 |
|
Отказ от какой-то отжившей части жизни и личности
Изображение Смерти как скелета без плоти относится к эпохе позднего Возрождения. В Средневековье Смерть предстает в обычном человеческом обличье, и лишь надписи, ее сопровождающие, раскрывают зрителю, кто это. Иногда это многозначительный всадник на бледном коне. Но в XV веке Смерть начинает появляться как скелет в изобразительном искусстве и таковой предстает перед нами и в картах Таро. Прежде христианское средневековье будто отрицало важность смерти как ухода в прах и тлен: даже на картинах Страшного суда мертвецы представали молодыми и красивыми… Тема разложения и тления проникает в изобразительное искусство лишь второй половине XIV века. Тогда же получает особое распространение тема Плясок Смерти. Смерть предстает там в образе мумифицированного трупа или по средневековой традиции, птицелова, охотника, жнеца. После чумных эпидемий, охвативших всю Европу, Смерть стала восприниматься самостоятельным и важным персонажем, который приходит ко всем, независимо от их положения, ранга, статуса, добродетели или греховности. Смерть предстает стихией, от которой невозможно спастись и пред которой нельзя устоять. Перед ней рушится даже безусловная, объективная казуальность, смысловая система культуры. «К чему молиться?» – вопрошают монахини «плясок смерти». Как правило, изображения включали в себя фигуру Смерти и окружающих ее фигур различных представителей социальных слоев: священников, дворян, мирян, сборщиков податей, еврейских и мусульманских священнослужителей, всех, кого возможно, вплоть до шута и императора (в разных системах были разные персонажи). Обычно цикл включал в себя 22 или 33 карты. В каком-то смысле Старшие арканы Таро – тоже 22 карты, относящиеся к тому же периоду, – являются, если сделать акцент на срединной карте всего ряда, одним из отражений Плясок Смерти.
Пляски Смерти повествуют нам о том, что, кем бы ты ни был, все равно придется отказаться от всего, что имел при жизни, сохранив лишь бессмертную душу. Эта идея родственна смыслу XIII аркана, по которому рано или поздно нам приходится с чем-то в этой жизни расставаться, будь то любимые и близкие или же какие-то части нас самих. Это само переживание прощания с чем-то ушедшим. Остается лишь голый скелет, костяк индивидуальности, не связанной условиями жизни и обстоятельствами бытия.
В «Книге Тота» Кроули так высказывается об этом аркане: «В алхимии данная карта иллюстрирует идею гниения – это специальный термин, которым адепты обозначают ряд химических изменений, ведущих к развитию окончательной жизненной формы из первоначального семени, дремлющего в Орфическом яйце. <…> На карте изображен танец смерти: главная фигура здесь – скелет с косой, а скелет и коса – это преимущественно сатурнианские символы. <…> Сатурн обозначает базовую структуру всего сущего, ту фундаментальную природу вещей, которая остается неизменной в ходе обычных перемен, сопутствующих природным явлениям. Более того, он увенчан короной Осириса и символизирует Осириса в водах Аменти. И, более того, он – изначальный тайный Бог-творец, носитель мужского начала… <…> Под взмахами его косы возникают пузыри, в которых начинают зарождаться новые формы жизни, созидаемые им в танце; и формы эти также танцуют» (перевод А. Блейз).
В «Таро Тота» в значительной степени присутствует важность перехода от одного этапа существования к другому. Это чувствуется в самом танце коронованной фигуры и обнаруживается в тексте «Книги Тота».
Большой переход
Вызов карты «Смерть» касается принятия ограничения или лишения для последующего перехода к новому – и зачастую пока неизвестному – этапу. Это то самое предчувствие тайны, загадочность и неизвестность всего того, что нас ждет за пеленой… Перехода. Поэтому Смерть и мыслится как Великий Освободитель, Трагизм Великого Перехода способен быть сакрально осмысленным: похороны отмечаются как значимое событие в память о покойных и в подтверждение их значимости для живых. Также он обыгрывается трикстерски: на похоронах и поминках не только горюют, но зачастую (в некоторых культурах) радуются и веселятся вновь признавая важность события и оберегая живых от следования за ушедшими. Постоянным напоминанием о Смерти в Новое время становятся не только печально-мрачные сюжеты и сцены, но и комические: Смерть кланяется и гримасничает, вкрадчиво манит и соблазняет, улыбается, глумится, смеется и шутит. Это также помогает и перейти Рубеж, и помнить о нем, но не бояться.
Мы не можем вспомнить подобного оттенка смысла в известных нам и хорошо проработанных колодах Таро, они более ориентированы на величественное представление о смерти. И, тем не менее, тема Перехода (не Великого, но Большого) там существует. XIII аркан способен дать возможность подготовиться к испытанию конца одного периода жизни и началу нового.
В «Алхимическом Таро» XIII аркан, конечно, являет символ Смерти как скелета со стрелой в руке и с вороном на левом плече. Он (или она) стоит на черном солнце посреди полного мрака и клубов тумана, символизируя самое погружение в стадию черноты и гниения. Эта карта может соответствовать алхимическому этапу mortificatio – процессу ухода в смерть, от любых внешних проявлений, в глубину, в мир «теней», в мир психической сущности. Это стадия отмирания, когда первоначальные элементы «умирают» и перестают существовать в прежней форме.
Глава 21
«УМЕРЕННОСТЬ» (XIV)
Умеренность – одна из четырех античных добродетелей, три из которых представлены в Старших арканах Таро. Как правило, на карте изображается аллегория Умеренности. В кроулианской традиции, как наиболее последовательном развитии современной системы Таро, «Умеренность» сменяется алхимическим «Искусством» – благодаря символике смешения жидкостей в сосудах и трансформации их содержимого.
Классическая иконография. Женская фигура, иногда с крыльями (что необычно для добродетели, которая не является ангельской силой), переливает жидкость из одного сосуда в другой. Одной ногой она стоит на суше, другой касается воды.