ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЯЗЫК ОГНЯ
Посвящается Кристине и Николаю
Громко играл оркестр, зал постоянно шумел и часто аплодировал. Веселые улыбки и смех детворы... Словом, всё так, как и положено быть на цирковом спектакле. А какой цирк, если нет клоуна? Конечно же, он был. Только одно появление «рыжего» уже вызывало смех. Весь какой–то несуразный, растрёпанный и полностью растерянный, в огромных башмаках и несусветно пёстрой одежде, он, только одним своим видом, вызывал безудержное веселье и радостные возгласы. Такому клоуну достаточно было молча ходить по арене и ничего не делать. Всё равно публика заливалась смехом. А если он останавливался и начинал пристально вглядываться в ряды зрителей, то безудержный смех переходил в громкий хохот. От этого лицо клоуна начинало морщиться, он быстро–быстро моргал, волосы на голове шевелились и вставали дыбом, среди них пробегали разноцветные искры, а нос как-то особенно заострялся. Казалось, что ещё одно мгновение, и он начнет быстро расти и удлиняться, как у Буратино. Но это было только началом. Стоило кому–либо из зрителей дать ему надувной шарик, как клоун начинал сам раздуваться и становился того же цвета, что и подарок. Держа шарик в руках, он медленно отрывался от земли, как бы паря над ареной. А если подарков было много, то клоун взлетал к самому куполу и там выделывал такие кульбиты, что даже сами неулыбчивые зрители громко смеялись. Было ощущение, будто какая-то невидимая сила подбрасывает его и позволяет становиться огромной, ярко раскрашенной птицей. Клоун кружил над залом, затем опускался и начинал дарить шарики. А вместе с ними, непонятно откуда, у него в руках появлялись – то букетик фиалок, то пушистая хризантема, то несколько красивых тюльпанов. Зрители и не сомневались, что это – просто фокусы, ради которых и существует цирк. Конечно же, к клоуну привязана тонкая, невидимая нить, которая и держала его в воздухе. А цветы он заранее спрятал под одеждой. Кто бы поверил, что нити нет, и что цветы появляются из ниоткуда?.. Такое возможно только в сказках, а тут – настоящий цирковой спектакль с дрессировщиками, тиграми, лошадьми, фокусниками и акробатами. Даже артисты цирка не верили своему товарищу и иногда спрашивали, как ему удаются такие фокусы. Лягур, так звали клоуна, объяснял им, что тут нет никаких загадок, что он и сам не понимает, как ему удаётся летать. А что касается цветов, то, подлетая к девушке или ребёнку, чтобы подарить букет, он видит не человека, а именно те цветы, которые и оказываются у него в руках. – Каждый человек похож на какое-то красочное растение, – пытался объяснить он. – Вот это я и вижу. Однако друзья продолжали не верить ему, и на все его рассказы о полётах и цветах в ответ только раздавался смех. – Сами подумайте, – продолжал, как бы оправдываться, Лягур. – Откуда я могу зимой взять фиалки и ландыши? И сколько цветов можно спрятать под одеждой? Они же все моментально переломаются, когда я закружусь под куполом. – А может, ты их где-то тайно выращиваешь, – с сарказмом возражал ему Поль. Поль сам был неплохим фокусником, много чего повидал и не верил, ни в какие чудеса. Клоун терпеливо пытался объяснить, что ничего он не выращивает, что всё, что он говорит – это сущая правда. В такие моменты его глаза начинали опять быстро моргать, щёки подрагивали, он становился ещё смешнее и забавней. – Ладно, - видя такое смущение, кивал Поль. – Не хочешь, не рассказывай. Я ведь тоже не раскрываю тайны своих фокусов. Лягур обижался и молча уходил в свою гримёрную. Артисты цирка его очень любили и всегда расстраивались, видя, как он, опустив плечи и, как-то по-особенному сгорбившись, направлялся к себе. – Почему мы ему не верим? – как всегда, начинала возмущаться акробатка. – Может, он правду говорит, зачем ему врать? Ведь он летает под самым куполом, не боясь упасть. А что у клоуна нет страховки – я в этом убеждена. Кого надо, спрашивала... Ë Ë Ë Артисты только горестно вздыхали, качали головами и старались поскорее разойтись. Всем было неудобно, что они своими вопросами вновь обидели доброго Лягура, и только Поль, который считал себя самым великим фокусником, продолжал говорить, словно не замечая, что никто его не слушает. – Я уверен и, даже не сомневаюсь, что клоун где-то выращивает эти цветы и ловко их прячет под одеждой. – А как объяснить, что ему удаётся залетать в самые отдалённые уголки цирка? – проходя мимо, возражал дрессировщик собак. – Тоже очередные трюки! – громко восклицал Поль. – Если это всё – не фокусы, то тогда и я пилой разрезаю живого человека, а потом заново собираю. И у меня ниоткуда появляются вон те белые голуби, что сидят в клетке. Подобным спорам и обсуждениям не было конца. Но, постепенно, все уставали от бесполезных разговоров, да и Лягур старался сторониться артистов, так что вопросов ему больше и не задавалось. И, если какой-либо новичок всёе же пытался расспросить клоуна, то любопытного отводили в сторону, что-то шептали, и на этом всё завершалось. *** Иногда в деревнях устраивался привал и под открытым небом давали небольшие представления. Обычно Лягур в них не участвовал. Он большую часть пути проводил в одной из повозок, в отгороженном углу, который и служил ему, как бы, маленькой комнатушкой. – Он боится покинуть свои цветы, – постоянно ворчал Поль. – Из-за этого и не выходит оттуда. Но под укоризненными взглядами труппы фокусник умолкал, и только его губы продолжали шевелиться, показывая, что артист ещё возмущается. А в это время Лягур сидел в своем углу и вспоминал дни счастливого детства. Лягур был уверен, что, когда дрова горят, они постоянно разговаривают друг с другом, прощаются, прежде чем превратятся в пепел, вспоминают те дни, когда они были густыми деревьями в лесу. Он и сам пытался говорить с пламенем, понять загадочный язык горящих головешек. Родители это замечали и посмеивались: – Опять Лягур разговаривает с огнём, – переговаривались они. – Он часами может смотреть на него. Однажды, когда мальчугану минуло десять лет, он так же сидел и смотрел на разгорающиеся поленья. И тут ясно услышал: «Смотри, как эти дубовые ветки медленно разгораются. Не то, что мы, сосновые. И пламя у них совсем иное. Нет в нём задора и веселья». Сначала Лягур подумал, что это ему послышалось. Видимо, родители разговаривают. Но тут он вспомнил, что отца нет дома, что ещё час назад тот пошёл помочь соседу поколоть дрова. А разговор продолжался: «Может, мы и не так ярко горим, но горим дольше вас. И угли от нас ещё до утра будут согревать дом. Это дубовые поленья возражали кускам сосны» – Какая разница, кто ярче горит? Всё равно к утру мы все превратимся в пепел. – А это кто вмешивается в наш разговор? – раздался треск дубовых поленьев, и огонь дал яркий всполох. – Это я, полено из осины – послышалось в ответ. -Фи, осина, - возмутилась сосна. – Ты только и умеешь, что дрожать. Так что тебе лучше помолчать. А мы такие высокие, и зимой, и летом – зелёные. И на нас столько шишек, что и не сосчитать. Раздался грустный смех. – Зелёные... Это где вы зелёные? Сейчас мы все горим одним пламенем и скоро станем золой. А утром очаг заново вычистят, золу выгребут, и нас выбросят за дверь. – Нет, мы ещё даже утром будем тлеть, – возмутились дубовые дрова. – И нас не тронут. – Выбросят, выбросят, – снова рассмеялось полено осины. – Это в лесу ты был могучим, раскидистым дубом, а тут ты – такая же деревяшка, как и мы. И нечего вам с сосной задаваться. Все горим единым пламенем, чтобы в доме было тепло. – Ах так, ну погодите! – и кора сосны ярко вспыхнула. – Сейчас мы вам покажем, кто здесь настоящий хозяин. И, чем больше между собой спорили поленья, тем жарче разгорался огонь в очаге. – Пойду всё расскажу маме, – решил Лягур. Он уже встал, чтобы пойти, но опять присел. – Конечно, никто мне не поверит, что дрова разговаривают, что я был прав, думая, что каждый язычок пламени, это отдельное слово. Тут, непонятно почему, он решил никому никогда не рассказывать, что стал понимать язык огня.
Автор рисунка - Галина Польняк - http://www.proza.ru/avtor/gpola Продолжение следует
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|