 |
|
Мария Ивановна (Канунникова Мария Ивановна)
В центре улицы «Садовая» стоит её небольшой опрятный домик. Живет в нем Мария Ивановна уже около 52-х лет. Её родители были в числе тех первых переселенцев, пожелавших заняться сельским хозяйством. Это было для них привычным делом.
«Наша семья до раскулачивания жила в Туринском районе, Свердловской области. Имели в собственности 8 десятин земли, 2 коровы, 2 лошади, 8 овец и птицу, из сельхозмашин – сеялку, молотилку, веялку. Работали сами: сеяли рожь, овес, лен, выращивали скот на продажу, шишковали, ткали льняные полотенца, из липовой коры плели рогожу. Нет у меня обиды на власть. Нас родители так воспитали – работать не за страх, а за совесть. Вот только не люблю и никогда не ношу одежду серого цвета. Это у меня с детства. До сих пор помню серую форму, китель и брюки-галифе, в которую были одеты работники НКВД. Они приезжали раз в месяц, ходили по домам, узнавали, нет ли недовольных. После их приезда кто-нибудь из жителей исчезал и судьба их до сих пор неизвестна».
Когда войну объявили, сразу же всех парней и мужчин до 40 лет забрали. Вот Саня Захаров. Восемь дочерей было у тёти Веры, и он один сын. Обрил его наголо дядя Ефим Полторацкий и больше его никто не видел. Без вести пропал.
А вот тетке Дуне Красильниковой повезло. Все три её сына вернулись, прямо, как в песне поётся.
Александр – старший. В разведке служил, за «языками» ходил. Рассказывал, как лежали, ждали пленного, даже шинели к болотине примерзали. В 43-м приходил на побывку по ранению. Невеста у него была – Раиса. Но не дождалась, замуж вышла.
Со средним Николаем совсем страшный случай был. Засыпало его при бомбёжке землёй, лежал он без сознания. Ладно, санитары мимо проходили и увидали, что холмик зашевелился. Откопали его. Сильно он был контужен.
Вся деревня помнит как младшего, Михаила, тётка Дуня провожала. В1944 году его призвали. Повела она его, а он маленький, котомка тощая за плечами болтается. Бабы смотрят и вздыхают: «Последнего повела». Воевал он исправно, Орденом Красной звезды был награждён, до самого Берлина дошёл и на Рейхстаге расписался.
Фотография у меня сохранилась. На ней Петя Панфилов. В 19 лет до Берлина дошёл. Мальчишка ведь совсем, а пять наград у него. Так и остался потом в войсках. В авиации служил.
Приходили все израненные. И не было для них никаких скидок и никакой реабилитации. Надо было работать, хозяйство восстанавливать.
Вот Панфилов Григорий Панфилович - всю жизнь на тракторе. Мы ведь только перед его пенсией узнали, что он был ранен разрывной пулей. Подползла к нему медсестричка, собрала все внутренности и тащила на плащ-палатке до госпиталя.
Вся деревня помнит Николая Смирнова. Какой красавец был, сколько девчат на него заглядывались. До Берлина дошёл целёхонький. Уже в Праге его танк подорвался на мине. Пришёл – вся голова в осколках. Лихо ему было! Выйдет, посидит на завалинке немного и опять в дом. Умер он в ноябре 45-го в госпитале, здесь, в Магнитогорске.
Слушали мы, ребятишки фронтовые рассказы, затаив дыхание. И как Алексей Николаевич Климанов при форсировании Днепра автомат утопил. Два выбора у него было: или под суд идти, или нырять пока автомат не достанет.
Вахрушев Егор Владимирович на фронте шофёром был. Самое страшное, как он говорил, когда заходили в отвоёванный город – это горы трупов солдат и русских и немцев. Убирать не успевали, танкам нельзя было проехать. Но хоронили всех. Только наших всегда ногами на Восток.
А вот Игонин Леонид Петрович и Устинов Иван Петрович даже фронтовиками не считались. Хотя Леонид Петрович в Троицке на ремонтном заводе танки восстанавливал, а ездили за ними прямо на передовую. Устинов служил в железнодорожных войсках, под бомбёжками ремонтировал разбитые пути.
Забирали наших и в трудармию. Это те, кто выполнял принудительную трудовую повинность. Мужикам, кому за 50 присылали повестки из военкомата и увозили в Прокопьевск – это в Кузбассе. Среди других и свекор мой там работал, Канунников Никифор Ефимович. Тяжело же им там было! Заводы эвакуированные они там заново устанавливали. Работали прямо под открытым небом. Поставят у станка печку и лежанку. Один работает, другой спит, потом наоборот. И так круглые сутки. Снаряды были нужны для фронта, поэтому ни с чем не считались. Пробыли там они до 1946 года. Вернулись все, кроме Прошкина Тихона Денисовича, умер он там от болезни лёгких.
Помню обо всех, конечно, потому что столько горя и столько радости пережила вместе с ними на этой земле…