Главная | Обратная связь

С. Предполагаемое жестокое обращение с заявителем

1. Власти Российской Федерации

122. Власти Российской Федерации не представили своих доводов по данному вопросу.

2. Заявитель

123. Заявитель настаивал на том, что был подвергнут милицией бесчеловечному обращению и пыткам в нарушение статьи 3 Конвенции. В поддержку своих заявлений он представил стенограмму устных показаний Ф. (второго подозреваемого в предполагаемом убийстве М.С.), Б., М. и В. (соседей по палате в больнице N 39), полученных двумя правозащитниками в ходе проведенного в 1999 году неофициального расследования событий сентября 1998 года (описаны выше в разделе "Факты"). Кроме того, заявитель утверждал, что показания, данные сотрудниками милиции в ходе расследования по его жалобе на бесчеловечное обращение, были по сути противоречивыми и поддерживающими ложную версию событий, предложенную властями. В поддержку своих замечаний заявитель также сослался на некоторые документы из материалов официального расследования, доступом к которым он в настоящее время не располагает.

124. Заявитель добавил также, что существовало множество косвенных доказательств того, что он подвергся жестокому обращению. В частности, он отметил, что до задержания его физическое и психическое состояние было нормальным. У него не было признаков какого-либо психического расстройства или проблем, которые могли бы привести его к попытке самоубийства, а также не было никаких следов насилия на теле. При поступлении на службу в ГИБДД он прошел психологический тест, который зафиксировал стабильность и устойчивость его психики. Однако через несколько дней после задержания он согласился подписать признание в изнасиловании и убийстве девушки, в ужасном преступлении, которого он не совершал (как выяснилось впоследствии М.С. была жива и невредима), а затем совершил попытку самоубийства.

125. Кроме того, описание заявителем событий, произошедших 10-19 сентября 1998 г., не было оспорено властями Российской Федерации. Власти Российской Федерации не предоставили материалы уголовного дела, которые могли бы помочь Европейскому Суду установить обстоятельства дела. Трактовка статьи 161 Уголовно-процессуального кодекса властями Российской Федерации была неправильной и, более того, несовместимой с их обязательствами по статье 34 и подпункту (а) пункта 1 статьи 38 Конвенции.

126. Заявитель также обратил внимание Европейского Суда на обстоятельства его задержания, заключения под стражу и допроса, которые, на его взгляд, свидетельствовали о несоблюдении нормальных процессуальных правил, гарантирующих защиту от злоупотреблений, например, обязанности ведения подробного протокола допроса, предоставления адвоката и т.п.

3. Мнение Европейского Суда

127. Европейский Суд неоднократно подчеркивал, что власти обязаны обеспечивать физическую неприкосновенность лиц, находящихся под стражей. Когда лицо заключается под стражу в хорошем состоянии здоровья, а при освобождении имеет какие-либо повреждения, на государстве лежит обязанность представить разумное объяснение происхождения данных повреждений (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии" (Ribitsch v. Austria) от 4 декабря 1995 г., Series A N 336, §34; см. также, mutatis mutandis, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, §100, ECHR 2000-VII). В противном случае применение пытки или жестокого обращения к заявителю презюмируются, и возникает вопрос о нарушении статьи 3 Конвенции.

128. Европейский Суд отметил, что стороны не оспаривали тот факт, что заявитель получил серьезные травмы, выпрыгнув из окна отделения милиции, и то, что он сделал это сам. Однако сторонами были выдвинуты различные версии по поводу того, что побудило заявителя совершить самоубийство. Власти Российской Федерации утверждали, что допрос 19 сентября 1998 г. проходил в рамках закона и что собственные психологические проблемы заявителя побудили его совершить попытку самоубийства. Заявитель оспорил эту точку зрения. Он подчеркнул, что перед инцидентом он не обнаруживал никаких признаков психического расстройства и что он пытался покончить с собой исключительно потому, что не мог терпеть пытки и хотел положить конец своим мучениям.

129. В связи с этим Европейский Суд отметил, что на всех стадиях расследования заявитель непротиворечиво и подробно описывал, кто и как его пытал. Этот факт был также зафиксирован российским судом 27 марта 2001 г. Кроме того, показания заявителя подтверждались показаниями его матери и В., которые подтвердили, что видели следы электрических ожогов на голове и ушах заявителя. В. и М., другие пациенты больницы, также подтвердили, что на ушах заявителя имелись повреждения. Наконец, в соответствии с заключением судебно-медицинской экспертизы состояния здоровья заявителя от 26 октября 1998 г., у заявителя были следы укусов на языке - травма, которая косвенно указывала на правдоподобность описанных заявителей событий. Ф. сообщил, что, когда он находился в милиции, его запугивали такими же видами пыток, какие описывал заявитель. Ф. подтвердил, что во время нахождения под стражей его били и пугали изнасилованием и пыткой электрическим током (см. выше §58). В ходе короткой очной ставки с заявителем в милиции Ф. видел синяки на его шее.

130. Вместе с тем, судебно-медицинская экспертиза заявителя, проведенная 26 октября 1998 г., не выявила у него никаких повреждений, кроме тех, что были вызваны падением из окна. Кроме того, доктора и фельдшеры, которые лечили заявителя в больницах N 33 и 39 не засвидетельствовали никаких следов, оставленных электродами. Некоторые пациенты больницы подтвердили, что не видели никаких следов ожогов на ушах заявителя, хотя заявитель говорил им, что его пытали в милиции электрическим током.

131. Поэтому, основываясь исключительно на материалах предварительного расследования, имевшихся у Европейского Суда, было трудно установить "вне разумных сомнений", что именно произошло в Ленинском районном управлении внутренних дел г. Нижнего Новгорода 19 сентября 1998 г. В то же время Европейский Суд отметил, что он не имел возможности прийти к окончательному выводу по данному вопросу потому, что соответствующие органы не провели эффективного и адекватного расследования, а государство не предоставило ему материалы уголовного дела.

132. Европейский Суд отметил, что до происшествия заявитель не имел никаких явных психических проблем. Что касается его психологического состояния, то, действительно, один из его бывших коллег описывал его как слабохарактерную личность. Помимо этого, психологическое тестирование на работе показало, что заявитель был склонен избегать конфликтов и был очень чувствительной личностью. Однако эти особенности не означали того, что заявитель был предрасположен к самоубийству, как утверждали власти Российской Федерации. Наоборот, истинная попытка самоубийства требует определенного волевого решения. Европейский Суд также отметил, что судебно-медицинская экспертиза, проведенная в 2001 году, не выявила никаких суицидальных наклонностей в рассматриваемое время. В отсутствие другой информации от властей Российской Федерации, Европейский Суд пришел к выводу, что заявитель до инцидента не страдал никаким дефектом психики, который мог бы повлиять на исход данного дела.

133. Действительно, заявитель оказался в стрессовой ситуации, так как ошибочно подозревался в совершении ужасного преступления. Однако не было представлено никакого достоверного объяснения, почему заявитель, зная, что он был невиновен, должен был попытаться совершить самоубийство, если на него не оказывалось, как утверждали власти Российской Федерации, никакого давления.

134. Кроме того, Европейский Суд принял во внимание доказательство, которое было представлено в Ленинском районном суде г. Нижнего Новгорода. Так, суд допросил свидетеля В.З., который сообщил, что подвергался пыткам с использованием электрического устройства точно так же, как заявитель. Суд также заслушал свидетельницу В.К., которая подтвердила, что слышала от коллег, что заявитель совершил попытку самоубийства, так как его пытали. Наконец, суд изучил "признание", написанное заявителем, которое также косвенно подтверждало его версию событий.

135. При данных обстоятельствах, несмотря на тот факт, что приговор от 30 ноября 2005 г. еще не вступил в силу, Европейский Суд пришел к выводу, что во время нахождения в отделении милиции заявитель был подвергнут со стороны представителей властей жестокому обращению с целью получения от него признания или информации о преступлении, в котором его подозревали. Жестокое обращение, примененное к нему, причинило настолько тяжелые психические и физические страдания, что заявитель совершил попытку самоубийства, результатом которой явилась общая постоянная физическая инвалидность. В свете судебной практики Европейского Суда, учитывая критерий суровости и цель плохого обращения (см., среди прочих источников, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ильхан против Турции" (Ilhan v. Turkey), жалоба N 22277/93, §85, ECHR 2000-VII), Европейский Суд пришел к выводу, что рассматриваемое жестокое обращение являлось пыткой по смыслу статьи 3 Конвенции.

136. Следовательно, при данных обстоятельствах имело место нарушение статьи 3 Конвенции.