 |
|
B. Определение Конституционного Суда Российской Федерации
25. 11 августа 2008 года заявитель обратился с жалобой в Конституционный Суд РФ, указывая, что положения Федерального закона «О статусе военнослужащих», касающиеся предоставления отпуска по уходу за ребенком несовместимы с нормой о равноправии в Конституции России.
26. 15 января 2009 года вынес «отказное» определение. В соответствующей части определения указано:
“2.1 ... военная служба представляет собой особый вид государственной службы, непосредственно связанной с обеспечением обороны страны и безопасности государства и, следовательно, осуществляемой в публичных интересах. Лица, несущие такого рода службу, выполняют конституционно значимые функции, чем предопределяется их специальный правовой статус, обусловленный необходимостью выполнения ими долга и обязанности гражданина Российской Федерации по защите Отечества.
Федеральный законодатель, определяя специальный правовой статус военнослужащих, вправе в рамках своей дискреции устанавливать для них как ограничения в части реализации гражданских прав и свобод, так и особые обязанности, обусловленные задачами, принципами организации и функционирования военной службы, а также специфическим характером деятельности лиц, проходящих военную службу.
...
... поступая на военную службу по контракту, гражданин реализует право на свободное распоряжение своими способностями к труду и тем самым добровольно приступает к осуществлению такой профессиональной деятельности, занятие которой предполагает, во-первых, наличие определенных ограничений его прав и свобод, свойственных данной разновидности государственной службы, а во-вторых, исполнение обязанностей по обеспечению обороны страны и безопасности государства. Соответственно, военнослужащий обязуется подчиняться требованиям закона, ограничивающим его права и свободы, а также возлагающим на него особые публично-правовые обязанности.
. граждане, добровольно избирая такой род занятий, соглашаются с условиями и ограничениями, с которыми связан приобретаемый ими правовой статус. Исходя из этого установление федеральным законодателем тех или иных ограничений прав и свобод в отношении указанных граждан само по себе не противоречит статьям 19 (часть 1), 37 (часть 1) и 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации и согласуется с Конвенцией МОТ N 111 относительно дискриминации в области труда и занятий от 25 июня 1958 года, закрепляющей, что не считаются дискриминацией различия, исключения или предпочтения в области труда и занятий, основанные на специфических (квалификационных) требованиях, связанных с определенной работой (пункт 2 статьи 1).
2.2. В соответствии с пунктом 13 статьи 11 Федерального закона "О статусе военнослужащих" отпуск по уходу за ребенком предоставляется только военнослужащим женского пола в порядке, установленном федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации. Аналогичное положение закреплено пунктом 5 статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы. При этом на время отпуска по уходу за ребенком тем же пунктом предусмотрено сохранение за военнослужащим женского пола места военной службы и воинской должности.
Военнослужащий мужского пола, проходящий военную службу по контракту, имеет право на однократное предоставление по его просьбе дополнительного отпуска сроком до трех месяцев в случае смерти жены при родах, а также если он воспитывает одного или нескольких детей в возрасте до 14 лет (детей-инвалидов в возрасте до 16 лет) без матери (в случае ее смерти или гибели, лишения ее родительских прав, длительного ее пребывания в лечебном учреждении и других случаях отсутствия материнского попечения о детях) (пункт 7 статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы). Цель данного отпуска - предоставление военнослужащему-мужчине возможности в течение разумного срока решить вопрос об организации ухода за ребенком и, в зависимости от результатов, о дальнейшем прохождении военной службы. В том случае, когда военнослужащий принимает решение лично осуществлять уход за ребенком, он имеет право на досрочное увольнение с военной службы по семейным обстоятельствам (абзац пятый подпункта "в" пункта 3 статьи 51 Федерального закона от 28 марта 1998 года N 53-ФЗ "О воинской обязанности и военной службе").
Право военнослужащего-мужчины на отпуск по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет действующим законодательством не предусмотрено. Соответственно, не допускается совмещение военнослужащими мужского пола, проходящими военную службу по контракту, исполнения служебных обязанностей и отпуска по уходу за ребенком для воспитания малолетних детей, что, с одной стороны, обусловлено спецификой правового статуса военнослужащих, а с другой - согласуется с конституционно значимыми целями ограничения прав и свобод человека и гражданина (статья 55, часть 3, Конституции Российской Федерации) в связи с необходимостью создания условий для эффективной профессиональной деятельности военнослужащих, выполняющих долг по защите Отечества.
Поскольку военная служба в силу предъявляемых к ней специфических требований исключает возможность массового неисполнения военнослужащими своих служебных обязанностей без ущерба для охраняемых законом публичных интересов, отсутствие у военнослужащих мужского пола, проходящих службу по контракту, права на отпуск по уходу за ребенком не может рассматриваться как нарушение их конституционных прав и свобод, в том числе гарантированного статьей 38 (часть 2) Конституции Российской Федерации права на заботу о детях и их воспитание. Кроме того, данное ограничение согласуется с добровольным характером заключения контракта о прохождении военной службы.
Предоставив право на отпуск по уходу за ребенком в порядке исключения только военнослужащим женского пола, законодатель исходил, во-первых, из весьма ограниченного участия женщин в осуществлении военной службы, а во-вторых, из особой связанной с материнством социальной роли женщины в обществе, что согласуется с положением статьи 38 (часть 1) Конституции Российской Федерации. Поэтому такое решение законодателя не может расцениваться и как нарушение закрепленных статьей 19 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации принципов равенства прав и свобод человека и гражданина, а также равноправия мужчин и женщин.
Таким образом, пункт 13 статьи 11 Федерального закона "О статусе военнослужащих", предусматривающий предоставление отпуска по уходу за ребенком только военнослужащим женского пола, а также аналогичные нормативные положения, содержащиеся в пункте 5 статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы, конституционные права заявителя не нарушают, как не нарушает их и пункт 7 статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы, который предусматривает возможность однократного предоставления военнослужащим мужского пола, проходящим службу по контракту, дополнительного отпуска сроком до трех месяцев в связи с исключительными обстоятельствами.
...
2.4. Поскольку отцы малолетних детей, проходящие военную службу по контракту, не имеют права на получение отпуска по уходу за ребенком, они не относятся и к числу лиц, которым выплачивается ежемесячное пособие по уходу за ребенком до достижения им возраста полутора лет.”
Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что нормы права, оспариваемые заявителем соответствуют Конституции РФ.
[…]
5. Оценка Суда
(a) Общие принципы
27. Европейский Суд напоминает, что статья 14 Конвенции дополняет остальные материально-правовые положения Конвенции и Протоколов к ней. Она не играет независимой роли, а действует исключительно по отношению к «пользованию правами и свободами», которые гарантируются этими положениями. Хотя для применения статьи 14 Конвенции и не требуется, чтобы эти положения предварительно были нарушены, — и в этом смысле эта статья Конвенции автономна, — она не может применяться до тех пор, пока обстоятельства рассматриваемого Судом дела не попадут в сферу действия одной или нескольких статей Конвенции. Таким образом, запрет дискриминации, закреплённый в статье 14 Конвенции, выходит за рамки пользования правами и свободами, которые согласно Конвенции и Протоколам к ней обязано гарантировать каждое государство. Он применяется и к дополнительным правам, попадающим в общую сферу действия любой статьи Конвенции, которые государство добровольно решило обеспечить. Этот принцип прочно закрепился в прецедентной практике Суда (см., среди прочего, E.B. v. France [GC], no. 43546/02, §§ 47-48, 22 January 2008).
28. Суд также признает, что не каждое различие в обращении влечет нарушение статьи 14 Конвенции. Должно быть установлено, что лица в аналогичной или сопоставимой ситуация находятся в преимущественном положении и такое различие является дискриминационным (см. Ünal Tekeli v. Turkey, no. 29865/96, § 49, ECHR 2004-X (extracts)). Различие в обращении является дискриминационным, если оно не имеет объективного и разумного оправдания; другими словами, если оно не преследует правомерную цель или если отсутствует разумное соотношение пропорциональности между используемыми средствами и преследуемой целью (см. Stec and Others, цит. выше, § 51).
29. Государства-участники Конвенции обладают определенной свободой усмотрения в оценке того, оправдывают ли и в какой степени различия в сопоставимых ситуациях различие в обращении (см. Gaygusuz v. Austria, 16 September 1996, § 42, Reports 1996-IV). Широта пределов усмотрения варьируется в зависимости от конкретных обстоятельств, предмета спора и его контекста (см. Rasmussen v. Denmark, 28 November 1984, § 40, Series A no. 87, и Inze, цит. выше, § 41), но окончательное решение о соблюдении требований Конвенции принадлежит Суду. Так как Конвенция в первую очередь и прежде всего является системой защиты прав человека, Суд должен учитывать условия, меняющиеся в государствах-участниках Конвенции, и, например, реагировать на достижение консенсуса как на стандарт, к достижению которого следует стремиться (см. Weller v. Hungary, no. 44399/05, § 28, 31 March 2009; Stec and Others, цит. выше, §§ 63 и 64; Ünal Tekeli, цит. выше, § 54; и, mutatis mutandis, Stafford v. the United Kingdom [GC], no. 46295/99, § 68, ECHR 2002-IV).
30. Суд также подчеркивает, что развитие гендерного равноправия сегодня является основной целью в государствах-членах Совета Европы и очень веские основания должны быть выдвинуты, для того чтобы такое различие в обращении могло рассматриваться как совместимое с Конвенцией (см. Burghartz v. Switzerland, 22 February 1994, § 27, Series A no. 280-B, и Schuler-Zgraggen v. Switzerland, 24 June 1993, § 67, Series A no. 263). В частности, ссылки на традиции, общие допущения или преобладающее отношение общества конкретной страны является недостаточным оправданием для различия в обращении по признаку пола. Например, недопустимо со стороны государства навязывание традиций, которые проистекают из представлений о первоочередной роли мужчин и второстепенной роли женщин в семье (см. Ünal Tekeli, цит. выше, § 63).
31. Что касается особого контекста, связанного со службой в вооруженных силах, Суд отмечает, что в ходе подготовки и последующего заключения Конвенции, большинство государств-участников обладали силами обороны и, следовательно, системой военной дисциплины, которая по самой сути подразумевала возможность наложения на некоторые права и свободы их членов ограничений, которые было невозможно применить по отношению к гражданским лицам. Существование такой системы, которой придерживались эти государства с тех пор, само по себе не противоречит их обязательствам по Конвенции (см. Engel and Others, цит. выше, § 57). Следовательно, каждое государство обладает компетенцией организовывать систему военной дисциплины и обладает определенной свободой усмотрения в этом отношении. Должное функционирование армии вряд ли можно себе представить без существования правовых норм, направленных на то, чтобы предупредить возможность подрыва обороноспособности. Однако национальные власти не могут полагаться на такие нормы для того, чтобы препятствовать осуществлению отдельными военнослужащими (individual members of the armed forces) их права на уважение частной жизни, права, которое принадлежит военнослужащим (service personnel) также, как и другим лицам, находящимся под юрисдикцией государства (см. Smith and Grady, цит. выше, § 89, и Lustig-Prean and Beckett, цит. выше, § 82).
(b) Применение этих принципов в настоящем деле
(i) Применима ли статья 14 в сочетании со статьей 8 Конвенции
32. Суд должен вначале установить, попадают ли обстоятельства настоящего дела в пределы действия статьи 8 и, следовательно, статьи 14 Конвенции. Он неоднократно отмечал, что статья 14 Конвенции имеет отношение к делу, если «предмет невыгодного положения … представляет собой одну из модальностей осуществления гарантируемого права…», или если оспариваемые меры «связаны с осуществлением гарантируемого права…». Для того, чтобы статья 14 была применима, достаточно, чтобы обстоятельства дела попадали в пределы действия одного или более положений Конвенции (см. Thlimmenos v. Greece [GC], no. 34369/97, § 40, ECHR 2000-IV; E.B., цит. выше, §§ 47-48; и Fretté v. France, no. 36515/97, § 31, ECHR 2002-I, с последующими ссылками).
33. Верно, что статья 8 не гарантирует право на отпуск по уходу за ребенком и не налагает какого-либо позитивного обязательства на государства по предоставлению пособий по уходу за ребенком. В то же время, предоставляя возможность одному из родителей остаться дома для того, чтобы ухаживать за детьми, отпуск по уходу за ребенком, а также связанные с ним пособия поддерживают семейную жизнь и неизбежно влияют на способ, которым она организована. Отпуск по уходу за ребенком и пособия по уходу за ребенком поэтому попадают в пределы действия статьи 8 Конвенции. Следовательно, статья 14 в сочетании со статьей 8 Конвенции применима. Соответственно, если государство приняло решение создать систему по предоставлению отпуска по уходу за ребенком, оно должно сделать это таким образом, который совместим со статьей 14 Конвенции (см. Petrovic, цит. выше, §§ 26-29).
(ii) Имело ли место нарушение статьи 14 в сочетании со статьей 8
34. Суд обращает внимание, что заявитель, будучи военнослужащим, не имел по закону права на предоставление отпуска по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет, в то время как женщины имели право на такой отпуск. Таким образом, в первую очередь должен быть рассмотрен вопрос о том, находился ли заявитель в аналогичной ситуации с военнослужащими-женщинами.
35. Суд уже установил, что в части касающейся предоставления отпуска по уходу за ребенком и пособия по уходу за ребенком, мужчины находятся в аналогичной ситуации с женщинами. Действительно, в отличие от отпуска по беременности и родам, который предназначен для восстановления здоровья женщины после рождения ребенка и кормления ребенка, если она решила это сделать, отпуск по уходу за ребенком и пособия по уходу за ребенком относятся к последующему периоду и направлены на то, чтобы обеспечить возможность одному из родителей находиться дома для того, чтобы лично заботиться о ребенке (см. Petrovic, цит. выше, § 36). В связи с этим властям Российской Федерации не удалось убедить Суд в том, что существует особая биологическая и психологическая связь между матерью и новорожденным ребенком в период после рождения, которая, как утверждается, подтверждается современными научными исследованиями (см. параграф 116 выше). Принимая во внимание те различия, которые могут существовать между матерью и отцом в том, что касается их отношения к ребенку, Суд приходит к выводу, что в том, что касается участия в воспитании ребенка в период, приходящийся на отпуск по уходу за ребенком, мужчины и женщины находятся в «сравнимом положении».
36. Отсюда следует, что для предоставления отпуска по уходу за ребенком заявитель, военнослужащий - мужчина, находился в аналогичной ситуации с военнослужащими – женщинами. Остается установить, является ли различие в обращении между военнослужащими – мужчинами и военнослужащими – женщинами объективно и разумно оправданным в соответствии со статьей 14.
37. Суд не оставляет без внимания особый контекст настоящего дела, связанный со службой в армии. Он является особым, потому что тесно связан с национальной безопасностью и, соответственно, является основным для жизненно важных интересов государства. В вопросах, относящихся к национальной безопасности в целом и к вооруженным силам в частности, государствам предоставлена широкая свобода усмотрения (см. прецедентную практику, цит. в параграфе 128 выше).
38. Суд уже несколько раз делал вывод о том, что права военнослужащих, гарантируемые статьями 5, 9, 10 и 11 Конвенции могут в определенных случаях быть ограничены в большей степени, чем это допустимо в случае с гражданскими лицами. Так, что касается статьи 14 в сочетании со статьей 5, Суд постановил, что применение лишения свободы в качестве меры дисциплинарной ответственности, которая может быть наложена на военнослужащих (military personnel), но не на гражданских лиц, не приводит к какой-либо дискриминации, несовместимой с Конвенцией, потому что условия и требования армейской жизни по своей природе отличаются от гражданской жизни (см. Engel and Others, цит. выше, § 73). Кроме этого, применительно к статье 9 Суд отмечал, что определенные ограничения на поведение и отношения, обусловленные религиозными взглядами, хотя они и не могли быть наложены на гражданских лиц, приемлемы в армии. Избрав для себя карьеру военного, военнослужащие (members of the armed forces) по своему выбору приняли систему военной дисциплины, а также ограничения прав и свобод, которые она подразумевает (см. Kalaç, цит. выше, § 28, и также Larissis and Others v. Greece, 24 February 1998, §§ 50-51, Reports 1998-I, касающиеся прозелитизма в армии). Аналогично при рассмотрении дела о нарушении статьи 10, Суд пришел к выводу, что необходимо принимать во внимание особые условия армейской жизни и особые «права» и «обязанности», которые возлагаются на военнослужащих (military personnel) как … (members of the armed forces), которые связан обязательством … по отношению ко всему, что касается исполнения их обязанностей (см. Hadjianastassiou v. Greece, 16 December 1992, §§ 39 и 46, Series A no. 252, и Pasko v. Russia, no. 69519/01, § 86, 22 October 2009, касающиеся раскрытия военнослужащим доступной ему конфиденциальной информации). Суд также пришел к выводу, что различия в статусе между военнослужащими и гражданскими лицами в области свободы выражения мнений оправданы по статье 14 различиями между условиями военной и гражданской жизни и, точнее, «обязанностями» и «ответственностью», возложенными на военнослужащих (members of the armed forces) (см. Engel and Others, цит. выше, § 103). Наконец, следует отметить, что часть 2 статьи 11 явно предусматривает, что допустимо введение законных ограничений на осуществление права на свободу собраний и объединения лицами, входящими в состав вооруженных сил (members of the armed forces) (см. Demir and Baykara v. Turkey [GC], no. 34503/97, § 119, 12 November 2008).
39. В то же время Суд также подчеркнул, что действие Конвенции не заканчивается у дверей военной казармы и военные, как и другие лица, находящиеся под юрисдикцией государств-участников, имеют право на защиту со стороны Конвенции. Поэтому национальные власти не свободны в том, чтобы ссылаться на особый статус вооруженных сил с целью воспрепятствования осуществлению военнослужащими их прав. Любое ограничение их прав по Конвенции для того, чтобы быть оправданным, должно соответствовать критерию необходимости в демократическом обществе (см. применительно к статье 10 Grigoriades v. Greece, 25 November 1997, §§ 45-48, Reports 1997-VII, и Vereinigung demokratischer Soldaten Österreichs and Gubi v. Austria, 19 December 1994, §§ 36-40, Series A no. 302).
40. Кроме этого, применительно по отношению к ограничениям семейной и частной жизни военнослужащих, особенно когда соответствующие ограничения касаются «глубоко личной сферы частной жизни лица», должны существовать «особенно серьезные причины» для того, чтобы такое вмешательство могло соответствовать требованиям части 2 статьи 8 Конвенции. В частности, должно присутствовать разумное соотношение пропорциональности между наложенными ограничениями и правомерной целью защиты национальной безопасности. Такие ограничения приемлемы только в том случае, если существует реальная угроза оперативной эффективности вооруженных сил. Утверждения об угрозе эффективности армии должны быть «обоснованы конкретными примерами» (см. Smith and Grady, цит. выше, § 89, и Lustig-Prean and Beckett, цит. выше, § 82).
41. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд отмечает, что Правительство привело несколько аргументов для оправдания различия в обращении между военнослужащими – мужчинами и военнослужащими – женщинами что касается права на отпуск по уходу за ребенком. Суд рассмотрит их по очереди.
42. Во-первых, что касается аргумента об особой роли женщин в воспитании детей, Суд отмечает, что уже в деле Petrovic v. Austria case (цит. выше), он отметил постепенную эволюцию общества в сторону более равного распределения обязанностей между мужчинами и женщинами по воспитанию их детей. В этом деле Суд не усмотрел возможности признать, что различие по признаку пола применительно к пособиям по уходу за ребенком, которое существовало в Австрии с 1980-х годов, нарушало статью 14 в сочетании со статьей 8. Он принял во внимание, в частности, большое разнообразие, существовавшее в то время между правовыми системами государств-участников Конвенции в области предоставления льгот родителям. В то же время Суд с удовлетворенностью отметил, что законодательство Австрии изменилось с 1990 года таким образом, что право на пособие по уходу за ребенком получили отцы. Поэтому невозможно критиковать власти Австрии за то, что они постепенным образом, отражающим развитие общества в этой области, ввели законодательство, которое для своего времени было очень прогрессивным в Европе (см. Petrovic, цит. выше, §§ 39-43). В более позднем деле Weller v. Hungary Суд установил, что лишение родных отцов права на получение пособий на детей, когда матери, приемные родители и усыновители имели право на их получение, привело к дискриминации по признаку родства (см. Weller, цит. выше, §§ 30-35).
43. Применимые международные и сравнительно-правовые материалы (см. пп. 49 -75 выше) показывают, что развитие общества, которое началось в 1980-х годах как было признано в деле Petrovic – значительным образом продвинулось. Они демонстрируют, что в большинстве европейских стран, включая и Россию, законодательство теперь предусматривает, что право на отпуск по уходу за ребенком может быть предоставлено как мужчинам, так и женщинам из числа гражданских лиц, в то время как страны, предоставляющие право на отпуск по уходу за ребенком только женщинам находятся в меньшинстве (см. п. 72 выше). Даже более важным для настоящего дела является то обстоятельство, что в большинстве государств-участников как военнослужащие-мужчины, так и военнослужащие-женщины также имеют право на отпуск по уходу за ребенком (см. п. 74 выше). Из сказанного выше следует, что современное европейское общество эволюционировало в сторону более равного распределения ответственности за воспитание детей между мужчинами и женщинами, и что роль мужчин в воспитании детей получила признание. Суд не может проигнорировать широко распространенные и постоянно развивающиеся взгляды и связанные с ними правовые изменения в национальном законодательстве государств-участников, касающиеся этого вопроса (см., mutatis mutandis, Smith and Grady, цит. выше, § 104).
44. Далее, Суд полагает, что ссылка властей на позитивную дискриминацию неуместна. Различное обращение между военнослужащими – мужчинами и военнослужащими – женщинами в том, что касается права на отпуск по уходу за ребенком очевидным образом не направлено на то, чтобы исправить уязвимое положение женщин в обществе или «фактическое неравенство» между мужчинами и женщинами (в отличие от Stec and Others, цит. выше, §§ 61 и 66). Суд согласен с заявителем и третьей стороной, что такое различие имеет следствием сохранение гендерных стереотипов и не предоставляет никаких преимуществ ни для карьеры женщин, ни для семейной жизни мужчин.
45. Аналогично различие в обращении не может быть оправдано ссылками на традиции, господствующие в той или иной стране. Суд уже указывал, что государства не могут навязывать традиционные гендерные роли и гендерные стереотипы (см. прецедентную практику, цит. в п. 127 выше). Кроме этого, учитывая, что в соответствии с российским законодательством как мужчины из числа гражданских лиц, так и женщины имеют право на отпуск по уходу за ребенком, и право выбора, кто из родителей использует отпуск для ухода за новорожденным ребенком, принадлежит семье, власти Российской Федерации не убедили Суд своим заявлением о том, что российское общество не готово признать равноправие между мужчинами и женщинами, находящимися на военной службе.
46. Исходя из сказанного выше, Суд приходит к выводу, что ссылка на традиционное распределение гендерных ролей в обществе не может оправдать лишение мужчин, включая военнослужащих - мужчин, права на отпуск по уходу за ребенком. Большая Палата Суда согласна с Палатой, что гендерные стереотипы такие, как осознание роли женщин как основных воспитателей детей и роли мужчин как основных кормильцев не может само по себе рассматриваться как достаточное оправдание различия в обращении так же как аналогичные стереотипы, основанные на расе, происхождении, цвете кожи или сексуальной ориентации.
47. Суд также не убедил второй аргумент Правительства, в частности, что распространение права на отпуск по уходу за ребенком на военнослужащих-мужчин окажет негативное воздействие на боеспособность и эффективность вооруженных сил, в то время как предоставление отпуска по уходу за ребенком военнослужащим - женщинам не повлечет за собой такой угрозы, потому что в вооруженных силах женщин меньше, чем мужчин. Нет никаких указаний на то, что какое-либо экспертное или статистическое исследование когда-либо проводилось российскими властями для оценки численности военнослужащих-мужчин, которые в любое время могут взять отпуск по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет и намерены сделать это, и оценить как это могло бы повлиять на боеспособность армии. По мнению Суда, один только факт, что все военнослужащие-мужчины находятся в «репродуктивном» возрасте, как утверждается Правительством (см. п. 113 выше), является недостаточным для того, чтобы оправдать различие в обращении между военнослужащими-мужчинами и военнослужащими-женщинами. Статистическая информация, предоставленная Правительством по запросу Суда, является неубедительной (см. пп. 113 и 114 выше). Она не приводит данных ни об общей численности военнослужащих (military personnel) (военнослужащих по контракту и военнослужащих по призыву) или численности военнослужащих-мужчин с детьми до трех лет. Это лишает возможности установить, даже приблизительно, процент военнослужащих - мужчин, которые могут взять отпуск по уходу за ребенком в любое время. Также невозможно при отсутствии данных о намерениях военнослужащих – мужчин взять отпуск по уходу за ребенком или какой-либо статистической информации о востребованности отпуска у гражданских лиц, оценить численность мужчин, которые на самом деле могли бы воспользоваться правом на отпуск по уходу за ребенком. Заявление Правительства о том, что численность таких военнослужащих – мужчин будет высока, противоречит их утверждению о том, что данное дело является исключительным и не раскрывающим какую-либо систематическую проблему, связанную с применением Конвенции (см. п. 118 выше). При таких обстоятельствах Суд не может согласиться с утверждением Правительства об угрозе боеспособности армии, потому что оно не «основано на конкретных примерах» (см. прецедентную практику в п. 137 выше).
48. Далее, Суд отмечает жесткость норм российского права об отпуске по уходу за ребенком для военнослужащих. Суд не убедил аргумент Правительства о том, что российское законодательство предусматривает исключения из нормы о том, что военнослужащие – мужчины не имеют права на отпуск по уходу за ребенком. П. 7 ст. 32 Положения о порядке прохождения военной службы (см. п. 48 выше), на который ссылается Правительство, предусматривает дополнительный отпуск продолжительностью три месяца, который существенно отличается от отпуска по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет. Из определения Конституционного Суда РФ не усматривается, что он заменяет обычный отпуск по уходу за ребенком, потому что его целью является предоставить военнослужащим – мужчинам разумную возможность для того, чтобы организовать уход за своим ребенком и в зависимости от этого принять решение о том, намерен ли он продолжать военную службу (см. п. 34 выше). Что касается ссылки Правительства на часть 9 статьи 10 Федерального закона «О статусе военнослужащих» (см. п. 47 выше), заявитель опирался на эту норму в рамках судебного разбирательства, однако российские суды пришли к выводу, что она не может являться основой для предоставления отпуска по уходу за ребенком до трех лет военнослужащим – мужчинам (см. п.п. 17 и 26 выше). Далее, из определения Конституционного Суда РФ и постановлений российских судов по делу заявителя явно следует, что российское законодательство не гарантирует военнослужащим – мужчинам право на отпуск по уходу за ребенком до достижения им возраст трех лет.
49. Что касается примеров дел, в которых отпуск по уходу за ребенком был предоставлен военнослужащим – мужчинам, Суд отмечает, что только один такой пример был приведен Правительством (см. п. 117 выше), и, по мнению Суда, этого недостаточно для того, чтобы продемонстрировать существование устоявшейся национальной практики (см. дело, в котором был использован аналогичный подход Kozhokar v. Russia, no. 33099/08, § 93, 16 December 2010, и Horvat v. Croatia, no. 51585/99, § 44, ECHR 2001-VIII). Остальные примеры, на которые ссылается Правительство, касаются предоставления отпуска по уходу за ребенком сотрудникам полиции и поэтому неприменимы к обстоятельствам настоящего дела. Соответственно, Правительство не предоставило убедительных доказательств того, что исключение, на которое оно ссылается, действовало на практике и что индивидуальный подход к обстоятельствам дела был действительно возможен, и что военнослужащим-мужчинам мог быть предоставлен отпуск по уходу за ребенком, когда это было необходимо в обстоятельствах конкретного дела.
50. То есть Суд принимает во внимание что, учитывая важность армии для защиты национальной безопасности, определенные ограничения права на отпуск по уходу за ребенком могут быть оправданы при условии, что они не являются дискриминационными. По мнению Суда, существуют иные средства достижения правомерной цели защиты национальной безопасности кроме предоставления права на отпуск по уходу за ребенком военнослужащим-женщинам и лишения этого права всех военнослужащих-мужчин. Действительно, многие государства-участники Конвенции предоставляют право на отпуск по уходу за ребенком как военнослужащим-мужчинам, так и военнослужащим-женщинам (см. п. 74 выше). Суд с особым интересом отмечает нормы об отпуске по уходу за ребенком, действующие в таких странах, как Нидерланды, Германия и Соединенное Королевство (см. п. 75 выше). Пример этих стран показывает, что существуют способы, которые могут быть использованы для согласования правомерных интересов по обеспечению боеспособности армии и при этом достижения равного обращения в предоставлении отпусков по уходу за ребенком.
51. Суд также принимает во внимание статью 1 Конвенции Международной организации труда «О дискриминации в области труда и занятий» № 111, в соответствии с которой любое различие, недопущение или предпочтение в отношении определенной работы, основанное на специфических требованиях таковой, не считается дискриминацией (см. п. 52 выше). Однако Суд не убежден в том, что лишение права на отпуск по уходу за ребенком в настоящем деле может рассматриваться как основанное на специфических требованиях военной службы. На самом деле военнослужащие – женщины имеют право на отпуск по уходу за ребенком, и исключение касается только военнослужащих – мужчин. В то же время Суд полагает, учитывая специфические требования, налагаемые военной службой, что лишение права на отпуск по уходу за ребенком может быть оправдано по отношению ко всем военнослужащим мужского или женского пола, которые не могут быть без затруднений замещены при исполнении ими служебных обязанностей, учитывая такие факторы, как, например, место в иерархии, редкая техническая квалификация или участие в активных боевых действиях. В России же, наоборот, право на отпуск по уходу за ребенком зависит исключительно от пола военнослужащего. Отказав военнослужащим – мужчинам в праве на отпуск по уходу за ребенком, норма налагает бланкетное ограничение. Она применяется автоматически по отношению ко всем военнослужащим – мужчинам независимо от занимаемой ими должности, возможности их замещения или личной ситуации. Такое общее и автоматическое ограничение по отношению к группе лиц, выделенной по признаку пола должно рассматриваться как выходящее за все допустимые пределы свободы усмотрения государства, какой бы широкой она не была, и как несовместимая со статьей 14.
52. Суд отмечает, что заявитель, который служил оператором радиоразведки мог быть замещен другим военнослужащим – мужчиной или военнослужащим – женщиной. Важно, что аналогичные должности в части, в которой служил заявитель, часто занимали женщины, и что его самого часто замещали военнослужащие – женщины (см. п. 11 выше). Эти женщины имели безусловное право на отпуск по уходу за ребенком до трех лет. В отличие от них заявитель не имел такого права только потому, что он мужчина. Поэтому он был подвергнут дискриминации по признаку пола.
53. Наконец, что касается довода Правительства о том, что, подписав контракт о прохождении военной службы, заявитель отказался от права не подвергаться дискриминации, Суд полагает, что исходя из фундаментальной важности запрета дискриминации по признаку пола, отказ от права не подвергаться дискриминации по таким основаниям не может быть принят, так как он вступает в противоречие с важным общественным интересом (см. D.H. and Others v. the Czech Republic [GC], no. 57325/00, § 204, ECHR 2007-IV, с аналогичным подходом к расовой дискриминации).
54. В свете вышесказанного, Суд приходит к выводу, что лишение военнослужащих – мужчин права на отпуск по уходу за ребенком, в то время как военнослужащие – женщины имеют право на такой отпуск, не имеет разумного и объективного оправдания. Суд приходит к выводу, что различие в обращении, жертвой которого стал заявитель, привело к дискриминации по признаку пола.
55. Таким образом, имело место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 Конвенции.
[…]
НА ЭТОМ ОСНОВАНИИ СУД
1. Отклонил 16 голосами против 1 предварительные замечания Правительства;
2. Постановил 16 голосами против 1, что имело место нарушение статьи 14 Конвенции в сочетании со статьей 8 Конвенции;
3. Постановил 14 голосами против 3, что государство-ответчик выполнило обязательство в соответствии со статьей 34 Конвенции;
4. Постановил 14 голосами против 3,
(a) что государство-ответчик обязано выплатить заявителю в течение трех месяцев следующие суммы, подлежащие конвертации в российские рубли по курсу обмена валют, действующему на дату выплаты,
(i) EUR 3,000, плюс сумму любого налога, который может подлежать уплате с указанной суммы, в части морального вреда;
(ii) EUR 3,150, плюс сумму любого налога, который может подлежать уплате с указанной суммы, в части расходов и издержек;
(b) с момента истечения указанного трёхмесячного срока и до момента фактической выплаты указанных сумм на них начисляются и подлежат выплате заявителю штрафные санкции, рассчитываемые как простые проценты по предельной годовой процентной ставке Европейского центрального банка, плюс три процента.
5. Отклоняет единогласно оставшуюся часть требования заявителя о справедливой компенсации.
Совершено на английском и французском языках и оглашено на открытом судебном заседании в Страсбурге 22 марта 2012.
Johan Callewaert Nicolas Bratza Заместитель Секретаря Председатель