя дверь широко открытой.)
Г-н Анри (Эвридике, которая стоит неподвижно). Вот и он.
Эвридика (тихо). Он сможет на меня смотреть?
Г-н Анри. Да, теперь ему нечего бояться, что он потеряет тебя.
Входит Орфей, нерешительно останавливается на пороге, словно ослепленный светом.
Эвридика (бежит к нему, обнимает его). Любимый мой, как ты долго!
Вдали часы бьют девять.
Отец (внезапно перестает храпеть и просыпается, у него урчит в животе; затягиваясь потухшей
сигарой). Гляди-ка, я спал? Где Орфей?
Г-н Анри не отвечает.
(Оглядывается вокруг себя, обеспокоен.) Он вышел? Да отвечайте же наконец, черт побери! Где Орфей?
Г-н Анри (указывая ему на обнявшуюся чету, которую тот не видит). Орфей соединился наконец с Эвридикой!
Отец, ошеломленный, встает, сигара выпадает у него из рук.

Занавес