Главная | Обратная связь

ИЛЛЮСТРАЦИИ В ТЕКСТЕ 28 страница

«Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих...

Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее».

Далее излагается притча о заблудшей овце, которая, далеко не будучи отвергнутой, отрезанной, считается более важной, чем остальные девяносто девять овец, никогда не подвергавшихся опасности⁸. Это, на вид алогическое, суждение основывается на том, что заблудшая овца не только представляет ценность, но и означает то, что необходимо для целостности: без нее отара будет неполной. Точно также и в стремлении к целостности психики презираемый и вытесненный элемент — заблудшая недостающая овца — имеет несоразмерную ценность, ибо его наличие существенно необходимо для исцеления и восстановления целостности психики.

Эта догма подчеркивается в Евангелии и далее, ибо за притчей о заблудшей овце следует история о ссорящихся братьях. В главе 18 конфликт остается неразрешенным, но в упомянутой выше истории мы читаем:

«Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой»'.

В неканоническом варианте¹⁰ этой же истории брат представлен как второе «Я» человека, а высказывание гласит: «Прежде примирись с самим собой, и тогда иди и принеси дар твой».

Трансформация психической энергии

Таким образом очевидно, что увечье не рекомендуется в качестве удовлетворительного решения проблемы внутренних противоположностей. Если даже одна-единственная часть психики утеряна, ее необходимо отыскать, преодолевая все трудности, боль и возможное нисхождение в ад (см. выражение «быть ввер-женым в огонь вечный»), — т.е. в бессознательное, невзирая на все опасности и страдания, которые сулит подобное путешествие. Ибо только когда все утерянные члены будут возвращены на свое законное место, психика станет целостной.

В биологической плоскости противоречивые элементы отца и матери, мужчины и женщины, совмещаются на новом уровне в ребенке, который несет в себе физиологические характеристики и психические компоненты, унаследованные от обоих родителей. Поэтому неудивительно, что в образах бессознательного ребенок часто появляется как символ внутреннего примирения индивида в психологической плоскости. В религиозном символизме младенец Христос, являющийся Сыном Господа, своего Божественного Отца, и сыном Марии, своей человеческой матери, примиряет Бога и человека в личности. Философы-алхимики рассказывают, как в их ретортах обрело форму видение таинственного зародыша, называемого ими гомункулусом. А в сновидениях и фантазиях современных людей Самость снова и снова представляется в образе маленького ребенка¹¹.

Сотворением ребенка природа действительно совмещает противоположности. Но в психологической сфере ей был брошен вызов, и в естественный ход вещей часто вмешивалось развивающееся у человека эго-сознание, которое наделено способностью выбирать и тем самым не повиноваться природе. Именно вследствие этой способности человеческую жизнь раздирают противоречивые ценности. Для животных такой проблемы не существует. Они принимают то, что дает им природа, нравится оно им или нет, и живут по ее закону; но человек стремится сам приспособиться к жизни и ее условиям. Если же они не устраивают, он пытается выбрать благоприятные факторы и устранить неблагоприятные. Но если отвергнутые элементы оставляются без внимания и не ассимилируются, а просто вытесняются, присущая им энергия угрожает сознательной адаптации. Вместе с тем, поскольку отброшенные ценности были загнаны в бессознательное, индивид может совершенно не осознавать характер своего затруднения. В таком случае для выяснения ценностей, про-

М.Э. Хардинг

тивостояние которых вызьшает нарушение покоя, необходима определенная методика.

Требующийся тщательный анализ следует предпринимать только под руководством и с помощью опытного психоаналитика, так как обсуждаемые здесь конфликты вследствие своей серьезности затрагивают крайне чувствительные и уязвимые аспекты человеческой психики. Анализ начинается с рассмотрения биографии пациента, в особенности того личного и субъективного ее аспекта, который кажется имеющим значение только самому больному. За этим следует анализ сновидений и фантазий, который, скорее всего, будет составлять значительную часть всей работы, поскольку они являются основным источником информации, касающейся содержания бессознательного. Однако нередко пациент не может ясно выразить словами характер конфликтующих в нем сил; образы сновидений могут не представлять их адекватно, или он может не понимать своих сновидений. В этом случае следует попробовать спонтанно изобразить их схематически или рисунком — подобно изображениям круга, обсуждавшимся в предшествующей главе — для того чтобы у психоаналитика сложилось какое-то представление об испытываемом им страдании.

Во многих случаях, когда я спрашивала пациента, явно имеющего серьезные проблемы: «Что так мучает вас?» — больной, указывая жестом на сердце или живот, отвечал: «У меня здесь как будто большой ком», или «Вот здесь жжет огнем», или «В этом месте у меня все переворачивается», или «Здесь — сплошная пустота». Очевидно, эти люди не знали, что именно гложет их, и хотя они понимали, что мучения имеют психологический характер, тем не менее ощущали их в теле. Это означает, что, поскольку затруднение бессознательно, оно проецируется на тело. В таких случаях я прошу пациента нарисовать то, что происходит в нем, или, активно используя фантазию, попытаться изложить в форме рассказа. Иногда пациент способен отразить невидимые факторы, тревожащие его. Если удается обрисовать их, то есть объективировать, они становятся доступными для сознания, и человек получает возможность управлять ими.

Этот способ выявления бессознательного содержания согласуется с естественным психическим законом. Как отмечает Юнг:

«Явления бессознательного, хотя и избегают области сознания, все же проявляются то во снах, то в видениях, то в фантазиях... Это содержимое представляет автономный комплекс, отделенный

Трансформация психической энергии

от сознания, живущий собственной жизнью в психическом не-эго и мгновенно проецирующий себя всякий раз, когда он каким-либо образом констеллируется, т.е. привлекается родственными объектами во внешнем мире...

В таких иллюзорных образах... выражен весь феномен проекции автономного содержимого бессознательного. Такие картины-мифы, похожие на сны, рассказывают нам о том, что имела место проекция, и что именно проецировалось»¹'.

Для того чтобы дать возможность проецируемому, но пока еще неизвестному психическому содержанию развернуться в своем подлинном виде, не искаженном сознательным вмешательством, следует отбросить все заранее сложившиеся представления о том, каким должен быть рисунок. Рука должна использовать карандаш так, как если бы она составляла некоторого рода аппарат, регистрирующий картину психической реальности. Это не означает, что рисунок выполняется бессознательно, подобно автоматической записи; напротив, в него необходимо вложить много сознательного внимания и усилия. Но содержание рисунка не выбирается сознательно, а сам он не ограничивается заранее продуманной формой; допускается определенная независимость. Рисунок вроде бы уже как существует, а художник просто воспроизводит его по памяти. Или же он выполняется подобно тому, как ребенок выстраивает свой маленький мир из игрушек в песочнице — такой прием широко применяется в игровом методе детской психотерапии. По характеру игрушечного мира, создаваемого ребенком, можно узнать тайны его внутреннего мира, и таким образом выяснить, какое затруднение тревожит его.

Добившись правильной установки, индивид, вьшолняющий такой рисунок, чувствует, что не он выступает творцом, выбирающим изображаемые объекты; скорее, ему кажется, что сами объекты являются инициаторами рисунка, побуждающими его изобразить их. Это ощущение себя в качестве простого посредника, так сказать, выбранного автономным образом или идеей инструмента, очень часто возникает у художников и писателей. Данную ситуацию точно передает статуэтка евангелиста Марка. Он изображен сидящим со свитком на колене и с пером наготове в руке, а голова апостола наполовину повернута ко льву¹³, по-видимому, нашептывающему ему на ухо то, что он должен писать.

Когда возникает образ, желающий, так сказать, быть нарисованным, субъект взаимодействует с ним в своем воображении, и

М.Э. Хардинг

изменения, происходящие с образом, отражаются в рисунке; или же он может выполнить ряд рисунков, демонстрирующих последовательные изменения — так сказать, историю образа. Судьей тому, что должно быть в рисунке, во всем должен быть глаз, а не разум. Иногда индивида увлекает не спонтанно возникающий иллюзорный образ; вместо этого он может захотеть нарисовать картину или схему какой-нибудь ситуации или отрывка из своего сновидения, интригующего его несоразмерно тому значению, которое удалось выяснить с помощью методов свободных ассоциаций и развития содержания, обычно использующихся в толковании сновидений.

В этом так называемом бессознательном рисовании очень важно избегать анализа материала в процессе работы, ибо подобная сознательная оценка почти неизменно приводит к искажению образов или нарушению спонтанности их раскрытия. Анализ и критический обзор должны применяться для выявления значения рисунка, но это делается позднее. Сосредоточить все свои усилия и внимание на задаче и вместе с тем воздерживаться от сознательного вмешательства очень сложно. Однако это важное условие работы, каким бы трудновыполнимым оно ни было. Ибо все это — не праздное времяпрепровождение, а серьезная попытка, во-первых, выяснить, что собой представляет невидимая внутренняя реальность, и, во-вторых, проанализировать ее таким образом, чтобы усилия, затраченные на рисунок и концентрацию внимания на отображаемой внутренней проблеме, могли оказать такое воздействие на психическую ситуацию, которое нельзя достичь прямыми методами.

По этой причине нет никакого смысла просто рисовать круги или квадраты — с циркулем и линейкой в руках это может любой. Не приносит никакого волшебного исцеления и изображение бессмысленных форм и внешних объектов. Во внутреннем мире вещи настолько же реальны, как и в физическом. Когда кто-нибудь говорит: «Это только лишь психическое» — он не верит в реальность психического мира и предполагает, что психические явления — это пустое ничто, воображаемый материал, который не имеет субстанции или тела, который можно произвольно изменять или принимать в нем желаемое за действительное, а потому практичные люди могут не обращать на него внимания.

Но это не так. Психический материал реален и имеет вес, а изменить его можно, только затратив реальные усилия. Обсуждав-

Трансформация психической энергии

шееся здесь представляет собой инструмент, метод, посредством которого сознательное усилие можно применить к психической реальности. Когда человеку удается нарисовать подлинную картину внутренней ситуации, и он продолжает работать с материалом, покоряясь и подчиняясь, так сказать, тому, что хочет и желает быть нарисованным, — тогда, как это ни странно, психическая ситуация действительно меняется соответственно изменению образов на рисунке. Было обнаружено, что бессознательные факторы, активированные каким-либо конфликтом в жизненной ситуации, легко проецируются вовне. Образ, над которым работает индивид, может казаться не имеющим прямой связи с конфликтом, но если он привлекает внимание настолько, чтобы заинтересовать и даже увлечь индивида, его либидо — энергия бессознательного содержимого — устремится к нему. Сам факт, что образ очаровывает индивида, означает, что на него проецировались бессознательные факторы. Занимаясь объектом своего интереса, индивид в действительности обращается к самому себе, своему неизвестному бессознательному содержанию.

Современная живопись основывается на весьма схожем психологическом механизме, хотя большинство художников, по-видимому, до конца или даже вовсе не понимает психологического значения своих произведений. Художник нереалистической школы не ставит своей целью воспроизведение явного внешнего вида вещей, а стремится передать их абстрактное значение. Он проникается содержанием объекта или ситуации, впитывает в себя их неотъемлемые качества, а затем пытается изобразить то, что чувствует. Он называет это сущностью объекта, его внутренней реальностью или surrealite и не понимает, что воспринимаемая им подобным образом реальность не относится непосредственно к объекту. Если бы это было так, то все художники, работающие с одним и тем же материалом, пришли бы к аналогичным заключениям в отношении него, а это, несомненно, не так.

Скорее, воспринимаемая художником реальность является эманацией или отражением от объекта. Это — «сверхреальность» не объекта, а самого субъекта; это — его психическая реальность или истина. Таким образом, в действительности художник воспринимает свою психику, собственное бессознательное содержание, проецирующееся на объект и открывающееся ему, как если бы оно было неотъемлемым качеством объекта, его первичной реальностью. Если художник способен взглянуть на свою карти-

М.Э. Хардинг

ну подобным образом, он может намного больше узнать о себе, чем о природе объекта. Более того, если он настоящий художник, его картины будут отражать не только личное внутреннее состояние автора, но и бессознательную психику его времени.

Аналогичным образом и рисунок пациента может предоставить много полезной информации о его реальной психологической ситуации¹⁴. Вдобавок, если пациент привержен истине субъективных переживаний не менее верности настоящего художника ощущению внутренней истины объекта, то это скажется на его внутреннем состоянии, и он сможет увидеть путь к разрешению конфликта.

Работа пациента над собственным рисунком напоминает занятие алхимиков, настойчиво экспериментировавших с веществами и химическими реакциями. Как свидетельствуют их труды, превращения, наблюдавшиеся в ретортах, одновременно происходили и в самих экспериментаторах. Психологу понятно, что такой результат объясняется проекцией бессознательной психической жизни алхимика на неизвестные и таинственные для него материалы, с которыми он работает. Юнг пишет:

«Действительная природа материи не была известна алхимику, он знал ее только поверхностно. Пытаясь исследовать ее, он проецировал бессознательное во тьму материи, дабы осветить ее. Чтобы объяснить тайну материи, он проецировал в то, что требовало объяснения, другую тайну, а именно — собственное неизвестное психическое содержание!»¹⁵.

В результате, работая с веществом в колбе, алхимик одновременно имел дело с той частью своей психики, которую проецировал:

«Строго говоря, проекция никогда не приводится как таковая; она случается; она просто есть. Во мраке чего-либо внешнего для меня я неосознанно встречаю собственную внутреннюю или психическую жизнь»¹⁶.

Таким образом, случившееся в эксперименте произошло и в экспериментаторе. Как имели обыкновение говорить алхимики: «Tarn ethice quam physice» (в психическом мире — все, как и в физическом мире). Юнг продолжает:

«Тем не менее, мне кажется, было бы ошибкой объяснять формулу "tam ethice quam physice" теорией соответствия, и утвер-

Трансформация психической энергии

ждать, что она является «причиной» формулы. Наоборот, она скорее всего представляется рационализацией результатов проекции. Алхимик практиковал свое искусство не потому, что исходил из теории соответствий, истина состоит в том, что он убедился в присутствии предшествующих существованию принципов в физической материи. Я склоняюсь к тому, чтобы признать подлинной причиной развития алхимии не философскую доктрину, но личные проекции исследователей. Я думаю, что во время своего химического эксперимента оператор испытывал определенные психологические ощущения, которые проявлялись в нем как особое поведение химического процесса. Поскольку в основе этого лежали проекции, он, естественно, не осознавал, что полученные результаты не имели ничего общего с материей как таковой (как мы ее понимаем теперь). Он трактовал свою проекцию как свойство материи: но то, что в действительности исследовалось, было его бессознательное... Такие проекции повторяются там, где человек пытается познать темную бездну и невольно заполняет ее живой формой».

«Он [Зосим, алхимик философ третьего столетия] стремился производить опыты на самой материи, добиваясь полной идентичности между ее поведением и процессом в своей собственной психе. Но так как упомянутая идентичность находится в бессознательном, Зосим не способен сообщить об этих процессах больше, чем остальные. Для него она просто существует и не только служит переходом, но и действительно является мостом, соединяющим психические и материальные проявления в нечто единое, так что "то, что находится внутри, находится и вне"»¹⁸.

В ряде религиозных систем рисование используется как способ содействовать духовному ррсту новообращенных. В некоторых случаях священные рисунки просто созерцаются; в других — их тщательно копируют, что способствует медитации и помогает концентрировать внимание на созерцаемом субъекте. В тибетских ламаистских монастырях молодые послушники по сей день перерисовывают эмблемы храмовых флагов. Буддисты используют священные рисунки и схемы как яитры¹⁹, во многом наподобие того, как католик созерцает остановки Христа на крестном пути или другие священные картины для развития души.

Иногда рисунки состоят из замысловатых геометрических узоров эзотерического значения; их рисуют многократно — такой вид деятельности похож на сложные танцы и физические упражнения, практикуемые в некоторых школах йоги и обрядах посвя-

М.Э. Хардинг

щения других религий. Вероятно, подобной цели служит и орнамент в виде завитков, столь часто применяющийся для украшения религиозных манускриптов в христианских монастырях; а мастеровые, украшавшие резьбой такого же символического плана церкви и соборы Европы, вполне возможно, делали это, как во славу Господа, так и на благо собственной душе.

В таких случаях используется рисунок более или менее установленной формы, на протяжении многих лет или даже столетий канонизированной и освященной общинами религиозной культуры; его общепризнанная цель состоит в том, чтобы вызвать отклик в душе или, как сказали бы мы, в психике новообращенного. С другой стороны, когда добиваются не «совершенства», а целостности индивида, безусловно, нельзя заранее знать или предписывать, что будет нарисовано, либо к какому идеалу следует стремиться с помощью рисунка, так как индивидуальные переживания уникальны. Кроме того, человек, собирающийся отобразить свою сокровенную личную проблему, должен иметь полную свободу выбора собственных символов. Однако, как ни парадоксально, он не свободен в их выборе; символы, так сказать, сами выбираются, и он вынужден отдать руку и карандаш в распоряжение тех символов, которые избрали его в качестве своего «портретиста».

При добросовестном соблюдении этого условия результат работы уникален и индивидуален — выражение самого сокровенного аспекта жизни данного человека. Тем не менее, изучение собрания таких рисунков, связанных с проблемой конфликта противоположностей, обнаруживает поразительные сходные черты. На многих из них психика изображается в виде круга²⁰, тогда как конфликтующие ценности символически представлены либо как вторгающиеся в круг извне, либо, если найдено приемлемое решение, как входящие в круг. Аналогичные узоры расположены на священных скульптурах и картинах многих религиозных систем, и часто символическим языком передают их глубочайшие истины или тайные учения. Однако, если рисунки, выполненные людьми в процессе психологического анализа, связаны с их индивидуальными проблемами и трудностями, то композиция, ставшая общепринятым религиозным символом, уже больше не имеет этого личностного качества; она обезличена многовековым использованием и вытекающей отсюда модификацией. Чисто личные или случайные элементы постепенно исключались, а

Трансформация психической энергии

очищенный от преходящих составляющих переживаний отдельных людей конечный продукт оставался в качестве абстрактного символического выражения проблемы или истины, имеющего намного более широкое, даже универсальное применение.

До тех пор пока рисунок действительно отражает архетипичес-кую драму, переживаемую в бессознательном, он способен привлекать и пленять внимание истово верующего. Медитируя над ним, он может отыскать подходящее решение собственных индивидуальных проблем и трудностей. В махаяна-буддизме такая фигура называется мандалой, и Юнг принял этот термин для обозначения всех подобных изображений. Он пишет:

«Термин "мандала" был выбран в связи с тем, что это слово обозначает ритуальный или магический круг, применяющийся в ламаизме и тантрической йоге как янтра для облегчения медитации. Церемониально используемые восточные мандалы представляют собой закрепленные традицией изображения; они могут быть нарисованными, написанными красками или, в некоторых специальных церемониях, даже скульптурными.

Я совершенно уверен в том, что эти восточные символы не были изобретены кем-нибудь из основоположников махаяны, а зародились в сновидениях и видениях. Ведь они относятся к древнейшим религиозным символам человечества и, вероятно, существовали даже в эпоху палеолита (см. родезийские наскальные рисунки)»²¹.

Подлинные мандалы встречаются и в христианской иконографии, особенно в ее эзотерических или тайных аспектах. Сходные изображения наблюдаются и среди символов многих других религий. Они часто встречаются в, кельтском религиозном изобразительном искусстве и художественных формах многих индейских племен Мексики и Центральной Америки, например, у древних майя, тогда как так называемое колесо солнца, обнаруженное на пещерных рисунках периода палеолита, вполне вероятно, как считает Юнг, является ранней формой мандалы, ибо солнце как внешний объект никогда не могло изображаться кругом с крестом в нем. Эта фигура, несомненно, является художественной формой — т.е. она родилась в воображении художника или берет свое начало от архетипического образа, воспринятого и воспроизведенного посредством рисунка. Была ли она связана с конфликтом противоположностей — мы никогда не узнаем; но достоверно известно, что эта форма в виде круга, разделенного крестом, существовала столетиями и до сих пор притягивает взор

М.Э. Хардинг

и воображение современных людей, по крайней мере для некоторых из них она представляет альтернативу их собственной психической двойственности.

Слово «мандала» означает круг и употребляется в частности для обозначения магического круга. Однако в религиозном употреблении оно имеет специальное значение: «мандала является символической геометрической диаграммой, посредством которой вызываются божества»²². Вычерчивание такой фигуры в ходе церемониала преследует две цели: во-первых, определение границ пространства, обеспечивающего индивиду защиту от чуждых влияний; и во-вторых, исцеление заболевания его души или тела посредством идентификации с верховным божеством, символически пребьшающим в центре. Исцеление души здесь служит эквивалентом просветления. Психологическое значение состоит в том, что мандала используется для отделения личностной психики от «не-Я» с целью не допустить или изгнать чуждые влияния и объединить отличные психические элементы под руководством нового центра, то есть заменить частичное главенство эго признанным господством Самости.

Круг в качестве магического средства защиты — известная концепция. Когда маг собирается вызвать силы духов, он обычно чертит вокруг себя круг. Затем он взывает к помощи того духа или демона, от которого при посвящении он получил свои магические способности, и велит ему или просит защитить круг. Этого он добивается, рисуя изображение или символ духа или демона, либо начертанием тайного имени этого существа во внутреннем пространстве круга или же, возможно, выкладывая содержимое своего амулета или сумки с талисманами на то место, где, по его мнению, должен стоять на страже демон. Чуждые духи неспособны пересечь проведенную линию, поэтому он остается в безопасности.

Нечто подобное практикуется, когда в моменты опасности, особенно психологической опасности (современная формулировка, соответствующая древнему представлению об угрозе со стороны злых духов), подразумевается настоятельное требование не разрывать круг. Например, ожидается, что никто не выйдет из комнаты во время важного совещания. Даже в неофициальной обстановке возникает атмосфера неловкости, когда кто-нибудь слишком рано выходит из-за стола, особенно если застолье имеет ритуальное значение, как в случае чествования дня рождения

Трансформация психической энергии

или религиозного праздника такого, как рождество или День благодарения. Если же говорить о спиритическом сеансе, то здесь, когда медиум впадает в транс и вступает в контакт с силами духов, разрывать круг считается даже опасным, так как в противном случае ему будет трудно выйти из транса и вернуться в сознательное состояние.

Петер Фройхен²' рассказывает, что однажды, когда он жил в самой недоступной части Гренландии, ему довелось присутствовать на магической церемонии, в которой знахарь отправлялся в мир духов, дабы очистить загрязненный запас питьевой воды деревни. Считалось, что это мероприятие чревато множеством опасностей. В жилище знахаря собралось все население деревни, тогда как сам он лег на кровать и начал монотонно бубнить. Постепенно он впал в состояние транса; его голос становился все тише и тише, как будто удаляясь все дальше и дальше в своем путешествии в мир духов. Эмоциональное напряжение выросло в хижине настолько, что люди чуть ли не впадали в неистовство. Вскоре один мужчина не выдержал. Он вскочил и бросился бежать прямо сквозь снежную стену хижины. Тут же в голосе знахаря послышались тревожные нотки. Он сбился с пути в мире духов, и ему чрезвычайно трудно было вернуться обратно в хижину и в свое тело; действительно, он чуть не умер, а человека, разорвавшего круг, обвинили в серьезном преступлении.

Запрет на разрыв круга согласуется с психологическими законами. Если кольцо разорвано и что-то просачивается наружу, выполняемая работа может оказаться под угрозой срыва; и наоборот, новоприбывший, включающийся в группу, уже глубоко поглощенную каким-то делом, может привнести с собой постороннее влияние, пагубное или даже губительное для всего предприятия. В особенности необходимо сохранять круг замкнутым, когда предстоящее дело включает нечто, не совсем понятное, а потому предполагающее встречу с неизвестными элементами, частично понимаемыми силами или бессознательными динамическими факторами. Вдобавок, необходимо предпринять дополнительные защитные меры, обеспечивающие свободное течение мыслей и устойчивость внимания исполнителей, которые к тому же будут сдерживать их эмоциональные реакции, чтобы не вмешались другие бессознательные элементы и не внесли свою долю неконтролируемой эмоции в ситуацию.

М.Э. Хардинг

До сих пор мы говорили о символизме круга применительно к проблеме групповой деятельности и человеческих взаимоотношений. Наряду с этим он имеет более непосредственное отношение к проблемам процесса индивидуации. В предшествующей главе выделялись личностные аспекты данного вопроса, такие, как необходимость собрать все части психического материала, пребывающие в проекциях, отделить от жизненных ситуаций, которые делают их заметными, и вернуть обратно в круг психики. Если индивид проецирует значительную часть самого себя на другого человека или на идею и не осознает психологической подоплеки своего энтузиазма, то всякий раз, когда будет затрагиваться этот его интерес, может меняться поведение, хотя сам он не будет осознавать собственной реакции. В просторечии мы говорим, что он фанатичен в этом вопросе. Он совершенно неспособен обсуждать его по сути; простое упоминание данной темы движет им автоматически, так же, как невидимая нить управляет марионеткой, хотя в отношении других вопросов он остается рассудительным и разумным человеком.

Таким образом, нераспознанная проекция функционирует как автономный комплекс с характерными проявлениями части личности. Этот механизм может быть столь обманчив, что серьезному искажению подвергнутся даже собственные наблюдения индивида. Иногда он даже готов поклясться, что человек, носитель его проекции, сделал или сказал что-то, чего он на самом деле не делал или не говорил; в менее крайней ситуации психическая проекция придает неверную окраску тому, что фактически было сказано или сделано, так что действие воспринимается в ложном свете.

Подобные искажения реальности могут происходить в результате как положительной, так и отрицательной проекции. Существует множество выражений, представляющих оба типа. Например, общеизвестно, что «любовь слепа», т.е. влюбленный всегда видит объект своей любви в благоприятном свете. Афоризм «дурная кличка накрепко пристает» подразумевает, что проекция, однажды бросившая тень подозрения на кого-нибудь, будет искажать все сделанное этим человеком в глазах индивида, осуществившего эту проекцию.

Задача по распознаванию и ассимиляции проецированного психического материала, естественно, довольно продолжительна и сложна, ибо проблема проекции неограничена. Каждая асси-

Трансформация психической энергии

миляция лишь расчищает путь для распознания следующей проекции. Вместе с тем существуют явные проекции, которые должны быть осознаны для того, чтобы индивид не опустился ниже общего культурного уровня, соответствующего его положению в жизни. Ибо каждый уровень культуры находится в примерном соответствии с определенным уровнем сознания, и несомненным долгом каждого индивида является стремление к достижению психического уровня, отвечающего его культурному статусу. Достигнув его, человек перестает быть инфантильным; он становится полностью зрелым и может быть назван современным, действительно живущим в свою эпоху. Индивид, поднявшийся вьпие общего уровня своего времени, становится, как говорит Юнг, «человеком нового времени»; он подобен духовному первопроходцу, смотрящему в лицо проблемам, которые встанут перед цивилизацией завтра.