Главная | Обратная связь

Интернализованная гомофобия – причина невротического развития

Повторим: страх оказаться “немужественным”, или “гомосеком” уходит своими корнями в подростковый возраст, когда считается, что уподобление “бабам” и “гомикам” несовместимо с мужским характером.

“Ядерные” гомосексуалы в своём большинстве очень рано замечают, что их мироощущение иное, чем у их сверстников. Об этом пишет в своих романах Мисима, об этом рассказывают все геи. Чувство собственной “инаковости” приводит гомосексуалов к невротической амбивалентности. Они острее, чем кто-либо, впитывают, начиная с ранних лет, гомофобные предубеждения гетеросексуального большинства. Суть интернализованной гомофобии в том, что люди, отдающие себе отчёт в нестандартности собственного полового влечения и, в частности, осознающие своё стремление к пассивной роли, невольно усваивают от окружающих враждебное и презрительное отношение и к тому, и к другому. Свобода реализации их половых предпочтений обратно пропорциональна остроте невротических противоречий; континуум активной и пассивной роли в сексе сужается соответственно тяжести их невроза.

Молодой человек из рассказа Харитонова совершенно прав, считая, что его кумир был настроен на пассивную роль. В то же время, “он хорохорился при свете”, осуждая собственное желание отдаться партнёру. Такое двойственное чувство испытывают многие гомосексуалы. Борясь с ним, геи публикуют в Интернете выразительные обращения (словно бы специально написанные в пику Ц.):

“Анальный секс в пассивной роли никак не дискредитирует тебя как мужчину. Мнение о том, что "принимающий" партнёр уподобляется женщине и занимает низшую ступень в гей-иерархии, совершенно безосновательно. Поверь, требуется гораздо большее мужество для того, чтобы всецело довериться любимому человеку, чем подчинять партнёра себе. Пойми, что использование терминов "активный" и "пассивный" не выдерживает никакой критики. Не бойся возможного нежелательного закрепления за тобой роли пассивного участника как закономерного результата твоего такого понятного желания отдаться любимому человеку. Парень, настоятельно требующий от тебя продолжения следования однажды избранному тобой "принимающему" амплуа вопреки твоим желаниям, не должен рассматриваться как серьёзный партнёр”.

Уверенности в том, что подобные воззвания достигают цели, нет. Дело, разумеется, не сводится лишь к способам осуществления полового акта или к выбору поз каждым из его участников.

Вопреки интернетовским увещеваниям, любовники из рассказа Харитонова ведут себя как безнадёжные невротики. “Кумир” нарочито устраняется от каких-либо действий, словно забывая о множестве приёмов, способных привести обоих к сексуальной разрядке. Он, как и Ц, усвоил гомофобную мифологию гетеросексуального большинства. Между тем, “сексуальная жизнь гомосексуальных пар мифологизирована. Мифы порождает большинство, а большинство в обществе имеет гетеросексуальную ориентацию. Одним из таких мифов является деление гомосексуалов на “активных” и “пассивных”. С точки зрения гештальт-подхода это пример проекции гетеросексуальной части общества с его жёсткими представлениями об активности мужчины и пассивности женщин в процессе половых отношений” (Ткаченко А. В., 2002). Из всех видов поведения “кумир” выбирает наименее целесообразное.

Ошибочна и тактика его партнёра. Неосознанно молодой человек запрограммирован на провал, чтобы сказать себе печальное и уничижительное “пшёл вон”! Такой уж он мазохист. Ключ к его пониманию можно найти в словах Харитонова о себе самом: “Меня нельзя любить. В крайнем случае, во мне могут любить душу или что там такое”.

Каждый изнезадачливых любовников отвергает собственное Я и стыдится продемонстрировать его другому; каждый безнадёжно презирает себя, даже не осознавая этого. Как подростки порой панически избегают сказать нечто, что может кому-то показаться глупостью; как стыдятся они своих прыщиков на лбу или иной, вполне нейтральной на сторонний взгляд мелочи, так эти взрослые люди невротически “зажаты”, боятся познать себя сами и не дают разглядеть себя другому. Они и стремятся к близости, и избегают её. Невротическое развитие обрекает обоих на одиночество, и если в другой ситуации и с другими партнёрами близость окажется удачной, от этого, по большому счёту, ничего не изменится...

Между тем, оба (по крайней мере, их прототипы, известные широкому кругу театралов и читателей) талантливы, порядочны и умны; оба заслужили счастье не только в творческой судьбе, но и в повседневной жизни. Умелой коррекцией невроза можно исправить очень многое, но покойный Харитонов к врачам относился со страхом и недоверием.

Сексуальные желания и половые предпочтения часто остаются неосознанными самим невротиком, непонятыми его партнёром, нереализованными ими обоими. При этом каждый из них, вопреки ожиданиям другого, навязывает ему свой сексуальный сценарий, соответствующий его собственному давно сложившемуся невротическому стереотипу. В подобных случаях говорят о фрустрированных экспектациях обоих партнёров.

Многовариантность гомосексуального сценария вполне способна помочь избежать фрустрированных экспектаций, но она не может нейтрализовать невротические комплексы, порождённые интернализованной гомофобией. Даже если любовники способны как нельзя лучше реализовать свои желания, это вовсе не гарантирует их от неосознанного осуждения гомосексуальной природы друг друга, обрекающего обоих на взаимное отчуждение. Отсюда трагизм стихов Кавафиса. Поэт рассказал, вроде бы, о случайном промахе, но в стихах таится горькая догадка, что так будет всегда и что в счастье ему отказано.

Похожая история случилась с 20-летним пациентом Глебом. Однажды он направился к месту, известному геям, чтобы найти себе партнёра. Поблизости он заметил юношу с великолепной спортивной фигурой, гордо посаженной головой и одухотворённым лицом. “Откуда это чудо на здешней помойке?! – поразился Глеб. – Такое случается раз в сто лет!” Красавец шагнул ему навстречу, всем своим видом показывая, что хочет завязать знакомство. Но Глеб деревянной походкой направился прочь, глядя мимо юноши, проводившего его удивленным взглядом. Сбежав, подобно Кавафису, он потом горько жалел об упущенной возможности. Между тем, его странный поступок имел вполне объяснимую причину.

Глеб – студент престижного колледжа. Он учится настолько успешно, что побывал по обмену в США. Его родители – граждане соседней страны, бывшей когда-то частью Советского Союза. В подростковом возрасте Глеба волновал противоположный пол; по крайней мере, так ему казалось. В шестом классе он влюбился в свою учительницу (кстати сказать, замужнюю); годом позже – в одноклассницу, так и не признавшись ей в своих чувствах.

В том же возрасте он уговорил своего любимого друга вместе поонанировать. Тот согласился, но в дальнейшем участвовать в подобных занятиях наотрез отказался, горько обидев Глеба. Когда же друг и вовсе охладел к подростку, у него возникла затяжная депрессивная реакция, не потребовавшая, впрочем, лечения у психотерапевта и приёма антидепрессантов. В то время подросток даже не подозревал, что его влечение к однокласснику – нечто более глубокое, чем просто дружеские чувства.

В 18-летнем возрасте, живя вдали от родителей, Глеб пригласил к себе знакомую девушку. Неожиданно эрекция оказалась настолько слабой, что близость едва удалась. На следующем свидании не было и этого, причём партнёрша сообщила, что и накануне акт был не влагалищным, а вестибулярным с фрикциями члена между половыми губами. Впавший в депрессию юноша, судорожно гадал, какая беда на него свалилась: “импотенция или гомосексуализм”?

Прежде его пару раз безуспешно пытались склонить к близости геи. Теперь он сам пошёл в гей-клуб, чтобы провести эксперимент с однополым партнёром. Акт успешно удался и был повторён трижды за ночь. Глеба, однако, многое не устраивало: во-первых, эрекция и оргазм показались ему гораздо слабее, чем при мастурбации; во-вторых, он вынужден был признать себя геем, вовсе того не желая. С тех пор он онанирует, прибегая к помощи гомосексуальной порнографии, для чего обзавёлся порнокассетами и компьютерными записями. Изредка молодой человек вступает в близость с кем-нибудь из сверстников, реже (“с голодухи”, по его выражению) – с мужчинами постарше. Гомосексуальная ориентация угнетает Глеба даже по мелочам: был бы “нормальным” – снимал бы квартиру на троих, соответственно своим небогатым материальным возможностям. А так приходиться прятать порнографию и придумывать предлоги, чтобы уклоняться от связей с женщинами. Дальнейшие перспективы и вовсе видятся ему в мрачных тонах: ни жениться, ни детьми не обзавестись; возможны осложнения и в плане профессиональной карьеры.

Глеб решился посетить врача, но то, как он сделал это, с головой выдаёт его невротические переживания. Всем своим видом молодой человек демонстрировал случайность своего прихода; он забежал как бы мимоходом, просто посоветоваться, не следует ли ему обратиться за консультацией к психологу? Ведь он вовсе не болен, хотя и недоволен своей сексуальностью. Нетрудно заметить явную неувязку: логичнее была бы противоположная ситуация, обращение за советом к психологу по поводу необходимости посещения сексологического кабинета. Не считая себя больным, Глеб, тем не менее, преследовал чёткую цель: “лечение” гомосексуальности. В том, что он принадлежит к сексуальному меньшинству, молодой человек не сомневался; вместе с тем, он тяготился своей гомосексуальностью.

В свете всего сказанного, понятна история с упущенным партнёром. Глеб всякий раз подыскивает партнёров поплоше, чтобы убедить себя в том, что он всё-таки не такой гей, как другие представители сексуального меньшинства, что он далёк от настоящей страсти, какую демонстрируют в гей-фильмах. Тот факт, что эта чужая страсть возбуждает его самого, и то, что, онанируя, он не просто отождествляет себя с участниками однополого акта, но и представляет своим партнёром упущенного красавца, вытеснен им из сознания напрочь.

Глеб привлекает к себе заинтересованное внимание и женщин, и геев. Он следит за своей внешностью, элегантно одевается; несмотря на дефицит времени, регулярно тренируется в спортзале. Появляясь на “плешке”, он всем своим видом намекает на существование невидимой грани между ним и остальными геями. Со стороны это выглядит немного комично. Остроязычные геи-“хабалки” говорят про таких: “Я не такая, я жду трамвая!”

Подчёркнутое презрение к гомосексуалам в сочетании с демонстрацией собственного превосходства над ними, заставляет думать о психологической защите по типу проекции. Проецируя свои чувства на геев, молодой человек выдаёт презрение к собственной гомосексуальности.

Всё сказанное свидетельствует о том, что вопреки отрицанию Глебом факта его заболевания (ещё один приём психологической защиты!), он всё-таки болен и нуждается в лечении. Речь идёт о невротическом развитии в рамках эго-дистонической формы гомосексуальности.

Таковы парадоксы гомосексуального влечения, порождённые интернализованной гомофобией. Невротическое отношение геев к себе и друг к другу делает их связи очень нестандартными и непредсказуемыми.

Для многих характерны попытки выхода в бисексуальность, заметно повышающую самоуважение геев, но они удаются далеко не всегда. Взять подобный барьер неоднократно пытался Артюр Рембо, но это оказалось ему не по плечу. Гениальный юноша-поэт дал грустный отчет о неудачной попытке осуществить близость с женщиной в стихотворении “Bottom”. С помощью врача адаптация в сексуальных отношениях с женщинами далась Андрею “Рембо” куда легче, чем Рембо настоящему.

Формы, которые принимает интернализованная гомофобия, многообразны. Это связано с особенностями личности и с наличием у пациента акцентуации характера того или иного типа. В качестве примера уместно провести анализ творчества писателей-геев.